Неожиданному подарку судьбы, в виде выездного спектакля, Афанасий обрадовался. Ведь с его талантом он точно засиделся в провинции. Он же Гедеона играл и даже императора Клавдия. И как играл — зал стоя аплодировал! Вот только без покровителя он так и обречён прозябать в этом болоте, среди бездарей и глупцов!

Едва лишь переступив порог кабинета Вольдемара Давидовича, Афанасий сразу понял, что судьба, наконец, ему улыбнулась. Молодой человек лет двадцати с небольшим смотрелся в нём, как бриллиант в медной оправе. Кашемировое пальто с шелковой подкладкой, небрежно брошенное на подлокотник, костюм дарового пошива по последней столичной моде и щегольская сорочка, манжет которой перехвачен гербовиком.

Он оглядел вошедших спокойным взглядом настоящего ценителя, лишь на секунду задержавшись на каждом и вернулся к разговору с Вольдемаром Давидовичем. Предложенный сценарий заинтересовал своей новизной, и Афанасий решил, что это, видимо, последнее столичное веяние — одушевлять зверей. Предстоящая репетиция его воодушевила. Это была прекрасная возможность показать себя, ведь всё внимание хозяина дома будет направлено на них, а не на гостей.

Оглядев сидящих в служебной машине коллег, Афанасий в мыслях злорадно ухмыльнулся. Уж супротив этих двух малолетних бездарей он будет смотреться настоящей звездой. Из всех актёров амурского театра его могла затмить только Зосенька, да только Их Милость изволили обозвать её «гусыней». Дом, возле которого остановилась их машина, был совсем не богатым, но перегородившая конец улицы большая авиетка и гербовый щит над входной дверью сказал ему многое: столичные господа решили навестить своих подгербовых и тихо отдохнуть в провинции. Афанасий мечтательно улыбнулся, в мыслях уже видя себя на Петроградских подмостках.

На стук во входную дверь не открывали довольно долго. Наконец створка распахнулась, явив весьма недовольного господина, явно не из прислуги.

— Кто такие? — раздражённо спросил он.

— Артисты Амурского театра, — ответил старый Богдан, которого Вольдемар Давидович отрядил на роль конферансье. — Алексей Константинович распорядились явиться для репетиции спектакля.

— Алексей Константинович? Лично? — спросил господин неизвестный с таким изумлением, как будто речь шла как минимум о статском советнике, а затем, бросив короткое «ждите», направился вглубь дома.

Минут через десять в холле появился вчерашний гость Вольдемара Давидовича в сопровождении того же неизвестного. Оглядев замерших у дверей артистов, он произнёс:

— Прошу в гостиную.

Афанасий невольно отметил, что обстановка дома не блистала богатством, но с другой стороны: чего ещё ожидать в их глухомани? Самой большой его роскошью оказался сам Алексей Константинович да ещё один блондин с серыми глазами, что поднялся по лестнице с нижнего этажа.

— Алексей Константинович, вы меня сейчас буквально поразили! — хмыкнул блондин, окинув их оценивающим взглядом.

То, что в «неизвестном» он ошибся, Афанасий понял буквально после первой же произнесённой им реплики.

— Не рассчитывай, Голицын, — заявил он и, не дожидаясь разрешения Алексея Константиновича, вальяжно устроился в кресле у окна.

— Ну что ж, давайте посмотрим на ваши заготовки, — обратил на них внимание хозяин дома. — Вернитесь в холл и зайдите уже по сценарию.

— Вьюга крутит колкий снег и мороз звенит

В эту ночь Седой Старик, что тайгу хранит…

«Голос у Богдана, конечно, поставленный. Почти сорок лет конферансье в театре служит, — мысленно отметил Афанасий. — Но Заяц-то, Заяц! Прости Господи! С его дикцией и тембром рот лучше открывать для другого. О, Лиса туда же! И чего только взяли эту тощую воблу? Хотя нет, правильно взяли, Зосеньки с её переливами голоса в три октавы мне тут не надо! Всё, собрался, Афанасий — это твой звёздный час!»

— Стоп! — оборвал его монолог на середине реплики Алексей Константинович. — Начало подойдёт, ровно до того момента, как все зашли в комнату. Всё остальное — убрать. Меня вчера, похоже, недопоняли. Я просил сказку — а не вот эту порнографию. Тем более, что выступать вы будете не здесь, а в приюте.

И тут Афанасий искренне порадовался, что его прервали, потому что удержаться в роли после такого заявления он бы не смог. Перед его взором мгновенно пронеслась картина грязных развалин, где на корточках и ящиках сидят два десятка вонючих беспризорников, коим самое место в остроге и он! Он вынужден перед ними…

Только свой величайший талант Афанасий благодарил за то, что ни один мускул не дрогнул на его лице. А вот Лисица не удержалась — ойкнула и прижала руки ко рту. Какие же серые посредственности его окружают!

— Зрителями вашего представления будут дети, милейшие. А посему, вспоминаем свою основную профессию и предлагаем варианты. Поучительные истории, басни, сказки…

Афанасий изобразил на лице задумчивое выражение и начал тихо впадать в панику. Хотелось развернуться — и вон из этого дома, на свежий воздух подальше от нарисованных в голове ужасов, от разбившихся надежд…

— «Синий лёд»! — вдруг мощным голосом объявил Богдан. — История подойдёт идеально, надо лишь заменить персонажей.

— Что за «Синий лёд»? — подался вперёд Алексей Константинович.

— Народное сказание о рыбаке и его жадности. Аллегорическое. Синий лёд — это влажный лёд, уже подтаявший. Он очень опасен и коварен. Один человек может по нему пройти спокойно, а идущий следом — провалиться. И выбраться из такой полыньи уже невозможно, потому что синий лёд будет ломаться под руками, не позволяя за него ухватиться. Смысл сказания в том, что нужда и голод привели рыбака на синий лёд, где он добыл богатый улов. Второй раз он пошел на риск желая обеспечить себя рыбой до конца зимы, а в третий раз уже из жадности. Он ловил рыбу, ловил, её было уже много, но рыбак никак не хотел остановиться. В конце концов под весом улова синий лёд проломился. Рыба вернулась в реку, а рыбак утонул.

— А знаете — мне нравится, — заявил Алексей Константинович. — Только давайте сделаем у этой истории счастливый конец. Ведь Сочельник же — время волшебства и чудес. Пусть Седой Старик спасёт волка, а тот, в свою очередь, поделится этой историей с лесными жителями и детьми.

«Волк?! — вдруг воспрял духом Афанасий. — Так всё-таки Их Милость оценили игру, даже несмотря на плохой сценарий! Ну конечно, разве могла быть иначе? Кто ещё достоин главной роли, как не он?!»

— Времени у вас мало, всего два дня. Поэтому послезавтра в это же время я жду от вас полноценного костюмированного показ-прогона. Я лично буду присутствовать на том вечере, милейшие, поэтому никакой халтуры. Включите, наконец, профессиональную гордость, и не заставляйте меня рекомендовать вам сменить род занятий!

Афанасий приосанился, воспрял духом и вспомнил слова Зосеньки, которая любила повторять, что играет роль исключительно для своих покровителей, которые приходят на каждый её спектакль. А то, что все остальные смотрят — не имеет никакого значения. Вот и Афанасий решил играть исключительно для одного человека. А приютское отребье? Ну и пусть смотрит, всегда можно представить, что они заглядывают через окно!

***

Несмотря на первую неудачу, актёры театра всё же сумели взять себя в руки. Второй прогон прошел почти идеально, Алексей лишь немного подправил некоторые реплики и сюжетные моменты. Да после оговорил момент, что актёров уже в костюмах в нужный момент доставят до приюта на авиетке, а вот обратно они будут добираться сами. С руководством приюта праздник тоже был оговорен. Столы в столовой были расставлены в виде буквы «П», чтобы освободить середину, и в четыре пополудни сорок три воспитанника в возрасте от пяти до семнадцати лет были усажены за праздничный ужин.

На угощения Алексей тоже разорился. Сладости, фрукты, соки… Всё то, что в обычной жизни эти дети могли видеть только через витрины. Воспитателям был выделен отдельный стол, как и почётным гостям, к которым присоединилась лишь директор приюта. Детям дали полчаса утолить голод, а потом в коридоре раздался громкий стук посоха и вот под его мощным ударом распахнулись двойные двери и в столовую шагнул Седой Старик в припорошенной снегом шубе, тянущий за шкирку Волка, с серого тулупа которого ручьями текла вода.

Алексей вынужден был признать, что актёры всё-таки постарались. Начиная с чудесного высыхания волчьей шубы, которую тонко и незаметно подменили на другую, и заканчивая поучительной историей, эмоционально окрашенной паникёршей-Лисой и трусишкой-Зайцем. Но удивило Алексея другое — реакция. Дети буквально замерли, перестав не то, что есть — дышать. Да что там дети — многие из воспитателей смотрели, разинув рот. А уж когда Седой Старик начал вручать подарки…

То ли Михаил не поскупился на качество вещей, то ли до этого они совсем в обносках ходили, но Алексей даже испытал неловкость оттого, с какой искренней радостью эти дети прижимали к себе новые меховые шапки или сапожки. Но и без инцидента не обошлось. Трое старших мальчишек наотрез отказались выходить за подарками. А когда Лиса с Зайцем их практически вытащили из-за стола и поставили перед Стариком, один, вдруг, разревелся на глазах у всех и принялся каяться. Как оказалось, они уже год промышляют мелким воровством и карманными кражами. И сейчас, когда, по их мнению случилось настоящее Рождественское чудо, они посчитали себя недостойными подарков хранителя тайги. На что Старик разразился заливистой бранью, несколько раз отходил их тростью по рукам, а затем заявил, что прощает. В первый и последний раз, в честь светлого Сочельника. Но они совершат ещё один недостойный поступок…

— Миш, — тихо спросил Алексей, наклонившись к самому уху. — Они что, и правда верят в то, что он настоящий?

— Да, Лёш, — кивнул Оболенский. — Но это полбеды. Кое-кто из воспитателей уже мысленно примеряет подаренную одежду на своих детей.

— Марфа Потаповна, — обратился Алексей уже к директрисе приюта. — Будьте любезны донести до ваших работников, что не стоит пытаться обмануть Разумника. Я буду очень недоволен, если подаренные сиротам вещи будут носить дети ваших сотрудников.

На обратном пути Алексей был молчалив и мрачен.

— О чём задумался? — спросил его Оболенский, облокачиваясь на плечо.

— О жизни, Миш. О той, которую не видно из сияющего огнями Петрограда. Знаешь, кажется, я понял, что имел в виду Георгий, отправляя нас сюда. Ведь недаром на гербе Российском у орла две головы. Одна на западе, другая на востоке. Не пора ли восточной голове проснуться и открыть глаза?..