Если князь Голицын и имел возражения против такой неожиданной свадьбы своего младшего сына, то благоразумно держал их при себе. Крестница императоров — это не графиня какая-нибудь. Так что Оксану Георгиевну приняли с распростёртыми объятиями, правда, только ради знакомства. Правила аристократического общества требовали, чтобы незамужняя девица проживала в доме родителей, хоть и крёстных, и уж никак не в доме жениха. Так что, после ужина у Голицыных, Оксана Георгиевна в сопровождении рынд вернулась в Зимний. А уже утром там же объявился и Дмитрий.

— Сбежал, — признался он, откидываясь на спинку кресла. — Иначе родня меня в гроб загонит.

— Когда венчание? — спросил Михаил.

— Через пять дней. Весь дом на ушах стоит. Пригласительные, бал, наряды, блюда… Мне вчера только одних тканей сотню штук подсунули. Нет уж, свадьбу родители хотели? Вот пусть сами и устраивают! У вас тут поспокойнее.

Апартаменты, выделенные в Зимнем дворце Шувалову и Оболенскому, состояли из гостиной, двух спален, кабинета и уборной. Всё бы ничего, но чтобы попасть из одной комнаты в другую следовало выйти в общий холл гостевого крыла. Вот эта особенность и раздражала непривыкшего к повышенному вниманию Шувалова.

— У нас тут как в общежитии, — огрызнулся Алексей. — Стоит только выйти из комнаты, как всем тут же от тебя чего-то надо. Секретари, адъютанты, гости… То приглашения какие-то суют, то бумаги, то просьбы.

— Чего ты хочешь, Лёш! Ты у нас личность известная, особенно после скандала с Давыдовым и обнародования его причины. Да ещё и особа, приближённая к императору, о чём вчера за ужином было всем красноречиво объявлено, когда Алексей Николаевич усадил тебя рядом с собой. Неудивительно, что твоё внимание пытаются привлечь.

Пока Алексей пытался переварить всё только что сказанное Михаилом, Голицын внимательно посмотрел на Оболенского и вздохнул.

— А я к вам тоже с просьбой. Миш, ты можешь вложить Оксане знание языка?

— Разве государи этим не озаботятся? — удивился Алексей.

— Эта свадьба — не их забота, Алексей Константинович. Государи и так дали от себя очень много. Я только что бумагу забрал и теперь официально граф Голицын. Так что все приготовления — наша забота. Так что, Миш?

— Дима, возможность проделать подобное и с гарантией, что после работы Разумника человек совсем не разучится разговаривать — это уровень гранда. А я — мастер и собираюсь им оставаться ещё очень долго, — покачал головой Оболенский.

— А почему ты не хочешь получить гранда? — удивился Алексей.

— Потому что все гранды-Разумники поголовно на государевой службе, да ещё и под кровной клятвой. Никто не позволит такому бесконтрольно пользоваться своим даром. А я на службу пока не спешу.

— А теоретически? — прищурился Алексей.

— Теоретически… Олег Николаевич меня к этому готовил. К службе. И если бы в моей жизни не появился ты, Лёша, я бы сейчас сидел у него в помощниках.

— Так может Олега Николаевича и попросить? Он же гранд.

— Я не устаю вам удивляться, Алексей Константинович, — покачал головой Голицын. — Вы собираетесь попросить светлейшего князя потратить три-четыре часа своего времени, чтобы облегчить жизнь какому-то графу? Я даже не знаю, что за такое предложить в обмен надо?

— Моё хорошее отношение? — с улыбкой предположил Алексей. — Миш, можешь мне устроить встречу с Воронцовым?

— Можно попробовать… — согласился Оболенский.

На встречу со светлейшим князем Алексей собирался один. Миша предпочёл не участвовать в переговорах, заявив, что дядюшка его слишком хорошо знает и на уступки не пойдёт, в надежде на то, что Оболенский проявит себя, как гранд. Так что пусть лучше инициатива будет исходить именно от Алексея.

В этот раз авиетки Голицыных, на которых в прошлые визиты в Петроград передвигался Шувалов, оказались недоступны из-за предсвадебной суеты, и Леонид Викентьевич был послан раздобыть транспорт. Вот только появился он на роскошной белоснежной машине, украшенной на боку золотым двуглавым орлом.

— Вам дали гербовую? — с удивлением заметил Шувалов, устраиваясь в салоне.

— А с чего бы и нет? — пожал плечами Леонид Викентьевич. — Гараж всё ещё в подчинении третьего отделения.

От такого заявления Алексей поперхнулся воздухом и прищурился.

— Вас знают в Зимнем дворце?

— Не все и не всегда в лицо, но удостоверения никто не отменял.

— Капитан Елизаров, а вы, случайно, не какой-нибудь особенный специалист?

— Нет, Ваше Сиятельство, даже не аристократ. Просто капитан, штабс-капитан, заместитель начальника отделения по безопасности.

— Ммм… Что-то мне подсказывает, что сотрудники вашего уровня не работают личной прислугой…

— Работают, но не у всех.

Алексей поймал в зеркале заднего вида ехидный взгляд Леонида Викентьевича и обречённо вздохнул.

— А я ещё надеялся доказать, что не верблюд.

Апрель в Петрограде — это совсем не то, что во Владивостоке, и даже не в Амурске. Температура на улице не поднималась выше десяти градусов, а сырой, пронизывающий ветер с залива пробирал до кости. Подняв воротник тёплого пальто и стараясь не ёжиться от порывов, Алексей неспешным шагом шел по аллее Александровского парка, придерживая под руку светлейшего князя Воронцова. Такой жест не считался чем-то особенным и даже на интимный не походил. Просто дружеский.

— Давайте пропустим разговор о погоде, Алексей Константинович, она сегодня мерзейшая, — чуть повернул к нему голову Олег Николаевич. — Так зачем вы просили о встрече со мной?

— Хотел попросить вас об одолжении, как гранда-Разумника.

— Мишенька, значит, не хочет? — краем губ улыбнулся Воронцов.

— Не хочет, и я не хочу, чтобы его забрали на службу, а будущей графине Голицыной нужно знание языка. Вот я и подумал, что вы могли бы пойти мне навстречу.

— И зачем оно мне? — вскинул бровь Воронцов.

— Просто услуга, — пожал плечами Алексей.

— Интересный вы человек, Алексей Константинович…

— Да, вы мне это уже говорили почти год назад. Как Сергей Максимович?

— Вы спрашиваете у меня о человеке из вашего рода? — вполне натурально удивился Воронцов.

— А у кого ещё, если мой управляющий в последнее время почти не появляется в поместье, предпочитая проживать в Петрограде. И это притом, что у Шуваловых тут нет имущества. Да ещё и расходы упали практически до нуля, а ведь столица, дорогой город.

— Нормально, правда скучает по родовому владению и переживает, что не смог помочь с заводом.

— А вот я не скучаю. Тот дом остался для меня чужим и, если честно, я собирался официально подарить его Сергею Максимовичу. Даже вместе с заводом подарил бы, да только я тогда останусь без средств к существованию…

— Вы не ощущаете родовой поддержки?! Почему?!

— Может, потому, что не Шувалов.

— А кто? — резко спросил Олег Николаевич, рывком разворачивая Алексея к себе лицом. — Кто вы такой?!

От холодного требовательного тона Алексей поёжился и понял, что влип. О его иномирном происхождении ведь знал только Миша, но тот не выдаст тайны своей Звезды. Вот он и расслабился, перестал боятся быть раскрытым и проговорился. В голову, вдруг, пришел самый первый его разговор со светлейшим князем. Тот, который случился на второй день после его «подмены». И слова, что Разумники могли бы копаться в голове до тех пор, пока окончательно не свернули бы мозги. Но тогда речь шла только о подтверждении личности, а тут — другой мир…

Нет, говорить Воронцову правду нельзя, вцепится клещами и даже дар Горевестника не поможет. Отрежут язык и вся проблема. Но и молчать нельзя, потому что Алексей уже почувствовал давление гранда-Разумника на родовую защиту. Сколько она ещё выдержит?

— Государи тут недавно предположили… — начал он, — …что моим отцом мог быть не Константин Иванович, а Константин Павлович…

— Какой такой? — прищурился Воронцов.

— Романов…

Светлейшему князю понадобилась целая минута, чтобы понять, о ком речь, после чего он потрясённо выдохнул:

— Отречение! Если в нём не только престол, но и род, и кровь, тогда понятно, откуда взялось проклятие Шуваловых! Как только появился второй сын, законный наследник, Род попытался избавиться от бастарда. Из-за непонимания причин это назвали проклятием, а если ваш дар был с вами уже тогда, то вам достаточно было лишь уверовать и один единственный раз повторить, что это «проклятие старшего сына», как оно, действительно, стало проклятием и зациклилось на следующие поколения! Алексей Константинович, я подъеду к четырём, а сейчас мне нужно в архив. Где ваша авиетка?

— Голицыным сейчас не до меня, они к свадьбе готовятся. Я на машине, — растерянно ответил Алексей, холодея от того, какую кашу только что заварил.

— Я вас провожу, — решительно заявил Воронцов, ускоряя шаг. — Вы же в Зимний сейчас?

— Да, обратно под колпак, — выдохнул Алексей, обрадованный сменой темы разговора. — Начинаю привыкать потихоньку. Понимаю, что без надзора меня не оставят. Вон, даже Леонида Викентича не уволил, когда узнал, кто он такой.

— А вот тут я должен повиниться перед вами, Алексей Константинович. Капитан Елизаров — это моя инициатива и Георгий Михайлович может о нём и не знать.

— Это как? — растерялся Алексей.

— Как с подснежниками Екатерины II, — усмехнулся Воронцов и пояснил. — Однажды по весне государыня подснежники увидела здесь, в саду. Да так они ей понравились, что распорядилась она выставить охрану, чтобы не сорвал никто. Целую неделю на них любовалась, а когда те отцвели — и знать забыла. Да только пост тот никто так и не снял. И выставляли его больше сотни лет, пока на служивых не обратил внимание Александр I и не поинтересовался: «Какого рожна?». Вот тогда-то указ и откопали. Вот и с вами… Капитана Елизарова к вам же с самого начала приставили, а тогда императором был Михаил Александрович. Он-то и подписывал постановление, ну а потом как-то забылось. Никто Елизарова не отозвал и, я так понимаю, он до сих пор выполняет обязанности вашего пи-ло-та.

Последнее слово светлейший князь произнёс по слогам, потому что в этот момент к ним подкатил белоснежный автомобиль с золотым двуглавым орлом на двери и предмет недавнего разговора вышел из машины, услужливо распахнув пассажирскую дверь.