Распределяя своих людей для сопровождения гостей по Хэйану, Икэда Осами грустно ухмылялась. Да, это были почти противоположные эмоции, но они были именно такими. Её клан умирал. Точнее, его планомерно уничтожали кланы Маруяма и Тамура. Что именно не поделили двадцать лет назад трое друзей — Осами не знала. Но когда ей было три года — отца убили при очень странных обстоятельствах. Правда, об этом она узнала гораздо позже — в десять лет, когда брат объявил, что она станет Ōnā — носительницей знаний.

Так иногда поступали, когда у самурая не было сыновей или был всего один наследник, чья смерть могла уничтожить клановые умения. Взрослых дочерей учить смысла не было, поэтому всегда выбирали из младших. Став Ōnā, Осами навсегда потеряла свой женский статус. Теперь её одевали как самурая клана и учили соответственно. Брат относился к ней, как к брату, а не как к сестре и делился своими мыслями и подозрениями. В их правоте Осами убедилась спустя девять лет, когда его и три десятка лучших самураев клана отправили на земли цинов. Бесполезная вылазка, безумная, глупая, не имеющая смысла, но погубившая всех её участников.

Теперь Осами некому было учить. Оставалось лишь уповать на свитки и личные записи. Выцарапывать из них знания по крупицам и стараться сохранить и приумножить. Вот только для кого? По традиции, после гибели брата, одна из её сестёр должна была остаться в клане и привести туда мужа, чтобы их сын стал даймё. Но таковых не оказалось. Стараниями Маруямы и Тамуры все они были отданы другим.

Даже если бы Осами решилась сама родить сына, то из-за её статуса его просто бы отобрали и отдали на воспитание одной из сестёр. Ведь Ōnā не имеет права на семью. Зато, за нарушение традиций на весь её клан лёг бы позор. Такого Осами допустить не могла. Вот и оставалось ей с грустью смотреть на тень своего клана, в котором осталось лишь два десятка простых воинов, а «бегущая по ветру» лишь она одна. И с её смертью клан Икэда прекратит своё существование.

Но сегодня, сквозь печать неизбежного, то и дело прорывалась злорадная ухмылка. Маруяма и Тамура проиграли сами себе. Распределяя обязанности, они добились самых почётных — охрана тэнно и его двора. Последнее досталось Маруяме, который должен был ещё и сопровождать гостей. Вот только появившийся в саду Торакоиси связал его по рукам и ногам. Из-за него Маруяма не мог оставить двор тэнно, и охрана гостей легла на единственный клан, который намеренно оставили не у дел — Икэда.

Осами понимала, что это может быть их последним громким делом. Кто знает, удастся ли ещё раз поднять вымпелы Икэда на фоне ко: родзэн — императорского цвета, говорящего всем вокруг, что гости под личной защитой тэнно? Поэтому сегодня она за всем следила лично: за расстановкой людей, за маршрутом и даже за дзюнса. Хотя городские патрульные больше старались сдерживать толпу и не давать любопытным выскакивать на дорогу, чем реально отвечали за безопасность.

Посещение достопримечательностей Хэйана шло своим чередом, а Осами искоса поглядывала на гайдзинов. Чужаки были странными. Во всём, начиная от внешности и заканчивая манерами. Высокие, светлокожие с большими глазами, которые у многих имели необычный серый цвет. Осами даже точно не могла сказать: казались ли они ей красивыми? Но вот экзотичными — это точно. А ещё гайдзины были очень эмоциональны. Могли крутиться в машине, окликая собеседника. Могли засмеяться или толкнуть другого, чтобы показать что-то интересное. Осами такое поведение казалось неприличным, но осуждать она не спешила. Ведь это гайдзины — у них свои правила.

Ремесленные кварталы, торговые ряды, храм Инари и, конечно же, Си-Тэнно, чьим живым олицетворением является император — единый в четырёх стихиях, в четырёх воплощениях. И везде нужно проявить бдительность. Не только за тем, чтобы никто не нарушил личное пространство гостей, но и за тем, чтобы они, ненароком, не сделали ничего предосудительного. Им простят, но пострадает честь тэнно!

Свободно Осами выдохнула только тогда, когда процессия вернулась в стены дворца. Но и это ещё не конец. Сейчас немного отдыха, а сразу после обеда начнутся показательные выступления клановых школ, и в этот раз никто не сумеет её оттереть от этого. Никто не посмеет запретить выйти в круг той, чьи вымпелы сегодня развеваются на фоне ко: родзэн.

— Ситифуку-дзин, семь богов удачи! Оберните на меня сегодня свой взор! Дайте, если не выиграть, то хотя бы отомстить! — прошептала Осами, собирая волосы в ритуальный пучок.

— Что вы задумали, Осами-сан? — тревожно спросил Хироши.

Осами уже хотела резко осадить воина, но всё же решила, что его преданность недостойна грубости.

— До Тамуры мне не дотянуться, поэтому вызову на бой Маруяму. Если боги будут благосклонны ко мне — то потребую у него новорождённого сына и воспитаю, как Икэда, возрождая свой клан!

— А если проиграете — уйдёте в наложницы, — попробовал возразить воин.

— Я не могу сегодня проиграть, — усмехнулась Осами, перевязывая лоб лентой со знаком клана Икэда. — Сегодня я могу только умереть!

Стоило Осами только появиться на площадке для боёв, как на неё тут же обернулись все. Конечно, не каждый день на бой выходит «вступивший на путь», то есть тот, кто пойдёт к своей цели до конца, каким бы он ни был. Маруяма это понял тоже и усмехнулся. Только не весело, а зло. Волчица выросла и желает показать зубы? Двоякая ситуация и очень непростая. Осами — Ōnā, но не полноценный самурай. С одной стороны победа над ней не принесёт почёта, а с другой — загнанная в угол крыса может быть опаснее тигра. Так что же делать?..

***

Посмотреть на показательные бои самураев Голицын рвался сильнее всех. К битве на мечах государи проявили лишь прохладный интерес. Они больше интересовались возможностями дарового оружия, чем морально устаревшим холодным. Оболенский с Шуваловым так и вовсе были далеки от поединков, особенно последний. Дмитрий так и не смог понять логику Шувалова. Вопросы вызывало не только его поведение на дуэли, но и то, что тот преспокойно оставил рядом с собой Леонида Викентьевича, даже не подумав оскорбиться на его нечестные действия.

Но это с одной стороны, а с другой — рядом с Шуваловым не было скучно. Он вызывал бурю эмоций, пусть не всегда положительных, но это было именно то, чего Голицыну так не хватало в Петрограде. И вроде не на войне, но ощущения — как на пороховой бочке. Одна Аляска чего стоит, да и попытка посидеть на местном демоне не хуже. Но сейчас спутники отошли на второй план, потому что выступление началось, и всё внимание Голицына оказалось приковано к арене.

Сначала зрителям была продемонстрирована разминка: шаги, удары, разрубленные глиняные кувшины и деревянные шесты. Всё это Голицын уже видел вчера. Но спустя минут десять ситуация изменилась и в круг вышли бойцы уже один на один. Начиналось самое интересное. Голицын, буквально, прилип взглядом к происходящему на площадке, невольно отмечая каждую стойку, положение ног, хват, направление удара. Он так увлёкся зрелищем, что пропустил появление рядом с ним вчерашнего знакомого. Господин Като присел рядом на поставленный слугами стул и что-то спросил.

— Простите? — повернулся к нему Голицын, недовольный тем, что его отвлекают от зрелища.

— Господин Като спрашивает: желаете ли вы ещё поучаствовать в боях? — перевел Голицыну фразу Феликс Старк.

— Да, конечно! — оживился Дмитрий. — А можно?

— Я не знаток самурайских боёв, — пожал плечами Феликс. — Айны не любят поединков. Но раз господин Като вам предлагает сам, то я не вижу препятствий.

— Феликс Оскарович, спросите, что мне для этого нужно? — попросил Голицын.

Старк полминуты переговаривался с Като, а затем пояснил:

— Вам нужно лишь желание, оружие и согласие большинства самураев. Оружие господин Като готов подарить вам своё.

После переведённых слов ниппонец поднялся, снял с пояса свою катану и с поклоном протянул её Голицыну. Тому не оставалось ничего другого как встать и с не таким изящным поклоном принять подарок. В этот момент закончился текущий поединок, о чём всех вокруг возвестили протяжные звуки труб. Бойцы покинули арену, а на неё вышел следующий участник. Господин Като вышел вперёд и о чём-то громко спросил всех окружающих.

— Чего? — обернулся Голицын к Старку.

— Спрашивает, согласны ли самураи и сёгун допустить к участию в боях гостя, — перевёл тот.

Один за одним самураи поднимали вверх мечи, держа их параллельно земле, выражая своё одобрение. Насчитав согласных больше, чем тех, кто воздержался, господин Като повернулся к Голицыну и кивнул.