Когда с утренними инъекциями было покончено и молодая медсестра покинула палату, Девятый позволил себе расслабиться и поворчать. Не было уверенности, но что-то подсказывало, что девушке прежде не доводилось ставить уколы живым людям и ему выпала большая «честь» быть первым. Если бы не опыт прошлых лет, когда в лаборатории довелось испытать и не такое, юноша бы наверняка не сдержался и высказал барышне всё, что о ней думает. Но эта боль была лишь лёгкими отголосками той, поэтому Девятый лишь сильнее стиснул зубы и уткнулся носом в подушку, когда девица засадила иглу совсем уж с краю бедра, практически попав в ногу.
Онемевшая вмиг конечность стала ощущаться лишь после долгих минут усердного растирания, но боль проходить и не думала. Девятый не был силён в анатомии, но сомневался, что ощущения после инъекции должны быть именно такими. Подавив вздох, парень прекратил потуги расслабить «заклинившую» мышцу, сложил руки перед собой и опустился на них подбородком. Он ненавидел лежать на животе, но пока был не в состоянии перевернуться на спину: любое движение отзывалось ноющей болью. И хотя это не было чем-то нестерпимым, врач строго-настрого запретил ему делать что-либо, что доставляло бы дискомфорт. И Девятый никак не мог понять, почему: несмотря на слабость и периодическую мигрень, чувствовал он себя вполне здоровым.
По шее скатилась капелька пота, возвращая юношу в реальный мир. Несмотря на начало октября погода стояла жаркая, а включённое из-за кратковременного похолодания отопление ничуть не способствовало комфорту. И хотя соответствующими органами было принято решение минимизировать температуру в трубах, эффект парника всё равно ощущался в каждом общественном заведении. Радовались только владельцы частных домов, где можно было самим следить за температурой жилища. Отстранённо Девятый подумал, что душ он не принимал достаточно давно — если только его не мыли, пока он валялся в отключке, но спрашивать об этом было стыдно, — а вонять при общении с Лизой, периодически появляющемся Шибасаки и другими совершенно не хотелось. Про себя порадовавшись, что капельницу до вечера отключили, Девятый усилием принял сидячее положение и свесил ноги.
Перед глазами затанцевали цветные круги, но головокружение быстро прошло. Сильно зажмурившись и проморгавшись, юноша провёл ладонями по лицу, ещё раз глянул на дверь и медленно поднялся. По всей видимости, движение каким-то образом оказало нужное давление на пострадавшую мышцу, потому как противное тянущееся чувство вдруг улетучилось. Девятый не сдержал улыбки: это должен был быть хороший знак. Потихоньку дойдя до двери, он прислонился к ней и затаил дыхание, вслушиваясь в звуки по ту сторону.
Ничего, что могло бы ознаменовать приближение медперсонала.
Сглотнув собравшийся в горле ком волнения, Девятый неслышно повернул ручку и вышел в пустой коридор. Уютная атмосфера несколько обескуражила — всё это время ему нельзя было покидать палату и ожидания были совершенно другими, — а факт, что находился он сейчас здесь в гордом одиночестве, уже не радовал: он не знал, в какую сторону идти. Вероятности успеха и неудачи составляли по пятьдесят процентов, но отчего-то казалось, что наткнуться на блокпост медсестёр было больше шансов. Посетовав про себя, что в палатах не вывешен план здания, Девятый решил довериться интуиции и свернул направо.
Крохотная комнатушка со значком душа на двери, почему-то предназначенная только для персонала, нашлась после двух попыток, одной из которых юноша едва не налетел на делающих обход медсестёр. Но цель была найдена, а прихваченная с собой забытая Лизой заколка-шпилька решила проблему с замком. Порадовавшись, что выключатель находился внутри, юноша заперся на крючок и подошёл к старенькой ванной, эмаль которой местами износилась и почернела. Повернув оба крана, дождавшись, когда комбинация начнёт давать воду желаемой температуры, Девятый заткнул стёк пробкой и усилил напор: ждать полчаса на холодном кафеле, пока ванна наберётся, совершенно не хотелось.
Отыскав наиболее чистое место, коим оказалась внутренняя полка маленького шкафчика рядом с мойкой, парень положил туда стащенное с палаты полотенце и заколку-отмычку. Ещё раз обернувшись на дверь, убедившись, что крючок надёжно защищает от незваных гостей, подросток расстегнул кнопки больничной формы, снял рубашку и штаны, закинул их на ту же полку. Запасная форма была выдана ему прошлым вечером после неудачной попытки выпить стакан томатного сока, поэтому её можно было считать чистой. Наверное. Если закрыть глаза на несколько влажную от пота ткань. Но выбирать было не из чего.
Пока Девятый размышлял и готовился к водным процедурам, уровень воды достиг приемлемой отметки и можно было начинать. Стоящая на полу баночка с жидким мылом перекочевала на бортик ванны. Юноша невесело улыбнулся: данная марка с запахом лаванды была любимой Двенадцатого. Ирония. Осторожно забравшись в ванну, вцепившись руками в бортики, чтобы не упасть, Девятый вытянул ноги, принял полулежащее положение и на несколько минут прикрыл глаза, наслаждаясь теплом воды, чувствуя, как усталость и пот постепенно смываются с тела.
Он хорошо помнил тот момент, когда его тело в некоторой степени восстановилось и он смог бодрствовать дольше пяти минут. Тогда в палате оказались врач и Лиза, и, пока девушка сидела словно воды в рот набравши и не спускала с него тревожного взгляда, медик устроил ему настоящий допрос.
Пришлось озвучить последние моменты, зафиксированные в памяти до того как он оказался в больнице; подтвердить, что прекрасно помнит и Лизу, и принёсшего его сюда Шибасаки; что помнит как вместе с Двенадцатым готовил бомбы и загадки с местом их нахождения для полиции, как после каждого своего объявления о готовящемся теракте ежеминутно обновлял новости в браузере и как радовался заголовкам «Очередное взрывное устройство обезврежено»… Много чего пришлось раскрыть надоедливому мужчине, а так как тот не скрывал, что в курсе, кого он сейчас лечит, делать это было куда более тошно. Словно сами стены упрекали, что он всё-таки выжил. Несмотря на то что никто не сказал ему и слова на этот счёт.
Когда врач закончил с вопросами касательно его воспоминаний и перешёл к более серьёзной части, а именно к описанию его состояния и назначенному курсу лечения, Девятый был готов поклясться, что взгляд Мишимы Лизы стал спокойнее, увереннее. Неужели девушка допускала мысль, что он получил амнезию? Но ведь для этого не было никаких оснований — головой не бился, психотропные вещества не употреблял. Да, пережил огромный стресс, шок от расстрела единственного друга, можно сказать брата, но ведь потерял сознание не от этого. Верно ведь? Он помнил противный писк в ушах, прежде чем мир померк.
— Найн, всё хорошо?
Беспокойный голос прервал поток мыслей и воспоминаний, вынудив Девятого встрепенуться и посмотреть на девушку. Лиза оказалась значительно ближе, чем он запомнил прежде чем уйти в себя, а её напряжённый взгляд известил, что он — скорее всего — прослушал всё что говорил медик. Украдкой взглянув на последнего, невпопад кивнув и снова заявив о приемлемом самочувствии, юноша понадеялся, что его оставят в покое. Каким бы хорошим, надёжным и человечным ни был врач, для Девятого он оставался человеком в белом халате, которому не чужды исследования всего непонятно и который ради научных результатов готов ставить опыты даже над беззащитными детьми. Именно по этой причине он не мог смотреть на врачей. Именно поэтому все простуды и болезни после побега из лаборатории сносил молча, лёжа на кровати, укутавшись в одеяло и пытаясь одолеть вирус силами организма и народными средствами. Двенадцатый в такие моменты скептично косился, хмыкал и бежал в аптеку за самыми простыми, более-менее подходящими при конкретных симптомах лекарствами, отпускаемыми без рецепта. Впрочем, когда они «менялись ролями» и в постели оказывался уже Твелв, Найн действовал аналогично.
К большому облегчению юноши, медик не стал и дальше давить своим присутствием и, напомнив про постельный режим, а также пожелав скорейшего выздоровления, покинул палату. Девятый и Лиза остались наедине. Руки девушки сжали подол школьной юбки и чуть заметно подрагивали, а на лице явно читалось волнение: в отличие от Твелва, с Найном она чувствовала себя не в своей тарелке и порой просто не знала, что сказать и сделать, чтобы он не начал раздражаться. То фиаско с приготовлением пищи, а также взрыв на «базе» исключительно из-за её неосторожности — всё это добавляло очков в копилку причин, по которым Найн мог бы выйти из себя. И давать новые поводы не хотелось. Но Двенадцатый погиб, а бросать единственного выжившего друга в такой ситуации было по меньшей мере цинично.
Наверное, ей следовало повторить слова доктора о последовательном лечении и курсе приема тех или иных препаратов, чтобы для друга не стала неожиданностью вся та куча таблеток, капельниц и уколов, которыми его собирались нашпиговать медики — что Девятый пропустил это мимо ушей было ясно, — но как начать и не вызвать у парня недовольства Лиза не знала. Ей казалось, что она заочно раздражает его, хоть в день после последнего взрыва они и играли в мяч и даже слушали музыку с одними наушниками (Найн тогда проявил неслыханную доброту и щедрость). Поколебавшись некоторое время, мысленно повторив желаемые фразы, она собрала храбрость в кулак и открыла рот.
— Прости.
— А? — Лиза выразительно посмотрела на Девятого, никак не ожидая, что тот выскажется вперёд её и, к тому же, с извинениями. Ему не за что было просить прощения у неё, наоборот, это по её вине — из-за её глупых страхов и неуклюжести — парни столько раз рисковали своими жизнями и свободой. Это она должна была извиняться.
Найн заметил её смятение, а потому решил пояснить:
— Мы не должны были втягивать тебя в это. Я не должен был. Просто в какой-то момент всё пошло не по плану.
Мыло втиралось в кожу, растекалось по ней пенкой и способствовало появлению прекрасного чувства чистоты. Вода всегда помогала Девятому приводить мысли в порядок, а Двенадцатый всегда злился, когда друг в очередной раз закрывался в ванной на сорок (иногда даже дольше) минут. Названый братишка даже любил порассуждать вслух, чем же Девятый так занят, что неизбежно приводило к лёгкой потасовке между ними. Хотя раз из-за своего длинного языка Двенадцатый заработал разбитую губу и красивый синяк под глазом. После того случая дружеские «подколы» про душ прекратились, но полностью Двенадцатый от него так и не отстал.
~*~*~*~
По суматохе, царившей на третьем этаже, Шибасаки Кенджиро понял, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Под ложечкой неприятно засосало, и мужчина ускорил шаг. Распахнутая дверь, пищащие наперебой приборы, взъерошенный врач и совершенно пустая койка Девятого сказали детективу всё что нужно было.
— И когда вы его потеряли?
Спокойный голос полицейского показался чужим среди нервной атмосферы, и доктор с двумя медсёстрами синхронно вздрогнули. Лицо врача перекосило при взгляде на Шибасаки, и он отступил на пару шагов.
— Минут двадцать назад. Я поставила ему укол совсем недавно. Честно!
Молоденькая медсестра послала детективу растерянный взгляд и нервно заломила руки. Почему-то, когда доктор не обнаружил юношу в палате, первым делом вызвал её и не поверил ни единому слову, заверив, что после той инъекции пацан не должен был вставать минимум полчаса, а раз в койке его не оказалось, то она не выполнила своих обязанностей. Девушка уже была на грани отчаяния, что ей никто не верил, и если и этот детектив собирался упрекнуть её, она не знала, что делать.
— Ну, этот пацан поупрямее остальных будет, так что вполне мог наплевать на боль. — Кенджиро запустил пятерню в затылок, обдумывая только что услышанную информацию.
Определённо, парень не мог покинуть стены больницы — в каком бы отчаянном положении он ни был, но понимал, что в одиночку пока не выживет, а в мире больше не осталось никого, к кому он мог бы пойти — так что эта версия отпадала. Завтрак и обед ему приносили прямо в палату, и нужды отправляться на поиски пищи не было; впрочем, даже если бы он хотел что-нибудь купить — ничего не смог бы сделать — денег у Девятого не было. Вернее, всю ту кучу фальшивых карточек благополучно изъяли, часть сохранили в виде вещдоков, часть — утилизировали, а создать новые пацану было просто негде: ни оборудования, ни Интернета, ни подельника. Значит, причины его исчезновения из палаты более тривиальны.
Вздохнув, протиснувшись через медсестёр внутрь палаты, детектив подошёл к койке и внимательно изучил её саму и тумбочки, отметив, что не хватает всегда лежащего на нижней полке полотенца для рук. Это наводило на определённые мысли, но Кенджиро не был уверен, что хотел их озвучивать. Потому что если мальчишка действительно решил пойти освежиться, то он был дураком, каких свет не видывал. Однако другие варианты в голову не приходили, и если этот единственный оказался верным, то ему нужно было спешить. Выпрямившись, мужчина серьёзно посмотрел на замершего доктора:
— Где здесь ближайший санузел с ванной?
— В конце коридора, направо от лестницы перед входом в реанимацию, — доктор замялся, очевидно, уловивший мысль Шибасаки, но также неуверенный в реальности произошедшего. Парень казался довольно смышлёным, так неужели мог утворить нечто столь глупое? Судя по незамедлительному направлению детектива к выходу из палаты — мог. Впрочем — успокоил сам себя мужчина — Шибасаки Кенджиро не мог на все сто процентов видеть действия своего подопечного и вполне мог ошибаться. Вот только, если он ошибся — где искать паршивца? Доктор вздохнул и потёр переносицу. Он не был уверен, какой из вариантов ему предпочтительнее.
Прежде чем мужчина успел дать команду медсёстрам проверить оставшиеся палаты и, если понадобится, другие этажи, детектив снова заглянул в палату.
— Пока не забыл: смените постельное и подготовьте кислород и обезболивающее. Ну так, на всякий пожарный.
С этими словами Шибасаки вновь скрылся за дверью и приглушённый стук каблуков туфель по плитке известил медперсонал, что мужчина действительно ушёл. Врач поджал губы. Он не был обязан выполнять приказы этого полицейского и, согласно моральным принципам и прописанным правилам, должен был бросить все силы на поиски пропавшего пациента, но… бонус в виде сотни «зелёных» за лечение юного террориста и сохранение тайны был слишком привлекательным, чтобы идти против воли Шибасаки. В конце концов, кто он такой, чтобы мешать полицейскому ловить преступника? Пусть последний сейчас и был в том состоянии, когда вряд ли мог что-то сделать самостоятельно.
Махнув медсёстрам выполнять требования, доктор решил вернуться к работе. Если с пацаном что-то случится — его тотчас поставят в известность.
Тонкая полоска света и едва различимый шум воды дал надежду, что он правильно понял желания мальчишки и что «пропавший» наконец будет найден и возвращён в палату. На всякий случай осмотревшись по сторонам, убедившись, что ненужных свидетелей не наблюдается, мужчина затарабанил в дверь.
— Это Шибасаки. Я знаю, что ты там и что слышишь меня, поэтому открывай.
Тишина была ему ответом, и вместе с лёгким раздражением детектив почувствовал укол тревоги: вдруг Девятому там действительно плохо стало? Всё же пацан лишь пару дней как пришёл в сознание, и врачи точно не из вредности запрещали ему подниматься с кровати в одиночку, не говоря уже о походах по коридорам. Обмороки ещё не прекратились. Кенджиро потряс головой, отгоняя мрачные мысли: мальчишка наверняка был жив-здоров и не отзывался просто потому, что не хотел. Не было стимула. Кенджиро вдохнул побольше воздуха и вновь дернёл ручку:
— Не откроешь через пять счётов — вышибу дверь.
Угроза должна была побудить юного террориста послушаться, но то ли Девятый вдруг стал слишком наглым, то ли просто не услышал. И детектив неосознанно склонялся ко второй версии. Дверь хоть и была самой простой и примитивной, поставленной скорее для декора нежели реального заграждения, но ломать её не хотелось. Хотя бы потому что на грохот сбежится весь больничный персонал и Девятого после такого точно не захотят лечить. Даже увеличение «чаевых» лечащему врачу вряд ли поможет.
Кенджиро усилием воли сдержал ругательство.
Похлопав по карманам, выудил связку отмычек, мысленно похвалив себя за привычку всегда таскать с собой хоть один комплект. Замок был таким же простым как и сама дверь, поэтому детектив впал в непродолжительный ступор, когда после отчётливого щелчка не смог войти внутрь. Замок совершенно точно был отперт — полоска света чуть расширилась в доказательство. Кенджиро вновь сдержал желание выругаться сквозь зубы — у него не было ничего настолько тонкого, что могло пройти сквозь открывшуюся щель и убрать крючок, что — он был уверен — и стал последней помехой. Также напрягал непрестанный шум воды: насколько Кенджиро помнил, в этой больнице не было душа, только ванная.
— Найн! — удар кулаком в дверь не принёс результата.
Недовольно фыркнув, мужчина огляделся. Нужно было что-то тонкое, но крепкое, что-то, что смогло бы выдержать вес крючка и отбросить его. Быстро почесав затылок, оон снова попытал удачу отмычкой, но та никак не желала полностью пролезать сквозь слишком узкое пространство. Гадство! Если бы у него только была шпилька или металлическая линейка!
«А вот это может сработать», — Кенджиро немного воспрянул духом, заметив толстую нитку, привязывающую тонкий длинный стебель неизвестного цветка к колышку. — «Главное поймать конец».
Отвязать цветок оказалось делом быстрым и лёгким, и следующие пять минут мужчина потратил исключительно на то чтобы поймать просунутую нитку чуть выше предполагаемого крючка. В итоге всё получилось. Облегчённо выдохнув, детектив потянул нить вверх, про себя молясь чтобы та не разорвалась от напряжения. К счастью, всё обошлось.
— Найн. — Мужчина на всякий случай ещё раз позвал подопечного, но по-прежнему не добился от него ответа. Внутрь даже закралось подозрение, а верно ли он истолковал желание пацана и не вломился ли в ванную к совершенно постороннему человеку. Тряхнув головой, справедливо рассудив, что выбора уже как такового нет, на всякий случай крикнул в предупреждении: — Я вхожу!
Дверь распахнулась беззвучно, и Кенджиро сразу обдало горячим воздухом и паром. Стало немного трудно дышать. Ощутив очередной прилив беспокойства, он поспешил завернуть за угол, за туалет, где должна была находиться ванна.
— Твою ж!
Разом забыв всю неуверенность, мужчина бросился вперёд.
Подросток лежал с закрытыми глазами, откинув голову назад, и почти полностью погрузился под воду; лишь чудом всё ещё текущая вода не закрывала нос. Кенджиро поспешно выключил краны и схватил Девятого за плечи, приподымая голову и легонько встряхивая. Отстранённо мужчина подумал, что при такой температуре воды и обилии пара и здоровый бугай сознание потеряет, не то что ослабленный тощий мальчишка. И как Девятый вообще додумался до такого? Неужели тот, кто продумывал свои преступные шаги на много ходов вперёд, создавал бомбы и искусно взламывал даже полицейские сервера мог не подумать о последствиях горячей ванны? В голове не укладывалось.
Кенджиро аккуратно вытащил слишком худое тело из воды, не глядя завернул его в принесённое с собой полотенце и опустил на сухой резиновый коврик, предварительно оттянув его к стене. Взятое Девятым маленькое полотенце мужчина опустил парню на голову и несколько раз взъерошил волосы, убирая излишки влаги. Девятый дышал. Слабо и тяжело, но дышал. А значит был жив. И это успокаивало.
Мужчина вытащил из ванны пробку, позволяя воде закрутиться воронкой у стока, и осторожно повернул синий кран. Ледяная и оттого такая желанная в этом острове пара и жары вода приятно охладила ладонь, и он обмыл ей лицо мальчишки. Девятый как-то резко вздрогнул, тихо застонал и чуть приоткрыл глаза. Некоторое время юноша безвольно сидел завёрнутый в полотенце как в кокон и смотрел на куратора туманным взором, но, стоило взгляду проясниться, как резво отшатнулся назад, чудом не приложившись затылком о плитку. Впрочем, лопатки от удара это никак не спасло. Девятый сдавленно замычал, давая понять, что ему больно.
— Не дёргайся.
— Шиба… саки? — несмотря на вопросительную интонацию, смотрел юноша скорее смущённо и самую малость виновато. Синие глаза пробежались по огромному синему одеялу, мелькнули осознанием, а после впились в напольную плитку, решительно отказываясь встречаться с карими глазами взрослого. Понял, что чуть не случилось — поборол усмешку детектив и заставил себя принять строгий вид.
— Чем ты думал?
Вопрос простой и справедливый, не нуждающийся в пояснениях ибо и так всё ясно. Девятый пожал плечами, понимая, что попытка пояснить будет выглядеть жалко, а этого он не хотел. Мужчина, кажется, понял его мысли, а потому тихо вздохнул и коснулся ладонью лица. Сейчас он казался Девятому усталым и совсем не опасным. Впрочем, он перестал бояться его ещё в тот момент, когда нашёл в себе силы переступить через себя и набрать указанный в личном деле номер, чтобы попросить о помощи в остановке заминированного Пятой самолёта.
— Сможешь дойти до палаты?
— Да.
Кенджиро прикусил язык чтобы не поинтересоваться, уверен ли Девятый в своём заявлении: пацан и так выглядел несчастным, не нужно было добивать его своим недоверием. Протянув парню руку, помогая подняться, мужчина тактично отвернулся и прошёл за перегородку к унитазу, на закрытой крышке которого бросил рюкзак с вещами. У юного террориста совсем не осталось одежды, и Кенджиро, сам не зная почему, решил прикупить ему самое необходимое. Мужчина вернулся как раз в тот момент, когда всё ещё красный и вялый Девятый заканчивал стирать воду с тела. Юноша резко повернулся, приняв слегка напряжённую позу.
— Это тебе. — Кенджиро протянул рюкзак и, видя смятение в глазах подростка, пояснил: — Прикупил немного одежды. Выбирал на свой вкус, так что не ручаюсь, но всяко лучше, чем постоянно носить эту форму.
— А… Спасибо? — Девятый изогнул брови, явно не понимая, с чего вдруг детектив так расщедрился.
Он был простым преступником. Он не просил об одежде и ни разу не выказал и намёка на протест, так почему? Кроме того, у него не было денег и он понятия не имел, когда сможет вернуть мужчине потраченное и сможет ли вообще, учитывая, что у Суда с такими как он разговор короткий.
Дождавшись, когда детектив вновь отвернётся, Девятый повязал полотенце вокруг бёдер и принялся изучать содержимое рюкзака. Вещей на удивление набралось немало: не считая носков и нижнего белья было две пары джинсов, футболки, несколько кофт, причём одна из них — точная копия его любимой, той, что он в клочья разорвал при попытке разминировать поезд; и где только нашёл? Даже кепка была! Отложив выбранные вещи на шкафчик, рассеянно запихивая оставшиеся обратно в рюкзак, Девятый снова и снова прокручивал случившееся и отчаянно пытался понять причину столь странного поступка со стороны детектива. Просто… зачем? Это было непонятно, это было странно. Немного пугающе. Тем не менее, внутри разлилось тепло, и юноша позволил себе незаметную улыбку: никто кроме него самого и Твелва никогда не покупал ему одежду.
Это оказалось на удивление приятно.
На одевание ушло чуть больше времени, чем он надеялся, так как голова всё ещё немного кружилась, а перед глазами нет-нет да танцевали цветные круги. Дверь в коридор Шибасаки так и не открыл, поэтому в ванной до сих пор витала парность. Возможно, по этой же причине на спине по-прежнему чувствовалась влага. Мотнув головой, отгоняя мысли, Девятый закинул рюкзак на спину и проковылял к гипнотизирующему дверь Шибасаки.
— Всё.
— Отлично, пошли. — Мужчина скользнул взглядом по подопечному, про себя отметив, что идея купить точно такую же кофту, что пацан всё время носил на видео, была хорошей. Теперь он чуточку больше походил на прежнего себя, а не на замученного жизнью и врачами пятнадцатилетку — больничная форма убавляла ему возраст и делала худощавое тело ещё более тощим.
Палата встретила Девятого всё той же медсестрой, после укола которой у него ныло бедро, и перестеленной кроватью. Белые простыни сменились салатовыми, а на наволочке даже был узор в виде маленьких листочков. Девушка, завидев пропавшего пациента, прижала ладонь к груди, не сдержав вздох облегчения, и быстро пробормотав что-то похожее на «слава Богу», кинулась прочь из палаты. Вероятно, побежала за доктором. Девятый опустил глаза в пол, ощутив лёгкий укол вины.
Шибасаки Кенджиро отодвинул пластмассовый стул и устало опустился в него, подперев подбородок кулаком и устремив взгляд в окно. На ещё четверть часа назад ясном небе появились грозовые тучи. Тёмно-синие, местами почти чёрные, они напоминали перья и стремительно раздувались, заполоняя собой небосвод, закрывая солнце. Темнота образовалась буквально за считанные минуты. Девятый осторожно опустил рюкзак на пол возле койки, расстегнул молнию и принялся доставать одежду, перекладывая в тумбочку и стараясь ни о чём не думать. Он не считал, что поступил как-то не так, уйдя в ванную, но вид всех окружавших его взрослых просто кричал об обратном. У медсестры всё на лице написано было, а Шибасаки, казалось, был готов наорать прямо там и сдержался лишь по одним ему ведомым причинам. Короткий вздох сорвался с губ, и Девятый непроизвольно напрягся. Он не хотел привлекать внимание. Украдкой взглянув на детектива, юноша поспешно отвёл глаза: мужчина смотрел прямо на него, задумчиво и словно бы оценивающе. Ни то ни другое определение парню не нравилось, но он был не в том положении, чтобы высказывать претензии. Оставалось молчать и покорно ждать своей участи, ведь не будут же с ним возиться вечно; да и эта подачка в виде новой одежды явно была неспроста. Вот только, что задумал Шибасаки? К великому не-удовольствию Девятого, у него не было даже предполагаемого ответа.
— Ты помнишь своё имя?
Девятый вздрогнул, не ожидав, что мужчина нарушит тишину. Хотел Шибасаки того или нет, но после его слов напряжение в палате только усилилось и, казалось, ещё немного — и его можно будет резать ножом и мазать на бутерброд. Юноша стиснул зубы, не зная, как реагировать: детектив коснулся самого сокровенного, пусть и вряд ли подозревал о том. Впившись пальцами в перестеленные простыни, Девятый скованно мотнул головой.
Мужчина, будто бы не заметив его состояния, продолжил:
— Мы изучили все записи касательно отобранных для проекта «Афины» детей, но так и не нашли ни одного имени. Остались лишь даты рождения, смерти, фотографии, порядковые номера и причины появления в интернатах.
В принципе, удивляться было нечему: после побега, как стал старше, Девятый взломал сайты многих детских домов, в том числе и тот, в котором оказался практически сразу после рождения. Желаемой информации он тоже не нашёл — ни о родителях, ни о собственном имени — только краткое упоминание, что является отказником. И почему-то это маленькое слово резануло по сердцу сильнее, чем он ожидал.
— Среди многих твоих псевдонимов «Арата Коконоэ» фигурирует трижды, ты и при зачислении в старшую школу так назвался.
Девятый совершенно по-детски надулся, словно слова детектива каким-то образом его обидели. Тем не менее, юноша понимал, что в этот раз от него ждут ответа. И простым кивком явно не отделаться. Помолчав ещё немного, Девятый собрался с мыслями и поднял голову, заглянув Шибасаки прямо в глаза.
— Наверное глупо прозвучит, но, когда мы сбежали, Твелв всерьёз задался вопросом псевдонимов. Подбирая самые первые — забраковал, наверное, восемь или десять — говорил, что это очень важно и выбранное имя должно нравиться, соответствовать характеру и всё такое. Ну вот я и выбрал. Хотя зачем мы так корпели над этим — неясно. Всё равно по привычке называли друг друга английской вариацией наших номеров.
— Найн и Твелв. — Озвучил мысли Кенджиро и приподнял брови в вопросе: — в Поселении вас также звали или вы сами придумали?
— Сами. Там к нам обращались: Девятый, Двенадцатый. Теперь понимаю, что им было проще запомнить номер, чем нормальное имя, но всё равно.
— Хм?
— «Изначально имя — любовный подарок. Так как вас бросили — в ваших именах нет любви и вы не заслуживаете носить их». Так нам говорили каждый раз, стоило вспомнить своё имя. Постепенно мы привыкли и забыли. На смену буквам пришло число.
— Неплохо вам промыли мозги.
Судя по приглушённому голосу, детектив не хотел чтобы его мысли вслух достигли собеседника, но Девятый всё равно услышал. Слегка нахмурившись, не желая явно показывать своё недовольство, подросток отвернулся. Он и сам это понимал, но сделать ничего не мог: не так просто избавиться от привычки, вбитой в тебя ещё в детстве. К тому же, кроме Твелва не было ни одного человека, кто мог бы звать его иначе (одноклассники и коллеги по подработкам не в счёт — он с ними и не общался), а другу тоже было тяжело «переключиться». Вот так и получилось.
— В любом случае, — Шибасаки коснулся его плеча, привлекая внимание, — ты не можешь оставаться с номером вместо имени. Даже переведя номер на иностранный язык. Неправильно это. Если без числа совсем не можешь, лучше оставить «Девятка и новизна», «Новая девятка» или что там точно означает Арата Коконоэ? Такое имя хотя бы реально существует.
— Арата как «Хранитель числа девять», Коконоэ — как «Новый путь». Во всяком случае, такую трактовку я нашёл. — Юноша не без удивления посмотрел на детектива, совсем не ожидая, что тот будет лазить по справочникам и Сети, желая расшифровать его псевдоним. Он сумел понять, что за набором иероглифов скрывался вложенный тайный смысл. Это ещё больше подняло мужчину в глазах подростка, и тот решил, что действительно рад, что именно Шибаски Кенджиро взялся расследовать дело «Сфингов». С ним было интересно.
— Так тогда решено?
— А?
— Имя. — Кенджиро похлопал себя по коленям, медленно поднимаясь, — биографию мы тебе уже придумали, но чтобы паспорт начал действовать нужно заполнить строку с именем. Арата Коконоэ точно тебя устраивает?
— Ну… да. — Ошарашенный заявлением, Девятый даже перестал расклады-вать одежду, во все глаза уставившись на мужчину. Ему сделают паспорт? Внесут в реестр граждан? О таком подарке он и мечтать не мог, хоть и был способен провернуть данную афёру самостоятельно.
Но теперь всё будет законно.
Сердце зашлось в бешеном темпе, разгоняя кровь, загружая мозг сотнями вопросов, домыслов и размышлений. Уйдя в мысли, юноша совершенно не заметил, как Шибасаки по-доброму фыркнул на его реакцию и тихо прошёл к выходу из палаты, по пути бросив короткую фразу уже подходящим врачу с медсестрой, везущей на тележке целую кучу шприцов, баночек и таблеток. Мысленно посочувствовав мальчишке, Кенджиро направился к лифту, не намереваясь тратить драгоценное время; он и так достаточно задержался, пока искал пацана по коридорам, а потом помогал высушиться и дойти до палаты. Пусть верхи и недовольны результатом по делу «Сфингов», вышвырнуть из органов дотошливого детектива всё же не могли. А это значило, что работы в ближайшее время только прибавится. Он не мог прохлаждаться, когда в любую минуту могли дать новое дело.
«И всё-таки, куда же тебя пристроить?» — Кенджиро спустился со ступенек, на миг обернувшись на окна, отыскивая на третьем этаже то самое, что выходило из палаты Девятого. Мальчишки видно не было, но детектив и не рассчитывал, что тот выглянет помахать. Во-первых, они были знакомы всего ничего и парень, несмотря на очевидное доверие и терпимость, по-прежнему немного напрягался в его присутствии; во-вторых, вряд ли от нелюдимого подростка вообще можно было ожидать подобных действий и, в-третьих, даже если второй пункт каким-то чудом исчезнет, на данный момент у Девятого было дело посерьёзнее, а именно пережить очередные и — как узнал Кенджиро — довольно болезненные процедуры.
Мужчина вздохнул, потянувшись в левый карман брюк и вытаскивая пачку сигарет. Да уж, со всей творящейся вокруг ерундой он вряд ли сможет бросить. Серое облачко дыма было быстро уничтожено налетевшим ветром. Словно сама природа возмущалось столь пагубной привычкой. Мужчина усмехнулся сам себе и покрепче зажал сигарету зубами, поправляя лацканы пиджака и отряхивая невидимые пылинки.
В мыслях всплыло предложение Мукасы разместить подростка в пустующем кабинете возле архива, и почему-то на данный момент оно не показалось абсурдным. Если провести там хорошую уборку и принести из просторного офиса лишний диван, компьютер, а также пару-тройку журналов с головоломками, то Девятый вряд ли будет чувствовать себя неуютно. Кенджиро не был в прежнем убежище Сфингов, но со слов Мишимы Лизы, то было небольшой комнаткой, имеющей выход на балкон и в некотором роде изолированной от соседей. Как раз в духе мальчишки-интроверта.
Здравствуйте. Решила оставить пока комментарий здесь.
Мне понравилась ваша работа, пусть и эхо террора я смотрела очень давно и уже не помню всей подоплеки событий, но это было очень интересно чувствовать как эти воспоминания всплывают в голове по мере прочтения фика. Захотелось пересмотреть)
Мне кажется вы попали в атмосферу. Тягуч...