Запах медикаментов и равномерный писк кардиомонитора были первым, что зафиксировал Девятый, приходя в сознание после искусственной комы. На лицо что-то давило, было трудно понять, где он и что с ним, но спустя некоторое время юноша нашёл в себе силы открыть глаза. Помещение, где он находился, было окутано полумраком из-за плотно закрытых занавесок, что уберегло глаза от боли. Белый потолок и нависающие со всех сторон незнакомые люди, также во всём белом. Первой мыслью Девятого было что он вернулся в «Поселение» и перед ним вновь оказались учёные-медики. Страшно захотелось отгородиться от столь пристального к себе внимания, но руки почему-то совершенно не слушались, лишь немного поднялись над постелью.
— Тише-тише, всё хорошо, малыш. Ты в больнице. — Один из незнакомцев снял с лица марлевую повязку, ободряюще улыбнулся. Потом повернулся куда-то назад: — Он проснулся.
«Больница? Значит, не «Поселение» и это нормальные врачи. Надеюсь». — Подросток обеспокоенно осматривался, насколько мог пошевелиться, на всякий случай пытаясь понять, как можно сбежать. Вот только тело словно одеревенело и казалось таким тяжёлым…
— Найн, слава Богу!
— Как себя чувствуешь?
Девятый в смятении посмотрел на вдруг появившихся в поле его зрения заплаканную девушку и средних лет мужчину, вспоминая, кто это такие и почему кажутся знакомыми. В любом случае, в отличие от врачей страха при взгляде на них он не испытывал. Вроде. Пока что.
Перед глазами промелькнул ряд картинок, вызвав приступ лёгкой мигрени. Девятый сморщился, вновь попытавшись коснуться головы руками. В этот раз манипуляция почти удалась, но была остановлена чем-то тёплым, лёгшим на запястье. Устало повернув голову, он зафиксировал, что этим чем-то оказалась самая обычная человеческая рука, принадлежащая… кому? Зрение никак не хотело нормально выполнять свою функцию, поэтому силуэты частично расплывались, иногда и вовсе сливаясь в одно большое цветное пятно. Это обескураживало и немного злило: он не любил находиться в столь беспомощном состоянии — как правило, это сулило большие неприятности.
Но эта девушка назвала его номер, а значит, они должны быть хорошо знакомы. Мысли не оставляли, раздражая мозг и отбирая накопленные за время сна силы. Кто эти люди? Почему выглядели так, словно тревожились за него? Почему он в больнице? Где Двенадцатый? Масса вопросов и ни одного внятного ответа, только периодически вспыхивающие в голове картинки воспоминаний, от которых становилось отнюдь не легче.
— Доктор, он не узнаёт нас!
— По-моему, вообще сейчас отключится.
Один голос звонкий, наполненный паникой, другой — тихий и с определён-ной долей сомнения. Всё это было очень знакомо, и Девятый понимал, что для восстановления минувших событий ему просто нужно время. Он не знал, сколько он спал, не знал, почему вообще спал в больнице, почему его тело казалось таким чужим и тяжёлым… И почему вдруг стало так трудно дышать?!
— Всё-таки рано, верните маску.
Снова голос того врача, который заговорил с ним после пробуждения.
«Что ж такое-то?» — Девятый не заметил, когда давление на лицо верну-лось, но прекрасно понял, что боль в груди исчезла. Но перед глазами всё рав-но всё расплывалось и жутко хотелось спать.
Не в силах больше противиться самому себе, юноша опустил веки и моментом провалился в сон.
~*~*~*~
— Это нормально. Он больше месяца был без сознания, конечно, он быстро устал. Ему нужен покой, — доктор снял очки, протёр их подолом халата и смерил посетителей необычного пациента строгим взором. — У него нет амнезии, но чтобы всё ясно вспомнить нужно время. Не торопите. В конце концов он был в сильном шоке, когда вы принесли его сюда. — Врач перевёл взгляд на детектива и как-то неодобрительно покачал головой.
— Раз вы приняли решение вывести его из комы, в какую сами ввели, полагаю, кризис миновал?
Кенджиро обошёл доктора, с любопытством наклонился над юным террористом. За время, проведённое в больнице, мальчишка потерял много веса и как-то осунулся. Поджарое тело выглядело теперь слишком худым в белых простынях, а капельница, кислородная маска и тянущиеся провода прикроватного монитора делали из семнадцатилетнего парня совсем ребёнка.
Мужчина отвёл взгляд, в который раз почувствовав укол жалости. Пацан не должен был вызывать подобные чувства, ведь являлся преступником, но к своему собственному неудовольствию полицейский признавал, что наводил шуму Девятый не без причины. Он просто не знал, как ещё мог бы привлечь внимание общественности к волнующей его теме. Ничему, кроме как баловаться с электроникой и пиротехникой в «Поселении» его не учили.
— Ему потребуется курс реабилитации и хороший надзор, но пока — да — угрозы жизни нет. Вероятно, могут вновь начаться приступы. Когда это произойдёт, нужно будет отслеживать их периодичность и, самое главное, продолжительность. При малейших осложнениях вроде повышенной температуры, тошноты или ещё чего-нибудь обязательно меня уведомите.
Быстро глянув на доктора, кивнув в ответ на лёгкое движение головой в сторону двери и уступив Лизе место возле койки юноши, детектив неслышно и не спеша прошествовал к выходу из палаты, морально настраиваясь на последующие вердикты специалиста. Раз тот желал переговорить с ним тет-а-тет, значит, всё с Девятым не так уж и просто. Напряжённое лицо врача только подтвердило догадки, но паниковать раньше времени да и вообще давать волю эмоциям Кенджиро не любил.
Фикусы и другие высокие, но неизвестные несмотря на узнаваемость горшочные цветы и деревца скрашивали угрюмую атмосферу больничных коридоров, а надутые кожаные диванчики и кресла, ютившиеся в почти каждом углу здания, придавали этому месту уют. Хотя запах медикаментов и хлорки замаскировать не удалось даже с учётом вылитых флаконов ароматизаторов. Кенджиро поморщился, испытывая жгучее желание прикрыть нос ладонью: получившаяся стараниями медиков смесь запахов была не шибко приятной.
Привычка принимать во внимание любую мелочь, что хоть как-нибудь может помочь расследованию, помогла и в этот раз. Активная жестикуляция, сбивчивая моментами речь и бегающие глаза доктора — сказали всё, что тот только готовился донести.
— Его нельзя больше оставлять в больнице, вы это хотели мне сказать?
Лицо медика сначала приняло удивлённое выражение, потом стыдливое и, наконец, несколько нервное. Вытащив из кармана халата сложенный вдвое носовой платок, протерев им лысину и шею, мужчина спрятал вещь обратно и, собравшись с духом, поднял глаза.
— Не то чтобы я не желал видеть мальчика своим пациентом… — Доктор начал издалека, и Кенджиро отстранённо подумал, как быстро растут «аппетиты» у представителей медицинских учреждений. Посостязаются с ними разве что полицейские. К сожалению. Но врач его удивил, начав говорить совершенно о другом: — Грядёт проверка, и будет нехорошо, если среди пациентов вдруг обнаружат «воскресшего» террориста: личико-то он показал на последнем обращении. Мне проблемы не нужны, впрочем, как и вам, думаю. Ещё неделю пусть поднаберётся сил, а после — будьте добры, пристройте куда-нибудь за пределы этого здания. Я продолжу его курировать, разумеется.
«Разумеется, уже за другую плату», — продолжил про себя Кенджиро, но внешне никак не показал досады. Спасение юного подрывника грозило обойтись ему в копеечку и, если бы не столь аккуратные, никого не убившие и почти не ранившие взрывы, он бы отказался от этой затеи. Но руки парнишки были чисты от крови, и он являлся самым обычным подростком, но с необычной судьбой.
Кенджиро просто не мог бросить его умирать.
Последующие минут пятнадцать составили монолог врача, длинный и невероятно нудный, но важный. Мужчина в мельчайших подробностях расписал, какое воздействие на организм Девятого оказало введённое много лет назад вещество; какие способности оно притупило, а какие — наоборот — усилило; какой был проведён курс лечения и сколько той неизвестной гадости удалось вывести; затронул текущее состояние парня, а также заново привёл перечень возможных осложнений после приступов — в чём уж точно был уверен доктор, несмотря на слово «вероятно», так это что звон в ушах и последующая за ним боль во всём теле у подростка сохранятся. Всё это совершенно не внушало оптимизма.
Кенджиро записал наиболее важную информацию и рекомендации в блокнот, чувствуя себя каким-то журналистом. Он то и дело задавал вопросы, водил ручкой и не давал врачу и шанса отойти от темы.
~*~*~*~
Лиза сглотнула, в который раз проследила за кривой прикроватного монитора и вновь опустила глаза на спящего Девятого. Юноша лежал спокойно, но глаза под веками периодически бегали, а брови хмурились, сообщая, что сон его вряд ли можно было назвать спокойным. Лиза не знала, что за кошмар он видел, но просто наблюдать за страданиями друга не могла. Поборовшись с самой собой, убедив, что не делает ничего странного или двусмысленного, девушка осторожно взяла его руку и легонько сжала в своей. Девятый что-то промычал, но не проснулся. Хотя мышцы на шее и руках чуть расслабились.
Кардиомонитор довольно пискнул, сообщая, что ранее ускорившийся пульс стал приходить в норму, и девушка позволила себе вздох облегчения. Ну хоть раз она не мешалась под ногами, а сделала что-то полезное! Пусть Девятый и никогда не узнает про это — уж она всё сделает, чтобы что-то столь смущающее не дошло до ушей парня. К счастью, в палате кроме них двоих никого не было, а Шибасаки вряд ли наставил камер: сбежать юноша не мог при всём желании. Не в нынешнем его состоянии.
— Найн, знаешь… — зашептала неуверенно она и почти сразу замолкла.
Подобная тишина всегда давила, но Девятый бы всё равно ничего не осмыслил, поведай она ему сейчас что угодно. А будить казалось кощунством: слишком уж усталым он выглядел. На мгновение Лиза подумала, что, расскажи она ему сейчас всё, что случилось, в следующий раз — когда он проснётся — повторить будет легче, но глупая мысль была быстро отброшена: она слишком хорошо себя знала. Если выговорится сейчас, потом не сможет и двух слов связать.
Нужно было взять себя в руки и подождать.
Дверь в плату едва слышно открылась, и Шибасаки прошёл внутрь. Выглядел он уже совсем не бодрым, даже каким-то усталым, и Лиза не была уверена в причине этих метаморфоз. Если рассуждать логически, поводом мог стать разговор с доктором, но что такого тот мог наговорить, что привело всегда невозмутимого полицейского в подавленное состояние? Сердце забилось быстрее в тревожных ожиданиях, и Лиза напряжённо поднялась на ноги.
— Что-то не так?
Мужчина не ответил сразу, лишь одарил её задумчивым взглядом, тем са-мым подтвердив опасения. Девушка уже была готова повторить вопрос, так как несмотря на всю свою неуверенность порой была довольно упёртой, но детектив облегчил ей задачу, наконец заговорив.
— Нужно подумать, куда определить его через неделю.
— А?
Лиза ожидала чего угодно, вплоть до того, что Девятый не сможет пошевелиться какое-то время, но точно не такого. В смысле «куда определить», разве людей в таком состоянии выписывают уже через неделю? В семье Лизы не было таких прецедентов, но у одного парня в классе в кому впал дедушка, и она точно помнила, что после прихода в сознание выпустили из госпиталя его лишь спустя пару месяцев. Во всяком случае, так говорил тот одноклассник. Так почему же Девятого нельзя долечить до конца?
Словно прочитав её мысли, Шибасаки невесело усмехнулся, поведя рукой:
— Ты ведь понимаешь, что он, — мужчина кивнул на спящего подростка, — особый случай. Мне сообщили, что вскоре сюда нагрянет Министерство здравоохранения с очередной проверкой, а, увидь они мёртвого преступника вполне живым пусть и не совсем здоровым — плохо будет всем. В первую очередь самому Девятому. Никто не посмотрит на его мотивы и отсутствие жертв, и ему придётся пройти всю систему суда, а после (при самом хорошем случае) мотать срок в колонии для несовершеннолетних. Хорошо хоть, смертная казнь за терроризм на подростков не распространяется.
Лиза слушала его широко раскрыв глаза, наверное впервые осознавая, в какую ситуацию загнал сам себя Девятый. Вспомнились слова Пятой при их последней встрече о точке невозврата, если ребята «сделают, что задумали». Но тогда её речи казались монологом сумасшедшего и Лиза не воспринимала их серьёзно. Вернее, она тогда вообще мало что соображала, больше акцентируясь на попытках развязать сжимающие запястья верёвки, нежели на фоновом шуме.
Судя по задумчивому выражению лица, Шибасаки пока не имел понятия, куда можно было бы временно пристроить юного террориста, и Лиза решила рискнуть.
— Это… Может, его привести ко мне? Я поговорю с мамой, она должна понять. — Она сжала подол школьной жилетки, несколько прикусив губу. Это правда, что отношения с матерью улучшились после её побега и возвращения, но уверенности, что та снова не начнёт подозревать чего нет, не было. И всё же Лиза твёрдо для себя решила, что не сможет смотреть в глаза Девятому, если хотя бы не попытается.
Кенджиро решимость девушки хоть и оценил, согласиться на предложение не мог. Во-первых, Девятый считался опасным преступником и спихнуть его на плечи гражданских было нельзя, во-вторых, за ним нужно было присматривать на случай осложнений, и в-третьих, интуиция подсказывала, что мальчишка попытается сбежать от полиции при любом удобном случае, а этого допустить было никак нельзя. Рассмотрев те малые варианты, что пришли на ум, мужчина решил, что в следственном изоляторе держать Девятого не стоит, а вот заброшенный давно кабинет по соседству с архивом вполне подойдёт. Там даже диван есть, если что. Вот только как быть ночью идей не было: оставлять его одного в отделении было глупо, отводить в КПЗ — опасно, а вести к себе домой — странно. Мельком он подумал подговорить коллег-в-теме выставлять ежедневного караульного, но сколько продлится временная выписка Девятого было неизвестно, а рушить друзьям семьи желания не было.
Мотнув головой, проведя руками по лицу и взъерошив волосы, мужчина понял, что в данный момент ничего лучшего не придумает, а тратить время попусту бессмысленно. С началом следующей недели он переговорит с семьёй и коллегами и — так уж точно — вместе они придут к наиболее удобному решению. Найти временное пристанище какому-то мальчишке не должно стать огромной проблемой. Детектив придвинулся к койке, в который раз за этот день всматриваясь в лицо юного террориста. Уснув, Девятый больше не выглядел живой куклой, но и здоровым подростком его ещё нельзя было назвать: слишком бледный, слишком худой. Сильно отросшие за шесть недель волосы его тоже не красили. Юноша внезапно зашевелился, приоткрыл губы и промычал что-то очень невнятно и с нотками отчаяния. Лиза среагировала быстрее, почти сразу схватившись за ладонь друга и опасливо покосившись на прикроватные приборы. Пульс парня заметно ускорился, но датчики пока не подавали никаких сигналов тревоги, что несколько успокоило.
— Буди его. Я принесу воды.
Кенджиро бросил на явно собирающуюся возразить девушку твёрдый взгляд, прихватил с тумбочки пустую чашку и поспешил покинуть палату. Когда парень проснётся, лучше будет дать ему выпить что-нибудь тёплое, чтобы успокоить. К счастью, водный автомат нашёлся практически сразу.
Судя по сжатым векам и кулакам, а также бормотанию, Девятого начали душить воспоминания, и Кенджиро отчего-то был уверен, что знает, что именно ему снилось. Всё же первым, пусть и невероятно слабым и тихим словом юноши по пробуждении было именно «Твелв». Мужчина сжал зубы и нажал кнопку подачи холодной воды: от кипятка кружка нагрелась и неприятно колола пальцы, да и Девятый вряд ли обрадуется обожжённой гортани. Нужно было возвращаться.
Криков о помощи и мчащихся к палате медсестёр слышно не было, из чего он сделал вывод, что девчонка справилась с задачей. Это придало оптимизма. Толкнув дверь плечом, не желая расплескать содержимое кружки, Кенджиро переступил порог, ожидая увидеть понурого подростка и говорящую успокаивающие речи девушку, но реальность оказалась иной. Девятый всё так же лежал на койке и по-прежнему спал, правда, в этот раз спокойно, а Лиза склонилась над телом друга, словно удерживая от попыток подняться, и крепко сжимала ему ладонь. Повернувшись на его шаги, показала заплаканное лицо, но хоть немного изменить своё положение не пыталась.
— Ему снился Твелв, как его расстреляли самолёты США, — девушка опустила глаза, прильнув головой к груди друга, подавила новое всхлипывание и продолжила: — он сказал это во сне. Тихо, но очень отчётливо. Я не смогла заставить себя разбудить Найна — он слишком вымотан. Но смогла успокоить. Знаете, он хорошо реагирует на прикосновения! Когда вы ушли поговорить с доктором, было почти то же самое, и он точно также быстро успокоился, стоило дотронуться до его руки. Правда, в этот раз он начал ворочаться…
Кенджиро поймал себя на мысли, что замер с приоткрытым ртом и выражением полнейшего недоумения. Быстро вернув себе подобающий вид, детектив обвёл глазами палату, поставил кружку обратно на тумбочку и сел на стоящий у окна небольшой табурет. С одной стороны было хорошо, что Девятый продолжил спать, с другой — упущен шанс поговорить с ним. Хотя пацан был похож на призрака, а в таком состоянии разговор вряд ли был бы долог. Только зря бы разволновался.
Размышления прервал стук в дверь и появившаяся медсестра с небольшой каталкой, на которой сверкали в солнечных бликах склянки и другая врачебная ерунда, названий которых Кенджиро никогда не выучит. Извинившись, женщина оповестила, что час посещений подходит к концу и ей надо сменить пациенту капельницу, а также взять кровь на очередной анализ.
По тому, как осунулась Лиза, было видно, что девушка совершенно не горела желанием оставлять Девятого одного, но пойти наперекор установленным больницей правилам тоже не могла: в следующий раз её бы просто не пустили сюда.
— Пойдём.
Кенджиро коснулся плеча девчонки, отрывая её от пристального разглядывания меняющей капельницу медсестры. Лиза открыла рот, чтобы что-то сказать, но вдруг передумала и, вяло кивнул, обернувшись на Девятого, прошла к двери. Полицейский прошёл следом, предварительно оповестив медсестру о ночных кошмарах необычного пациента.