— Я вот всё не могу понять. Почему ты считаешь меня за ребёнка? Нет, не смейся, я серьёзно. Я всего на год тебя младше, даже на год без двух недель, и мне не кажется, что я веду себя, как ребёнок.

— Посмотри на свои руки.

Саша посмотрел, но ничего не обычного на руках не заметил. В руках он держал уже почти доеденный штрудель, но и в нём ничего необычного не было.

— И что?

— Где ты его взял?

— В Верхнем городе, понятное дело. На рынке.

— И сколько он стоил?

— Четыре монеты.

— С чего ты взял?

— Так было написано на ценнике.

— Видишь?

Саша абсолютно не видел, и Майкл продолжил:

— Никто, кроме тебя и Стеф, за еду на рынке не платит. Кто проверяет? Куча столов с выпечкой и мисочками для монет. Ты сам прекрасно знаешь, что монеты забирают шляпы, Староста и Куратор, чтобы потом снова разложить в почтовый ящик, чтобы выдавать за посещённый урок, чтобы выдавать за достижения, чтобы, наконец, просто разбросать по Площади. Деньги — огромная условность, на которую всем плевать, это не какие-то важные и сложные мысли, это правда. Но ты мне ответишь: «но ведь на ценнике написано!». Так вот. Всем. Плевать. Если ты не андроид, конечно.

— А… ладно.

Майкл смерил его каким-то почти презрительным взглядом, хотя ему очень хотелось громко и весьма злобно вздохнуть.

— Ты не можешь ответить на это «а, ладно».

— Почему?

— Так, ты хочешь пройти Открытие, или нет?

Пройти Открытие. Получить свой дар. Убедиться, что Столица признаёт тебя, признаёт и принимает. Позволить ей поставить на твоей крови клеймо и намертво связать с её сердцем.

— Ты правда не понимаешь, почему ты единственный ученик, который ещё не получил дар?

— Не понимаю. Почему?

— Дары Столицы основаны на b-реальности, основаны на эмоциях. Их дарят подросткам, глупым, раздираемым изнутри новыми ощущениями и непонятными чувствами. Из черного, белого, красного и синего мир внезапно, за один миг, за один взрыв, становится разноцветным, не цветёт разными оттенками, но смешивает их в непонятную, отвратительную жижу. Столица не дарит дары вечно улыбающимся детям. Ты — ребёнок.

— Но я правда младше вас всех, мне ещё четырнадцать.

— Я получил свой дар в девять! Твой брат — в одиннадцать. К двенадцати у каждого был дар. А тебе уже четырнадцать.

— Ладно, но… что ты хочешь?

— Дети не убивают.

Всего через несколько минут они оказались в Нижнем городе, полуразрушенном, заполненном масками — глупыми, пустыми, с длинными конечностями и обёрнутыми в бинты головами. Саша их побаивался, но всегда улыбался, Майкл их ненавидел и улыбался им редко. Но сейчас он улыбался, и сейчас он выглядел весёлым, что никогда не было хорошим знаком.

— Дети не убивают?

— Верно. Так ты ребёнок, или уже подросток?

Обычно, когда Майкл улыбался, в его руках был нож или зажигалка. Или, куда реже, пистолет. Майкл кинул его к ногам Саши. Глядя на чистую, отполированную и слишком уж отражающую сторону для пистолета, который был бы предназначен для настоящего убийства, Саша рассеянно подумал сначала о том, предсказывают ли сГК бунт, когда подкидывают пистолеты в магазин Нижнего города, а потом уже и о том, что в фильмах и книгах пистолеты очень редко стреляют, если их кинуть на пол, хотя, наверное, они стрелять должны. А, может, и не должны?

— Сможешь выстрелить в маску?

— Они не живые, — пожал плечами Саша — Они — просто проекция демонов. Отражение. Тень. Не жи-вы-е. Разве это будет честным прохождением экзамена?

— А ты хочешь убивать по-настоящему? — на лице Майкла отразилось искреннее удивление, которое быстро переросло в радость. Должно быть, он был рад услышать что-то неожиданное от тихони, не столько рад самой мысли об убийстве. Кого бы Майкл не пытался из себя строить, он не…

— Не хочу. Просто ожидал чего-то более сложного, — Саша наклонился и взял пистолет в руки. Ещё немножко покрутил, вспомнив анимацию из любимого шутера, но, несмотря на игровой опыт, не смог понять, стоит ли ему чем-то щёлкать и что-то переключать. Он навëл пистолет на одну из масок, мысленно представил, как пуля летит очень далеко, вдоль тёмных потрескавших стен переулка Нижнего города, под нависшей облезшей черепицей, и влетает маске на самом конце улицы в плечо, куда-то в ключицу. И представил ярко-красную кровь, хотя у масок она куда темнее. Эта картина совсем не была приятной, но Саша положил палец на курок.

— Стреляй! — весело приказал Майкл. Саша бы стрелял, но у него как будто бы онемели руки, неизвестным способом вкладывая в пустой мозг мысль, что готовы свестись судорогой в любой момент, а в животе крутило как-то совсем неощутимо, белым и пустым, но двигаться было страшно. Но Саша всё же выстрелил, и руки действительно свело, пистолет упал к ногам и, не как в фильме или книге, не выстрелил при падении. Может, в нём закончились пули?

— Не попал! — объявил Майкл и засмеялся очень громко. Саша наклонился к пистолету, снова взял его в руки, взвешивая и пытаясь понять, он слишком тяжёлый или слишком лёгкий для «обычных» пистолетов. Направил пистолет в землю недалеко от себя и выстрелил; от хоть и не сильной, но резкой отдачи хрустнуло в запястьях и, более отчётливо, в плече, от чего Саша только вдохнул через сомкнутые губы, но пистолет в этот раз не выронил.

— Отдача у него не сильная, а тебе не нужно делать несколько выстрелов подряд, так что можешь не слишком усердно тренироваться…

А, может, зря не выронил? Может, в этот раз он выстрелил бы? Саша отпустил пистолет, и он упал, прокрутившись дулом прямо к ногам мальчика. Но не выстрелил.

— Хватит ломать его! — Майкл быстро подскочил, словно юркий кучерявый зверёк, схватил пистолет с пола и очень злобно взглянул на Сашу, уже вставая и проверяя, не осталось ли на его игрушке царапин.

— Извини. Я не так часто держу в руках пистолет.

— Так купи его в магазине, — буркнул Майкл, уже совсем не выглядящий сердитым; протерев дуло ещё несколько раз, он оглянулся, выискивая новую зазевавшуюся маску.

— Ты же говорил, что деньги не важны…

— Значит, укради! — Майкл вернулся к привычному жутковато-весëлому смеху.

— Я не так часто бываю в Нижнем городе…

— Не мои проблемы! Послушай, ты говоришь, что такой смелый, но ведь ты трус, который боится спуститься по нескольким ступенькам.

— Э? — кажется, только сейчас Саша почувствовал едва ощутимый ветер вокруг, и даже солнце начало бить в глаза сильнее.

— Ты говоришь, что ожидал большего, но не смог сделать даже меньшего. Ты уверен, что готов на многое, но разве это так? Нет, не перебивай! Лучше выругайся для меня. Давай, сматерись хоть раз.

— Это… тоже входит в «стать взрослым»? — криво улыбнулся Саша.

— Не важно. Просто это куда легче, чем стрелять в человекоподобную куклу, правда? Давай, просто скажи что-нибудь. Тебе никто в Столице не запрещает ругаться!

— Знаю, — Саша кивнул в ответ, но так и не продолжил то, что хотел сказать. Он открыл рот, но запнулся снова.

— Ну? — Майкл с интересом заглянул в лицо Саше. А тот уже начинал злиться. Почему он не может просто перешагнуть маленькую черту? Спуститься на ступеньку вниз…

— Дело не в том, что ты боишься сделать что-то «страшное». Ты ставишь барьеры — хорошие, как запрет на убийство, и бесполезные, как запрет на ругательства — и не можешь их снять, потому что тебе кажется, что потеряешь опору.

Он действительно думает, что так хорошо понимает людей?

— Но пока не потеряешь опору, не научишься летать! Смотри, чему учит Нижний город.

Майкл направил пистолет, выбрав целью маску подальше, и выстрелил. Он молчал достаточно долго, чтобы Саша мог заметить, что пуля влетела совсем недалеко от головы маски, которая от громкого звука остановилась и повернулась, глядя куда-то в сторону мальчиков забинтованным лицом. Майкл молчал ещё, и Саша даже с некоторым интересом смотрел, как весёлая злоба сменялась на закипающую в глубине агрессию, строго обнесëнную вокруг стенами, сурово сжатыми губами и сдвинутыми бровями, и стоит дать трещину в этой стене… Саша слишком часто видел, как спокойно-суровая стена Майкла давала брешь. Майкл выстрелил снова, снова, снова и снова, четыре громких хлопка, после чего отчаянно вскрикнул, кинул пистолет на землю, и тот наконец выстрелил пятым хлопком в стену, Майкл вскрикнул снова и закрыл лицо руками, с размаху пнул стену боком, лодыжкой, и провёл ладонью вниз, очерчивая ногтями две длинные красные полоски от лба по щекам.

— Т-тише, тише! — от такой реакции нужно пугаться, и поэтому Саша испугался и потянулся к Майклу, но коснуться его плеча побоялся. Майкл замотал головой и убрал руки от лица и несколько раз быстро проморгал; полосы длинные и большие, но не до крови, пройдут быстро, за несколько часов, только ныть будут. Майкл поднял пистолет и зачем-то помотал головой ещё раз.

— Ничего, натренируюсь лучше, — тихо и коротко пробурчал он, в один момент обрывая саморазрушительную истерику, и зевнул. Только сейчас Саша смог посмотреть на другой конец улицы: нужная маска уже ушла, пришли другие, но (вероятно, последние) три следа выстрела были сильно выше их голов и сильно длиннее, входящие под углом, ещё один выстрел был на уровне живота маски, но слишком далеко в бок. Саша выстрелил бы куда хуже, куда дальше от цели.

— Ты долго? — Майкл уже успел отойти к лестнице, стал куда меньше, а его силуэт под тенью крыши стал казаться вырезанным из серой бумаги: маленький и тонкий, серое лицо и чернильные кудри, свисающие длинной чёлкой на одну сторону лица, на другой — чёрный глаз, красные полосы, и сам в красной толстовке. Майкл, такой бумажный, хрупкий и страшный — а он умеет летать?

— Ты идëшь или нет? — в выцветшем голосе начинало появляться раздражение.