Говорят, что самое худшее на свете — это ждать и догонять. Алексей бы с чистой совестью ещё добавил к этому списку — собираться в поездку. Вроде бы всё оговорено, уложено, распределено… Но нет, обязательно в последний момент вылезет какая-нибудь мелочь, которая всё испортит. И в этот раз такой мелочью стал его простой невинный вопрос:
— Господа, а вы уверены, что авиетки не упадут на подлёте к метеориту? Может, в эпицентре ещё действует его способность выключать всё даровое?
Как оказалось, об этом моменте господа не подумали и теперь срочно корректировали планы.
— Пустим вперёд «болванку», — наконец заявил Шокальский. — Я смогу удерживать её впереди на полверсты. Как только потеряю контроль — сразу снижаемся. Всё, на вылет!
План экспедиции был прост: добраться до места падения метеорита и исследовать то, что от него осталось. А уже после заняться определением границ и нанесением на карту территорий хайху с одновременной раздачей им эфирников. Алексей склонялся к мысли, что лучше бы наоборот: сначала пообщаться с тиграми, а потом уже идти к метеориту, но тут в приоритет встало желание Алексея Романова. У государя других дел хватает, кроме как по тайге шарохаться, а к метеориту у него свой интерес. Сайн ушел в тайгу ещё вчера, унося на себе маячок, по которому и будут ориентироваться учёные. И, как показали данные, уже добежал до места.
— Запад, с небольшим отклонением на север, — хмыкнул Викентич, принимая координаты. — Миль пятнадцать от Амурска в таёжную глушь. Там только пара деревень в округе и больше ничего. Повезло, что не над Петроградом он пролетел. Там не одна авиетка — десятки бы попадали, а ещё сотни аварий на земле.
Авиетка, пусть даже такая маленькая как «Стрекоза» имеет весьма значительную скорость полёта, так что не прошло и получаса, как вниз нырнул «Альбатрос» Хвостовых, за ним Викентич и последней приземлилась авиетка Романовых.
— Дальше не рискнули лететь, Ваше Величество, — как будто оправдываясь, заявил Шокальский. — Воздух дрожит. Не пропадает совсем, а как будто мешает ему что-то, отталкивает…
— Далеко до места? — деловым тоном поинтересовался Алексей Романов.
— С полмили. Вон за тем холмом, — Шокальский указал вперёд.
— А вот и гости пожаловали! — раздался сбоку уверенный голос и навстречу вышел крепкий мужчина, лет тридцати.
— Вы — хозяин этих мест? — поинтересовался Романов.
— Суюн Хотала, — кивнул тигр. — И это моя территория.
— Спасибо, что пустили к себе, — слегка поклонился выбравшийся из авиетки Брагин.
— Май, — пожал плечами появившийся следом Сайн. — Время новостей, когда любой хайху может прийти куда угодно.
— А Сайн рассказал много интересного, — кивнул Суюн. — Я знаю, что вас интересует и провожу.
До указанного холма экспедиция добиралась почти час, таща за собой оборудование на воздушных санях, которые то и дело пытались грохнуться на землю, словно проваливаясь в воздушные ямы. Но всё же не падали, удерживаемые силой трёх Воздушников, в том числе и Викентичем. Суюн выбирал дорогу, обходя завалы валежника, которых с каждой минутой становилось всё больше. А как только обошли холм, так и вовсе встали от открывшегося зрелища.
Огромные вековые деревья лежали вповалку, будто их причесали громадным гребнем. Какие-то умудрились и в таком положении выжить, но большинство стволов были сухи и безжизненны. А ещё дальше — и вовсе обгоревшие. Но трава пробилась даже сквозь пепелище, делая открывшееся зрелище не таким печальным.
— Это здесь, — кивнул головой в сторону завала Суюн.
— Но мы туда не пойдём, — покачал головой Сайн. — Плохое место, чужое.
— Да, — подтвердил Суюн. — Пройдёт не одна зима, прежде чем сюда вернётся зверье…
— А ведь метеорит был совсем небольшим, — хмыкнул Иннокентий Хвостов, перебираясь через поваленный ствол. — Не больше кулака. Точнее скажу, только когда увижу воронку. Но вот фонит от него даже здесь.
На последней фразе Шувалов встрепенулся. Ему вдруг вспомнилась школьная физика того, другого мира, а вместе с ней и несколько тревожных фактов.
— Иннокентий, скажите, а радиации здесь нет?
— Чего нет? — не понял граф Хвостов.
— Радиации. Такого излучения, которое бывает в месторождениях урана и радия…
— А! Так вы о Тяжелом Эфире! Этого я не знаю, это надо у Юрий Андрееча спросить, — пожал плечами Иннокентий и тут же окликнул своего супруга: — Юра! Что с Эфиром?
— Взбит, что твой омлет! — фыркнул тот. — Но вы, юноша, не сомневайтесь: из своих слоёв он не выходит!
— Хм… — прищурился Шувалов, но всё же решил уточнить: — Варя, поясните, пожалуйста, что имел ввиду Юрий Андреевич?
— Эфир безопасен, Ваше Сиятельство, — просто ответила Дёмина.
— Понятней не стало, но поверю на слово, — вздохнул Алексей. — Знаешь, Миш, в такие моменты я жалею, что Голицына с нами нет.
— А я жалею, что вообще поддался на твои уговоры, — тяжело вздохнул Оболенский. — Вот чего тебе дома не сиделось? Или мало мы с тобой по тайге зимой находили?
— Неужели тебе не интересно, Миш?
— Мне неудобно, тяжело и вообще! Я привык к городу и парковым дорожкам, а не к поваленным стволам и буе… етить твою! — выругался Михаил, провалившись ногой в яму. — Даже если у меня после этой поездки останутся целы все руки и ноги, то синяки я ещё неделю сводить буду!
К воронке падения экспедиция добрались уже за полдень. Иннокентий Хвостов принялся разгуливать кругами, будто видел что-то, доступное только ему. Другие принялись устанавливать оборудование и только Шувалов, Оболенский и Романов остались не у дел. Но сидеть на поваленных стволах не пришлось. Рынды скоро выровняли небольшой участок, установили несколько раскладных кресел, столик, навес… Так что уже через четверть часа среди пейзажа апокалипсиса образовалась вполне уютная зона отдыха.
— Алексей Николаевич, — решился задать интересующий его вопрос Шувалов. — А чего же вы лично-то в экспедицию?
— А вы? — ответил вопросом на вопрос Романов.
— Любопытно. Никогда не видел метеорита, — признался Шувалов.
— Мне тоже любопытно, — немного резковато ответил Романов. — Отличается ли это место от любого другого или нет.
Неприязненно дёрнув щекой, будто услышав что-то не очень приятное, Алексей Николаевич поднялся со своего стула и, отмахнувшись от рынд, медленно побрёл, петляя среди валежника.
На душе Алексея Николаевича было горько. И ведь просил же Георгий: «Не надейся». Алексей Романов давно смирился со своей бездарностью, да вот только разве вытравишь из сердца веру в чудо? Веру, однажды посеянную в душе мрачным старцем, что так умело играл на чувствах его родителей. На что он надеялся, приезжая сюда? Что «небесный камень» пробудит в нём что-то скрытое? Что он сможет почувствовать силу и обрести дар? Алексей Николаевич согласен был на любой, пусть даже на Горевестника. Главное, принять божью волю с благодарностью и использовать на благо, а не во вред. Ведь каким бы ни был дар — он есть воля Господня!
Но нет, ничего, пусто… Так же пусто, как и в любом другом месте. Он не почувствовал ни колебаний Воздуха, ни тепла Огня, ни движения Эфира. Не увидел жизни, бьющейся в растениях и животных, как её видят Лекаря, не услышал отголосков эмоций, как Разумники. И ведь убеждал сам себя не надеяться, а всё равно ждал!
Далеко от лагеря он отходить не стал, прекрасно понимая, что потеряв его из вида, рынды последуют за ним. А ему сейчас нужно было побыть в одиночестве. До боли закусив губу, Алексей Николаевич присел на поваленный ствол дерева и оглядел проплешину, невольно сравнив её с лишаём на теле тайги. В десяти саженях отсюда был виден край воронки с осыпавшимися краями, возле которой суетится граф Хвостов. Чуть дальше трое устанавливали оборудование, Шокальский Воздухом расчищал себе площадку, Земельники прощупывали грунт, Эфирники пытались вычленить потоки. И среди всей этой простой суеты Алексей Николаевич почувствовал себя лишним, ненужным, никчемным приложением к этому миру.
Давно с ним такого не было. Наверное, с тех самых пор, когда дворцовый лейб-медик развёл руками, признаваясь, что не может почувствовать наличие дара у наследника. В тот момент старому опытному Карлу Геннадьевичу никто не поверил. Вместо этого просто отстранили от работы, пригласив на его место другого. Потом третьего, четвёртого, а во взгляде отца он всё чаще и чаще стал ловить разочарование. И только матушка не смирилась. Со временем во дворце стали появляться откровенные шарлатаны, а затем Распутин.
Алексей Николаевич не любил вспоминать это время. Когда мрачный старец заводил с ним долгие проникновенные беседы о сущем, в которых юному цесаревичу слышался скрытый подвох. Когда снисходительно гладил по голове, одновременно убеждая матушку, что всё поправимо. Надо лишь только верить… Ему. И она верила, а сам Алексей всё чаще ощущал себя вещью, у которой не должно быть чувств, а только стремление.
Смута навалилась на них лавиной. Смерть отца, разочарование матушки и новый император. Отчаянные попытки сохранить страну и Георгий… Именно рядом с ним Алексей впервые почувствовал себя живым, вот только, увы, недостойным. Год, всего год прошел, а как будто целая жизнь. И вот снова накатило с того, перевернутого листа жизни.
В отчаянии, Алексей уперся ладонями в шершавый ствол и с силой провёл вниз, сдирая кожу. Ему хотелось сделать себе больно, чтобы боль физическая заглушила душевную. Но нельзя просто достать нож и порезать руку, иначе вмешаются рынды. А так — всего лишь неудачно схватился за сухую потрескавшуюся кору. Бывает. Свезённые ладони засаднило, но Алексея это не остановило. Ещё одно скользящее движение и вот уже руки стало дёргать так, будто на рану соль попала. Ну и пусть, ему сейчас это нужно, просто необходимо.
— Увы, государь-батюшка, вынужден вас разочаровать! — вдруг откуда-то сбоку появился младший граф Хвостов. — Не осталось ничего от метеорита. Сгорел весь. А то, что фонит всё вокруг — так это от окалины. Мелкая пыль с растаявшим снегом в землю ушла. Эллипс хорошо чувствуется, как стекало туда в низину к ручью.
— Значит, искать здесь нечего? — ровным тоном спросил Алексей Романов.
— Мы пробы грунта взяли. Они дают небольшие колебания в даровой технике, но не критично. Никакого повторения «Амурской тишины» не будет, даже если технику целиком засыпать. А первый же дождь так и вовсе смоет оставшиеся следы.
— Ясно, благодарю, — кивнул Алексей Романов и поднялся со своего места, показывая, что не желает больше продолжать разговор.
Иннокентий Хвостов всё понял верно, поспешив вернуться к своим исследованиям, а Алексей Романов не спеша направился к зоне отдыха. Ссадины щипало всё сильнее. Мельком взглянув на собственные ладони, государь поморщился. Грязные, в мелких крошках коры, покрытые размазанными каплями крови и какой-то жирной копотью. За чистоту своей одежды Алексей Николаевич не беспокоился. Она сшита из той же ткани, что и рындова форма, к которой грязь не пристаёт вообще, оставляя её белоснежной в любой ситуации. Но вот руки выглядели ужасно.
— Платон Юрьевич, организуйте воды помыть руки и не мешало бы отобедать, — попросил Алексей Николаевич, усаживаясь в раскладное кресло.
Чуть в стороне в точно таком же кресле сидел Михаил Оболенский, разглядывая площадку экспедиции с несчастно-брезгливым видом аристократа в ссылке. Таким, который буквально кричит о том, что всё происходящее человеку сильно не нравится, но как-то повлиять на ситуацию он не способен. Поэтому вынужден мученически терпеть лишения, уповая на высшую милость.
— Я вижу, вы не в восторге, Михаил Александрович? — спросил Романов, чтобы просто не молчать.
— Увы, я, Ваше Величество, не учёный, а путешествовать привык с комфортом. Но Алексей Константинович, судя по всему, испытывает воодушевление, — вздохнул Оболенский, кивком указывая на Шувалова, который сосредоточенно слушал Шокальского.
Тем временем, адъютант подвесил рядом с Алексеем Романовым парящий поднос, на котором стояла глубокая миска с тёплой водой, мыло и полотенце. Сполоснув руки от первой грязи, Алексей Николаевич потянулся за мылом. Но как только его пальцы коснулись подноса, тот просто рухнул вниз, окатив разлившейся водой брюки и ботинки.
— Боже правый, государь-батюшка! — воскликнул адъютант и бросился поднимать упавшую миску.
— Ничего страшного, — глубоко вздохнув, ответил Алексей Николаевич. — Видимо, окружающий фон всё-таки портит даровую технику.
Второй раз Платон Юрьевич поставил миску на стол, а мыло и полотенце подал лично. Алексей Николаевич только мысленно хмыкнул, отметив, что адъютант заметил содранные ладони, но при этом благоразумно промолчал, оставляя за государем выбор: звать лекаря или нет.
— Обед сейчас подадут, — чуть поклонился он, забирая умывальные принадлежности.
— Если в ближайшие пару часов наши учёные мужи не найдут ничего нового — то мы возвращаемся, — заявил Алексей Николаевич и с силой ударил себя по щеке, припечатав к ней жирного комара. — Платон Юрьевич, будьте любезны накинуть полог. Похоже, он слетел.
Лёгкое дуновение ветерка, и Алексей Николаевич вздохнул спокойно, лишившись навязчивого внимания таёжной мошкары. Вот только ненадолго. Не прошло и минуты, как он вынужден был снова отмахиваться от стайки гнуса.
— Платон Юрьевич! — в голосе Алексея Романова послышалось раздражение. — Я же вас просил!
— Нижайше прошу прощения, — протараторил адъютант и снова натянул воздушный полог, но уже не только вокруг государя, а по периметру всей зоны отдыха.
Государево повеление отобедать коснулось господина Шокальского, как начальника экспедиции, Шувалова с Оболенским и графов Хвостовых. Стол накрыли без всяких изысков. Жаркое с тушенкой, приготовленное здесь же, разогретые пироги, булочки и чай.
— Каково ваше предварительное мнение, господин Шокальский? — спросил Алексей Николаевич, отпивая глоток чая.
— Задерживаться здесь дольше сегодняшнего дня я считаю нецелесообразным, — признался тот. — Все данные, которые только можно, мы уже собрали. Проведём ещё пару экспериментов, заночуем в авиетке, а завтра двинемся по владениям хайху.
— Хорошо, — кивнул Алексей Николаевич. — Я так понимаю, определение границ займёт не меньше месяца… По окончании экспедиции я буду ждать вас с докладом и подробной картой. Алексей Константинович, заканчивайте со своими делами. Через час мы возвращаемся в Амурск.
По тяжёлому вздоху Шувалова Алексей Романов понял, что тот был бы не против задержаться ещё немного. Вот только выбора ему не оставили. Негоже гостям являться в отсутствие хозяев. Сборы были недолгими. Ведь улетали только они втроём, не считая сопровождения. Убрав посуду, рынды принялись собирать складную мебель, а Алексей Романов, в который за сегодня раз, со злостью вынужден был смахнуть с лица лезущую в глаза и нос мошкару.
— Платон Юрьевич! — уже со злостью рыкнул Романов, направляясь к воздушной платформе, на которую прямо сейчас рынды грузили собранные вещи. — Платон Юрьевич, вы дар свой потеряли?! Я же просил вас поставить полог!
Алексей Николаевич прибил на щеке очередного комара, коснулся рукой платформы и в ту же секунду она с грохотом упала на землю, сбив его с ног скатившимся стулом.