У госпожи дурное настроение. Награды за свои потуги ждать не придётся — как и в любой другой день. Если осмелиться побеспокоить её в такое тревожное время, то можно огрести даже хлеще, чем от удара Великого Часового. Он действует прямо, по всем заветам предков: последние мозги вышибает грубой силой. А у госпожи методы сживания со свету другие, не менее действенные. Она их болтовнёй сжирает и пустой руганью. А раньше ведь маску свою воротила, стоило только верным слугам показаться. Но те счастливые времена давно прошли — с тех пор, как её менее удачливых «товарищей по сословию» пожрала чума.

Туда им и дорога.

— Сегодня добыча невелика, мэм.

— О! — рассыпался голос колкими иглами. — Я и другого от тебя и не ждала. Ради последней аристократки можно было бы и постараться побольше, не думаешь?

О, постараться можно было бы. Знатоки невысокой кухни поговаривали, что чумная плоть жуков довольно сладкая и очень, очень вкусная. Ничего подобного они и не пробовали, да и уже не попробуют. Госпоже скармливать такое не хочется. Чумная, конечно, лучше здоровой, но без неё в полуживом городе будет совсем тоскливо. Выхода нет, еды всё меньше, а над головой маячит неиллюзорная возможность присоединится ко всем тем, кто уже впал в вечное блаженство. Так «причастившиеся» называли свою болезнь, пока могли говорить. Если оно означало, что нужно рыдать оранжевым, трястись и бросаться на тех, кто ещё не постиг счастья, то жизнь с госпожой будет лучше.

— Готовь давай, чего стоишь, — махнула госпожа. — Или ты хочешь, чтобы я его съела сразу сырым?

— Нет, нет, ни в коем случае…

Хотя еда такая, что она хоть готовая, хоть сырая — съедобная лишь условно, просто потому, что её не коснулась оранжевая гниль. Грибы, которые находятся аж в другом конце стоков, листья, растущие прямо из кислоты… что-то похуже на вид съедалось, что-то получше приходилось таскать в лапках. Он бы с радостью поступал наоборот, но госпожа легко пошлёт его обратно. Она просто выкинет то, что ей не понравится и заставит идти обратно, под капли дождя и чумы.

Приходится искать то, что имеет хоть какие-то шансы приглянуться. То есть то, что хотя бы в теории можно подавать к столу — поди разыщи такие грибы, вершки и корешки! На поверхность, в Город Слёз, даже соваться нечего — там уже всё пожрано и без госпожи. А что не пожрано, то сгнило. Лучше уж грибы и травы, их, по крайней мере, всегда в достатке.

Перед тем, как пройти к госпоже, нужно привести продукты в порядок, да и самому умыться не помешало бы. А то не примет.

Но всё кончено. Теперь дело за малым — взобраться по тайному ходу, показать госпоже продукты, выслушать, как же мало он ради неё старается, приготовить… и влить в неё поганую похлёбку. Она поморщится, конечно, принюхается ещё, словно мшистик, пробормочет молитву Черву, чтоб величественный её желудок не изрыгнул из своих глубин эту «дрянь», и проглатывает.

Она кашляет — не по-настоящему. Чтобы показать, как же

— Отвратительно. Просто отвратительно.

— Почту за комплимент, госпожа.

Она смерит его презрением, но ничего не скажет. И молчание её — высшая ему похвала.