Алексей маялся. В камере он остался один. Время до обеда тянулось как резина, эфирник блокирован защитой так, что даже поговорить было не с кем. Одиночество и неизвестность ещё сильнее усугубляли чувство вины, которое он испытывал по отношению к Кошкину.

— Ну почему вы, господин статский советник, такой принципиальный? — в пустоту спросил он. — Ведь могли же по-хорошему…

А внутренний голос в ответ напомнил, что именно так и рождается коррупция, когда такие, как Кошкин, вынуждены уходить, не желая идти на сделку с совестью, а им на смену приходят те, у кого её нет. К обеду Алексей накрутил себя так, что когда жандарм явился проводить его в кабинет начальника управлений, то он испытывал не радость от скорого освобождения, а раздражение и злость.

Масла в огонь его недовольства добавило и то, что Кошкин обнаружился там же, только уже без погон и нагрудного знака. Зато новый начальник управлений буквально истекал лестью.

— Ваше Сиятельство, мы обязательно во всём разберёмся! — после длинных путаных извинений горячо заявил он.

— Да уж, постарайтесь, — заявил Алексей, пытаясь задавить в себе желание заткнуть этот поток пафоса. — Мне очень хочется знать, кто устроил…

Договорить Алексей не успел, потому что в этот момент распахнулась дверь кабинета и в неё ввалился раскрасневшийся тучный жандарм.

— Взяли, Никита Гаврилович! — с порога громко объявил он.

— Это ещё что такое?! — рявкнул новый начальник управления. — Забыли, как докладывать надо?! Пшел вон!

— Никита Гаврилович, так взяли же девицу! — не сразу понял расклад молодец. — Вы же сами велели докладывать немедля…

— Вот новому начальнику и докладывайте, — тяжело вздохнул Кошкин и, взглянув на Алексея, добавил: — Это как раз по вашему, Ваше Сиятельство, делу.

— Что за девица? — вскинулся Шувалов. — Господин начальник, распорядитесь дать объяснения.

Будучи явно не в курсе произошедшего, но желая выслужиться, тот перевёл взгляд на Кошкина.

— Что за девица, Никита Гаврилович?

— Та самая, которая заказала бомбу, — охотно пояснил тот. — Я приказал вернуть в магазин Светлану Вольскую под надзором, а всем любопытствующим в округе жандармы с радостью поведали, что намедни были задержаны фальшивомонетчики, расплачивающиеся за дорогой товар поддельными векселями. Была маленькая надежда, что эта ложь усыпит бдительность, и заказчица всё-таки рискнёт прийти.

— Что ж вы так, Никита Гаврилович, — с сожалением покачал головой Алексей. — Я же предлагал вам вчера…

— Это была лишь одна из версий. Она могла прийти не скоро, могла испугаться, а может, и вовсе ей бы не за чем было тут появляться второй раз.

— Я хочу с ней побеседовать. Господин начальник, вы не будете возражать, если я поприсутствую на допросе?

— Конечно нет, Ваше Сиятельство!

— Прекрасно, тогда снимите блокировку с моего эфирника. Думаю, присутствие Голицына и Оболенского будет к месту. Особенно учитывая, что Михаил Александрович — Разумник. Господин Кошкин, вчера вы имели мне сказать, что человеку свойственно желание доказывать свою правоту. Так вот, позвольте мне доказать её вам сегодня.

Голицыну и Оболенскому потребовалось полчаса, чтобы добраться до управления, а уже после новый начальник проводил их в допросную, которая оказалась просто комнатой со столом, несколькими стульями и без окон. Только для высоких гостей принесли откуда-то три кресла. Начальник управления занял место за столом, следователь, ведущий дело, устроился сбоку, двое жандармов застыли у двери, а Кошкин предпочёл сесть в углу. Спустя минуту конвой привёл молодую девушку, показавшуюся Алексею смутно знакомой.

— Ба, Софья Аркадьевна! Вот это неожиданность! — вдруг выдал Голицын.

— Вы знакомы, Дмитрий Александрович? — повернулся к нему Алексей.

— И вы тоже, Алексей Константинович. Это старшая дочь бывшего бургомистра Амурска.

Только после напоминания Голицына Алексей вспомнил эту девицу. Правда на званом ужине она выглядела иначе: в бальном платье и с высокой причёской. А сейчас её волосы были коротко обрезаны, по самую шею, а вместо платья — мужской твидовый костюм и ботинки. И взгляд — прищуренный и недобрый.

— Софья Аркадьевна, не желаете пояснить, для чего вам бомба, да ещё и заказанная от моего имени? — спросил Алексей, когда девицу усадили на стул.

— Так для вас же, Алексей Константинович! — вдруг рассмеялась она.

— Не советую вам лгать, вы же знаете, что господин Оболенский — Разумник.

— А чего мне лгать, я правду говорю!

После такого ответа на Шувалове сошлись взгляды всех, кто присутствовал в допросной, а сам Алексей почувствовал себя так, будто его облили помоями.

— Она правду говорит, — ещё и Оболенский подлил масла в огонь, но тут же пояснил: — Бомба, действительно предназначалась для тебя, точнее — тебе. Она собиралась с помощью неё тебя убить.

— Это так, Софья Аркадьевна? — подался вперёд следователь.

Девица целую минуту молчала, заставив следователя повторить вопрос, а затем прошипела рассерженной змеёй:

— Ненавижу! Ненавижу таких, как вы! Сначала пользуетесь, а потом выбрасываете за ненадобностью! А ведь как пел, как пел, а?! Что Россия должна стать свободной, сбросив с шеи царское ярмо! Что в этой России все люди будут равны, что цениться будут заслуги и никто не посмеет считать себя выше других лишь потому, что довелось родиться в благородной семье! А что в итоге? Явился к нам в дом под чужим именем и даже взглянуть на меня не удосужился! Как будто это не я для тебя всю грязную работу делала, со всякими столичными уродами на свидание ходила, чтобы ты мог их на крючок подцепить!

Софья разрыдалась, вцепившись в волосы, а потом вдруг вскочила, вознамерившись броситься на Шувалова. Но жандармы среагировали мгновенно. Дёрнув за руку, её снова усадили на стул и для прекращения истерики отвесили пару пощёчин.

— Когда именно вы познакомились с графом Шуваловым? — подал голос из своего угла Кошкин.

— Не скажу! — вскинула голову Софья.

— Скажете, — заявил Оболенский и поднялся с кресла.

Он обошел Софью со спины и положил руку ей на затылок. Замер на несколько секунд, а потом сказал:

— Спрашивайте, господа. Она будет отвечать четко, прямо и без эмоций. Но только на конкретные вопросы.

— Когда и где вы познакомились с Павлом? — повторил Алексей вопрос Кошкина.

— Два года назад в Петрограде на благотворительном вечере.

— Откуда о взрывнике узнали? — спросил следователь. — Вольский объявления в газете о своих услугах не печатал.

— Гриф дал адрес и кодовые слова.

— Кто такой Гриф?

— Лидер дальневосточной ячейки.

За два часа допроса они узнали больше, чем хотели. Как оказалось, в Амурске, Благовещенске да и по всему Дальнему Востоку действует подпольная организация, осколок той самой «рабочей партии», которой не удалось совершить переворот в Петрограде. Но если там почти всех заговорщиков арестовали, то эти затаились, а потеряв связь с лидерами, принялись действовать самостоятельно.

Но хуже всего было то, что Павел Шувалов являлся не последним человеком в той самой «рабочей партии» и играл роль посредника между рядовыми членами и верхушкой. Он-то и увлёк Софью Аркадьевну революционными идеями, а дальше использовал её как предмет шантажа некоторых чиновников.

После неудачного восстания Софье пришлось бросить институт и бежать из Петрограда, чтобы избежать ареста. Она вернулась в Амурск к родителям, но подпольную деятельность не оставила. И каково же было её негодование, когда спустя всего три месяца после возвращения она узнала графа Шувалова в одном из рынд, которые охраняли прибывшего на Дальний Восток Георгия Михайловича, наследника престола Российского.

А дальше она уже внимательно следила за бывшим соратником и лидером, пытаясь понять, что он задумал. Ведь неспроста же тот сменил имя и сумел забраться так высоко. И вот зимой ей улыбнулась удача: граф Шувалов изволили поселиться в Амурске и даже посетили приём, устроенный её родителями. Она надеялась на доверительный разговор и новые планы, а вместо этого получила холодный игнор. Это стало для Софьи последней каплей. Поняв, что Шувалов полностью отказался от борьбы и сам превратился в того самого аристократа, она решила, что предатель должен умереть.

— Герб зачем на активатор поставили? — снова подал голос Кошкин.

— Убийство графа стали бы расследовать очень тщательно. А так было бы похоже на несчастный случай. Сам заказал бомбу и не сумел с ней справиться…

— Всё, господа, дальше сами, — заявил Оболенский, отпуская девицу. — У меня уже голова от её ненависти раскалывается.

Вышедшая из-под влияния Разумника Софья поняла, что наболтала много лишнего. И, понимая, что обратной дороги нет, зло выплюнула:

— Думаете, меня поймали, так всё закончилось? Нет, господа! Вольский был не единственным, Гриф ещё с кем-то встречался и забрал заказ. Вот только я не знаю с кем, так что можете сколько угодно копаться у меня в голове. Зато знаю, что он вам здесь собирался устроить прощальный подарок! И вы не сможете его остановить!

— Вы так уверены, что мы не дотянемся до вашего дружка?

— Гриф — мастер маскировки. Он может и барышней прикинуться и старым крестьянином. И как вы собираетесь его ловить без внешности, без имени? Попробуйте достать невидимку!

— Попробую… — ответил Алексей, глядя на то, как заиграли желваки и бессильно сжались кулаки Кошкина.

— Эх, дороги, пыль да туман,

Холода, тревоги да степной бурьян…

— Лёша, ты что?.. — начал Голицын, но осёкся, глядя на жандармов, а Алексей продолжил:

— Выстрел грянет, ворон кружит,

Твой дружок в бурьяне неживой лежит!

— Хотите меня напугать стихами? — скривилась Софья.

— Нет, просто я — Пророк. И ваш дружок сегодня умрёт. Господа, — обратился Алексей уже к жандармам. — Тщательно проверьте личности всех, кого сегодня застрелят. И вы найдёте этого «невидимку». А что касается моей причастности, то думаю, господа, вам будет несложно выяснить, что Павел Андреевич Шувалов, о котором так подробно рассказала Софья Аркадьевна, мёртв. Был убит обрядом Подмены четвёртого июня минувшего года.