В принципе, день начался и до самого обеда длился вполне сносно: работа была, но не столько, чтобы действительно от неё устать, в окно светило солнце, только этим поднимая настроение, а по подоконнику прыгали и щебетали на все лады птицы. Арата мог бы даже сказать, что наслаждался охватившим его чувством тепла и спокойствия, если бы вместо полюбившегося кафе Шибасаки вдруг не решил потащить его в больницу. Это были воистину кошмарные новости, но, увы, отбрыкаться и сбежать не получилось. Да и бежать, собственно, было некуда.

      — Арата, проходи. — Куратор кивнул в сторону открытой двери, не оставляя ни шанса на помилование.

      Юноша весь подобрался, машинально обхватил плечи руками и прошёл в холл больницы, опустив голову словно идущий к виселице осуждённый. О, как ему не хотелось здесь находиться! Один только ворвавшийся в нос запах лекарств вперемешку с санитайзером вызвал рвотный рефлекс, но — спасибо медицинской маске, что Шибасаки заставил его надеть в целях конспирации — никто из медперсонала и других пациентов не видел его скривившееся лицо. Разве что глаза смотрели на мир слегка прищурившись от выступивших слёз, но это была больница, так что всё было в порядке. В конце концов в таких местах мало кто расхаживал с улыбкой до ушей.

      Они поднялись на третий этаж и свернули в так называемый «аппендикс», где спрятался кабинет нужного им человека. Курирующий доктор, имени которого Арата так и не узнал (а может, просто забыл за ненадобностью) встретил ослепительной улыбкой и замахал рукой, указывая на протянувшуюся вдоль стены обитую кожей лавочку. Подталкиваемый сзади настойчивой рукой Шибасаки, Арата вынужденно уселся на самый краешек, впился побелевшими пальцами в обивку, решительно не смотря на доктора. Возможно его действия были грубыми, но юноше в тот момент было решительно всё равно на приличия. Он бы вообще с радостью сбежал.

      — Итак, Арата, как самочувствие?

      Вопрос доктора поставил в некий тупик, так как определённого ответа у юноши не было. Он сам не мог толком понять своё состояние, когда в один момент всё вроде хорошо, а в другой голова разрывается от боли и ничего не слышишь и не чувствуешь из-за звона в ушах. После курса уколов, правда, эти приступы пошли на спад и последние две недели даже вообще не беспокоили, но можно ли было опустить предыдущие разы? Арата действительно не знал.

      — Нормально, — в итоге выдавил он и скрестил руки на груди в бессознательной попытке отгородиться от дальнейших расспросов. Доктор что-то сказал, но юноша не пытался вникнуть в слова, а Шибасаки, видя его неразговорчивость, взял ответы на вопросы на себя. Мысленно Арата поблагодарил его за это.

      Взрослые довольно быстро завели беседу, из которой он периодически вылавливал названия лекарств, какие-то упоминания своих симптомов и туманные рассуждения вслух на тему «как лечить дальше». Он постарался максимально абстрагироваться от всего этого. Надоело. От прописанных микстур и таблеток уже мутило, а необходимость периодически сдавать анализы напрягала: над ним будто снова опыты проводили, пусть в этот раз и с благой целью.

      Тёплая ладонь куратора опустилась ему на плечо, отвлекая от невесёлых размышлений, и Арата, подняв голову, перевёл взгляд на врача. Доктор улыбнулся, словно не обсуждал только что процент вероятности его выживания, и протянул бумажку с направлением на сдачу крови. Опять. Внутри юноши зародился протест: его бедные вены тыкали иглами уже раз восьмой за прошедшие полгода, и он до сих пор не знал, зачем. Шибасаки говорил, врачи ищут способ полностью нейтрализовать действие препарата, а не просто временно купировать, но его не могли не терзать сомнения: всё-таки в Поселении работали лучшие врачи и учёные, мала была вероятность, что посредственностям из этой больницы удастся сделать что-то, чего не смогли они. Хотя, мысленно поправил он себя, такое вполне могло быть, вопрос был только в упорстве и, самое главное, времени. А как раз времени у Араты было очень и очень мало.

      Что ж, он и так уже выиграл лотерею.

      Он должен был умереть ещё восемь месяцев назад, когда Твелва застрелили, а у него самого случился самый сильный приступ, впервые приведший к потере сознания.

      Его вытащили с того света и подарили ещё немного времени. Времени на, в этот раз, нормальную жизнь нормального подростка. У него даже собственное имя и паспорт появились — что-то, чего он даже не надеялся желать. Наглостью было бы просить ещё больше.

      Позволив себе тихий вздох, Арата сложил листок с направлением пополам, сунул в нагрудный карман синей клетчатой рубашки и нехотя поднялся. Он выучил коридоры больницы как планировку собственного кабинета и мог даже с закрытыми глазами отыскать путь к лаборантской. Шибасаки бросил в него вопросительный, немного обеспокоенный взгляд, и Арата поспешил мотнуть головой, молча сообщая, что в порядке, сопровождение не требуется и никаких глупостей он совершать не намерен. Да уж, ту выходку с ванной, кажется, ему ещё долго не забудут и не простят. Он подавил смущённую улыбку.

      Оставив куратора и дальше обсуждать с лечащим врачом какие-то важные вопросы и моменты, медленно переставляя ноги и совсем не горя желанием Арата вышел в коридор, поднялся на следующий этаж и прошаркал в самый конец, устало плюхнувшись на скамейку под дверью нужного кабинета. Помимо него пришли сдавать анализы ещё четыре человека, но, учитывая количество и скорость персонала, это не должно было задержаться. Пальцы коснулись рубашки в том месте где лежало направление, и он с неохотой вытащил злополучный листок, зная, что лаборанты начнут ворчать, зайди он в кабинет не подготовленным. Уже проходили.

      Интуиция не подвела, и меньше чем через пять минут подошла его очередь.

      Арата прочёл мысленную молитву, чтобы была на месте и принимала его молоденькая практикантка — единственный человек в лаборантской, кто не косился на него с подозрением и брал кровь совершенно безболезненно — и толкнул дверь.

~*~*~*~

      Когда желудок издал возмущённый звук, напоминая, что неплохо бы, наконец, остановиться и пообедать, Шибасаки притормозил у какой-то забегаловки. Арата выглянул в окно, размышляя, стоит ли выходить или проще довериться вкусовым предпочтениям куратора и подождать в машине еды навынос — состояние было не чтобы апатичное, но лишний раз двигаться и о чём-то думать не хотелось совершенно. Он даже рассматривал вариант перебраться на заднее сиденье и, растянувшись, немного вздремнуть — всё равно до отделения было около получаса езды. Шибасаки его внутренние метания определённо заметил, потому как сам открыл дверь и, заявив, что «в салоне полноценно не пообедаешь», заставил покинуть машину.

      Арата выполз на улицу, даже не пытаясь скрыть гримасу разочарования.

      К концу марта воздух уже достаточно прогрелся, но от порывистого ветра по коже нет-нет да пробегали мурашки. Юноша обхватил себя за рёбра, прижимая ткань ветровки к телу в попытке задержать ускользающее тепло, но эффект оказался незначительным. К счастью, кафе располагалось буквально метрах в десяти-пятнадцати от парковки, и вскоре тёплое дыхание заведения окутало его тело, спасая от ветра. До обеда оставалось ещё около часа, и в кафе было немноголюдно — больше половины столиков были свободны. Шибасаки критично осмотрелся, что-то для себя прикинул и в итоге предложил сесть в углу возле окна — Арата давно понял, что детектив любит, когда спина закрыта и минимум соседей. В этот раз вообще получилось уединиться.

      Долго ждать их не заставили и вскоре после заказа на столик опустились две чаши — для Араты со свиным мисо-супом, а для Шибасаки — с куриным раменом. Пар от бульона кружился, сворачивался в воздухе колечками и щекотал носовые рецепторы, дурманя голову вкусным запахом. Рот тотчас наполнился слюной, а ободрённый желудок издал очередной клич, в этот раз, победный. Арата подул на бульон, подождал ещё пару секунд, и осторожно приложил ложку к губам. Тепло разлилось по пищеводу, проникло в желудок и постепенно разогналось по всему телу, прогоняя уличную прохладу. Когда чаша опустела на половину, а пальцы согрелись окончательно и даже стало жарковато, Арата потянулся к воротнику рубашки, расстегнул вторую пуговицу, открывая телу дополнительную возможность «дышать». Краем глаза заметил, что Шибасаки тоже ослабил галстук и повесил на спинку стула пиджак.

      — Неужели это действительно было нужно? — неожиданно даже для самого себя нарушил приятную тишину юноша и, поймав, вопросительный взгляд куратора, нехотя пояснил: — Я всё равно скоро умру, сколько бы моей крови они не взяли для своих экспериментов.

      Шибасаки ответил не сразу. Тщательно пережёвывая пищу, он явно оттягивал момент, обдумывая, что и как лучше сказать. Арата не торопил. Хотелось услышать реальное мнение, а не сказанные в порыве человеческой жалости утешения. Шибасаки помолчал ещё немного, неодобрительно покосился на него, забросив в рот спиральку наруто, и наконец прочистил горло.

      — Эти, как ты выразился, эксперименты, возможно, смогут спасти тебе жизнь. И я думал ты настроен более оптимистично.

      Арата вздохнул. Не то чтобы он не доверял суждениям куратора, просто…

      — За столько лет жизни в «Поселении» я как-то смирился со своей участью, — он пожал плечами, сгорбился и опустил на стол сначала локти, а потом и голову.

      Есть как-то перехотелось. В сознании была каша, тело будто налилось свинцом и земное притяжение казалось как никогда раньше сильным. Как же он устал. Эта поездка в больницу будто враз высосала из него все соки, и теперь ни до чего не было дела и жутко хотелось спать, несмотря на то что утром он проснулся до будильника и вполне бодрым.

      Юноша спрятал зевок в рукаве рубашки, перевёл взгляд на задумчиво постукивающего палочками о чашу Шибасаки и подумал, что детектив стал для него настоящим подарком. Твелву бы он тоже понравился… Первое время Арата пытался найти тот повод, по которому мужчина так по-человечески к нему относился, но в итоге пришёл к выводу, что причиной было, как бы безумно оно ни звучало, то что детектив каким-то образом привязался к нему. От этого осознания на душе стало спокойно и как-то тепло. Тем более, что и сам давно — ещё во время так называемой, «взрывной викторины», где Сфинги загадывали полиции загадки, а Шибасаки в прямом эфире давал на них ответы — почувствовал симпатию к хмурому детективу. Этот человек не смотрел на них свысока и искренне старался выяснить их мотивы. И ведь выяснил же! Пришёл к «Поселению», на каких-то пять минут опередив американцев, и спас Сфинга номер один. До сих пор в голове не укладывалось.

      — Знаешь… — Тихий голос куратора привлёк внимание, и Арата вновь поднял глаза. Мужчина покрутил в руках палочки, а потом решительным жестом выудил из бульона нори. — Всё будет хорошо.

      Усталая маленькая улыбка сама собой тронула губы. Юноша чуть сместился, поудобнее устраиваясь локтями на столе. Подавил очередной зевок.

      — Спасибо вам.

      Он уткнулся лбом в запястья и закрыл глаза, справедливо рассудив, что, пока мужчина расправляется с едой, может несколько минут подремать. Мелькнула мысль, что заказывать следовало не суп, а что-то другое, что-то, что можно было завернуть в салфетку и сложить в пакет, чтобы унести с собой и поесть уже в отделении. Например, онигири с красной рыбой или свиные булочки — последнее время он как-то пристрастился к ним. Лёгкая музыка заведения, тепло и вкусный запах пищи действовали умиротворяюще. Образы в голове постепенно размывались, становились далёкими и бесцветными, реальность уплывала куда-то за край сознания.

      — А ты здесь откуда в такой час? Я думала, ты на работе.

      Девичий голос в непосредственной близости разрезал путы дрёмы, и Арата резко выпрямился и открыл глаза, поморщившись от охватившего лёгкого головокружения. Помассировав веки, провёл пальцами по щекам и повернул голову к остановившейся у их столика официантке, на лице которой было крайне удивлённое выражение. Худенькая, с короткой мальчишеской стрижкой, выразительными серыми глазами и двумя родинками на подбородке и под правым глазом она много раз смотрела на Арату с фотографий в квартире куратора, но они ни разу не пересекались вживую. Шибасаки Харука — единственный ребёнок Шибасаки Кенджиро. Она оказалась именно такой, какой её запечатлела камера, и, не знай Арата, что девушка на два года старше его, точно решил бы, что учится в последних классах.

      — А… У врача были… Привет, кстати, — как и дочь, не скрывая удивления от встречи, пробормотал детектив, после чего спохватился: — а что ты тут делаешь, Харука?

      Тонкие брови девушки взлетели к короткой чёлке, а потом решительно сошлись у переносицы. Харука поджала губы и с укором указала на отца пальцем:

      — Вот всегда ты так. Я ещё два месяца назад говорила, что решила подработать в кафе, пока не началась учёба, а для тебя, оказывается, это всё равно откровение. Пап, ну когда ты уже начнёшь слушать?!

      Детектив изумлённо захлопал глазами, осторожно уточнил:

      — А ты уверена, что говорила и мне тоже, а не только маме?

      — Да, — твёрдо ответила Харука.

      — Просто такое я бы точно запомнил, — попытался убедить её он.

      — Папа! — не выдержала девушка и легонько ударила пальцами по пустому подносу, что прижимала к груди.

      Арата закусил внутреннюю часть щеки и впился ногтями в ладонь, но спрятать охватившее его веселье оказалось не так просто. Растерянное выражение казалось настолько странным на лице его куратора, что губы сами собой расплывались в предательской ухмылке, а к горлу подкатывал смешок. В итоге его слегка подрагивающие плечи не остались не замечены и девушка повернулась к нему.

      — Вот ты смеёшься, а я с таким отношением уже почти двадцать лет живу — что бы ни рассказала, он ничего не запоминает. Обидно, знаешь ли? — Харука сделала глубокий вдох, тяжело выдохнула и, проигнорировав слабые попытки отца как-то оправдаться, улыбнулась и протянула Арате ладонь: — Ты, наверное, уже понял, но я Харука — дочка этого слишком завязшего в работе детектива. А ты Арата, да? Родители много рассказывали о тебе. Я хотела зайти, когда ты болел, но навалилась сессия и всё ушло на второй план.

      Арата скованно кивнул, заставил себя проглотить вставший в горле ком и не показать эмоций. Осторожно взял ладонь девушки в свою, легонько сжал и отпустил. Он не строил иллюзий и понимал, что госпожа Шибасаки наверняка как-то сообщила дочери о незваном госте, коего приволок в их квартиру её муж, но… Харука сказала «родители», а это значило, что куратор тоже внёс свою лепту в формирование о нём мнения девушки. И судя по тому, что она не проявляла враждебности, самые интересные детали его личности были опущены. Ну и как ему тогда общаться с ней? Он ведь даже не знал, что именно ей о нём сказали? Юноша бросил на детектива беспомощный взгляд. Мужчина пожал плечами, снова взялся за палочки и миску, но Арата был готов поклясться, что на лице куратора проскользнула усмешка: неужели решил отомстить за его реакцию на возмущения Харуки? Это же было глупо и по-детски!

      — Кстати, я знаю, что ты тот самый Сфинг номер один из Интернета, — наклонившись к нему и максимально понизив голос сообщила Харука, и Арата непроизвольно дёрнулся. Отпрянув, широкими глазами уставился на неё, совершенно не зная, как и что говорить дальше. Молчать казалось не лучшим вариантом, но и притворяться, что то, что ей известна его тайна не тревожит — тоже. Хотя часть его определённо была рада, что не придётся изображать кого-то, кем он не являлся.

      Арата собрался с мыслями, на всякий случай бросил ещё один взгляд на куратора, но, не дождавшись от него какой бы то ни было реакции, решился и слегка склонил голову:

      — Я приношу извинения за устроенный переполох.

      — Ой, да брось, — махнула свободной рукой Харука, слегка похлопав его по плечу в призыве выпрямиться. — Вы ни разу не соврали в своих видео, от ваших действий никто не погиб, а у пострадавших ранения лёгкие. Среди многих моих знакомых вы, ребята, стали чуть ли не образцом для подражания.

      Заявление резануло не хуже ножа, и Арата нахмурился и до боли стиснул зубы.

      — Надеюсь, твоим знакомым хватит ума не подражать их действиям, — ворчливо вмешался куратор, не скрывая своего недовольства. — Может никто и не погиб, но ты хоть представляешь, какой ущерб был нанесён городу?

      — Представляю, — Харука вздохнула и как-то по-детски надулась: — в новостях и в Сети об этом где только ни писали. Но ведь в этом и был смысл, да? — она повернулась к Арате, — в новостях писали, все разрушенные здания и заведения принадлежали спонсорам того проекта…

      Арата устало пожал плечами, не желая вновь вспоминать ни план «Афины», ни тех, кто эту идею поддержал и давал на неё финансирование, ни то подобие жизни, проведённое в белых стенах «Поселения». Хотелось забыть былое как страшный сон и пожить сколько можно спокойной жизнью. Тем более, для этого теперь были все условия. И всё-таки, просто так закрыть больную тему он не мог: раз уж довелось встретиться и поговорить с гражданской, которая вполне могла пострадать от его действий (или её друзья-знакомые могли пострадать), он хотел использовать этот шанс и сказать то самое важное, что отчаянно хотел прокричать на весь мир ещё восемь месяцев назад, когда в их с Двенадцатым старательно продуманный план нагло вмешались ФБР с Пятой в роли ищейки. Но тогда насущные проблемы были на первом месте и пришлось заткнуть кричащий от ужаса внутренний голос, понимая, что вера людей в порядочность Сфингов пошатнулась и он вряд ли что-то им докажет. Даже если сорвёт голос в прямом эфире Сети. Но вот теперь перед ним стояла дружелюбно настроенная Шибасаки Харука и он не мог желать большего. Ну и что, что она дочка его куратора? Девушка явно имела своё мнение относительно всего произошедшего и вполне могла если не поверить, то хотя бы выслушать его. А потом, если, чудо всё же свершится, рассказать правду своим друзьям. Тогда бы Арата мог выдохнуть, зная, что хотя бы малая часть — пусть даже совсем горстка! — гражданских узнала правду о том инциденте.

      Собравшись с мыслями, юноша положил руки на колени и сжал ткань штанов.

      — Тот взрыв в метро не должен был произойти. Загадка была лёгкая, да и времени навалом. Но сообщений об обезвреживании бомбы не было и ни у одного оператора не ловила Сеть. Как ни старались, мы не успели дезактивировать передатчик и…

      Дальше слова застряли в горле плотным комом, и он замолчал. В его же ушах его собственные слова мало чем отличались от попытки выгородить себя, отделить от той трагедии, но, что было удивительней всего, Харука не спешила его в этом упрекать. Да и её отец тоже. Хотя, реакция конкретно детектива не особо удивляла — уж кто-кто, а он-то точно знал, кто стоял за бездействием полиции в тот день. Правда, Арата так и не нашёл ни времени, ни сил поговорить с ним об их с Двенадцатым душевных метаниях в тот момент, так что всей истории Шибасаки Кенджиро тоже не знал. Это был прекрасный шанс убить двух зайцев одним выстрелом, но юноша продолжал смотреть на свои руки, не уверенный, что хочет видеть реакцию своего куратора. Шанс, что тот поймёт был пятьдесят на пятьдесят и…

      — Та дымовая шашка за несколько минут до взрыва — твоих рук дело, так?

      Спокойный голос мужчины словно в ледяную воду опустил, но после секундного шока по телу разлилось приятное спокойствие и тепло. Арата мягко, немного застенчиво улыбнулся:

      — Люди склонны бежать подальше от задымления.

      Он пожал плечами и снова опустил голову, не уверенный, что шокировало его больше: то, что детектив столь быстро вспомнил записи с камер и сложил два и два или же то, что он — судя по уверенному тону — нисколько не сомневался, что двое недотеррористов, поставивших на уши весь Токио, постараются сделать всё чтобы никто не пострадал от их рук. Даже не верилось… В следующий момент лицо юноши помрачнело, а зубы заметно прикусили нижнюю губу. Раз уж у него случился момент откровений — и раз уж слушатели не спешили выносить обвинительный приговор, — он просто обязан был высказать всё, что не давало покоя вот уже столько времени. Высказать, чтобы освободиться от этого раз и навсегда.

      — Мы почти опоздали. — Стоило усилий вновь не согнуться за столом и обхватить голову руками. — В том вагоне была девушка. Она, наверное, ехала с пар, потому что выглядела уставшей и спала в наушниках, когда все убежали; я едва успел подхватить её и вытащить на станцию. А потом сзади громыхнуло и, когда я очнулся, вокруг были крики, слёзы и очень напуганные, раненые люди.

      В этот раз их столик и пространство вокруг опутала тишина. Харука смотрела с сожалением и каким-то пониманием, что ли, и не спешила что-то говорить, а Шибасаки Кенджиро задумчиво водил большим пальцем по бакенбардам, о чём-то размышляя.

      — Ну, ты сделал, что мог…

      — Не скажу, что мне прямо жаль тебя, всё-таки именно из-за вас двоих тот взрыв в принципе стал возможен, — перебил детектив дочь с её робкой попыткой разрядить обстановку, и Арата напрягся, — но то что вы кинулись исправлять свои ошибки говорит о не безнадёжности.

      — Мы изначально не собирались никого ранить и тем более убивать! — тихо прошипел юноша. Да, остальные посетили были далеко и не могли услышать, но меньше всего хотелось привлекать внимание. Почему-то слова куратора задели и задели сильно. Зачем с ним так-то? Шибасаки Кенджиро лучше всех остальных знал их с Твелвом истинные намерения, а теперь что же?

      — Ты сказал, что успел вынести девушку прежде чем рвануло… Те следы на спине — последствия взрыва? — растерянно моргнув и не сразу сообразив, откуда мужчина знал про шрамы, Арата неловко кивнул. Слов почему-то не находилось, а Шибасаки Кенджиро продолжал говорить: — У меня были подозрения, когда их увидел. Ну, ты на собственной шкуре убедился, как это больно. Чтобы привлечь внимание общественности можно было придумать что-то менее опасное и травмирующее, но уже ничего не попишешь.

      Детектив пожал плечами, как бы говоря «будет тебе уроком», и Арата насупился. Почему-то появилось и пустило уверенные корни чувство, что его сейчас ругают как провинившегося ребёнка. Да и мелькнувшая на лице Харуки сочувствующая улыбка ситуацию точно не облегчала.

      Юноша вздохнул, проглотил ком неуверенности. Выпрямился и вызывающе поднял подбородок:

      — Ну, как вы и сказали, теперь уже ничего не поделаешь, — он постарался придать голосу максимально ровный и безразличный тон.

      Вообще это было обидно и откровенно злило. Они с куратором никогда особо не говорили о случившемся, не так во всяком случае. Да, Арата давал показания, объяснял, почему действовал так или так, а не иначе, а детектив слушал и фиксировал всё в протокол, уточняя некоторые моменты. Но он ни разу не счёл нужным тыкать его в ошибки словно сделавшего не там свои дела котёнка и сразу переводил разговор в другое русло, стоило попытаться указать на них (ошибки) кому-то из отдела. Теперь же вдруг резко изменил политику и уже второй раз «строил» его перед посторонними. Хотя, мелькнула здравая мысль, свою дочь мужчина вряд ли считал за постороннюю.

      Но это ничего не меняло!

      Харука перевела внимательный взгляд с него на отца, потом обратно, потом комично вздохнула и хлопнула родителя ладонью по спине. Звук вышел глухой и негромкий, но судя по скривившемуся лицу куратора, удар получился ощутимым. Арата закусил губу, чтобы не усмехнуться: почему-то он почувствовал себя отомщённым.

      — Ну что ты вдруг к нему прицепился? Видно же, что он сам не в восторге, а тут ты со своими лекциями. Это некрасиво, знаешь ли?

      Взгляд куратора был полон такого возмущения, что, как бы Арата ни пытался удержаться, всё равно фыркнул. К возмущению в глазах мужчины добавилось ещё и смущение и это стало последней каплей, после чего юноша затрясся в тихом смехе. Харука подмигнула ему, усилив приступ веселья, а потом, убедившись, что никто из клиентов не добавился, а оставшиеся не просят счёт, отодвинула от соседнего столика стул и придвинула к ним.

~*~*~*~

      Пусть день и грозился перейти в разряд «не очень», общение с дочкой куратора вернуло настроение на добольничный уровень, и к своему кабинету Арата прошёл с лёгкой улыбкой. Харука оказалась весьма проницательной и общительной, несколько недовольной излишней увлечённостью отца работой, из-за которой тот порой забывал про жизнь семейную. О последнем она не уставала напоминать, будто бы между прочим рассказывая забавные ситуации, вгоняя его обычно невозмутимого куратора в краску смущения. О да, Арата определённо почувствовал себя отомщённым не только за сегодня, но и за предыдущие разы. Он даже зашёл так далеко, что обменялся контактами с этой девушкой, на что детектив, на удивление, ни сказал ни слова, лишь поморщился будто от зубной боли. Это было забавно.

      Юноша повернул ключ два раза, отпирая дверь кабинета, и, прежде чем переступить порог, упёрся глазами в пушистый серо-белый шар с большими зелёными газами.

      — Мяу!

      Кошка неуклюже прохромала к нему, потёрлась о штаны и подняла хвост трубой.

      — Привет, хвостатость.

      Арата протянул руку, погладил пушистую спинку, а после провёл вверх-вниз по подбородку и горлышку, с внутренним удовольствием слушая чарующие мурчащие звуки. Кошка медленно и осторожно переступала с одной лапки на другую, тёрлась головой о его ноги и, казалось, была в определённой степени счастлива. Она вообще перестала шипеть и привыкла к нему буквально за пару дней сытой, безопасной жизни и даже, вот как сейчас, периодически требовала к себе внимания. На руках, правда, сидела крайне неохотно, норовя сбежать на пол или диван при первой же возможности — свою лепту внёс ветосмотр. После недолгих обсуждений они с куратором решили назвать её Лапкой — из-за сильного ушиба оной, по причине которого она и была вынуждена сначала претерпеть все осмотры и процедуры в ветклинике, а после и вовсе остаться в отделении в кабинете Араты, так как именно его бросок мяча сбил её с ног. Сам юноша чувствовал вину за случившееся и был бесконечно благодарен Шибасаки, что тот понял и вошёл в положение и не просто подбросил до ближайшей ветклиники, но и около часа разговаривал с шефом, после чего тот махнул рукой и дал-таки добро на размещение животного в офисе. «Только если она не будет портить казённое имущество и мешать рабочему процессу» — это была строгая оговорка, и Арата спустил бо́льшую часть своей зарплаты — он до сих пор привыкал к тому, что в полиции ему ещё и платили за его работу, учитывая, что он натворил ранее — на когтеточку, лоток и наполнитель к нему, а также на миску для еды и воды и, собственно, корм.

      Для содержания животного, оказывается, нужно было столько всего, аж волосы дыбом вставали!

      Но Лапка оказалась на удивление скромной — не прыгала на стол, не ходила по клавиатуре, мешая работать, и не орала без причины, привлекая к себе внимание — и очень умной. Арата был готов поклясться, что она понимала такие человеческие слова как: «нельзя», «куда пошла?», «жди здесь» и «пошли покормлю». Особенно последнее словосочетание пробуждало в спокойной кошке внутренний мохнатый ураганчик и она, прихрамывая, почти неслась к миске, радостно задрав в потолок полосатый хвост. А потом тыкалась лбом в руку, будто благодаря за предоставленную еду, и тихонько мурчала. В такие минуты до этого всегда относившийся к животным со спокойствием, Арата чувствовал как внутри разгоралось что-то тёплое, радостное.

      — Ну что, проголодалась?

      Он потрепал ладонью вдоль спинки, взлохмачивая прилизанную шерсть, легонько обхватил поднятый трубой хвост и провёл сложенными в кольцо пальцами снизу-вверх. Лапка, казалось, против не была, несмотря на многочисленные статьи из Интернета, и только подняла на него прищуренные зелёные глаза, будто спрашивая, когда он закончит её трогать и даст, наконец, поесть. Арата усмехнулся себе под нос, в последний раз почесал её за ушком и прошёл к тумбочке, вытаскивая упаковку кошачьего корма.

      — Мяу! — Лапка вмиг оказалась у своей миски, выжидающе перебирая передними лапами. Арата сыпанул корм, снова потрепал кошку по голове и с чувством выполненного долга ушёл в туалет мыть руки.

      Вода была самой лучшей температуры, не холодная и не горячая, приятно обволакивала кожу и уносила мыслями в кафе, то и дело возвращая к определенному диалогу.

      — А ты уже решил, кем хочешь стать?

      Вопрос прозвучал внезапно, почти выбивая из-под ног почву. Арата растерялся. Никто никогда не спрашивал его о планах на будущее, зная его определённую судьбу, да и он сам не особо над этим размышлял. В итоге пожал плечами, решив ответить максимально честно:

      — Я всё равно скоро умру, так что вряд ли это имеет значение.

      — Ну… — Харука почти мультяшно надулась, недовольная его ответом. — Во-первых, это имеет значение. — Она привстала из-за столика и почти ткнула ему пальцем в лоб, будто собираясь поведать какое-то откровение. — А во-вторых, медицина сейчас развивается довольно быстро, так что не смей ставить крест на своей жизни, понял? И в-третьих, — тут она замялась, забегала глазами по столу и стенам, бросила взгляд на демонстративно смотрящего в окно отца, — ты интересный человек, Арата. По крайней мере, некоторые люди точно расстроятся, если ты умрёшь, так что цепляйся за жизнь, хорошо? Начни хотя бы с выбора профессии и не думай о плохом, ладно? Всё-таки мысли материальны.

      Слова Харуки никак не выходили из головы и, закрыв кран и покинув ванную, юноша поймал себя на том что прокручивает в мыслях различные варианты рода деятельности.

      Кем бы он хотел стать?

      Хороший вопрос.