Первые два дня они откровенно бездельничали, привыкая к новому распорядку и климату. На третий день при помощи Васильковых очистили от хлама гараж. Уже вечером в Амурск, наконец, прибыл поезд с отправленной ранее на грузовой платформе «Стрекозой». Леонид Викентьевич перегнал её в гараж, а к ночи дом Васильковых взорвал скандал.
Ругались Викентич и Васенька. Ругались в гараже, но орали так, что в доме каждое слово слышно было. Алексей сначала игнорировал крики, решив что Глеб с Василием должны сами постоять за свою жену. Но спустя полчаса стало понятно, что спасать надо не Васеньку, а пилота. На каждую попытку Викентича возразить, Васенька расходилась новой гневной тирадой, ещё более эмоциональной и продолжительной, чем прежняя.
— Так, с этим пора заканчивать! — заявил Алексей, заканчивая партию в преферанс и, бегом сбежав вниз по лестнице, распахнул дверь в гараж. — Тихо! Что за базар?!
— Алексей Константинович! — всплеснул руками Викентич. — Да разве ж можно бабу к авиетке пускать? Я только поужинать зашёл, а она уже полмашины разобрала!
— Да того осьминога, кто в рулевом своими щупальцами лазил — метлой поганой гнать надо!
— Какого ещё осьминога? — не понял Викентич.
— Обыкновенного. У которого восемь рук и все из жопы!
— Василь Алексеевна! Ну что за выражения. Вы же дама.
— А я сейчас как механик говорю. Двигатель в порядке, стабилизаторы, зарядные, щитовые тоже. А вот в рулевом… — Васенька оборвалась на полуслове, подхватила Алексея под руку, подтащила ближе к машине и ткнула на деталь. — Видите?!
— Вижу, — спокойно ответил Алексей. — Какой-то цилиндр, перемазанный слизью.
— Это стакан втулки, — пояснила Васенька. — Ещё пять-шесть часов полёта и произойдёт неполная расконсервация резьбы. Из-за чего смазка попадёт на рулевое сочленение, что приведёт к его самопроизвольному развороту в резьбовой заделке. А всё потому, что какой-то… — Васенька стиснула зубы, проглотив явно матерное слово, — …погнул крепления на фланце редуктора. Теперь рулевой блок полностью менять надо, хоть и делали его всего три месяца назад.
— Делали? — спросил Алексей у пилота.
— Делали, — признался Викентич. — Недавно техника нового взяли по рекомендации…
— Гоните его в шею, Алексей Константинович! Ведь всю технику запоганит своими кривыми руками!
— Да с чего вы взяли, что будет расконсервация? — возмутился Викентич.
— Так вижу! Алексей Константинович, ну вижу же! — взмолилась Васенька.
— Хм, я всё равно ничего не понял, — признался Алексей. — Василь Алексеевна, авиетка летать сейчас может?
— Подшаманю — сможет. Но только по городу.
— Тогда шаманьте. Если надо менять — меняйте.
— Алексей Константинович, неужто вы бабе доверяете больше, чем родовому технику? — сделал последнюю попытку отстоять своё мнение Викентич.
— Да. А знаете почему? Васенька уже пять лет как мехвод в танковом батальоне. И на сегодняшний день её слово решающее, когда речь заходит об исправности техники. Так вот, чтобы получить такую репутацию среди мужиков — баба должна быть в несколько раз их лучше. Поэтому, Леонид Викентьевич, помогайте даме, где нужно. И чтобы ругани я больше не слышал.
А ещё через день вся Российская империя стала свидетелем грандиозного зрелища. Ещё днём ничего не предвещало неожиданности, Алексей с Михаилом и Дмитрием решали, когда лучше слетать посмотреть на поместье, как вдруг Голицын оборвался на полуслове, замер, будто прислушавшись, и объявил:
— Венчание началось. Пойдёмте, посмотрим?
Идти далеко не пришлось. Достаточно было только выглянуть из окна, чтобы увидеть на темнеющем небе огромную голографическую проекцию. Собор он не узнал, а вот Георгия и Алексея Романовых — сразу же. Каждый из них держал в руке по свече, а над их головами без всякой поддержки парили две короны. Большая над Георгием и малая над Алексеем.
— Интересно, это только здесь видно? — спросил Алексей.
— Нет, конечно, — усмехнулся Дмитрий. — В каждом уголке России, над каждой деревенькой и хутором, с любого угла зрения. Алексей, там три десятка грандов-эфирников сейчас работают.
Это было похоже на кино в 3D, только без звука. Но и так было понятно, что происходит. Верующим человеком Алексей себя не считал, но и атеистом тоже. В той жизни церковь он видел только со стороны, но как креститься знал. Вместе со всей страной отмечал Пасху, но чтобы держать пост речи не шло. В этом мире на службах побывать пришлось. Но всё равно он больше был сторонним наблюдателем, чем активным участником. В то время как казаки атамана Краснова истово молились, он рассматривал обстановку и просто повторял за всеми крестное знамение.
Вот и сейчас Алексей с удивлением смотрел на людей, которые выходили из своих домов на улицу и вставали на колени прямо посреди дороги, подняв голову вверх. Они крестились и кланялись, причём вовремя и без всяких подсказок. А рядом точно так же крестились Михаил и Дмитрий, причём Голицын ещё и молитву шептать умудрялся. Неужто, наизусть знал? И только Алексей по-прежнему оставался наблюдателем.
— Стыдно мне, что я в Бога не верил. Горько мне, что не верю теперь… — одними губами прошептал он строфы. — Как говорила всегда бабушка: «Господи, дай мне знак!».
Тем временем священник на голограмме по очереди поднёс к губам Георгия и Алексея какую-то чашу и так три раза. Затем накрыл руки чем-то вроде полотенца и повёл за собой вокруг алтаря, а может и не алтаря — Алексей не был точно уверен, как называлась та поставка. А после заставил их склониться, коснувшись друг друга головами. И в этот момент над венчающимися появилось какое-то зарево. Алексей не обратил бы на это внимание, если бы не удивлённый возглас Голицына:
— Вы видите? Господи праведный! Это не помехи эфира! Там такого нет!
По спине Алексея вдруг пробежали мурашки, и он в первый раз в жизни поднял руку и перекрестился. Сам и искренне. Трансляция венчания заняла от силы полчаса, но после неё в городе начались настоящие гуляния. Даже до их тупикового проулка доносились громкие голоса, поздравления и песни. Люди радовались так, словно были сейчас на настоящей свадьбе, с гостями на всю страну. Не удержались и они.
— Не умею я говорить тосты, — начал на правах хозяина Алексей, когда все сели за стол. — Но я рад за них. Найти вторую половинку — это большая удача, но только полдела. А вторая половина в том, чтобы суметь быть вместе. Я сейчас чувствую какую-то ответственность за этот союз. Ведь мы с тобой, Миша, приложили немало усилий, чтобы он стал возможным. Они этого заслужили.
— Почему у меня складывается ощущение, будто я из этой истории что-то пропустил? — спросил Голицын, глядя на Алексея поверх бокала.