Прислонившись спиной к остаткам обрушившейся хижины, Жизнь дышит, жадно вдыхает морозный воздух, шумно выдыхает облако — будто передразнивает замерзающего солдата.
Повторяет за ним; зябко поводит плечами, стучит зубами и раз в десять счётов склонившись вперёд обхватывает себя руками, хлопает ладонями по скрещённым ремням и смахивает налипший снег.
— Я просто хочу понять, — виновато пробормотал Жизнь, ему стыдно — до алых щёк.
Он не должен вмешиваться в интимность момента борьбы за существование — нарушать его таинство.
Но жажда ответа приковывает к месту, сменяет британский мундир на синие-белые обноски, оставляет без сапог.
И фальшивым голодом отзывается в животе.
— Я просто хочу понять, — неумело прокашлял Жизнь, его горло не разрывалось от холода — язык помнил сладкий вкус перезрелых фруктов, а не крови из растрескавшихся губ, — Почему вы продолжаете бороться, — он сдвинулся, ближе, к солдату, — Почему? Почему? Почему? — просьба у замедлившегося пульса.
— Долг, — сперва Жизнь различает бесцветный голос Смерти, а не видит её, — Свобода.
— Я понимаю, — Жизнь не обращает на неё внимания, — Но хочу ощутить — а не услышать, — он слишком увлёкся.
Ткнулся носом в ускользающий клочок дыхания солдата.
Украл.
Мог бы и ещё, но Смерть отдёрнула его за высокий ворот мундира:
— Хватит.
— Он не старший офицер, — запротестовал Жизнь.
— Ваше Святейшество, — Смерть держит крепко, — Он не заслуживает такого отношения.
— Тогда, как я узнаю? — Жизнь откинул голову.
Он не видел глаз Смерти за вуалью, но наделся, что смог бы увидеть в них понимание.
— Нет так, Ваше Святейшество, не так, — Смерть хотела сказать больше.
— Почему? — попавшие на щёки Жизни снежинки быстро таяли, скатывались слезами по румяной коже.
Призрак Дарующего обретал человеческую плотность.
— Я не позволю вам, — ладонь Смерти легла Жизни на подбородок, — Он не принадлежит ни мне, ни вам, — ласка сильная, почти болезненная.
Лишь бы удержать.
— Почему? — Жизнь тянется к Смерти.
— Я не могу, — Смерть не лжёт, признается.
Ей не нравится видеть Жизнь таким — он пугает её.
Своим упорством — своим…
— Найду другого, — пальцы Жизни сжались в кулак.
— Ваше Святейшество, мы должны уйти, — Смерть отказывает, рывком расправляет широкие чёрные крылья.
Вспарывает краями снег, бросив комья в опасно клюющего носом солдата.
Разбудила, и укрыла от взора Жизни.
— Нет, — под тенью мрачного оперения Жизнь мог только скалиться — он никогда не причинит вреда Смерти.
Даже в отчаянии.
— Нам пора, — взмах.
Они ушли, оставив на снегу короткое перо и свежий лист жёлудя.
***
— Почему? — Жизнь перевернулся на бок.
— Вы не должны, — отступив по бесконечной, исходящей от каждого шага белой рябью тьме Смерть отвела крылья за спину.
Вплела их в пышное воронье платье.
— Свора не ответит мне, — выгнувшись, Жизнь прикусил край ладони, он не отвёл глаз от истинного лица Смерти, — Она говорит на Plattdütsch.
— Любовь моя, — здесь, под высоко вращающимся над ними Колесом Истории, ей легче начать, — Ты останешься со мной.