— И обязательно было тащиться сюда? Неужели нельзя было потерпеть до его возвращения? — Сынмин допивает уже третью по счету чашку мятного чая, предложенную управляющей небольшого лесного домика, и с толикой истерии, прослеживаемой в движениях, откидывается на спинку кресла. Он не понимает, почему вдруг Минхо отправил Джисона на двухдневный отдых и снизошел до него в такой неподходящий момент. Он никогда дальше города не выбирался туда, где сеть ловит исключительно у познавших мастерство взбирания на трехметровые деревья; туда, где электричество это манна небесная и во благо его экономии по вечерам разжигают керосиновые лампы; туда, где нет практически никаких удобств, лишь туалет на улице и рукомойники с баней, в которые еще и воды надо натаскать. Собственными силами! Тихий ужас просто! Только человек без всякого намека на интеллект с охотной радостью променяет комфортные условия прогрессивной современности на это. И Чхве Ёнчоль, старикашка за шестьдесят, по душу которого они и приехали, оказался именно из таких людей. Эдаким любителем вещей своего века. Сынмин придерживается мнения, что там ему и следовало остаться.

— Какой же ты нытик, Сынмина, — Минхо берет печеньку в шоколадной глазури и подносит ко рту Сынмина, который хмурится и смотрит с непониманием, но когда ловит чужой взгляд, послушно кусает. — Мы всего лишь показываем хорошее отношение к потенциальному партнеру. В союзе, как бы это тривиально ни звучало, важно поддерживать дружеский дух. Впрочем, что объяснять, — просто посмотри на нас. У нас же все замечательно, верно? — хлопает глазами, очаровательно улыбаясь и пропихивая печенье дальше. Сынмин им едва не давится.

— Но он же, — Сынмин убирает чужую руку и придвигается ближе, понижая голос, чтобы их не услышали, — практически без своего места главы, про возраст я вообще молчу. Не было ли более разумно строить связи сразу же с его наследником, Со Чанбином?

— Сынмина, — заливисто смеется Минхо, словно услышал невероятно смешную шутку. — Не недооценивай господина Чхве, он еще всех нас переживет, — он вдруг резко успокаивается, заглядывая в окно, — если, конечно же, не наделает никаких глупостей.

Монотонное тиканье тяжелых настенных часов кажется Сынмину бесконечным. Он с отвращением смотрит на подлитый в чашку чай, который вскоре обязательно попросится обратно и ему совершенно не хочется думать о вынужденных неудобствах за пределами согретого домика, в очередной раз кидает взгляд на не меняющуюся картину за окном.

— Что-то он задерживается.

— Сынмина, в этом деле спешка совершенно ни к чему, — отмечает Минхо. — Как истинный любитель, он сейчас на одной волне с природой и времени совсем не ощущает. С его тягой к хвастовству, стоит ждать его только после удачного улова. И, — прерывает Сынмина, только открывшего рот, — предвосхищая твой вопрос, скажу, что осталось не так долго. Профессионализм и, если верить прогнозу, неприятные минус десять заставят его вернуться сюда как можно скорее.

— Хочется в это верить.

— И да, несмотря на то, что я иногда называю тебя рыбкой, эти милые существа слишком громкие для нашей встречи. Ну, знаешь, эти их щелчки, цоканье, писк и все прочее… В общем, забудь о своих рыбных привычках и покажи ему свои красивые зубки, когда будешь улыбаться.

Сынмин поджимает губы, не смея закатывать глаза, даже вопреки огромнейшему желанию. Словами не описать, насколько он недоволен рисующейся картиной: мало того, что его притащили сюда как какую-то карманную игрушку, так еще и права слова лишили. Он словно не глава престижного «красного» клана, а красивое приложение Ли Минхо.

Со стороны доносятся признаки жизни: скрип двери, тяжелый топот, металлический лязг и басистые мужские голоса, меж которых мелькает мягкий женский. Через пару минут в маленькой гостиной показывается старик Чхве, которому Минхо приветственно жмет руку, предварительно бросив в сторону Сынмина предостерегающий взгляд.

— Кажется, это наша первая встреча, господин Ким? — Ёнчоль по-старчески посмеивается, сияет чуть пожелтевшими зубами, щурит глаза, которых за морщинистыми щеками практически не видно, и принимает его рукопожатие.

— Пожалуй, господин Чхве. Не думаю, что ранее мне предоставлялась возможность увидеться с Вами лично, — Сынмин, как и было наказано, покладисто тянет улыбку.

— Неужели? — подает голос Минхо.

— Мы были знакомы с его отцом, да ты и сам наверняка знаешь, Минхо, — Ёнчоль кряхтя усаживается в кресло, — но вот со смерти старшего Кима как-то связи с Красной мафией подстерлись. С их подачи, кстати говоря, — несколько мрачновато припоминает. Джисон действительно оборвал некогда прочные связи. Приводил тысячу и одну причину тогда еще зеленому в плане управления кланом Сынмину, который доверился ему без всяких задних мыслей. Да и как-то замялось все. Сейчас становится несколько совестно за себя и свое неведение.

— Да, это мне хорошо известно, — кивает Минхо, под столом пиная залипшего в напряжении Сынмина. — По моему скромному мнению, ход был весьма и весьма неудачным. Хотя чего еще можно было ожидать от птенца, едва покинувшего родительское гнездо, верно? — поглядывает на Ёнчоля, ища одобрение, которое, к счастью, незамедлительно находит. — Как хорошо, что господин Ким теперь под моим крылышком, и ему есть у кого поучиться.

— Так слухи о вашем, скажем…

— Союзе, — подсказывает Минхо. — Правда.

Меж бровей Чхве закладывается глубокая впадинка, а сам он задумчиво кивает, потирая подбородок. По воздуху распыляется что-то тяжелое, давящее на сознание в эти долгие секунды тишины. Сынмин, не зная куда деть руки, тянется к чашке с чаем, которого он уже на год вперед напился.

— Итак, — разрезает звонким голосом гнетущую атмосферу Минхо, — первая встреча. Я бы предложил отметить ваше знакомство, но, боюсь, Вы, господин Чхве, все еще предпочитаете теплые травяные напитки крепким алкогольным? Если с прошлого раза ничего не изменилось, конечно же.

— Никакого алкоголя, — улыбается Ёнчоль.

— Тогда выпьем по чашке чая со сладостями? Заодно расскажете, как улов.

Сынмин чувствует комок желчи в горле при упоминании чая.

Оживившийся на любимой теме старик говорит без умолку, изредка прерываясь на поиск свеженьких фотографий и видео с разноразмерными рыбами. Пятнистая здоровенная форель извивается в его руках на очередных кадрах, а Чхве только хохочет, вспоминая как пол часа назад сражался с рыбиной, которую все никак не получалось вытянуть, но Боги сжалились над ним, позволив выхватить эту красотку. Восьмидесятисантиметровая рыба, как и полагается, далась лишь главному ловцу в лице Ёнчоля, обойдя другие наживки.

Минхо активно участвует в беседе, со знанием дела болтая о каких-то раттлинах и балансирах, чему Сынмин искренне удивляется. Кто-то вроде Минхо ему совершенно не представляется с удочкой в руках. Или, что еще отвратительнее, за выкапыванием червей, которых потом живьем предстоит насадить на металлические крюки. Хотя нет, если убрать грязь, последнее вполне подошло бы Минхо.

— Главным блюдом на столе в новогоднюю ночь будет, — мечтательно тянет Чхве, сглатывая слюну. Всей душой он находится уже там, за большим столом с плотной скатертью в окружении своей многочисленной семьи, воображает себе аромат той самой форели, запеченой с травами, которую так замечательно готовит вот уже не первый год. — Лет двадцать назад мы с твоим отцом, Минхо, такую макрель ловили, ты и представить себе не можешь. Сейчас такую днем с огнем не сыщешь. Эх, рано твой отец ушел. Сколько уже, десять лет прошло? — смачивает горло остывшим чаем, не обращая внимания на стихшего Минхо. — Должно быть я вас изрядно утомил. Так и по какой причине под самый новый год вы приехали ко мне в такую даль?

Минхо расслабляется на месте, похлопывает пару раз Сынмина по бедру, прося принести его дипломат.

Сынмин внутри кричит от злости — мальчиком на побегушках он только и не бывал. И тем не менее идет за сумкой, решая и дальше следовать вымеренной тактике — не бесить змея. Когда он возвращается, Минхо раскладывает перед внимательно наблюдающим Ёнчолем документы, а затем чуть подается вперед.

— Господин Чхве, не будете ли Вы против, если я обременю Вас некоторыми задумками?

— Касательно? — Ёнчоль рассматривает инвестиционные проекты, банковские выписки, сводит в голове цифры и несколько приходит в смятение.

— Нового способа заработка. Сочные цифры, правда? — довольно подмечает Минхо, видя непонимание в чужих глазах. — Вы могли бы так же, если не больше.

Ёнчоль откладывает бумаги, откидывается в кресле и складывает на животе руки в замок. Он готов выслушать.

— Введешь в курс дела?

— С удовольствием, — Минхо отпускает улыбку. — Постараюсь быть кратким. Мой покойный отец последние годы жизни пылал желанием сделать Белую мафию большим, чем просто каверским кланом, занимающим одну пятую территории острова. Словом, даже на смертном одре это желание его не покидало, и он вверил свои амбиции мне. Как сын я не мог отмахнуться от последнего слова отца. Очень долго думал, как мне поступить, и вот, к чему я пришел: дабы отдать дань уважения горячо любимому родителю, поклялся вытеснить с мирового рынка всех экспортеров героина и занять доминирующую позицию. Крепкие связи с «красными» успешно налажены, поддержка «зеленых» тоже имеется, дело за малым…

— Ты сказал что-то про героин? — обрывает его Чхве. — Минхо…

— Не спешите что-то говорить. Прошу, подумайте об этом максимально абстрактно. И забыв про совет, который, откровенно говоря, давно себя изжил как контролирующая инстанция.

Ёнчоль открывает рот в порыве что-то сказать, но сразу же закрывает его, смиренно принимая предложение о «подумать».

Сынмин пристально наблюдает за ним, смотрит за внутренними метаниями, которые безуспешно пытаются скрыть — сноровка уже не та, и переводит взгляд на Минхо. Тот кажется расслабленным, но и между его бровей пролегает глубокая впадинка, а под столом нервно дергается коленка.

— Допустим, — подает хриплый голос Ёнчоль. — Совет, возможно, мы можем себе позволить игнорировать, но что насчет «черных»? Ты не маленький, должен понимать, что все дела, происходящие на Кавере, курируются ими, хоть и косвенно.

— Господин Чхве, не могли бы Вы ответить на один вопрос? — Минхо сцепляет руки в замок, пряча половину лица, на котором словно все черты заостряются. Ёнчоль кивает. — Что есть у Черной мафии такого, чего нет у союза четырех кланов? Что и требовалось доказать, — Минхо усмехается, когда не слышит ответа. Лишь тишину, говорящую саму за себя. — Ни-че-го.

— Подожди. Мы не можем знать. Никто не может знать. Они по-настоящему невидимы, нет никакой информации о местонахождении их базы, точном количестве и вооружении.

— А что, если они не невидимы, а их попросту не существует? Как минимум не в том понимании, в каком все транслируют. Может, это хитрая уловка совета? Ходит два отряда для вида, а все накручивают себя с три короба. Как Вы уже ранее сказали: мы не можем знать.

— Мальчик… — Ёнчоль ошеломленно качает головой. — Но что ты собираешься делать, если все разговоры о «черных» правда?

— Для начала стоит это узнать. Я не боюсь открыть завесу тайны и явить миру правду. Но если мои суждения все же окажутся ошибочными, думаете, мы не сможем ничего противопоставить им? Я буду крайне разочарован, случись оно так.

— Лишь ради денег…

— За отца, — поправляет Минхо.

— Даже так… — Ёнчоль кусает губы и разглаживает пальцами складку на скатерти. — Вынужден отказать. Мой клан должен сменить главу, не самое лучшее время для подобных авантюр. Прости, Минхо.

Минхо хлопает глазами, словно перезагружаясь, и улыбается, возвращая себе прежнее спокойствие.

— Я все понимаю. Благодарю за то, что выслушали. Я могу рассчитывать на то, что этот разговор останется между нами?

— Разумеется.

— Замечательно. Господин Чхве, я слышал, что Ваше пребывание здесь затянется еще на два дня. Могли бы мы составить Вам компанию?

Ёнчоль смотрит на Минхо с приятным удивлением — он никак не ожидал, что глава «белых» захочет остаться. Сынмин, в противовес старику, глядит на змея с нескрываемым «обожанием». Никому компанию он составлять не хочет.

— Господин Ли… — шипит Сынмин, наклонившись к Минхо поближе. — Что это значит?

— Не бурчи, Сынмина, — щелкает его по носу, ловя прожигающий взгляд. — Твоих подружек в проруби покажу. Тебе понравится, обещаю.

***

Встреча с Чхве Ёнчолем внесла некоторые коррективы в ближайшие планы Минхо, оставив за собой горстку нерешенных вопросов и породив некоторые проблемы, без которых он и дня не проводит. Что ж, это из тех вещей, к которым ты рано или поздно привыкаешь.

Было в этом двухдневном приключении и место для маленького счастья, для времени свободного от мелких беспокойств. Остаться практически наедине с природой в понимании Минхо — не испытание свыше, а награда за проделанную работу. Легкий морозец, сковавший широкую реку, свежий воздух и пятнистые рыбешки до сих пор приятно отзываются в сердце.

Даже поначалу ворчащий Сынмин сдался к концу первого дня, пытаясь принять ситуацию. Упрямился, не желая даже пробовать новое для себя дело, но позже переступал через своё «фе» по отношению к трепыхающейся рыбе и увлеченно нанизывал приманку вслед за Минхо. Порой глупые вопросы, тихие ругательства в адрес игнорирующей рыбы, визг после пойманной добычи, что отчаянно дергалась и марала белую куртку сопровождались тихим смехом на отвлекающие от процесса анекдоты, покрасневшим носом и смешное чихание.

Минхо не может не улыбнуться, вспоминая неожиданно детское поведение главы «красных».

Закончить с работой хочется до нового года, чтобы наконец провести праздник как все нормальные люди, но и безвылазно торчать в кабинете не лучший вариант, поэтому, захватив ноутбук, Минхо устроился в гостиной, где кофейный столик вмещает большее количество чашек с зеленым чаем, от которого он все еще не устал.

Через полтора часа в глазах немного плывет, поэтому Минхо берет короткий перерыв, удобнее устраиваясь на диване и бесцельно щелкает каналы, выбирая что-то нейтральное. Спорт и сериалы идут мимо, жути и без новостного хватает, поэтому он останавливается на чем-то вроде National Geographic. Его большой полупустой дом совершенно не был пригоден для пушистых друзей, за которыми тут смотреть особо некому, поэтому приходится наслаждаться случайными встречами с бродяжками или смотреть на большой экран, представляя мягкость шерстки.

Откинувшись на мягкую спинку дивана с очередной чашечкой и прикрыв глаза, Минхо наконец нашел самое комфортное положение. Где-то на фоне пошли истории о грызунах, что вообще-то не самое приятное, но шевелиться ради переключения канала слишком лень, но на потягивание чая сил все еще хватает.

«Ранее среди моряков существовал миф, согласно которому крысы, бегущие с судна, даже если то привязано в порту, означали надвигающуюся катастрофу»

— Господин Ли, — Гилберт отвлекает от мыслей о предчувствующих крысиных тушках.

— Да?

— Со мной только что связалась жена господина Пака, давнего друга вашего отца, с которым вы не так давно пересекались на поминальном вечере и сообщила скорбную весть о его кончине этой ночью. Остановка сердца вследствие передозировки наркотическими веществами.

— Какая жалость, — хмыкает Минхо и делает очередной глоток чая. — Но остывший чай меня больше огорчает.

— Я подам свежий.

— Не нужно. Лучше, — проверяет время на позолоченном циферблате часов, украшающих его запястье. — подай кофе. С одной ложкой сахара и сливками. Феликс с минуты на минуту прибудет.

— Что-нибудь еще?

— Отправь госпоже Пак цветы в знак соболезнования.

Гилберт коротко кланяется, оставляя Минхо наедине с внезапной новостью. Честно говоря, все случившееся не вызывает и капли сожаления, Пак лишь взял все то, что ему причиталось за его длинный язык. Жирные накопления деяний и неосторожных слов прогнившего насквозь человека подошли к логическому концу.

— Привет. Что-то случилось? — напротив устраивается Феликс согревая руки о чашку со своим горячим кофе. Видимо по пути успел перехватить. — Выражение лица у тебя такое сложное просто, — отвечает на немой вопрос.

Минхо отрицательно мотает головой и, оставляя недопитый чай, находит пульт, чтобы убавить громкость. Не для декоративных мышек время.

— Перейду сразу к делу, — обращается он к Феликсу. — Как ты знаешь, я наведывался к старику Чхве с весьма заманчивым предложением, которое он отверг. Буду честным, я был немного удивлен, но сейчас не об этом. В течение первого квартала нового года глава «желтых» должен смениться. Старик Ёнчоль уступит свое место более сговорчивому кандидату, но будет тянуть с этим до последнего, а это совершенно не вписывается в мои планы. Мы должны ускорить процедуру передачи поста главы и я хочу, чтобы ты мне с этим помог.

— Когда? — Феликс задает один единственный вопрос.

— В новый год он соберет половину своего семейства, желая совместить празднование нового года и своего недавно прошедшего дня рождения, поэтому соваться туда в скором времени опасно. Думаю, ближе к середине января. В любом случае, я все равно позже сообщу тебе точную дату, когда вся эта «желтуха» рассосется по домам. И с ним нужно покончить максимально тихо и осторожно.

— Сделаю все в лучшем виде, — обещает Феликс, растягивая губы в улыбке и, повторяя за Минхо, откидывается на спинку кресла, расслабляясь.

Минхо не пересекался с Феликсом около двух недель и весь вид младшего сейчас кажется немного странным, не таким каким он привык его видеть.

— У тебя все в порядке? — осторожно интересуется Минхо.

— М, о чем ты? — удивляется Феликс.

— Ты хорошо спишь? Выглядишь…

— А ты об этом, — по-доброму усмехается. — Небольшая сонливость и только. Месяц выдался не самым простым. Но за эти выходные все придет в норму, обещаю, — заверяет.

— Что ж, ты должен сдержать это обещание. Но если вдруг…

— Обязательно сообщу, если станет хуже. Боже, что такого произошло за эти праздники, что ты стал похож на мягкую зефирку, — наигранно цокает Феликс, готовый к последствиям такого сравнения.

Минхо зависает, пялясь на Феликса и пытаясь переварить столь неожиданный комментарий.

— Знаешь, я пожалуй пойду, — Феликс вовсю строит план отступления на случай, если ему все-таки достанется.

— Что, твоя сахарная вата растает без тебя? — смеется Минхо, наблюдая за чуть оживившимся Феликсом. — Подожди, — просит. Поднявшись со своего места скрывается за дверью кабинета.

Только шелест перебираемых документов, которыми завален стол, слышится из-за приоткрытой двери и Феликс совершенно не представляет чего ему ожидать.

— Чуть не забыл. — быстро возвращается Минхо, держа в руках небольшой сверток в красной шуршащей бумаге. — Я хотел отдать тебе на рождество, но не сложилось, — виновато улыбается.

— Могу я посмотреть?

— Да, твое же.

Феликс аккуратно развязывает пышный бант и пытается подцепить обертку подарка. Цветная бумага легко рвется на части, являя любопытному взгляду твердый, местами потертый, переплет. Феликс проводит пальцами по золотистым буквам и совершенно не верит в реальность происходящего. Большой, потрепанный жизнью, сборник сказок, которые читала мама перед сном. Единственная вещь, напоминающая о тех светлых временах так приятно лежит в его маленьких ладонях. Слезы подкатывают, но Феликс держится. Хочет вымолвить хоть слово, но ком в горле не дает.

Феликс откладывает свое детство, заключенное в пожелтевших страницах, на кресло и, поднявшись, заключает Минхо в объятия, которые громче всех возможных слов на свете.

Минхо немного теряется.

— Как? — шмыгает в плечо Феликс, давая волю эмоциям.

— Ну вот так, — неловко отвечает Минхо, поглаживая спину в вязаном свитере.

— Мне нечего дать тебе в ответ.

— Все хорошо. Забирай свои сказки и беги домой отдыхать. Не отвлекай от работы, — по-доброму ворчит, выворачиваясь из объятий и выпроваживая.

Феликс еще долго благодарит и, уходя, желает счастливого нового года. Долго топчется в коридоре, натягивая обувь и болтая с Гилбертом. Вскоре за Феликсом закрывается входная дверь и Минхо, стоя у окна, взглядом провожает его, бережно прижимающего к груди подарок.

— Твое доброе сердце… Чем не подарок? — в пустоту задает вопрос. — И когда ты успел так вырасти.

***

В салоне машины гнетуще тихо. Холод вытанцовывает по воздуху, морозит его и двух парней. Одного — сконцентрированного на работе, другого — с трудом удерживающего себя от очередного зевка.

Феликс не понимает, когда успел накопить столько долгов перед своим организмом за отдых. Усталость стучит по черепной коробке маленьким молоточком, давит на виски и наливает глаза тяжестью. Тело постепенно обмякает в кресле, перестает сопротивляться желанному сну, поэтому он чуть поворачивается корпусом к своему вынужденному напарнику на сегодняшний вечер, и сообщает, что немного прогуляется. Его слова остаются неуслышанными — Рик всегда работает увлеченно, с полным погружением в процесс. Особенно когда случаи интересные. А взлом охранной системы загородного дома главы Желтой мафии как раз попадает под это определение.

Феликс открывает дверь и оставляет парня наедине с ноутбуком с выведенными на экран изображениями с камер видеонаблюдения.

Когда Минхо попросил заняться Чхве Ёнчолем, Феликс в тот же день стал рассматривать способы проникновения к «желтым». Вариантов было не так много, но, к счастью, очень скоро подвернулся наиболее удачный. Причем настолько, что поначалу настораживало, но Феликс нарек свои сомнения глупыми.

Тан просматривал при нем сайт, где работодатели размещают свободные вакансии. Объявление со ставкой на полный рабочий день случайно зацепило внимание Феликса — в загородный дом со знакомым адресом требовался дворецкий. Вечером, по пути от Тана он зашел в сотовый, купил телефон, оформив его на сделанные специально для таких случаев фальшивые документы, нашел то объявление, созвонился с управляющей дома и договорился о собеседовании. Телефон сразу же оказался в ближайшей урне с заведомо сломанной симкой, а сам Феликс побежал домой.

Минхо нашел ему одного неклейменого змея, которого они и отправили в логово старика Чхве. Через неделю у Феликса на руках был подробный план особняка, расписание охраны, пропускного пункта, расположение всех камер и распорядок дня Ёнчоля.

В общем говоря, никаких заминок на первом этапе подготовки к миссии, даже сейчас все идет как по маслу, однако все равно как-то не по себе. Необъяснимый мандраж.

Феликс шмыгает носом под маской, прячет руки в карманы куртки и проходит чуть вглубь соснового бора. Под подошвой хрустит снег, отсвечивающий лунный свет, которого совсем не скрывает чистое ночное небо над головой. Он бы оценил красоту момента и сказочность хвойных белоснежных веток. Даже допустил бы мысль о том, как хорошо было бы прогуляться здесь с Чаном, но зарекся не думать о нем во время миссий.

В двенадцатом часу Рик сообщает о том, что «дом спит» и можно начинать. Феликс цепляет на ухо гарнитуру для связи с ним и зависает над футлярчиком, внутри которого ударная доза инсулина.

Еще одна удача, подвернувшаяся Феликсу при подготовке к выполнению этого задания — сахарный диабет. Тщательно скрываемый, разумеется, но достать медицинские карточки Ёнчоля не оказалось проблемой. В какой-то степени Чанбин приложил к этому руку, оставив без ведома свой рабочий компьютер. Пусть и с подачи Феликса, устроившего при нем театр одного актера. Но все равно он благодарен ему отчасти — хотя бы за то, что повелся.

То, что Чанбин является лечащим врачом своего дяди, не оказалось удивлением. А вот болезнь второго — да. И очень приятным. Вколоть диабетику повышенную дозу инсулина — идеальное преступление. Тихо и под видом болезни — как по заказу Минхо.

Феликс в последний раз делает глубокий вдох и выдох, пытаясь прогнать засевшие в голове мысли. «Ты не делаешь ничего нового. Все получится. Как и всегда», — убеждает себя внутри, успокаивая чуть ускорившееся сердцебиение.

Путь к особняку они выбрали не самый простой; густые сосновые посадки пропускают меньше света, но ночь ясная и круглая луна все еще служит хорошим фонарем. Деревья хаотично цепляются колючими ветвями где-то сверху, бросая тени, которые путают, и Феликс несколько раз оступается из-за неровной снежной поверхности.

От их автомобиля до особняка Чхве около четырехсот метров. Из-за воздушного, никем не притоптанного снега идти намного тяжелее, но также это дает им некоторую надежду уйти как можно незаметнее после выполненного задания.

Две — три минуты, на которые они рассчитывали изначально, превращаются в шесть. К обнесенному тяжелым каменным забором дому приходится идти в гору. Если убегать этим же путем, придется быть максимально аккуратным, чтобы не скатиться вниз, собирая старые стволы деревьев телом.

— Я на месте, — отчитывается Феликс.

— Я отключил две камеры, выходящие на задний двор. Держись беседки.

Феликс примеряется к чуть заледеневшим камням, через которые придется лезть. Он нащупывает мелкие выступы, за которые можно зацепиться, и от сердца отлегает. Высоко, но если тело не подведет и он удачно ухватится, это должно сработать.

— Погоди, двое застряли возле гаража с передней части дома. Ну же, валите уже, — ругается в наушник Рик.

— Как далеко от меня будут, если…

— Не вариант. Меньше пятидесяти метров. О, наконец-то, они пошли к главному входу, твой выход.

Феликс втискивает носок ботинка в маленькую щель между камнями и, делая упор на ногу, подталкивает тело вверх, цепляясь руками за верх. Второй ногой нащупывает, еще один, ранее обнаруженный выступ, и подтягивается выше. Скользкая поверхность заставляет изрядно попотеть.

Глубоко вдыхая морозный воздух, он выпускает крупные клубы пара, которые противно оседают на одежде.

Найдя еще парочку щелей, Феликс наконец подтягивает тело наверх, переваливаясь через забор. Вдоль растущие низкорослые хвойные деревья чуть не становятся шумной катастрофой, но Феликс вовремя их замечает и приземляется, не задев молодые ветки.

После длинной дороги, испещренной мелкими сугробами и не самого простого преодоления высоты, ноги подкашиваются, пробиваемые мелкой дрожью.

— Все в порядке? — обеспокоенно спрашивает Рик, слыша сбитое дыхание.

— Д-да.

Феликс ступает медленно, прислушивается к каждому своему шагу, не имея права на ошибку.

Обогнув беседку, выбирается на расчищенную дорожку, где можно ускорить шаг, не боясь быть громким. Он мигом добирается до задней двери.

Приподняв кепку, Феликс вытаскивает шпильку из аккуратно собранного хвоста. Металл легко разгибается, готовый к новой работе. Феликс торопится, проталкивая «ключ». Металл скребет, то и дело застревая внутри. Лезть через окно — запасной вариант, к которому не хотелось бы прибегать. Прикладывая больше сил, крутя в разные стороны, Феликс начинает нервничать.

— Феликс, поторопись, эти двое внезапно выдвинулись на обход. Зайдут с обеих сторон.

Шпилька проворачивается еще раз и замок щелкает. Рука чуть толкает дверь, чтобы следом мягко прикрыть, когда он оказывается внутри. Сразу же становится душно от разницы температур, молния на куртке расстегивается, рукава закатываются. Через маску на лице доносится запах порошка. Феликс всматривается в темноту помещения и замечает стиральные машины, корзины с бельем и нагромождения одежды. Прачечная.

Он поднимает с пола полотенце и наспех обтирает подошву на ботинках, избавляясь от растаявшего снега. Оставлять за собой следы ни к чему.

Небольшая лестница приводит его на пустующую кухню, из которой Феликс попадает прямиком в гостиную. Там тихонько гудит аквариумный компрессор и беззвучно работает телевизор. Глаза пробегаются по каждому углу, убеждаясь в отсутствии посторонних, и останавливаются на винтовой лестнице, по примерным расчетам ведущей на второй этаж. Туда-то ему и надо.

Феликс делает на пробу шаг, мраморная плитка, на пороге сменившая ламинат орехового цвета, пронзает пространство звучным скрипом от соприкосновения с резиной. Он кусает щеку, медленно вздыхает, ступает мягче, точнее. Когда его ноги оказываются на протяжном паласе, Феликс кое-что подмечает.

— Твою же…

Слова срываются с губ самопроизвольно, а натренированное тело, кажется, падает на пол еще за целое мгновение до того, как стену напротив прошивает автоматной очередью.

Под подошвой скрипело не у него.

— В чем дело? — раздается скованный напряжением голос Рика.

Феликс отползает за диван, достает из-за пояса пистолет и снимает его с предохранителя. Мужчина, стрелявший в него, падает замертво. Он снова прячется, слыша, как помещение заполняет все больше и больше народа, а воздух — клацанье оружия.

— Меня ждали, — Феликс сухо усмехается.

Оглушающие звуки выстрелов мешаются с голосами охранников Чхве, приказывающих опустить оружие и сдаться. Короткие вылазки из-за дивана для очередной атаки почти бесполезны, слишком маленький угол обзора не дает подсчитать примерное количество вооруженных, приходится ориентироваться на слух.

В слабом освещении Феликс мажет дважды, разбивает вазу и пробивает стену. Ошибки обходятся непозволительно дорого, патроны подходят к концу.

Четко проработанный план, основанный на информации из надежных рук рассыпается на глазах. Где все пошло не так?

Предполагая разные исходы, Феликс имел при себе чертов пистолет, который теперь бесполезно щелкает, истратив весь запас.

— Черт, — Феликс проклинает себя за неосторожность, из-за которой он оказался в подобном положении.

Прекращение ответного огня, заставляет крупную мужскую фигуру усмехнуться. Что же, ночной «‎гость»‎ перезаряжаться не торопится и шансов уйти у него не остается.

Еще несколько охранников заходят с разных сторон, приближаясь к дивану и держа парня на прицеле.

— А теперь, — пол скрипит совсем близко, — ты поднимешь свои руки и выйдешь сюда. Я дам тебе шанс раскаяться и сдать заказчика.

Феликс играет желваками на лице, сверля взглядом пол перед собой. Мысли в голове мечутся от одной к другой. Он спешно пытается понять, как теперь быть. Раздраженный вздох над головой и замах прикладом заставляют оживиться.

— Что? — Феликс наконец поднимается с пола, но руки ни в коем случае не поднимает — он еще не признает поражение. — Неужели поверишь на слово наемнику?

Мужчина поднимает бровь, с надменной усмешкой оглядывая его, и хохочет. Разумеется, ни о каких шансах тут речь не идет.

— Порой даже наемники с пистолетом у виска выдают самые правдивые вещи, — он делает пару шагов к Феликсу и цепко вглядывается в его лицо, наполовину закрытое маской. — А как охотно они выдают правду, когда их кожа медленно расстается с плотью. Когда-нибудь видел, как свежуют человека? Хотя, — мужчина скалится, — откуда крысе, орудующей исподтишка, знать всю подноготную преступного мира, правда?

Феликс крепче хватается за рукоятку пистолета, сдерживаясь, чтобы не заехать по лицу напротив. Мужчина до омерзения горд собой и тем, какую жизнь он живет. Его в какой-то степени становится жаль, но в этих стенах жалости нет места. Здесь только он и обстоятельство. Порог между жизнью и смертью, за который нельзя ступать, и уже проваленная миссия.

В правом ухе уже пятнадцать секунд как шипит тишина — их связь с Риком заглушили. Феликс лишь надеется, что за парнем не отправили отряд и ему не пришлось уехать спасаясь. Будет весьма проблематично возвращаться без машины. Но об этом потом — сейчас надо выбраться. К счастью, взбудораженный мозг подает идею.

— А ты… — Феликс отступает назад, утыкаясь спиной в дуло автомата, чем напрягает держащего его бойца. — А ты, значит, натаскан в этом деле, да? — Мужчина заинтересованно ведет подбородком, уже открывая рот и собираясь что-то сказать, как его перебивают. — Тогда должен знать, на что идут киллеры ради доведения дела до конца.

В чужих глазах собирается непонимание.

— Ын Сухо. Отработал в этом доме две недели на должности дворецкого, а затем бесследно исчез, — ровным голосом транслирует Феликс.

— При чем здесь?.. — мужчина недоуменно кривится, а потом мышцы его лица резко расслабляются. В его выражении легко читается озарение. Феликс специально молчит, давая ему сложить все кусочки пазла самостоятельно.

— В доме заложена взрывчатка, — резко выпаливает. Все в гостиной замирают, и Феликс понимает — вот оно. Он круто разворачивается, хватается левой рукой за предплечье парня, тянет на себя и пинает в пах. Тело на секунду стопорится от странных ощущений в мышцах. Феликс необычайно слаб. Он смаргивает наваждение и подхватывает парня — как только в его руках оказывается автомат, Феликс прикрывается чужой тушей от града пуль, последовавшего за всеми действиями.

Разумеется, никакой взрывчатки и в помине нет, хотя сейчас она была бы очень кстати. Да хотя бы бутафорный детонатор, которым можно было бы пригрозить и покинуть дом Чхве. Но и его нет. Как и четкого плана. Феликс только теперь в полной мере ощущает себя в ловушке — просто выбраться, оставив столько свидетелей, нельзя, но главная проблема в том, что убить такое количество людей он тоже не может. Такая резня в будущем привлечет слишком много внимания. От последствий Белой мафии тогда не отделаться.

Отступив по лестнице вверх, Феликс спускает по ней бездыханное тело, на пары секунд преграждая другим путь.

Бежать. Единственный выход отсюда — бежать без оглядки, пока кто-нибудь из охраны не подстрелил, иначе живым он отсюда не выйдет. Сверхсила, все это время защищавшая, впервые чувствуется так.

Феликс не успевает перемахнуть через последние ступеньки, ведущие на второй этаж, как крупный мужчина, спотыкаясь, хватает его за ноги и резко дергает вниз, пытаясь подмять под себя. Оружие выскальзывает из рук, Феликс бьется грудью и подбородком о край ступени, боль прошибает тело, лишая возможности сделать вдох. Охранник, пользуясь моментом, грубо стискивает феликсовы бока, протаскивая за собой по лестнице. Собрав оставшиеся крупинки энергии, Феликс пинает куда придется и подтягивается вверх, нащупывая автомат. Он вовремя успевает повернуться и выпустить пулю прямо в лоб. Очередной защитник дома «‎желтых»‎, гремя костями, съезжает вниз.

Через боль, Феликс поднимается и, наконец, оказывается на втором этаже. Коридор встречает тусклым светом настенных ламп и десятком одинаковых дверей.

Благодаря Сухо, в голове держится план этажа, со всеми возможностями выхода. Через окно, конечно же.

Подстегиваемый звуками перезаряжаемого оружия и тяжелыми шагами по деревянной лестнице, Феликс моментально принимает решение скрыться в одной из дальних гостевых спален.

За закрытой дверью, по его душу, разбредаются по комнатам еще около десятка человек.

У него совсем немного времени для того, чтобы открыть дверь на балкон, откуда можно будет перелезть на крышу гаража и спрыгнуть вниз.

Феликс дергает раздвижную дверь, но та не поддается. Вместе с очередным нервным рывком он слышит как дверь за ним открывается, пропуская человека. Он напряженно замирает, не оборачиваясь и прислушиваясь к чужим шагам. Тело незаметно принимает боевую стойку, готовое обороняться. Когда его «гость» наконец останавливается, даже не думая нападать, Феликс слегка теряется и разворачивается, настороженно оглядываясь. Лицо мужчины напротив не выражает никаких эмоций. Он выглядит так, словно не заинтересован в происходящем. Феликс хмурится, не зная, чего от него ожидать. Однако время сейчас слишком ценно, чтобы так беспечно тратить его, пытаясь узнать, что на уме у человека, которого он видит первый раз в жизни. Вместо этого Феликс принимает единственное разумное на этот момент решение — избавиться от него и вернуться к своему побегу.

Он скидывает с плеча прихваченный автомат, воспользоваться которым равно сдать всему дому свое местоположение, и делает выпад. Тело ожидаемо обессилено, из-за чего Феликс мысленно сокрушается.

Мужчина перехватывает его руку в запястье, чуть отклоняясь корпусом в сторону, и замахивается свободной рукой для удара. Феликс толкает его подошвой в живот, жертвуя своим лицом, по левой стороне которого незамедлительно расползается онемение. Он болезненно мычит, но со следующим ударом не медлит — возвращает долг и проходится кулаком по чужой скуле. Мужчина неряшливо отшатывается, сплевывает кровь и награждает Феликса все таким же прохладным взглядом.

Феликс начинает паниковать. За дверью с каждой секундой рождается все больше и больше суеты, а непредвиденные обстоятельства начинают доставлять огромные проблемы и вместе с тем нещадно резать вероятность выбраться отсюда. Живым, имеется в виду. Мертвым его отсюда вынесут с превеликим удовольствием.

— Этого для приветствия было достаточно или ты все еще не успокоился? — вдруг подает голос мужчина. — В любом случае, на большее у нас нет времени. Лови, — мужчина достает из внутреннего кармана небольшой сверток и кидает Феликсу в руки.

— Что это?

— Ампула адреналина. Твое состояние — результат его недостатка в крови. Так вышло, что выброс намеренно был заторможен. Удивительно, что ты не знаешь как работает твой организм.

— Удивительно, что ты об этом так много знаешь, — зло смотрит Феликс. — Почему я должен тебе верить?

— Потому что у тебя нет выбора? Эта доза — твой единственный шанс уйти живым.

Дикая боль, подступившая со всех сторон напоминает о себе, убеждая принять единственно верное решение.

— Как быстро оно подействует? — мужчина обходит Феликса и помогает открыть балконную дверь. Стеклянные полотна разъезжаются легко и тихо, пропуская холодный воздух.

— От двух минут, — Феликс шипит, прокалывая кожу тонкой иглой.

— Я избавлюсь от этого, — мужчина забирает пустую ампулу и шприц, пряча обратно во внутренний карман.

Он в спешке помогает Феликсу перелезть через заледеневшие перила балкона и закрывает за ним дверь.

Феликс скользит по заснеженной поверхности к самому краю, чтобы уцепиться за водосточный желоб для спуска вниз, как за спиной, в комнате, из которой он бежал, раздается пара выстрелов.

Сердце пропускает удар, он решительно движется, запрещая себе медлить, скатывается по металлической трубе и морщится от боли в ребре ладони — зацепился за хомут. Капли крови брызгают на белоснежный снег, Феликс обтирает разодранную кожу об себя и бежит в сторону забора. Каменная преграда все такая же жгуче ледяная, когда он хватается за нее, и кажется теперь практически непреодолимой. Он рычит от бессилия, тянет свое кажущееся сейчас бесполезным тело наверх и скорее переваливается через нее, нежели перебирается. С разбитых губ срывается жалобный стон, стоит ему свалиться на землю. В этот раз достается правому плечу. Феликс толкается левой рукой и разваливается на спине.

В голове закручивается ураган из злых мыслей, но он концентрируется на физических ощущениях.

Ни-че-го.

Феликс сомневается, что тот мужчина сказал ему правду. Это вызывает секундную ярость, потому что ситуация требует честности, он требует сотрудничества и нуждается в помощи. Однако он помог ему выйти за стены дома, а это уже что-то. Феликс надеется, что его не нафаршировали свинцом под завязку, но возвращаться, чтобы в этом убедиться, он определенно не станет.

Усмешка.

Он как никогда беззащитен, забит как брошенный уличный щенок, валяется в грязном месиве земли и снега и беспокоится о незнакомце. Феликс стал таким мягким. Прямо как хлебный мякиш, до кучи вымоченный в воде. Если подумать, он всегда таким был. Тогда, в детстве, еще до начала всего этого ужаса. Просто Чан придал ему смелости не прятаться и достать это из себя.

Чан…

Феликс позволяет себе эту слабость и задается вопросом: интересно, чем он сейчас занимается? Наверное, смотрит какой-нибудь документальный фильм про океан и его обитателей. Наверняка даже не подозревает, что Феликс сейчас рискует жизнью и висит на волоске. А мог бы обнимать чужую талию, периодически поправлять сползающий с крепкого торса плед и шутливо, но не безосновательно ворчать — у них в квартирке сквозит, никакая пенка и толстые одеяла не спасают от неутепленного балкона.

Феликс давит зарождающийся всхлип и прислушивается ко множеству приближающихся криков.

«Если ты сейчас же не поднимешься, у тебя есть все шансы стать кормом для стаи ёнчолевских пираний», — думает Феликс, ясно представляя, как все еще бодрая толпа вооруженных людей, вероятнее всего, уже вызвавшая подмогу, вот-вот перемахнет вслед за ним и, окружив, набросится и растерзает, не оставив и следа.

«Ты не можешь позволить себе такую глупость»

«С первых и до последних цветов похутукавы я буду с тобой. Обещаю», — отзываются собственные слова где-то глубоко внутри, медленно разжигая притупившееся за последние несколько недель чувство.

Число сердечных сокращений увеличивается, повышается уровень артериального давления. Феликс почти ощущает, как в его теле, щелкая один за другим, начинают работать все механизмы. Животный страх, наконец, берет верх, притупляя боль и прося бежать без оглядки.

Стерев грязным рукавом подступившие слезы, Феликс отрывает от земли тяжелое тело. С первым же рывком удается встать на чуть дрожащие ноги.

Он бредет меж стволами старых сосен, ускоряясь на притоптанных участках и все еще слышит голоса, преследующие его. Слабый свет их фонариков редко пробивается сквозь плотно посаженые деревья, но движутся они в верном направлении.

За это короткое время собственные следы замело, или просто Феликс в какой-то момент сбился с пути и теперь бредет черт знает куда, лишь бы дальше от дома «желтых»?

— .ликс? Ты меня слышишь? — из наушника раздается почти забытый голос.

— Рик? Ты жив, — из груди вырывается облегченный выдох.

— Как обстоят дела?

— Миссия провалена, мне удалось выбраться, но меня преследуют, — Феликс слегка замедляется, с каждым шагом все сильнее проваливаясь в сугробы. — Черт, думаю, я потерялся.

— Это плохо. Я отслежу тебя и подхвачу. Оставайся на месте столько, сколько сможешь.

— Понял.

Феликс останавливается, здоровым плечом облокачиваясь о дерево, и переводит дыхание. В ушах внезапно поднимается шум, голову стискивает так, словно кто-то зажал ее в стальных тисках с четким намерением раздавить. Весь мир вокруг смолкает, и нет ничего, кроме хорошо знакомых мотивов разрывающегося в груди сердца. А затем легкие наполняются кислородом, каждая клеточка питается долгожданной энергией, которая волной проносится по всему организму, и Феликс расслабленно оседает на землю.

Наконец все поглощает покой и безмятежность. Становится попросту все равно.

На переживания касательно того, сможет ли он в итоге уйти живым. На резко упавшую на снег тень от его фигуры. На ставшие слишком громкими басовитые голоса. Да даже на то, что в районе левой лопатки секунду погодя разливается обжигающая боль и его тело валится на снег, пигментируя его в глубокий красный.

Феликса слегка потряхивает, когда его пинком под ребро переворачивают на спину, чтобы приставить ко лбу дуло автомата и пометить дело по поимке киллера статусом «выполнено». Он жмурит глаза и хрипит так, словно готов сделать свой последний вдох.

Это далеко не так.

Потому что Феликс здесь явно не тот, кто собирается в объятия смерти. Сегодня он откупится от нее жизнями других. Теперь это возможно.

Вопль пронзает всю округу, когда Феликс, неожиданно поднявшись, выбивает автомат из рук мужчины и с неподобающей подстреленному и донельзя изнеможённому человеку вырывает ему руку. Феликс отрешенно выкидывает конечность и хватается за горло кричащего. Один миг, и наполненные первобытным ужасом глаза напротив потухают.

Феликс отпускает обмякшее тело и вытирает об себя ладонь, которой раздавил чужую глотку, точно мармеладный шарик.

Второй мужчина, что до сих пор ошеломленно стоял в стороне, наблюдая за его зверствами, просто с криком бросается в бой с кулаками. Очень отчаянно и глупо. Но Феликс его понимает и ни в коем случае не осуждает — если бы он столкнулся с собой, то поступил бы еще куда более опрометчиво. Особенно сейчас, когда его стимулирует введенная доза адреналина. Лишить кого-то руки это малое, что он может сделать. Где потолок — не знает даже сам. А неизвестность пугает всякого.

Шаг назад, уворот и захват правой рукой. Поврежденное плечо дает о себе знать, когда мужчина дергается, Феликс шипит, дергает брыкающееся тело на себя и не рассчитывает силу, сворачивая шею.

Алые брызги, запятнавшие блестящий под лунным светом снег, уродливо расползлись под обезображенными телами. Количество крови (его и не только) пролитой этим вечером почти бьет все рекорды. Это дело определенно одно из самых грязных, как те, когда он только начинал. Феликсу немного стыдно за это безобразие, но голова сейчас занята абсолютно другим, и корить себя за неаккуратное исполнение попросту нет сил.

Феликс очень хочет верить в благоразумие оставшихся членов охраны и надеется на их решение отступить при виде растерзанных коллег, сваленных уродливой кучкой. Однако, поверни они назад, их, вероятнее всего, будет ждать расправа за неисполнение рабочих обязанностей. Все эти люди вскоре встанут перед выбором: угодить в лапы зверя, надеясь на численное преимущество и оружие, или же вернуться с опущенными головами в дом Ёнчоля и сказать, что упустили полумертвого мальчишку, который желал смерти их господину.

Что же они предпочтут?