Письмо князю Оболенскому Алексей писал втайне от Миши. Не потому, что скрывал, а потому, что хотел сделать сюрприз. Он не забыл давнего разговора о помолвке и сейчас решился. Не последнюю роль в его решении сыграло несостоявшееся покушение. Нет, всерьёз Алексей его не воспринял, но сама мысль о том, что все смертны, и порой весьма внезапно, заставляла его нервничать. И пусть сейчас в их жизни всё замечательно, но эгоистичное желание присвоить, заклеймить и никогда не отпускать последнее время преследовало Алексея всё сильнее.

Шувалов долго мучился над формулировками, но в итоге порвал и сжёг все черновики, остановившись на простом варианте.

«Его сиятельству князю Оболенскому Александру Ивановичу.

Милостивый государь, Александр Иванович. Всей душой желаю увидеться с Вами не по делам государевым, не по финансовым, а исключительно по личному вопросу. Поскольку сейчас волей Государевой нахожусь в Петрограде, то прошу Вашего одобрения на визит наш в самое ближайшее время. Будь то хоть будний день, хоть праздничный. Искренне надеюсь на скорую встречу.

С душевным почтением имею честь быть Государя нашего верным слугой, граф Шувалов Алексей Константинович.

7530 года

марта 12 дня»

Ещё раз перечитав свой опус, Алексей скривился. Он бы лучше с князем Оболенским по эфирнику все вопросы решил, да вот беда: согласно этикету эфиром можно вызывать только тех, кто ниже тебя по положению или равен. А вот о встрече с теми, кто имеет более высокий статус, следовало просить письменно. Именно по этой причине Леонид Викентьевич и не связывался с ними во Владивостоке, и именно поэтому с Государями Шувалов общался только через посредника Голицына.

Ну не было у Государей эфирников. Совсем. Тех, кто был нужен, им вызывали секретари или адъютанты. И равных для них не было, с кем можно было просто поговорить. А Голицын, будучи сам эфирником, обходился без внешних костылей, хотя для этого Государям пришлось позволить ему сделать на себя привязку заранее. Вот в этом была его и уникальность как спутника. Ведь мало того, что он знал о Горевестнике, так ещё и на Государей имел прямой выход, чем похвастаться не мог больше никто в России.

Отправив письмо авиеткой, принялся дожидаться ответа, а пока — самое время заняться делами насущными. Один только список от Брагина занимал две страницы, а ведь есть ещё собственные нужды.

— Лёш, завёл бы ты себе уже секретаря, — вздохнул Оболенский, разбирая записи. — Сколько можно заниматься всем этим лично?

— И где его взять? Объявление в газету давать? «Ищу активного молодого человека для бумажной работы. Ссылку в тайгу гарантирую» — так что ли?

— Ну зачем же! — фыркнул Оболенский. — Для подобных знакомств существуют приёмы и званые ужины, которые вы, Ваше Сиятельство, так стойко игнорируете. Ведь почти в каждой благородной семье есть младшие сыновья, которым в наследство достанется лишь малая сумма и родительское напутствие. А если семья небогата, то и вовсе одним благословением довольствоваться может. Вот они-то и идут с радостью в секретари и адъютанты, а чтобы не ошибиться в выборе доверенного лица — с ним нужно быть знакомым, равно как и с его семьёй. Ведь в случае неблаговидного поступка или обмана — именно фамилия будет отвечать за своего отпрыска.

Вот только начать искать подходящую кандидатуру у Алексея не вышло, потому как на следующее утро он был разбужен звонком Сергея Максимовича.

— Алексей Константинович, нижайше прошу меня простить за ранний подъём, но вам срочно нужно прибыть на Лысьвенский завод.

— Что-то случилось, Сергей Максимович? — с тревогой спросил Алексей.

— Плавильная печь взорвалась ночью, — ответил управляющий.

Чертыхнувшись, Алексей скатился с кровати и вдруг понял, что в такой момент чувствуют государи, когда Голицын поднимает их на рассвете.

— Лёш, что случилось? — завозился разбуженный Оболенский.

— ЧП на заводе. Мне лететь надо.

— А что, до завтрака это подождать не может?

— Нам туда два часа лететь, в авиетке позавтракаем! — решительно заявил Алексей.

Лысьвенский металлургический завод вогнал Алексея в ступор. С момента своего появления в этом мире он и в основном имении пробыл-то всего один день, завод и вовсе не удосужился посетить ни разу. Работает себе и работает, доход приносит. Так чего лезть туда, где ничего не смыслишь? Тем более, что там уже много лет им Сергей Максимович заведует, а последнее время — государи как у себя дома распоряжаются. Может, дело было в том, что при слове «завод» Алексей невольно представлял себе одно громадное бетонное здание-коробку? Вот только встретили его заводские корпуса красного кирпича с устремившимися вверх печными трубами, цеха, больше похожие на длинные сараи, причём некоторые из них и вовсе деревянные. И это на пожароопасном предприятии, где раскалённый металл льют в листовое железо!

Масштабы трагедии Алексей оценил ещё с воздуха. Один из цехов полностью развалился, оставив вместо себя груду камней и остов печи. Всё вокруг было покрыто сажей и копотью — видимо, горело, а перед административным зданием собралась большая толпа. Человек триста, не меньше. Их пытались разогнать охранники, да без толку. Отхлынула толпа только тогда, когда им на голову начал опускаться «Альбатрос».

— Сергей Максимович, давайте подробнее, — попросил Алексей, устроившись в директорском кабинете.

— Сегодня, около пяти часов утра, взорвалась главная доменная печь, — начал управляющий. — Наш Огневик прибыл спустя час. К тому времени расплавленный металл успел растечься по территории и поджечь несколько цехов. Пожар был ликвидирован за десять минут, сейчас идёт разбор завала в пострадавшем цеху и оценка ущерба. На данный момент запуск главной печи невозможен.

— А что, Огневики не дежурят постоянно?

— Степан Савельевич у нас только один. Он контролирует технологические температуры, но не находится здесь.

— А почему только один? — удивился Алексей, но увидев то, как Сергей Максимович покосился на всех присутствующих, поспешил снять вопрос. — Ладно, сейчас это не суть важно. Жертвы есть?

— На сегодняшний момент, Ваше Сиятельство, известно о семи погибших и два десятка получили ожоги разной степени.

— Сергей Максимович… — потёр виски Алексей. — Распорядитесь вызвать для пострадавших одарённого лекаря. Семьям погибших выплачивать компенсацию в виде ежемесячного дохода пожизненно. Тем, кто проходит лечение, так же выплачивать заработок в полном объёме. Кто после сможет вернуться к работе — брать без обсуждения. Тем же, кто в силу увечий работать не сможет, выплачивать половину жалования пожизненно. Вам ясно?

— Да, Ваше Сиятельство, — поклонился управляющий.

— Но, я так полагаю, вы меня сюда позвали не за этим? — спросил Алексей.

— Видите ли, Ваше Сиятельство, в данный момент стоит вопрос о закрытии завода. Но принять такое решение без вашего одобрения я не могу, — признался Сергей Максимович. — Потому что сие будет означать потерю существенной части прибыли, невыполнение договорных обязательств и срыв поставок. На установку новой доменной печи потребуется от двух до пяти месяцев в зависимости от того, как быстро нам удастся купить оборудование. Такие печи штучные, их делают на заказ.

— Ясно… — вздохнул Алексей. — Но ведь другого решения всё равно нет.

— Есть, Ваше Сиятельство, — подал голос директор завода. — Можно запустить две малых печи. При постоянном контроле со стороны Огневика потери качества не будет.

— В чём подвох?

— Они сильно изношены. В своё время их остановили как раз по этой причине, когда была установлена большая печь. Но сейчас выбора нет.

— Есть. Я согласен с Сергеем Максимовичем. Останавливаем завод на полный капитальный ремонт. Вопрос приостановки поставок металла на государевы заводы я улажу. Меня сейчас другое беспокоит. Сергей Максимович, выясните, пожалуйста, кто виноват во взрыве печи. Что это: неисправность оборудования, чья-то халатность или диверсия. Мне нужны виновники. Настоящие виновники трагедии, а не те, на кого это можно повесить. Вы меня поняли?

— Совершенно точно, Ваше Сиятельство.

Пока Алексей разбирался с делами завода, шум толпы на улице возрос многократно. Слов было не разобрать, но вот то, что там назревает недовольство, было понятно. Алексей поднялся из-за стола, подошел к окну и взглянул на толпу.

— Сергей Максимович, чего хотят все эти люди?

— А это людям объявили о закрытии завода, Ваше Сиятельство, — вздохнул директор. — Там обе смены. Ночная помогала тушить пожар, а утром явилась дневная. Сейчас их всех распустили по домам, но они не уходят. Ведь для многих завод — единственный источник дохода. А вы только что оставили пять сотен человек без работы и средств к существованию.

— С одной стороны плохо, с другой — ещё хуже… — вздохнул Алексей.

Вот теперь он точно понял, что значит быть руководителем. Это значит не только отдавать приказы, но и нести ответственность. Личную ответственность, вот перед ними, перед теми, кто сейчас собрался у входа в административное здание, а до этого работал в тяжелых условиях для того, чтобы он, не задумываясь, мог позволить себе заказать в Петрограде мебель или купить новую авиетку. Решение пришло само.

— Алексей Константинович, мы покидаем завод? — удивлённо спросил Оболенский, когда Алексей молча направился на выход.

— Нет, я собираюсь поговорить с работниками.

Выйдя на крыльцо здания, Алексей оглядел толпу. Злые, недовольные, многие из них были в подпаленной одежде и со следами сажи на лице. При виде него толпа заволновалась ещё сильнее и подалась вперёд. Это было страшно. В какой-то момент Алексею показалось, что его сейчас просто сметут, задавят, растопчут. Появилось желание спрятаться за крепкими стенами заводоуправления, а то и вовсе поскорее покинуть это место. Алексей вдруг подумал, что именно так должны были чувствовать себя Старки, стоя одни против надвигающейся массы воды. Поэтому, задвинув страх поглубже, он двинулся навстречу толпе.

— Тихо! — откуда только взялся у него голос и как не дрогнул в последнюю минуту. — Если будете гомонить все, то не услышу никого! Кто чем недоволен?

К его удивлению толпа замерла и даже притихла. Но вот из середины кто-то выкрикнул:

— Дайте людям работать!

— Кто там такой говорливый, выйди вперёд. А то кричать в толпе все мастера! А лично сказать — смелости не хватает?!

Толпа зашевелилась, загудела, но вот, расталкивая локтями народ, вперёд вышел здоровый детина в фуфайке.

— На что людям жить, Ваше Сиятельство? У нас семьи, дети, старики! А вы нас на улицу?

— Зовут как? — спросил Алексей.

— Егор…

— Скажи, Егор, ты видел, как взорвалась печь?

— Слышал, я на прокате стоял в ночную.

— Значит, последствия видел! Видел, как горели твои товарищи, видел, как полыхало здание? Видел, как уносили раненых? Кто в этом виноват — отдельный вопрос. А теперь скажи, Егор, ты лично встанешь к старой, изношенной печи, готовой так же полыхнуть в любой момент?

— Встану, Ваше Сиятельство. Встану, потому что у меня трое детей и жинка четвёртого ждёт. Ежели я им денег не принесу — они с голоду помрут.

Алексей подавился заготовленными словами, когда столкнулся с прямым уверенным взглядом. Это был взгляд обречённого человека, которому нечего терять в этой жизни. А за его спиной стояло пять сотен таких же.

— Без капитального ремонта завод не запущу, но и без средств к существованию не оставлю! — однозначно заявил Алексей и, обращаясь уже ко всем, объявил: — Все выходят на расчистку территории! За дни вынужденного простоя тем, кто принимал участие в ремонте и подсобных работах, заработная плата будет выплачена в полном объёме!