Весна уверенно шагала по Токио, расплавляя последние островки снега, пробуждая ото сна всё живое.
Арата примостился на подоконнике и уже некоторое время наблюдал за лужайкой, на которую выходили окна полицейского управления, на которой какой-то энтузиаст растянул за ночь волейбольную сетку, превратив ничейную территорию в игровой корт. Вряд ли это было законно, но — тут должны были признать все — территория стала выглядеть более… благородно. Исчез навевающий тоску пустырь. Только шумно стало — тоже факт, хотя уже не столь радостный, но к этому можно было привыкнуть.
Ветер перестал быть пронизывающим ещё неделю назад, и можно было открывать окно и оставаться в офисе, не опасаясь потом слечь с температурой, но у зашедшего некстати Шибасаки Кенджиро явно было другое мнение на этот счёт. Мужчина резко напомнил ему недавнюю лихорадку и на все возражения — это было почти месяц назад! — отвечал, что не намерен снова возиться с ним и он (Арата) не в том положении чтобы диктовать свои условия. Как бы ни царапнуло столь прямое заявление, Арата был вынужден признать, что куратор совершенно прав и преступник вроде него и правда не имеет права на вольности. Даже на такую мелочь вроде открытого нараспашку окна из-за нехватки свежего воздуха. Полиция и так пошла ему навстречу. Для него уже сделали больше чем для кого бы то ни было.
— Так, Арата, проверь, чтобы все страницы тут были пронумерованы, и чтобы нигде не было незаверенных бумаг. Если такое обнаружишь — звони, я приду их заберу. — Куратор плюхнул на его стол с десяток среднего размера папок и как-то устало, несмотря на начало дня, вздохнул: — когда закончишь, поможешь мне навести порядок в архиве — там чёрт ногу сломит, если вдруг проверка, будем выглядеть некомпетентными дураками.
Арате стоило усилий не закатить глаза. Если он чему-то и научился за последние почти пять месяцев, так это тому, что ворчание Шибасаки не стоило принимать всерьёз. Часто этот человек начинал жаловаться на какую-нибудь ерунду только для того чтобы отвлечь его от невесёлых размышлений. К тому же, Арата уже много раз захаживал в архив по долгу работы, и мог с уверенностью сказать, что место являлось эталоном чистоты и порядка. В конце концов, насколько ему удалось выяснить, Шибасаки Кенджиро успел проработать в архивном отделе довольно долго и только после их с Твелвом появления вернулся в следственный.
~*~*~*~
Обед приблизился незаметно.
Работа и впрямь «съедала» время, и, бегая от одного стеллажа к другому, выискивая малейшие следы нарушений, Арата совершенно пропустил момент, когда девять утра сменились полуднем. Он не мог сказать, что устал за эти три часа — слишком уж увлёкся поставленной задачей, но вот Шибасаки его чувств явно не разделял. Детектив осел на диванчик сразу как они вернулись в «апартаменты» Араты и вытер рукавом рубашки со лба капельки пота. Арата опустил глаза в пол. Работы в архиве было не то чтобы много — тот и правда был, наверное, образцово-показательным архивом всей японской полиции — просто Шибасаки зачем-то решил устроить перестановку, и добрый час с лишком они двигали туда-сюда огромные стеллажи. От Араты толку было немного — то ли за время комы его мышцы здорово расслабились и до сих пор не вернулись в нормальное состояние, то ли общая слабость шла как побочный эффект от назначенной ему тучи лекарств, — и бо́льшую часть нагрузки пришлось взять на себя именно Шибасаки. Это было жутко неловко. Несколько раз юноша предлагал привлечь к делу Хамуру, но всякий раз получал один и тот же ответ: «у него дел по горло, сами справимся». Стыдно было признать, но какая-то часть Араты облегчённо выдохнула, когда стало ясно, что звать молодого коллегу на помощь его куратор действительно не собирался: отношения с Хамурой у него не заладились.
Кенджиро ещё немного посидел, переводя дух, а после звучно хлопнул себя по коленям, вставая.
— Ладно, не знаю как ты, но я сейчас готов побить в еде даже Мукасу.
— Хорошо, что он вас не слышит, — улыбнулся Арата. Подойдя к окну, решительно открыл форточку и блаженно втянул носом ворвавшийся в кабинет свежий воздух.
Сзади кашлянули, и, закатив глаза, юноша в три шага оказался у шкафа. Надев лёгкую куртку и демонстративно застегнув молнию по самое горло, не глядя на куратора направился к двери.
В кафе, где они обыкновенно обедали, в этот раз было малолюдно. В очереди перед ними был всего один человек, что позволило значительно сэкономить время, и, сев за любимый столик в углу у окна, Арата позволил себе помечтать о небольшой прогулке. Сидеть в четырёх стенах кабинета было не так уж и сложно, но само знание, что он не может покинуть его когда ему хочется давило психологически. Шибасаки это заметил с первых дней и делал всё возможное, чтобы он не начал выть на луну и пытаться ходить по стенам. Первое время юноша не знал как на это реагировать: часть его была благодарна детективу за внимательность и попытки помочь, другая же часть возмущённо дулась, чувствуя себя нуждающейся в выгуле собакой. Он внимательно следил за мимикой и жестами своего куратора, выискивал малейшие признаки надменности или снисходительности и не находил. Шибасаки Кенджиро не пытался посмеяться над ним или как-то унизить этими прогулками, он действительно хотел помочь. И как только Арата полностью убедился в искренности его намерений, смог, наконец, расслабиться.
Тихий стук керамической чашки о деревянный стол вывел из раздумий и сообщил, что детектив определился с выбором чая и присоединился к его скромной компании. Юноша мысленно похлопал в ладоши: хоть ещё недавно есть особо не хотелось, желудок, уже привыкший получать пищу строго в час дня, начал возмущённо ворчать, недоумевая, почему еда запаздывает.
— Приятного аппетита. — Шибасаки уселся за своё место напротив, распаковал свои палочки.
— Приятного. — Арата зачерпнул ложкой бульон рамена.
Обедали они в тишине, не спеша нагружать друг друга соображениями о проделанной работе или простыми спонтанными мыслями. Будучи человеком малообщительным и испытывающим скорее дискомфорт от неожиданных вопросов или бесед, чем утоление жажды общения, Арата был искренне благодарен детективу, что тот не лез в душу и не пытался вытянуть из него совершенно бесполезную информацию — типа его любимого цвета, предпочтений в музыке или ещё чего в этом направлении — лишь бы поговорить. Он искренне любил и ценил тишину, и, похоже, в этом они с куратором сходились. Он вообще неожиданно для себя нашёл много общего между собой и этим мужчиной. Поначалу понимание этого напрягало, потом, наоборот, пришло что-то очень похожее на комфорт и спокойствие: ему не нужно было быть постоянно начеку, думать, что да как сказать или сделать, не вызывав недопонимания, постоянно вымучивать из себя подобие улыбки — Мукаса, например, всегда начинал считать, что его что-то очень тревожит, если уголки губ не смотрели вверх, а Хамура, наоборот, был уверен, что в тот момент он задумал что-то противозаконное — с Шибасаки Кенджиро мальчишка по имени Арата Коконоэ мог расслабиться и просто побыть самим собой.
В такие моменты почему-то казалось, что кто-то исказил реальность и рядом сидел не строгий детектив Токийского отделения полиции, а Двенадцатый, его лучший друг и брат во всём, кроме крови.
Накрутив лапшу на палочки и старательно зажав, чтобы хоть как-то удержать их от стремительного уползания обратно в миску, Арата поспешил отправить их в рот, привычно втянул то, что удалось запихнуть сразу. Одна из макаронин завернулась, на лету ударила его по носу, оставив на коже каплю бульона и расплескав остальные по столу. Щёки стремительно заалели. Арата потянулся за бумажной салфеткой, из-под чёлки глянул на куратора и вытер следы аварии. Отложив палочки, снова взялся за ложку.
Всему виной были столовые приборы.
В «Поселении» большинство врачей и научных сотрудников были из Штатов, а те японцы, что были вовлечены, не стремились привить детям этикет собственной страны. По этой причине нож, ложка и вилка стали постоянными спутниками подросших Девятого и Двенадцатого, а искусство владением палочками они так в полной мере и не освоили. В прошлые разы в этом кафе приборы предлагали на выбор, но в этот раз — то ли официант решил не заморачиваться, то ли попросту закончились чистые европейские приборы — заветной вилки ему не дали и пришлось довольствоваться тем, что было. Потому что просить казалось чем-то постыдным, да и привлекать к своей проблеме внимание куратора не хотелось: в отделении его частенько за глаза называли гением, а что же он за гений такой, если даже не может поесть, не обляпавшись? Не то чтобы он гонялся за титулами или тешил своё эго — на самом деле, он не считал себя кем-то выдающимся, ведь свои способности приобрёл искусственно и, честно говоря, с радостью обменял бы их на жизнь самого обычного старшеклассника — но, выбирая между «Мелким болваном», как его и других детей называли исследователи, и «Гением» осознанно выбрал второе. Потому что так он казался значимым, нужным.
Их миски опустели довольно быстро и, то ли подгоняемый стремительным заполнением кафе народом, то ли желая быстрее оказаться на улице и покурить, куратор сделал знак официанту принести счёт, а ему кивнул поторопиться и доесть. Арата последовал примеру остальных и приложил посудину к губам, в мгновение допивая вкусный бульон. Возникло жгучее желание облизнуться или вытереть рот рукавом кофты, но он сдержался и культурно промакнул губы салфеткой.
Когда они вышли, на улице уже припекало солнце и воздух прогрелся достаточно, чтобы возникло желание снять куртку или хотя бы расстегнуться. Арата потянулся к замку, бросив исподлобья пытливый взгляд на Шибасаки, но тот только скривил губы и не сказал ни слова. Воодушевлённый, Арата расстегнул куртку, но не снял, решив сильно не раздражать куратора. Мужчину такой компромисс, кажется, устроил, потому как он постепенно перестал хмуриться и замедлил шаг.
— Арата, хочешь поиграть?
— А?
Арата моргнул раз, другой, застигнутый врасплох таким странным предложением, а потом повернул голову в сторону бывшего пустыря, про себя удивляясь, как быстро они дошли до отделения. Он ведь и не заметил. На импровизированном корте прыгали и носились пятеро подростков — двое парней и три девушки — и с периодическими вскриками и визгами восторга перебрасывали друг другу потрёпанный волейбольный мяч.
— Ты то и дело смотрел на них в офисе, подумал, хочешь присоединиться. — меланхолично, но с искорками интереса в глазах, проговорил Шибасаки.
Арата неловко помялся с ноги на ногу. Ему действительно хотелось почувствовать себя обычным мальчишкой и побегать с погодками по улице, воюя за мяч, но проблема была в том, что обычным подростком он не был. Да и та компания казалась вполне довольной своим составом, вряд ли они нуждались в дополнительном игроке.
— Обед заканчивается, — в итоге нашёлся он, на что Шибасаки вдруг как-то странно усмехнулся:
— Я тебя отпускаю на пару часов. Иди к ним. — Он кивнул, подтверждая свои слова. — В худшем случае они откажут, тогда вернёшься. Я подожду тут пару минут.
~*~*~*~
— Вы уверены, что стоит позволять ему вот так бегать по улице? Вдруг сбежит?
Беспокойство Хамуры не было лишено смысла и логики, но, выслушав это замечание уже раз в двадцатый только в разных интерпретациях, Кенджиро начал раздражаться.
— Не сбежит.
Он стукнул стопкой бумаг о стол, выравнивая, после чего пробил дыроколом и сложил в папку. Потянувшись, вывел в Word табличку с заготовленными шапками и пустил в печать. Принтер зажужжал, замигал лампочками и послушно принялся переводить бумагу.
— Арата умный парень, понимает, что мест, где он может спокойно спрятаться, на самом деле не так много. Архивное отделение для него сейчас лучший вариант. — Кенджиро взял одну из напечатанных бумаг, вооружился ножницами и принялся аккуратно вырезать по краю рамки. Вообще в такой дотошности нужды не было, но эта работа здорово успокаивала нервы. — Да и со здоровьем у него не всё так гладко, как хотелось бы, а лекарства не бесплатные. Кстати, нужно будет зайти с ним в больницу на плановый осмотр, — последнее предложение он пробормотал уже себе под нос и, чтобы не забыть, черканул заметку на настольном календаре. Вообще с лечащим врачом мальчишки они должны были встретиться ещё месяц назад, но тогда случилась та простуда и было как-то не до поездок. Да и разговора с доктором по телефону показалось достаточно.
— Он может создавать фальшивые кредитки и взламывать почти что угодно, создавая себе ложную историю. Не забывайте, что именно так он и его дружок оплачивали покупки в Интернете и рассчитывались с идиотами, поведшимися на лёгкие деньги. — Не увидел проблемы Хамура.
Опять же, в его словах определённо был смысл, а опасения не были беспочвенными, и Кенджиро, увы, не многое мог тут противопоставить. Радовало, что хоть при всём своём ворчании и открытом желании добиться для юного террориста строгого наказания, Хамура так же понимал, что пацан оказался не только преступником, но ещё и жертвой. Перекрывало ли последнее первое? Нет. Являлось ли смягчающим обстоятельством? Учитывая, что в «Поселении» его учили только деструктивным действиям, и также принимая во внимание отсутствие жертв при терактах — да. Кроме того…
«Я думаю, теперь я наконец смогу отпустить своё прошлое и попытаться прожить оставшееся время как человек, указанный в паспорте».
Что это было, если не мольба позволить пожить в согласии с Законом и обществом, исправить, что натворил ранее, Кенджиро не знал. Да, он допускал мысль, что пацан — Арата Коконоэ, он должен был привыкнуть называть его так — мог воспользоваться его благосклонностью и попытаться обвести вокруг пальца, но почему-то…
— Я ему верю.
Хамура моргнул, даже не пытаясь скрыть удивления. Нахмурился и открыл рот, но, подумав, снова закрыл и покачал головой, слегка улыбнувшись:
— Знаете, а в самом начале их дела, вы не были так по-доброму к нему настроены.
Что изменилось? — этот вопрос не был озвучен, но ощутимо повис в воздухе. Кенджиро тихо вздохнул. Очень хотелось закрыть эту тему и продолжить выполнять рутинную работу, но он понимал, что просто так от него не отстанут. Остальные из команды тоже навострили уши, пусть и старались не подавать вида, что заинтересованы в обсуждении.
Кенджиро запустил руку в волосы, провёл по шее и снова взялся за напечатанные листы. Ему нужно было чем-то занять руки, чтобы собрать воедино мозги. Очень хотелось верить словам этого подростка, и что конкретно повлияло на это — семнадцатилетний возраст, пролив света на его прошлое или напуганные синие глаза, смотрящие на него с неприкрытыми мольбой и отчаянием, когда над их головами кружили военные машины американцев — трудно было сказать. Наверное, всё сразу. А ещё искренность. Мальчишки ни разу не соврали, ни разу не нарушили своего слова. Они даже не сопротивлялись, когда он пришёл к ним и демонстративно наставил на Девятого пистолет. Они не надеялись и не пытались убежать от последствий, были готовы понести наказание.
И одно это уже делало их в его глазах более зрелыми, чем некоторые взрослые.
Кенджиро приклеил на форзац одной из папок распечатку и уже открыл рот, чтобы донести до коллег свои мысли, когда дверь в кабинет хлопнула, и все будто по команде вдруг замерли и с нескрываемым шоком уставились на вошедшего. Кенджиро, стоявший спиной к выходу, подавил вздох. Мысленно прочитав короткую молитву, чтобы мальчишка не натворил что-нибудь из ряда вон, медленно обернулся. И застыл, в неверии приоткрыв рот. Интуиция не подвела, и вошедшим действительно был Арата. Но. Пацан выглядел так, словно минуту назад сражался насмерть: взгляд горел непривычным огнём, всё лицо было в кровоточащих царапинах, волосы растрепались, а куртка почему-то была скручена в руках и шевелилась.
У Кенджиро засосало под ложечкой от дурного предчувствия, а Арата, поняв, что полностью завладел его вниманием, извернулся и чуть приоткрыл куртку, являя взору следственного отдела голову взъерошенной и жутко злой полосатой кошки.
— Она выскочила из ниоткуда, а мяч… В общем, отпустите, пожалуйста, в ветклинику!