В убежище было тихо. Не было слышно монотонных разговоров на кухне, не звонкого щелчка затвора со стрельбища. Это было в новинку, когда почти вся банда уходит по своим, никому неизвестным, делам. Остались не многие, но и они предпочли провести этот вечер по своим комнатам. Бетонные ступени отзываются гулким эхом, пока Джакет поднимается наверх за стаканом воды. Переступает через кейс с инструментами, которые Раст так и не убрал с дороги, протискивается мимо фургона и кучи непонятных коробок. Теперь отчетливо слышится звуки работающего телевизора из комнаты Сангреса, но и они больше похожи на какой-то отголосок живого.

Он останавливается возле дивана и пристально смотрит на чужой затылок со знакомой растрепанной шевелюрой. Сокол дремал, неестественно откинув голову назад и смешно приоткрыв рот. Ричард стоит напротив и пристально сверлит на чужих веках дырку. В одной руке покоится какая-то книга — Джакет аккуратно вытаскивает ее из ослабевших пальцев. Что-то на русском. Толстая, с твердым переплетом она походила на музейный трофей — не хватало только золотого обрамления.

Взгляд американца устремлен в чужое лицо. Внимательный и пристальный, он скользит по глазам, скулам, слегка сведенным к переносице бровям, цепляется за кривой шрам на носу. Ломаный, неаккуратный, он смотрелся неестественно и в то же время чертовски воинственно.

Джакет подходит ближе, нависая над хоккеистом, как каменная статуя. Секунда. Две. Пять. Все таки Сокол спал и не притворялся, иначе бы давно выдал что — нибудь про то, что в гляделки играют по — другому. Забинтованная рука воровато тянется вперед, останавливаясь в сантиметре от чужого лица. Он замирает, даже, кажется, задержав дыхание. Кончиком указательного пальца проводит по светлому шраму, как будто прорисовывая его заново. Неестественно. Неорганично. Совсем не к месту. Он еще долго не отнимает руку, глядя на беспечное, в какой — то степени даже детское лицо хоккеиста. Если так подумать, то Сокол был еще мальчишкой. Зеленым, еще не успевшим еще полностью сформироваться, но до жути целеустремленным и порой даже непривычно серьезный. Перед глазами суровое лицо, на котором шрам выгибается змеей, придавая выражению некую агрессию. Кто-то говорил о том, что шрамы — это украшение мужчин.

На губе еще один. Результат кулака самого Джакета и последствие неудачного первого знакомства. Рука сама собой тянется вперед, но он резко отдергивает ее назад. Неприятная картина ударила током, вызывая странное и неправильное чувство вины. Виноват ли он? Наверное. Он ударил первым. Сорвался, хотя Сергей даже ничего не успел сделать.

Американец пугливо отстраняется, стоит русскому тяжело уронить голову на бок и весьма по — деловому сложить руки на груди.

Безмятежно. Беззащитно. Совсем расслабленно.

Длинные пальцы нагло опускается на место под подбородком. Чужой пульс ощутимо клокочет на кончиках, заставляя Джакета буквально затаить дыхание, только чтобы не пропустить не одного толчка. Если надавить сильнее, двумя руками, обхватив шею крепкой хваткой и не отпускать несколько секунд, то биение прекратиться.

— Ты решил меня во сне придушить?

Чужие светлые глаза смотрят внимательно и даже с какой-то непонятной усмешкой. Джакет молчит, нехотя отводя руку в сторону. Привычное молчание, и никто не смеет нарушать эти несколько секунд бездвижного покоя. На губах русского легкая улыбка.

— В следующий раз буду знать, что не стоит засыпать, когда ты рядом шастаешь.