На следующий день состоялась встреча инспектора первого класса Жавера и сестры Евлалии. Сквозь ее белую вуаль была видна та же приветливая улыбка, что и обычно.
– Сестра, я еще не нашел времени поблагодарить вас за заботу обо мне.
– Было настоящим удовольствием наблюдать за вашим отдыхом.
Ирония в этих словах не ускользнула от Жавера и заставила его вздрогнуть.
– Мне очень стыдно, прошу простить меня, сестра.
– И ради того, чтобы еще раз извиниться, вы пришли потревожить бедную старушку, инспектор?
Она была умна эта монахиня, Жавер не привык общаться с женщинами, а уж тем более с женщинами, способными противостоять ему таким образом.
– Нет, – сухо ответил он. – Но вы можете быть мне полезны. Мои библейские чтения далеки от идеала, и мне не хватает знаний. Не могли бы вы просветить меня по одному конкретному вопросу, сестра?
Это удивило храбрую женщину, которая с любопытством кивнула.
– Кто такой Лот?
– Лот – пахарь, который спал со своими двумя дочерями, когда был пьян.
– С собственными дочерями? – Жавер не верил своим ушам.
– Лоту нужно было потомство, – спокойно ответила монахиня. – Его дочери пожертвовали собой, чтобы предоставить его ему. Две Девы, спящие с собственным отцом. К чему этот вопрос, инспектор?
– Я спорил с одним человеком….
– Вы спорили? Вы? – Она посмотрела на него с прищуром. – Вы не умеете лгать! Дочь, изнасилованная отцом, у вас есть дар привлекать жертв изнасилования, не так ли, инспектор?
Сестра Евлалия действительно была слишком умна... хотя и сдержана. Жавер не хотел расширять круг доверенных лиц, но другого выбора у него не было. Он хотел получить еще немного информации от такого безопасного источника.
– Вы знаете сестру Александрину?
– В монастыре на улице Золотого креста, есть сестра Александрина. Специализируется на домашнем воспитании детей из хороших семей. Учительница религии у девочек.
– Спасибо, сестра.
Жавер готовился к отъезду, несколько резко, но у него было все, что нужно, чтобы двигаться дальше. Он не мог ждать дольше!
Но вдруг монахиня схватила его за руку, она потеряла свой безобидный добродушный вид, казалось, она искренне беспокоилась за него.
– Я помню слова вашего начальства. Вы их не забыли?
– Я их тоже помню.
– Тулон суров к тем, кто болтает. Даже к гвардейцам.
– Я никогда не вернусь в Тулон, что бы ни случилось. Не мучайте себя, сестра. Это того не стоит!
И Жавер откланялся.
Он покинул монастырь и направился в свой кабинет. Он поспешил разобраться с текущие делами: принять посетителей, допросить подозреваемых… Он стремился сделать все, что от него зависело, так как совершенства он достичь уже не сможет.
Затем Жавер отправился в патруль, с облегчением покинув префектуру, чтобы побродить по улицам.
И сделал новый шаг на своем пути в преисподнюю.
На углу улицы, перед рынком он сразу понял, что наткнулся совсем не на то зрелище, которого ему сейчас бы хотелось. У Жавера возникло яростное желание незаметно развернуться, когда он понял, что его к тому же заметили двое коллег. Они оставляли ему первенство по аресту. Он уже попался и должен был сыграть свою роль до конца.
Он хорошо помнил, что за проституцию полается полгода тюрьмы. Не менее свежо в его памяти было и воспоминание о том, как месье Мадлен бросил его перед своими людьми в Монтрее, чтобы помочь проститутке, и эта мысль разозлила его еще сильнее. Жавер сжал кулаки. Вальжан! Снова!
Но Жавер должен был действовать как хороший полицейский, защитник закона и порядка. Вымогательство было запрещено, проституция ограничивается уполномоченными учреждениями. Блуд на улице под запретом.
Полицейские видели его и смотрели, как он действует. Они подошли ближе. Это было что-то вроде представления, видеть, как Жавер арестовывает кого-то, это всегда было впечатляюще, он был жестким и непреклонным, тем более с проститутками...
Но ему могла понадобиться помощь, чтобы овладеть девушкой. Особенно если она была слишком пьяна. Полицейские заняли место в нескольких метрах от Жавера, в предвкушении.
Жавер глубоко вздохнул и вышел вперед, приближаясь к девушке. Она еще не совсем понимала, что к чему, совсем молоденькая. Максимум семнадцать лет, даже порок еще не состарил ее преждевременно. У нее были черные, вьющиеся волосы, она переминалась с ноги на ногу, чтобы немного согреться. Было холодно, и она действительно была недостаточно одета для такой погоды. На дворе был промозглый и влажный июнь.
Только когда Жавер оказался прямо перед ней, вытянувшись во весь рост, она подняла на него свое живое лицо. Ужас в глазах застыл.
– Кто-то настучал! Чёрт!
– Что ты здесь делаешь?
Глупость вопроса заставила девушку рассмеяться, вопреки ужасу, который пару секунд назад буквально парализовал ее.
– Жду дилижанса! А ты, красавец инспектор?
– Я тебя не знаю. Как тебя зовут?
– Лили Бельджамб*, ведь у меня красивые ноги, хочешь их увидеть, симпатяшка?
Жавер сделал отрицательный жест, ища, как бы выбраться из этой ловушки, не наделав лишнего шума. Девушка была пьяна и явно не беспокоилась о последствиях, несмотря на форму полицейского и на страх, который она испытывала к нему.
Для полицейских, стоявших неподалеку, было странным, что старший инспектор спорит с девушкой, вместо того, что бы силой потащить ее в участок, как он делал обычно. Сие действие не могло не привлечь внимания и люди, как ни в чем не бывало, стали с интересом наблюдать за перепалкой между инспектором и проституткой. Вскоре Жавер оказался окружен толпой зевак.
А девушка продолжала свое представление, схватив за руки Жавера.
– Мазетта! У тебя там много жандармов! Я не могу принять вас всех, мои милые. Но этого я, пожалуй, попридержу его для себя. Силач, он выглядит здоровенным. Должно быть, хорош в постели.
Над полицейским в открытую смеялись, забавлялись над развязностью девушки... Смех народа был для него, словно пощечина.
Он ее схватил под руку и поволок за собой, в сторону поста. Девчушка, обрадованная клиентом и обеспокоенная надетой на нем униформой, продолжала щебетать своим тоненьким голосом:
– Я же говорила, что силач. А что у тебя за перстень, красавчик?
– Я инспектор первого класса Жавер. – Ответил он сквозь стиснутые зубы. – И ты любезно проследуешь за мной в камеру.
– В камеру? Нехороший ты, а с такими красивыми глазами! Ты должен быть добрее!
Девушка раздражала его. Вся эта ситуация его раздражала. Полицейские следовали за ним, гогоча и все больше и больше более ошеломленные. Наконец на горизонте показался полицейский участок, и Жавер облегченно вздохнул.
Вахтенному офицеру он передал свою ношу и сухим голосом, не допускающим отказа, он объяснил процедуру.
– Эта девушка несовершеннолетняя! Мне нужны ее имя и адрес. Есть заведение, в котором содержатся беспризорные девочки. Я отправлю ее туда. Там она будет в безопасности и больше не будет таскаться по улицам. В городе и без того достаточно потаскух. Все ясно?
Жавер отослал девушку, но та перед уходом повернулась к нему, в таком же невменяемом состоянии, что и раньше. Говорил за нее алкоголь. Она, улыбаясь, подошла к нему и встала на цыпочки, потому как Жавер был чересчур высок для нее ростом:
– Ты мог бы заплатить мне за выпивку, милый инспектор. Я бы позаботилась о тебе. Я добрая девочка, понимаешь?
– Ну да, ну да. Исчезни!
Когда ее уводили, она все еще смеялась.
Жавер провел рукой по лбу, с удивлением обнаружив на нем капли пота. Таким образом, он только что снова не пресек порок, наказав его безжалостно. Инспектор покачнулся во весь рост, ноги его подкашивались, а сердце учащенно билось.
– Вы хорошо себя чувствуете, инспектор? – Спросил один из полицейских, который следил за ним все это время.
– Думаю, немного воздуха пойдет мне на пользу, – ответил он.
И Жавер покинул полицейский участок.
Он поспешил на улицу, и ему потребовалось всего несколько мгновений, чтобы уйти на приличное расстояние от своих сопровождающих. И очутиться в одиночестве на улицах Парижа.
Оказавшись в одиночестве, Жавер спрятался в углублении между домами. Ненависть и гнев кипели в нем. Шлюха! Это девчонка совсем, как его мать! Как та женщина, которую защищал Вальжан! Он был сейчас ничем не лучше этого подлеца, и до такого состояния он опустился самостоятельно, назад пути не было уже когда он, представитель закона и власти, отпустил каторжника, паразита общества, на свободу. Он добровольно деградировал, скомпрометировал себя.
Жавер родился на дне, и сегодня он только что вернулся туда без колебаний, разбив в мгновение все, во что так непоколебимо когда-то верил.
Жавер вытащил пистолет. Он приставил его к виску, готовый выстрелить. Что ему оставалось? Он яростно, как-то по-волчьи заорал «Вальжан», уронил оружие на землю и ударил кулаком в каменную стену, словно хотел ударить своего врага. Один раз, два… потом боль помешала ему излить ненависть в третий раз. Его рука была в крови. Жавер упал на колени, и навернулись слезы, горькие, отнюдь не успокаивающие. Инспектор полиции, сбитый с толку, обезумевший, плакал, как ребенок, от ярости и страшной тоски одновременно.
Неподкупный Жавер соглашался на компромисс с властью, с преступлением и пороком. Он хотел умереть. Плач его длился несколько минут, потом Жавер успокоился, выпрямился и агрессивно вытер лицо. Он тщательно оттряхнул мундир. Дело Монсури, а потом уже смерть.
Ему уже не было дела до кого-либо. Он до конца пал! Что бы ни думал остальной мир, он был всего лишь мертвецом в отсрочке.
Жавер вернулся к своему патрулю, его рука болела, боль пульсировала при каждом движении пальцами. Какой глупый поступок… Полицейский достал из кармана платок и торопливо перевязал руку. Жавер равнодушно наблюдал, как кровь понемногу проступает сквозь ткань, возможно, были разорваны связки, может, и больше. Возможно, поврежден сустав... Но, слава Богу, ничего не было сломано.
И Жавер, мрачный, убрав руки за спину, развернулся и скрылся в соседнем переулке. Он испытал облегчение, вряд ли что-то новое сможет помешать его патрулю.
В любом случае, настроение и так, мягко говоря, было испорчено.
Конец первой части
Примечание
*Бельжамб (фр. Bellejamde или Belle jambe) дословно можно перевести как "красивая ножка"