Стоило за директором закрыться дверям, Гарольд, не дожидаясь, пока профессор обратит на него внимание, резко сел, уставившись на него выжидательным взглядом. Внутри всё ещё ощущался жар, воздух пропитался магией Дамблдора, и мерным гулом потрескивал огонь в камине. Он с силой сжал края пледа, неотрывно следя за каждым действием Снейпа, разглядывал грубоватые черты лица, тонкие жилистые запястья и длинные пальцы.

Ему казалось, что посмотри он сейчас профессору в глаза, как густая чернота затянет в трясину и поглотит без остатка.

Ещё сильнее ощущался привкус такого же ожидания, что горчило, вязало во рту, вызывая навязчивое желание отвернуться.

— Сэр…

— Полагаю, что отчитывать вас бесполезно. Вы, мистер Уэллс, совершенно не признаёте никаких авторитетов, — сурово проговорил профессор, не дав ему закончить. Он, отложив все свитки в сторону, посмотрел на него.

Гарольд поёжился, опуская взгляд. На кончике языка покалывала обида.

— Посмотри на меня, мальчик, — жёстко потребовал голос, и чёрная тень закрыла собой свет. Стало холодно и неуютно, дыхание сбилось. Гарольд напоследок одарил ковёр злобным взглядом и, стерев с лица гримасу ярости, поднял взгляд, встречаясь с чёрным маревом чужих глаз. — Ты понимаешь, что твоя выходка могла стоить другому студенту жизни? Отдаёшь себе отчёт, что теперь даже моё заступничество не гарантирует тебе защиту? Твоё девиантное поведение выходит за рамки. Сколько раз я просил тебя не подставляться?

— Но, профессор…

Ему даже не позволили оправдать себя, объясниться. Словно вешая клеймо, с отвращением кривя губы. Мужчина поднял руку.

— Я просил, чтобы ты, как только почувствуешь ухудшения, пришёл ко мне. Пришёл немедленно. Просил? Отвечай!

Властный и холодный голос с нотками бархатистой хрипоты. Гарольд против воли ощутил, как по телу прошли мурашки, невольно открылся рот. Зрачки расширились. Он ощутил дрожь и острое желание подчиниться. Будто это было чем-то естественным и правильным. Прикусив изнутри щеку, мальчик опустил голову, ощущая как горят скулы. Это определённо не та реакция, которую ждал профессор.

— Просили, — тихо, едва слышно отозвался он, всё ещё глядя в пол. Пререкаться сейчас не стоило.

— Сэр. Не забывай о субординации. — Тонкие пальцы коснулись его подбородка и несильно сжали, поднимая Гарольду голову.

— Да, сэр, — непослушными губами пробормотал Гарольд, сглатывая и рассматривая чужое бесстрастное лицо. — Я виноват, не отрицаю. Но так сложились обстоятельства, профессор. Я не мог прийти раньше. Хотел, но мне было слишком плохо, чтобы показываться в таком состоянии на людях.

Кончики губ профессора дрогнули, и он, отпустив его подбородок, отошёл к своему креслу. На коже ощущались призрачные касания чужих тонких пальцев, и Гарольд невольно задержал дыхание.

— А теперь я хочу узнать, каково твоё нынешнее самочувствие? Рассказывай обо всём, что ощущаешь, — с нажимом потребовал профессор, пристально рассматривая лицо студента.

Он будто уловил его состояние, но не выказывал даже намёка на насмешку.

— Я чувствую себя нормально, — хрипло ответил он, смутившись пытливого взгляда. — Просто усталость и… страх. Я не знаю, чего ожидать, — честно ответил он.

— Хорошо, — Снейп, не говоря больше ни слова, магией отлевитировал откуда-то небольшой поднос со склянками, глиняным кувшином и тарелкой с каким-то странным супом. — Пока ты ешь, я бы хотел услышать, что именно происходило с тобой сегодня. Полностью, со всеми подробностями, Гарольд. Чтобы понять, что случилось. А после, — Снейп выудил откуда-то палочку и положил её на столик. — Мы кое-что обсудим.

Гарольд вздохнул и посмотрел на поднос с едой. Пришлось рассказать, как с самого утра на завтраке почувствовал слабость. Это не было чем-то постыдным, и Гарольд списывал это на переутомление, на недосып. Пришлось также рассказать про поход к Дамблдору.

Он говорил, то и дело путаясь в словах, мыслях, перескакивая с одной темы на другую — спутанность в сознании и слабость, вялость буквально топили его в этом тягучем киселе. Ему казалось, будто он увяз в густом бульоне, как какая-то лягушка, и всё никак не наступит конец.

Когда он закончил рассказывать про урок истории, Снейп поднял руку, жестом призывая остановиться. Гарольд, до этого невольно задержавший дыхание, наконец смог выдохнуть и успокоить лихорадочно бьющееся сердце.

— Теперь понятно, в чём причина, — кивнул профессор своим мыслям и посмотрел на притихшего студента.

— Сэр, могу я спросить?.. — неуверенно проговорил Гарольд, не отводя взгляда. — Это правда? Ну, то, что вы сказали директору про легилименцию? Что это большой риск.

— Окклюменция, как и легилименция — очень сложная наука. Всегда есть риск, особенно, если ты в этом совершенно ничего не понимаешь. Если ты конкретно про мой случай — нет, я соврал. Я могу свободно вмешиваться в разум студентов, само собой, без намерения убить или навредить. Данная ситуация относится к разряду «помощи». И, если тебе станет проще для понимания, сравнима с психологическим тренингом. Только на это не нужно тратить кучу времени, просто заблокировать, а затем немного видоизменить некоторые события. Они будут помнить про то, что произошло. Но тебя — нет. Понятно?

— Кажется, да, — кивнул Гарольд, в задумчивости прикусив губу. — Я хотел сказать вам… спасибо? Вы спасли меня. Это ведь не опасно для вас?

Гарольд и сам не мог понять причину, по которой так волновался за профессора. Не было и понятно — для чего он вообще это делал? Не только это спасение, но и в целом всё до этого.

Снейп спасал, помогал, вытаскивал из глубокой ямы отчаяния и личных страхов. Гарольд не просил его, но профессор словно и не считал нужным спрашивать. Между ними уже негласно сложилась, как какая-то закономерность, определённая схема — Гарольд попадал в неприятности, а профессор его спасал. Крылась ли в этом выгода для самого Снейпа? Возможно, что пока он больше действовал себе в убыток, нежели в надежде на соизмеримую плату. И здесь уже всё крутилось около личной совести — если Снейп однажды потребует помощи, готов ли будет Гарольд пойти против своих принципов и помочь? Как вообще работает этот самый долг?

Конечно, это были лишь его мысли и ничего более. Он в принципе не рассчитывал на то, что Снейп когда-либо обратится к нему за помощью или потребует уплату долга. А, значит, всё это скорее абстрактно, чем возможно в действительности.

Гарольд уже и забыл, о чём спрашивал, и поэтому растерянно заморгал, когда заметил странную улыбку на губах декана. Он, похоже, забавлялся вопросами Гарольда. И, прежде чем тот успел обидеться на открытую усмешку, профессор всё же ответил:

— Сочтёмся, Гарольд, — улыбка растаяла, словно мутный воск от свечи, и взгляд Снейпа вновь стал серьёзным. — Что до опасности — нет, не опасно. За моей спиной стоят влиятельнейшие волшебники этой страны, чьи дети были вверены мне, под моё покровительство. Я забочусь о них, о каждом, а, значит, забочусь и о тебе, и мне совершенно плевать, какого ты происхождения. Не думай, что я лично тебя выделяю. То же самое я бы сделал и для других студентов своего факультета. А теперь всё, ешь. Сможешь задать ещё вопросы после.

Устало вздохнув, он, откинувшись на своём кресле, чарами приманил к себе какую-то книгу.

Гарольд без особого энтузиазма возил ложкой по тарелке. Как можно спокойно есть, пока над головой сгущаются тучи? Да и как-то стало… обидно? Разочаровывающе? Больно? От слов профессора. Пища была пресной и совершенно не вкусной, к горлу подступила тошнота, и загорчило на языке. Появилось отвращение ко всему в этой комнате: к тёплому камину, холодному свету, к притягательным чёрным глазам. Стало противно от одной лишь мысли, что он — лишь один из многих.

Это казалось чем-то оскорбительным, хотя, с точки зрения рациональности, профессор был прав. Ведь кто такой Гарольд? Обыкновенный полукровка. Да, Снейп, возможно, и дружил с его матерью, но насколько они в действительности были близки? Вообще, дружба — понятие растяжимое. И Гарольд это воспринимал скорее как дань какой-то старомодности. Просто потому, что так было проще обозначить общение между двумя людьми.

Поэтому в словах профессора не было ничего оскорбительного или плохого, он заботился о нём лишь потому, что Гарольд был его студентом, потому, что если вскроется правда, это бросит тень на Слизерин, и сам Снейп попадёт под удар. Он лишится уважения окружающих и репутации.

Всё это, конечно, понятно и очевидно, но что бы было, если бы Гарольда отправили на какой-нибудь другой факультет? Помогал бы Снейп? Стал бы спасать, отдавая дань своей погибшей подруге, о которой даже не вспоминал?

Хлебнув буквально пару ложек супа и выпив зелья, Уэллс отодвинул поднос от себя — больше есть не хотелось. Нужно было собраться и сконцентрироваться на более важных вопросах, а не раскисать лишь из-за того, что профессор не оправдал его собственных надежд. Тот и вовсе не был обязан как-то соответствовать ожиданиям мальчика.

Оставалось ещё немало вопросов, которые тревожили Гарольда ещё утром. Сейчас, на фоне всего произошедшего, они казались уже какой-то глупостью. Сейчас решалась его судьба, и, конечно, именно это было первостепенной проблемой. Но было бы неплохо отвлечься от этого гнетущего состояния неопределённости и расспросить о том, что профессор вполне мог знать.

— Я всё, профессор. Теперь можно задать вопросы? — Гарольд положил ложку на стол, впившись выжидательным взглядом в декана.

— Ты ведь даже не поел, — укоризненно цокнул Снейп, отложив на подлокотник книгу.

— Я съел пару ложек. Не могу больше, не лезет, — скривился Уэллс.

Заметив прищур чёрных глаз, Гарольд заговорил быстрее, пока профессор не решил настоять на своём.

— Сэр, так это правда? Ну… — он махнул рукой куда-то в сторону. — Про Регулуса Блэка. Я о нём слышал, конечно, и видел его фотографии в газетах, но мы с ним совершенно не похожи. Вопрос даже не в этом, — Гарольд вздохнул, сжимая пальцами переносицу. Думать становилось всё сложнее, а уж складывать свои мысли в членораздельные предложения казалось и вовсе непосильной задачей. Но стоило попытаться или хотя бы понадеяться, что профессор поймёт его и без этого. — Откуда директор мог узнать обо всём этом? Я подумал, что он мог выяснить это либо у третьих лиц, кто ещё в курсе моего происхождения, либо из документов из приюта.

Снейп упёрся локтями о колени, подперев сцепленными в замок пальцами подбородок, и посмотрел на Гарольда тяжёлым, каким-то неопределённым взглядом. Он молчал, напряжение внутри мальчика от этого лишь увеличивалось, вспотели ладони. Биение сердца ускорилось.

— И к какому же из этих выводов пришёл ты?

— Я… не совсем уверен в своих выводах, сэр. Вы сказали, что о моём происхождении знаете только вы. Я почти уверен, что вы не стали бы делиться с директором такой информацией, а захоти вы — поделились бы намного раньше. Остаётся лишь приют. Но я видел документы из архива, там нет никакой чёткой информации даже о личности моей матери. Описание внешности и какое-то неопределённое имя, явно ненастоящее.

— Разумные умозаключения, Гарольд. Я бы действительно не стал откровенничать на эту тему с Дамблдором, потому что к нему это не имеет никакого отношения. В документах, как ты верно подметил, нет никакой конкретики, но только в том случае, если не знаешь, на что обращать внимание. Скорее всего, именно смотрительница и рассказала директору о том, что не вошло в личное дело, — Снейп задумчиво нахмурился, обводя взглядом комнату. — Но в словах директора действительно есть толика истины. Регулус Блэк является твоим отцом по магии. С твоей матерью они крестили тебя, дабы обезопасить от чужого влияния. Насколько мне известно, даже собирались передать тебя Вальбурге, матери Регулуса, но она скончалась незадолго до твоего рождения. Так что, как ты понимаешь, не всё так просто. И чем же тебя так встревожил этот разговор?

Крёстный? Гарольд широко распахнутыми глазами посмотрел на профессора, пропустив мимо ушей его вопрос.

— Регулус Блэк…

— Он пропал, точно так же, как и твоя мать. Где он и что с ним — никому не известно. Сейчас нам лучше сконцентрироваться на анализе происходящего, Гарольд. Так что ещё тебя насторожило в разговоре с директором?

Гарольд кисло улыбнулся, отводя взгляд. Разговор с директором было самой неприятной темой, о которой хотелось бы забыть как можно скорее.

— Тем, что он оформил опеку, сэр. Вы ведь теперь и сами это знаете. И я думаю, как раз из-за предполагаемого родства с Блэками. Директор таким способом хочет подобраться к наследию Блэков или к счетам — не знаю. Но меня это и насторожило.

— Дамблдор, конечно, мелочный человек, — протянул Снейп, выслушав доводы мальчика, — но для действий такого размаха нужно быть уверенным наверняка, что ты действительно являешься его сыном.

— Он упомянул, что моя мать встречалась с Регулусом. Возможно, директор сложил эти два момента.

— И всё же, этого недостаточно, Гарольд. Лишь из-за догадок директор не стал бы так рисковать. Зачем ему по итогу сирота, о котором нужно заботиться? Нужно финансово вкладываться, обеспечивать достойным образованием, вводить в общество, посвящать его в свои семейные секреты? Я думаю, что он просто сказал не всё. Посмотрим, чем это обернётся.

Наступила тишина. Снейп отлевитировал поднос с недоеденной пищей куда-то на дальний столик и, повернувшись, задал ещё вопрос:

— Ты упоминал, что на уроке истории магии что-то произошло. Отчего ты весь оставшийся день не появлялся на уроках. Полагаю, именно из-за этого тебе и стало плохо. Расскажи подробнее.

Гарольд нахмурился, вспоминая события утра. Всё произошедшее казалось таким далёким, будто минуло уже несколько столетий.

— На самом деле, ничего страшного, наверное, я просто… растерялся? Или, точнее сказать, наложилось одно на другое. Профессор Бинс перепутал меня кое с кем. Хотя, возможно, что это пустяк, — отмахнулся мальчик, откидываясь на спинку дивана и ослабив узел галстука.

В кабинете профессора всегда было так жарко?

— И с кем же он спутал тебя?

— С неким Томом Реддлом, сэр. Он не просто спутал, он был уверен, что я и есть он. Профессор Бинс ведь призрак, он мог спутать с кем-то, кто посещал его уроки ещё когда тот был жив. Утром я действительно очень впечатлился, посчитав его слова за… истину, — махнул неопределённо рукой Гарольд.

— Что же, вот и ответ на твой давний вопрос, — хмыкнул Снейп. — Профессор Бинс прав, вы с ним действительно внешне похожи. Только ты немного ниже, возможно, но в целом почти не отличить.

Гарольд открыл рот, моргнул и выпрямился. Это ведь то, о чём он подумал? Вернее не так — о ком подумал? С того самого возраста, когда он научился хоть сколько-нибудь анализировать и размышлять, он не раз строил догадки о том, какой его отец. На ум приходило всякое, особенно когда он смотрелся в зеркало. Его внешность еще в детстве всем казалась очень умилительной, почти девичьей, отчего на Гарольда часто сыпались насмешки.

Глядя на себя в зеркале, хотелось тотчас же изуродовать лицо, чтобы его украшали шрамы, чтобы не казаться куклой или какой-то девчонкой. И сколько бы он ни пытался навредить себе — выходило плохо. Раны заживали быстро, даже не оставляя малейших следов, сколько бы он ни старался. Это выводило из себя, раздражали насмешки и улюлюканья. Чужие прикосновения к телу.

Вспомнилось и то, как сторож однажды попытался его чем-то накачать, приняв за девочку — Гарольд уже потом узнал, что это был сильнодействующий наркотик подчиняющего действия — и просто чудо, что испугался. В тот момент его спасла удача и магия, которая непроизвольно попыталась защитить его. Сторож скончался в больнице от множественных ожогов и нарывов. Гарольду чудом удалось выйти из той ситуации невредимым: небольшая сторожка была деревянной, а потому загореться могла от любой искры, к тому же, стояла сухая погода. Всё списали на неосторожное обращение с газом.

Одним словом, внешность обычно приносила лишь несчастья, из-за которых Гарольд нередко оказывался предметом насмешек и шепотков. Да даже в свои тринадцать он не стал брутальнее, не обрёл мышц, да и вьющиеся волосы так и продолжали виться, как бы он ни старался их выпрямлять.

Понимание того, что они с отцом похожи, для Гарольда было равносильно оскорблению. Это он был виноват в непрошеной смазливости!

— А Том Реддл — он кто? — спросил мальчик отвлекаясь от размышления про внешность и беря себя в руки. — Я не слышал такой фамилии среди своих сокурсников.

— И не услышишь, — хмыкнул профессор. — Это маггловская фамилия. Настоящая фамилия Тома Реддла другая, но об этом пока не будем. Всему своё время. Прежде чем ты задашь вопрос о его личности, мне придётся взять с тебя обет о неразглашении, Гарольд. Дальнейшая информация, как и сама личность твоего… отца не для посторонних. Это должно остаться строго между нами.

— Но вы же сами сказали, что это маггловская…

— Сказал. О нём прекрасно знает Дамблдор, да и многие учителя Хогвартса. Твои мысли прочитать не проблема, достаточно потянуть на нить. Информация, как я уже говорил ранее, опасная, действительно опасная. За неё могут убить.

Сглотнув, мальчик вытер вспотевшие ладони о брюки. Страх кольнул тонкой иголкой в область груди.

Гарольд, впрочем, думал недолго. Это был конечный путь его ожиданий и смиренного терпения. Но в то же мгновение, прямо перед тем, как согласиться, он ощутил сомнение.

Гарольд был уверен, что, пока он находится в неведении, ему ничего не угрожает. Он словно сохранял нейтралитет, не отдавая своё предпочтение ни одной, ни другой стороне. Наивностью было полагать, что так будет всегда. Что всегда будет рядом Снейп со связкой трав и склянками для зелий, что вся политика, что полыхала в умах магов, останется позади. Каким-то шестым чувством он был уверен, что как только согласится — подпишет себе приговор. Чаша весов накренится в сторону отца. Единственной нити, что связывала его с этим миром. И уже не будет как прежде, всё изменится. Гарольд почти наверняка это знал.

И всё же… внутри взыграло чувство собственной важности. Жадного эгоизма.

Снейп виделся искусителем, протягивающим руку, влекущим за собой, особо ничего не обещая. Он просто предлагал: стать частью определённого мира или остаться за бортом в неведении. И тогда, выбери он второе, Гарольд навсегда потеряет Снейпа. Его расположение, поддержку, присутствие.

И даже вспоминая те слова о том, что он помог бы любому, Гарольд был уверен, что они неприменимы к этой ситуации: выбор, перед которым сейчас поставил его профессор, он никогда бы не предложил другим. И дело было не в личности отца, не в призрачной дружбе между деканом и Лили. Это больше походило на завуалированное предложение идти с ним рядом. На возможность оставаться поблизости.

И Гарольд бы был полным дураком, если бы отказался.

— Я согласен, — ответил он довольно уверенно, но всё же, к собственному стыду и раздражению, ощутил ненужное сейчас смятение. Неуверенность в собственных словах, в отведённом взгляде. — Только я никогда не давал обетов, сэр.

Снейп не торопил его, рассматривал долгое время. Затянувшееся молчание оседало на плечах жаром, густой, спрессованной магией, придавливая и не давая вздохнуть.

Было бы глупо просто отсрочить этот момент и трусливо сбежать. На короткий миг он захотел отказаться. Вырвать руку и заткнуть уши. Было страшно и волнительно.

— Уверен? — профессор явно различил в эмоциях Гарольда и интонации сквозящую робость.

— Да. Просто… почему мне кажется, будто, стоит мне узнать личность отца, всё изменится? Или… Скорее, даже не так. Всё станет более определённым и точным, как стрелка на компасе?

— Это нормально, — просто ответил профессор, беря в свои ладони руку мальчика. Пальцы у Снейпа были тёплыми и мягкими, несмотря на то, что он ожидал ощутить некую шероховатость и мозоли. Ведь зельевары работают с разными составами, и нередко это вредит их коже. — Не могу обещать, что ты и дальше сможешь оставаться в стороне. Тебе всего тринадцать, и пока что ты вне политики и интриг. Но придёт время — а оно несомненно придёт — и тебе придётся выйти в свет. Очень важно заявить о себе. Ты можешь, как магглорожденный, иметь покровителя и выступать от его имени, но так и остаться навсегда лишь невзрачной тенью. А можешь быть собой, носить с гордостью свою фамилию. И встать на одну ступень с чистокровной элитой. Можешь и вовсе выбрать путь отшельника и покинуть магический мир. Но тогда ты попросту погаснешь. Рано или поздно твой фитиль догорит, а о тебе не останется даже воспоминаний. Только ты решаешь, по какому пути идти.

Это было заманчиво и интригующе. На него не давили, ему позволили выбирать. Слишком соблазнительным казалась перспектива покинуть Британию и уехать, к примеру, в Америку. Но там он бы был никем, ещё одним беженцем без личности, имени и своего рода.

Он, возможно, никогда не считал себя принцем, но и отбросом не был. И к магглам возвращаться не хотел. Да и быть чей-то шлюхой ради признания — точно не для него.

Или сейчас, или никогда.

Без страха и с уверенностью он сжал пальцы мужчины достаточно крепко.

Он сделал свой выбор.