Наверное, Василия Шувалова всё-таки убили тогда в родовой усадьбе. А выжил только Василий. Без фамилии, без рода, без прошлого. Так было проще — не считать себя роднёй тому, кто отправил на смерть свою семью. Убил, пусть и не своими руками, но своими действиями. Хоть Василий тогда и был подростком, но прекрасно понимал, что происходит.

Да и мать всё время вздыхала и молилась о здравии. Вот только собраться и уехать с детьми против воли главы рода она не могла. Точнее, могла, но это бы означало разрыв контракта для неё и потерю статуса для близнецов. Она бы осталась эмансипированной дамой без гроша в кармане, но с двумя детьми, не имеющими прав ни на что. Она надеялась, что бог смилуется, и мальчики доживут до своего восемнадцатилетия. А там уже и на службу государеву можно. Против неё даже слово Павла было бы бессильно. Не вышло, трёх лет не дожили.

Из подвала, куда его закинули вместе с трупами, Василий выбрался только на следующее утро. Видимо, повезло ему тогда, и нож того солдата не задел ничего жизненно важного. А с колотыми ранами, кровотечением и заражением справилась войсковая аптечка. Остаться в усадьбе Василий не смог. Собрал немного вещей, еды, достал их с братом копилку с пятью рублями мелочью и направился в расположенную рядом деревню Шуваловку.

Вот только она пострадала первой, и ничего кроме пепелища Василий там не нашел. Зато встретил деда Матвея, который вернулся с заимки и теперь оплакивал родню, сидя на развалинах дома. Они разговорились и Василий рассказал о себе правду. Утаил только личности тех, кто напал на поместье. Потом плакали вместе, а когда солнце заполдень перевалило, дед Матвей повёл Василия к себе на заимку.

Как шли — отдельная история. Большую часть дороги старому охотнику приходилось тащить ослабевшего парня на себе. Там они прожили до следующей весны. Василий окреп, научился топить печь, колоть дрова, выделывать шкурки и совершенно забыл, что такое прислуга. А когда растаял снег, дед Матвей привёз его в Амурск, продал меха, которые они добыли за зиму, вручил Василию двадцать пять рублей и явился вместе с ним к военкому.

— Да сирота он, из Шуваловки, что сожгли осенью, — убеждал дед того. — Какие документы? Сгорело всё вместе с домом. Я же его всю зиму выхаживал, думал, помрёт, да нет, выкарабкался.

— А от меня что хотите? — перебил уставший от словесных излияний военком.

— Возьмите меня на службу. Родину защищать хочу, чтобы цины больше никого не убивали!

— На службу, говоришь… — призадумался военком.

С набором рекрутов в этом году было плохо. Да и дезертиров много, а тут парень сам рвётся.

— Имя, возраст?

— Василий, восемнадцать исполнилось.

— Василий… А фамилия у тебя есть, Василий? — с усмешкой спросил военком.

— Матвеев, — не задумываясь ответил он, глядя на деда.

Вот так в благодарность старому охотнику Василий и стал Матвеевым. Появление Алексея Константиновича снова перевернуло его жизнь с ног на голову. Правда, нынешний глава рода Шуваловых оказался совсем не таким по характеру, каким был Павел. Даже согласился принять под герб сироту Глеба и крестьянку Васеньку. Да только всё равно фамилия Шувалов осталась для Василия чужой. Поэтому, когда речь зашла о венчании, он, не долго думая, согласился стать Васильковым.

С отчеством для Глеба тоже все решилось быстро. Будучи сиротой сызмальства, он имел в этой графе прочерк. А стал Алексеевич — по имени главы принявшего его рода. Васеньке тоже пришлось менять отчество. Хоть и не сирота она, да не положено подгербовой даме зваться Ипатьевой. Зато имя подошло, несмотря на необычное звучание. Даже батюшка, что венчал уже всех троих на брак, согласился: «Как крещано, так тому и бывать».

Дом, который они купили на выделенные Алексеем Константиновичем деньги, Василию нравился. Небольшой полутораэтажный особняк недалеко от центра Амурска. Он стоял в тихом тупиковом проулке в глубине небольшого сада, незаметный с проезжей части. Парадная лестница вела сразу на верхний этаж, где располагалась гостиная, три спальни и кабинет. Столовая и кухня были в полуподвале, и туда приходилось спускаться. Там же находились кладовые, чёрный выход и дверь в пристроенный гараж. Дом был именно таким, каким его представляли в мечтах Васильковы. Достаточно просторный для жизни семьи, но не огромный с кучей пустующих комнат.

А три дня назад с ним связался Алексей Константинович и предупредил, что скоро нагрянет в гости. Васильковы приготовили для главы рода одну из спален, вот только появление ранним утром на пороге их дома трёх замёрзших господ привело их в ступор.

— Василий Петрович, распорядитесь подать завтрак — попросил Алексей Константинович, отряхивая обувь от снега и стягивая с озябших рук тонкие перчатки. — И побольше горячего чаю.

— Сейчас Васенька встанет и всё приготовит, — ответил Василий.

— Знакомьтесь, господа, — спохватился Алексей, когда в гостиную спустились Глеб и Васенька. — Глеб Алексеевич, Василий Петрович и Василий Алексеевна Васильковы, подгербовые Шуваловых. Да, Дмитрий Александрович вы не ослышались, именно Василий Алексеевна, — усмехнулся Шувалов и представил уже своих спутников: — Дмитрий Александрович Голицын и Михаил Александрович Оболенский.

Василий только прищурился, заметив, что Алексей Константинович опустил титулы. Что было весьма странно, учитывая, что обе фамилии были княжескими. И, судя по отчествам, оба гостя — сыновья старших ветвей. Уж что-что, а геральдику Василий вспомнил легко.

— А прислуги у вас нет? — поинтересовался Голицын.

— Только приходящая, Ваше Сиятельство — пояснил Василий.

— Значит, будет, — кивнул сам себе Голицын. — как минимум кухарка, горничная и камердинер.

— Какая прислуга, Дима? — возмутился Алексей, усаживаясь за стол. — Тут нам тесно будет. А мне ещё пилота разместить надо. Нет, забудь, по крайней мере до тех пор, пока поместье не восстановим.

— Ты хотел новых впечатлений, Дим? — рассмеялся Оболенский. — Тут у тебя их будет предостаточно!

— Боже праведный, — вздохнул Голицын. — На что только не пойдёшь ради государя-батюшки!

— Васенька, скажи: куда здесь можно приткнуть авиетку? — спросил Алексей.

— «Стрекозу» можно в гараж. Но его сначала от хлама разобрать надо. Машины у нас нет, поэтому мы туда всё ненужное снесли.

— «Стрекоза» только дня через два-три будет, успеем освободить. А сейчас мне «Альбатроса» куда-то деть надо. Я его на площади пока оставил.

— Если поблизости — то в конец улицы поставить можно. Там проезда нет, только забор на задах городской бани. Но садиться ювелирно придётся с люфтом в два метра.

— Леонид Викентьевич сядет, — уверенно кивнул Алексей. — Васенька, я тебе сейчас канал дам — объясни ему: как долететь с площади и куда встать.

Пилот появился в доме уже через полчаса.

— У нас здесь самообслуживание, Леонид Викентьевич, — усмехнулся Алексей. — Кухня — там. Комнату какую-нибудь подберите здесь внизу. Думаю, учить вас не надо: приберетесь, спальное место организуете. Мебель позже купим. И сами, Леонид Викентьевич, всё сами. Не бегайте ко мне по каждой мелочи.

— Алексей Константинович, — начал Глеб. — Нам сейчас на службу к восьми. Вы нашу комнату занимайте, а то гостевых всего две. Мы вечером вернёмся и перенесём свои вещи.

— Не надо, Глеб. Нам двух как раз хватит, — отмахнулся Алексей и тут же удивился: — А как вы в батальон и без машины?

— Утренняя пробежка позволяет держать себя в форме, — усмехнулся Глеб. — Да и не так уж тут далеко — всего пара миль. Нам полчаса хватает, чтобы добраться.

Васильковы ушли, а Алексей зевнул.

— В Петрограде ночь, а здесь уже утро. Вы как хотите, а я собираюсь поспать хоть несколько часов. Предлагаю разбор вещей оставить на вторую половину дня.

Возражений не нашлось, и уже через полчаса дом в Арсеньевском переулке погрузился в сонную тишину.