Голицын пришел в себя рывком, будто с большой глубины вынырнул и оглядел незнакомую обстановку. На стенах вычурные обои с красными цветами в золочёном обрамлении, на окнах многослойные шторы с ламбрекенами, кисточками и зажимами, широкая кровать с тюлевым балдахином. Всё это явственно указывало, что комната была явно не та, которую он занимал у Васильковых. Поднявшись с кровати, Голицын отметил, что костюм с него кто-то снял, но хоть бельё осталось на месте.

— Матерь божья, я же, вроде, столько не пил… — тихо пробормотал он, пробираясь по стеночке в ванную.

На ум тут же пришли Петроградские похождения. Там он тоже частенько просыпался в чужих домах. Вот только это были либо бордели, либо гостиницы, либо гостевые покои кого-то из друзей. В первых двух случаях он просто платил по выставленному счёту, даже не пытаясь вспомнить и выяснить было ли за что. Благо, наличных денег он с собой не носил, а с гербовика никто кроме него перевести их не мог. Пытаться украсть сам гербовик так и вовсе бессмысленно и очень опасно. Денег оттуда не снять, а за кражу гербового имущества — сразу каторга.

В последнем случае Голицын галантно делал вид, что заглянул в гости к завтраку, а хозяева понимающе поддерживали эту легенду. В благодарность за это Дмитрий Александрович никогда не отказывался замолвить словечко в высших кругах или одолжить небольшие суммы, порой забывая напомнить об их возврате.

Глянув на себя в зеркало, Голицын отметил тёмные круги под глазами, провёл рукой по щетине, которой было дня три не меньше, и попытался понять, что же с ним такое произошло. Званый ужин у бургомистра он помнил хорошо, как и лёгкий флирт с одной из дочерей. Отбытие Шувалова и Оболенского, продолжение вечера, бокал вина и… потеря сознания.

На этом моменте интуиция подсказала, что всё очень плохо. Недаром Голицын предпочитал организовывать свои гулянки в салонах, кои инкогнито посещали молодые вдовушки или, заскучавшие без внимания мужей, дамы. Своё присутствие на таких вечерах они разглашать не желали, а значит, и никаких притязаний после быть не могло.

А вот несколько ночей, проведённых в доме, где живут четверо незамужних девиц — совсем другое дело, чреватое последствиями в виде скорой женитьбы. И без разницы: имелись ли романтические отношения или нет. Обществу вполне достаточно сплетен. В Петрограде от семейств своих друзей он такой подлости никогда не ждал. Те прекрасно понимали, что попытка обманом получить родовитого жениха для своей дочери может обернуться скандалом и дуэлью. Особенно учитывая связи и бешеный нрав Голицына. Но здесь, в Амурске всё может повернуться совсем иначе.

Приняв душ и наскоро сняв щетину найденным лезвием, Голицын, в одном полотенце, вернулся в комнату и, к своему неудовольствию, застал там постороннего.

— Ваша светлость, вы очнулись! — с явным облегчением в голосе выдал полноватый усатый господин в костюме. — Мы четыре дня не могли понять, что с вами случилось! А здесь ещё такое!..

— Какое? — прищурился Голицын.

— Ужас! Вся даровая техника вышла из строя. Ни одну машину завести не могли, светильники разрядились и печи отказывались работать. Не поверите, целых три дня при свечах да каминах! А ведь те много тепла не дают. Хорошо, что вчера всё наладилось. Только вы никак не приходили в себя. Вызванный к вам лекарь только руками развёл.

— А вы, милейший, кто будете? — поинтересовался Голицын.

— Прохор Артемьевич, доктор, — представился господин.

Голицын понимающе кивнул головой. Доктор — это врач, не имеющий дара, потому что одарённых называют лекарями. Но это условное, можно сказать жаргонное название. Официально: и те, и другие — медики.

— Как вы себя чувствуете, Дмитрий Александрович? — продолжил он.

— Выспался, — коротко ответил Голицын. — Буду благодарен, если вы сообщите об этом хозяевам. Пусть мне пришлют камердинера.

Уже через полчаса Голицын завтракал, а точнее обедал, в компании бургомистра и его семьи. Хоть обеденное время уже прошло, но для поправившегося гостя стол накрыли ещё раз. Внутренне Дмитрий был собран, напряжен, отчего его движения стали резкими, а взгляд колким.

— Вы нас напугали, Дмитрий Александрович. Стояли, а потом вдруг кулём! А следом всё выключается! Гости в панике, экипажи не заводятся! В первую секунду все решили, что Амурск цины атаковали! — эмоционально всплеснул руками бургомистр. — Только тихо везде было. Ни пожаров, ни взрывов. Вот и успокоились вскорости. До поздней ночи все на конках разъезжались. А вы так и не очнулись.

— Шувалову сообщили? — спросил Голицын.

— Второго дня посылали в дом его подгербовых посыльного, да только нет там никого. Пустой стоит.

«Ну да, — мысленно согласился Голицын. — Миша с Лёшей собирались в поместье. А Васильковы, видимо, в батальоне. При таких обстоятельствах тот на боевое дежурство перевести должны были. Стоп, слишком мало времени прошло от момента их отъезда до моей потери сознания. Не успели бы они долететь…»

Голицын тронул эфир и поморщился, будто от головной боли. Родная стихия была замусоренной, перекрученной и нестабильной. Каналы все оборваны а в эфире плавают куски чьих-то разговоров. Всё это напоминало море после шторма.

— Авиеток, я так понимаю, в городе нет? — прищурился Голицын.

— Откуда, Ваше Светлость? Разве что у Огонь-Догановских. Но их поместье аж за Хабаровском.

— Ясно, — отрезал Голицын. — Тогда извольте заказать мне наёмный экипаж сроком на несколько дней.

— Куда же вы, Ваша Светлость? Едва с кровати поднялись. Хоть до утра переждите, — начал бургомистр, и Голицын тут же зло прищурился.

— Не имею привычки обременять хозяев своим присутствием больше, чем это необходимо, — процедил он сквозь зубы.

Голицын понимал, что сейчас фактически портит отношения с бургомистром, но собственная свобода ему была важнее чьего-либо мнения. Тем более, что бургомистр всего лишь чиновник, хоть и довольно высокого уровня, но княжескому сыну совсем не ровня. А вот собственный отец вполне может своей волей его женить. Князь Голицын давно уже заговаривал на эту тему, а в последнее время Дмитрий чувствовал, что его терпение подходит к концу. Единственное, что его пока спасало — отсутствие скандалов с его участием. И допускать он их был не намерен.

Наёмный экипаж оказался настолько древним, что в Петрограде его поставили бы в музей. А здесь он бегал еще и весьма резво. Его хозяин, он же водитель, был под стать автомобилю: такой же старый и энергичный.

— Куда изволите, милгосударь? — услужливо распахнул он дверь.

— Сначала в Арсеньевский переулок, а после в поместье.

В доме Васильковых Голицын переоделся. Готовясь к дальней зимней поездке накинул шубу вместо лёгкого пальто и меховую шапку, с тоской оглядел пустую кухню, в которую несколько дней никто не заглядывал и запер дверь.

Дорога до поместья, которую на авиетке они преодолевали за десять минут, на машине заняла целый час. Двигаться по плохо расчищенному снежному полотну приходилось с черепашьей скоростью, а некоторые перемёты так и вовсе водитель расчищал сам, специально лежащей в багажнике для этих целей, лопатой.

— Да, прав был Шувалов, когда предложил государевы авиетки для скорой помощи, — вздохнул Голицын, глядя на то, как водитель расчищает очередной перемёт. — Сейчас бы не пришлось ползти на машине.

Вернувшись мыслями к друзьям, Голицын снова тронул эфир. Сейчас он выглядел чуть лучше. Обрывки фраз уже растворились без следа, волны успокоились и среди них стала видна часть каналов. Вот только ни Шувалова, ни Оболенского среди них не было.

— Ну и куда вы запропастились? — сквозь зубы процедил Голицын, убеждая себя не паниковать.

Позади осталась Шуваловка — самая близкая к поместью деревня, а значит осталось всего несколько минут неизвестности. Может, они долетели, всё-таки? Вот только в поместье Голицына ждало разочарование. Нет, работы велись вполне по графику, только господа не появлялись. А вот теперь можно было паниковать.

Играя желваками, Голицын стоял в пустой комнате, приготовленной к чистовой отделке, и смотрел на парк поместья, где сейчас, в середине января уже пробилась трава из-за теплового купола, установленного Василием. Прямо кусочек весны среди зимней сказки. Вот только этот вид сейчас не радовал Голицына. Последние десять минут он честно пытался оттянуть неизбежное, потому как ехать в реальную ссылку не хотелось совершенно. А ведь его предупреждали, что он должен быть рядом с Шуваловым постоянно… Наконец, покорившись судьбе и карме, Голицын потянулся к эфиру. Это был даже не канал — привязанная линия, не требующая от собеседника ничего и держащаяся только за счёт дара самого Эфирника.

— Государь, — осторожно тронул Голицын линию. — Шувалов с Оболенским пропали…