— Я смотрю, Александр Иванович, что за те годы, которые я не появлялся в вашем поместье, оно почти не изменилось, — меланхолично заметил светлейший князь Воронцов, оглядывая сад, утопающий в весенних сумерках.

— Вы не были здесь шесть лет, Олег Николаевич. А мне не двадцать, чтобы я стремился к новшествам каждый год. Меня вполне устраивает привычная стабильность.

— А лилий больше нет… — вздохнул Воронцов. — А ведь Катерина любила лилии…

— Вас не было шесть лет, так чего вы явились сейчас? — жестче, чем надо в такой ситуации, поинтересовался князь Оболенский. — Пришли, чтобы вспомнить прошлое?

— Ни в коем разе, — покачал головой Олег Николаевич. — Я пришел, чтобы поговорить о будущем.

Воронцов отвернулся от окна и, опершись бедром и ладонью на подоконник, взглянул на князя Оболенского. Они никогда не были друзьями, но и врагами тоже не были. Скорее, между ними царило лёгкое напряжение. Княжич Воронцов любил свою сестру, но равно так же и понимал необходимость брака. А Александр Оболенский не был ни транжирой, ни игроком, ни кутилой. Неплохая партия во всех смыслах: и в политическом, и в личном. Катерина хоть и не была влюблена в него до беспамятсва, но благосклонность выказывала. Так что новую родню Олег Николаевич принял.

Первая кошка пробежала между ними после смерти Катерины. Воронцов считал, что Оболенский уделял недостаточно внимания её здоровью. Сам же Александр Иванович искренне скорбел, что у его жены и нерождённой дочери оказался конфликт даров, из-за чего спасти не удалось ни одну из них. Поэтому и оправдываться перед Воронцовым он не желал, ибо никакой вины за собой не чуял.

Прожитые годы укрепили взаимную неприязнь, но в состояние вражды не перевели. Олег Николаевич регулярно посещал приёмы, устраиваемые Оболенскими и радушно принимал у себя в столичном доме Михаила, не отказывая тому замолвить за него словечко в нужных кругах. Но шесть лет назад, после того, как Оболенский выкинул наследника из рода, ситуация обострилась. Воронцов посчитал, что Александр Иванович поступил слишком сурово, а Оболенскому не понравилось, что Олег Николаевич помешал воспитательному процессу, заплатил долги Михаила и устроил того в столице.

Вот с тех пор они и не виделись, до сегодняшнего дня, когда Воронцов нагрянул в Березичи, как снег на голову. Выставлять светлейшего князя Оболенский не стал, но и радушный приём оказывать не спешил.

— И о каком же будущем вы хотите поговорить, князь? — поинтересовался Оболенский.

— У Михаила скоро свадьба. Вот, получил приглашение, — с улыбкой произнёс Воронцов, будто не замечая холодного тона. — Вы же там тоже будете, Александр Иванович? А Гагарины? Должны… В конце концов они же родня. Если не ошибаюсь, то матерью Алексея Константиновича была как раз княжна Гагарина Мария Сергеевна.

— Что тебе нужно, Олег? — жёстко спросил Оболенский.

— Хроники рода Гагариных, — прямо ответил Воронцов, сбрасывая маску культурности. — Сам понимаешь, таким не делятся. А ты с Григорием Григоричем дружен. Тебе он может пойти навстречу.

— И зачем мне это делать? — вскинул бровь Оболенский.

— Добудешь сведения — расскажу куда вляпался твой Мишенька.

— Вляпался? — переспросил Оболенский.

— Как кур в ощип!

— И что, ты не попытаешься его снова вытащить?

— Из объятий Звезды я его не вытащу, даже если захочу, — усмехнулся Воронцов.

— Шувалов его Звезда? — прищурился Оболенский. — Но это ведь не та информация, которую ты собираешься мне рассказать?

— Сначала хроники Гагариных, — оборвал того Воронцов.

— Что нужно? — по деловому спросил Оболенский.

— Подробности свадьбы Марии Сергеевны. Причины, по которой они отдали её Шуваловым и все странности, предшествующие этому событию.

— Под Шувалова значит копаешь? Не боишься, Олег Николаевич? — не дождавшись ответа на свои вопросы, Оболенский поднялся с кресла. — Хорошо, попробую. Гриша мне должен маленько за предупреждение о готовящейся провокации в Дворянском Собрании.

Ждать сведений от Гагарина пришлось до самого вечера. И только после ужина Оболенский позвал Воронцова в кабинет, где положил перед ним несколько листов.

— Я уже посмотрел, — хмыкнул Оболенский, глядя на то, как Воронцов вчитывается в текст. — Но, если честно, так и не понял, что ты собираешься там найти.

— Это потому, что ты не знаешь, что искать, — ответил Воронцов, откладывая бумаги в сторону. — А вот я увидел всё, что хотел.

— Тогда я жду пояснений! — заявил Оболенский, откидываясь на спинку кресла.

— Обратил внимание на обстоятельства свадьбы? Прямо слезливый дамский роман. Восторженный юноша, который бросается в ноги двум князьям и просит не губить взаимную любовь. Насчёт того, почему Юсуповы так легко отдали просватанную невесту я промолчу, но вот с чего Гагарины уступили просьбе Шувалова и согласились променять родство с князьями на третьего графского сына — вызывает вопрос. Не находишь, Саша?

— Дела давно минувших дней. Кто сейчас скажет, какие там были обстоятельства.

— Вот именно, обстоятельства… Сдаётся мне, что если копнуть чуть глубже, то окажется что примерно в это же время Гагарины что-то подарили Юсуповым, или уступили в чём.

— Вира? За сорвавшуюся свадьбу?

— Да, но не за свадьбу, а за то, что Юсуповы не стали устраивать скандал. Невеста, похоже, была в тягости, и Юсуповы это узнали. Но выносить на обозрение не стали, а предпочли договориться миром. Гагарины быстро подыскали Марии нового жениха, а обществу преподнесли романтическую историю.

— Глупо, — фыркнул Оболенский. — В случае скандала Юсуповы могли получить гораздо больше.

— Или вообще потерять своё положение, если бы в распрю вмешался род дитятки. Нет… И Юсуповы и Гагарины точно знали чей ребёнок и поэтому предпочли замять дело. Юсуповы не стали рисковать своим родом, вводя чужую кровь, а Константин Шувалов был третьим сыном. Бастарды в побочной линии никакой роли не играют, и никому даже в страшном сне не могло прийти в голову, что однажды он станет графом, а первенец Марии Сергеевны — наследником.

— И ты знаешь, чья это кровь, Олег? Ведь речь идёт именно об Алексее Константиновиче…

— Догадался. Да и ты мог бы догадаться, если бы удосужился подумать, почему на свадьбе у Голицыных только Сергей был в родовом комплекте, а на Алексее Константиновиче не было даже перстня. А самое главное: на чьей гербовой машине он там появился.

Выпавший из руки Оболенского бокал глухо ударился о пол, а на светлом бежевом ковре растеклась лужица. Но князь даже не обратил внимания, он подался вперёд, уперев взгляд в Воронцова.

— Ты хочешь сказать…

— У Мишеньки свадьба скоро, — с ехидной улыбкой перебил Оболенского Воронцов. — Может, пора нам позабыть старые обиды, Саша? Мы же с тобой через Шувалова снова роднёй станем. Я вот хочу с Сергеем наверстать упущенное. Да, кстати, не находишь, что поездка Алексея Николаевича на Дальний Восток как-то получилась впритык по времени к готовящемуся торжеству?

— Думаешь, Шуваловы станут первым родом у кого на балу появятся Государь?

— Амурск далековато, правда, но ведь Гагарины будут, да? И Григорий Григорич тебе снова останется должен…