15. Мнение

К встрече с императором Алексей оказался совсем не готов. Они вот только днём добрались до дома, едва успели привести себя в порядок, пообедать, перевести дух и почувствовать себя в безопасности, как опять надо куда-то ехать. Причём, не просто ехать, а ещё и с докладом о происшествии. Выслушав рассказ Голицына о его разговоре с Алексеем Романовым, Шувалов испытал двойственные чувства. С одной стороны, было приятно, что твоя судьба заботит тех, кому ты однажды помог. А с другой — было страшно, во что такая забота может вылиться.

— Ну вот и кончилась наша спокойная жизнь, — вздохнул Алексей, продевая запонки в петли на манжетах рубашки. — Учитывая то, что Алексей Николаевич едва ли не напрямую заявил, что прилетел на мои поиски.

— Весьма дальновидно, что прилетел именно он, — задумчиво сказал Михаил.

— Почему?

— Да потому что, если бы это был Георгий Михайлович, то слухи о ваших отношениях поползли бы с новой силой, бросая тень на репутацию Алексея Николаевича. Его визит, конечно, тоже породит сплетни, но вот какого толка я гадать не возьмусь.

— В любом случае попытка пожить спокойно провалилась.

Дом бургомистра встретил их деловой суетой и напряженной атмосферой. Зато сам градоначальник едва ли не ковриком у ног стелился. Шувалов мысленно хмыкнул, сравнивая то, как к нему отнеслись на приёме и сейчас. Хотя такая перемена была вполне очевидной. Ещё в воскресенье он был неугодным графом, сосланным подальше с государевых глаз, а сейчас Романовы откровенно продемонстрировали, что опала та липовая.

— Ваше Сиятельство, Алексей Константинович! — бросился ему навстречу бургомистр. — Какая радость, что вы не пострадали! А у нас тут такое!.. Полгорода без тепла осталось оттого, что котельная встала и вода помёрзла в трубах. А на Благовещенской ветке товарняк протаранил пассажирский поезд. Те обездвиженные встали и без связи на самой границе аномалии. Все службы с ног сбиваются. Даже генерал-губернатор прибыли! Вы располагайтесь, ужин уже накрывают. Может, наливочки для аппетита?

— Нет, спасибо, — покачал головой Алексей. — А вот от чашки чая я бы не отказался. А ещё лучше — кофе.

— Сию минуту! — раскланялся бургомистр и выскочил из комнаты.

— Миш, а чего это он передо мной отчитываться взялся? — недоумённо спросил Алексей.

— Не столько отчитываться, сколько показать, как сильно его волнуют проблемы города, — хмыкнул Оболенский. — Видать, государь уже изволили спустить пар.

В Петрограде Алексей успел поднатореть в этикете, поэтому искренне позабавился расположению гостей за столом. То, что хозяйское место во главе был занято Алексеем Романовым — было вполне нормальным, а вот дальше… По правую руку от государя вместо хозяина дома и его семьи вдруг оказались Шувалов, Оболенский и Голицын. Причём именно в такой последовательности. Слева — генерал-губернатор, коего Алексею раньше видеть не доводилось, а уже за ним — бургомистр и его супруга.

— Как вам прогулка по зимнему лесу, Алексей Константинович? — поинтересовался Романов, после второй перемены блюд.

— Познавательно, Ваше Величество. Вот, например, узнал, что в амурской тайге живёт народ хайху. Живёт обособленно, своими законами, охотой и крайне мало контактирует с городским и даже сельским населением.

— В Российской Империи много разных народностей… — прищурился Романов, почуяв интригу. — Почему вас заинтересовали именно хайху?

— Потому что им принадлежит вся амурская тайга и потому что они оборотни, способные перекидываться в зверя.

— Как айны? — удивился Романов. — Надо же, я всегда считал, что они единственные перевёртыши.

— А ещё хайху сильно не любят цинов, потому что те на них охотятся. Специально. На простых тигров цины тоже охотятся, но хайху в шкуре — особо ценная добыча для их браконьеров. Они из них амулеты делают и снадобья, увеличивающие возможности дара. Именно по этой причине хайху когда-то ушли в российские земли.

— Вот как?.. — откинулся Романов на спинку стула. — Но тогда почему цины до сих пор спокойно проникают за наши границы?

— Тому есть две причины, Государь. Первая заключается в том, что границы территории хайху не совпадают с границами Российской Империи. А вторая — хайху не нападают на людей первыми. В начале мая у хайху какой-то праздник, на который соберётся что-то вроде «большого совета». Вот туда я и хочу попасть, чтобы заручиться их помощью в изучении упавшего метеорита.

— Какой ещё метеорит? — удивился государь.

— Тот, который спровоцировал исчезновение Дара Божьего. Мы его видели, когда над тайгой летели, а сразу после падения двигатели отказали, а мой пилот перестал слышать стихию, — признался Шувалов.

— А вы, господин бургомистр, что скажете по поводу метеорита? — нехорошо прищурился Романов.

Вопрос государя застал бургомистра врасплох. По беспомощному взгляду, коим он обвёл сидящих за столом, Алексей понял, что тот либо не знал о метеорите, либо не придал ему значения. Но государь ждал ответа, и бургомистр не нашел ничего лучше, чем ляпнуть:

— Ежели тот метеорит не уживается с Даром Божьим, то он грешен и нечего ему делать на небесах.

— Может, вам не в бургомистры лучше, а в богословы? — процедил сквозь зубы генерал-губернатор.

— Согласен, — хмыкнул Романов и, откладывая приборы, обратился уже к генерал-губернатору: — А пока, Аркадий Зиновьевич, займитесь лично решением проблем в Амурске. А вы, господа, — перевёл он взгляд направо, — извольте в кабинет.

— Сурово вы с мужиком, Алексей Николаевич, — хмыкнул Шувалов, располагаясь в кресле.

— А вы хотите заступиться, Алексей Константинович? — поднял бровь Романов.

— Не особо. Я с ним уже сталкивался, когда мы осенью с Георгием Михайловичем здесь были. Тогда его стул немного пошатали, и он засуетился. Да, видимо, запала надолго не хватило. Четыре месяца прошло, а кроме тех дорог, на которых мы буксовали, так ничего и не сделано больше.

— Вот и пусть радуется, что его всего лишь с должности сняли, — ответил Романов и многозначительно посмотрел на Голицына.

— Не ругайте Диму, Алексей Николаевич, — перехватил этот взгляд Шувалов. — Он ничего сделать не мог. Это я напортачил, причём ещё в Петрограде.

— О чём вы, Алексей Константинович?

— О метеорите. Я ведь не просто так напросился перед вылетом на диагностику в корпус Вяземской. Уже тогда у меня было подозрение, что мы упадём.

— Почему нам не доложили, Алексей Константинович?

— О чём? Что мне одна песня весь вечер покоя не давала?

— Понятно, — вздохнул Романов. — Ну что ж, раз это вы, Алексей Константинович, город под удар поставили — вам его и восстанавливать. Если я не ошибаюсь, у вас идеи были?

— Они и сейчас есть, только к благоустройству они имеют лишь опосредованное отношение. Это образование и медицина.

— А что с ними не так?

— Всё не так, Алексей Николаевич. Я тут с подгербовыми своими общаться больше стал и в ужас пришел. А ведь, что Васенька, что Глеб вполне образованными считаются. Училище оба закончили. Но, порой, даже они такое мракобесие выдают! А в сёлах так и вовсе школ нет. Читать и считать деревенских батюшка в церкви учит. Да и в городе только одна гимназия и та — платная. С медициной всё то же самое. Нельзя так с народом, Алексей Николаевич… — Шувалов запнулся, глянул на друзей и попросил: — Можно наедине?

— Господа, подождите в гостиной, — распорядился Романов, а когда Оболенский с Голицыным вышли, усмехнулся: — Даже друзьям не доверяете?

— Доверяю, но подставлять не хочу, — ответил Шувалов. — Я бы вас попросил ещё и рынд отослать, но помнится, это не приемлемо.

— Рынды вам чем не угодили, Алексей Константинович? — взглянул на свою охрану Романов.

— Я их не знаю, а значит, и они не в курсе некоторых государственных тайн.

— Господа — из родов, преданных моей семье лично, — пояснил Романов. — Но в одном вы правы, о вас им пока не известно. Так что же вы хотите мне такого неприятного сообщить?

— Я, Алексей Николаевич, вас сейчас по больному бить буду, — вздохнул Шувалов, прыгая головой с моста. — Уж кому, как не вам, прекрасно известно, насколько наше дворянство не любит бездарных. А ведь вы не просто дворянин, а императорский сын. Но лишь за одно отсутствие дара вас готовы были приравнять к мещанам…

Шувалов поднял голову и взглянул Романову прямо в глаза. Глядя на то, как застыло и окаменело лицо, он продолжил, не прерывая зрительного контакта:

— А ведь таких в России большинство. Преобладающее большинство, хотя об этом за Петроградским блеском наши дворяне почему-то все забывают. А ведь вам уже разок напомнили. Как тому бургомистру стул пошатали. Вот только он, после отъезда Георгия Михайловича, вновь сел и лапки свесил. А вы? Хотите как он, через полгода бездействия с должности слететь?

— Алексей Константинович…

— Хотите повторения неудавшейся революции, Алексей Николаевич? — спросил Шувалов. — Нет? Так и крепостного права вроде нет, а чего власть государева ведёт себя так, будто оно есть? Будто за людей не государь отвечает, а бояре? Где забота царя-батюшки о каждом человеке? Не видят люди её. Зато видят произвол чиновников и вседозволенность дворян. Так зачем им за такую власть держаться?

— Не боитесь такие крамольные речи говорить, Алексей Константинович?

— Не боюсь. Потому что я обещал Георгию Михайловичу поддержку и до сих пор не изменил этого мнения. А вот вам надо менять отношение к людям. Надо увидеть в них не только рабочую силу, а таких же людей, как и вы сами.

— Предлагаете, как в тех лозунгах, отдать землю крестьянам, а заводы рабочим?

— Не поможет, — усмехнулся с кресла Шувалов. — Разделение людей на классы было и будет, и не важно, по какому принципу. Дворянство, мещане и крестьяне или олигархи, бизнесмены и рабочие. Важно другое: отношение власти к людям. Будет ли это забота и понимание нужд или эксплуатация рабочей скотины. И в обратную сторону вы получите всё то же самое. Безграмотными, нуждающимися людьми легко управлять, но не только вам. Вот появится очередной Ульянов или Распутин, который заявит, что одарённые — это не богом избранные, а дьяволом проклятые. И народ поверит, как и в то, что за морем живут люди с двумя головами, которые ходят на руках. Возьмут вилы да топоры и пойдут очищать Русь-матушку от пособников нечистого. Хотите этого?

Романов промолчал, а Алексея уже понесло. За следующие полчаса он вывалил на государя всё, что знал, читал и слышал. О всеобщем просвещении, о социальной защите, о детской преступности, которую можно снизить, убрав их с улиц в кружки и спортивные секции. О самодеятельности: художественной, музыкальной и театральной.

— Вы подумайте, если в городе будет хоть один дворец молодёжи и творчества, то сколько талантов найти можно! Из тех детей, кто просто не может себе позволить нанять учителя и купить музыкальный инструмент или холст с красками. И, видя всё это, уже через десять лет вырастет новое поколение с новой идеологией, ориентированной на то, что без государя и его поддержки всё это просто исчезнет. И как вы думаете: этим людям, что будут знать, пусть и немного, о других странах, о науке, о политике, о том, для чего вообще нужны дворяне и какую роль они играют в безопасности России, легко будет задурить голову?

В ожидании реакции Романова, Шувалов откинулся на спинку кресла и принялся рассматривать потолок. Пауза затягивалась.

— Знаете, Алексей Константинович, — наконец нарушил тишину государь. — Я только сейчас понял отношение к вам Георгия Михайловича. Когда после вот такой беседы не знаешь, чего тебе хочется больше: то ли на каторгу вас отправить, то ли в ноги поклониться…

— Давайте обойдёмся без крайностей, Алексей Николаевич.