Следующие два месяца Алексей прожил в каком-то раздрае. Он не мог сосредоточиться ни на чём и постоянно требовал от Вари сведений с фронтов. Вот только они были неутешительными. Российская Империя теряла город за городом. Ватикан нанёс удар сразу тремя фронтами. С юга австрийские и французские войска при поддержке Паладинов Доминиканского ордена уже подошли к Екатеринославу. Центральный фронт, пополнившийся шляхтой царства Польского, наступал на Барановичи, а с севера шведы при полном попустительстве княжества Финляндского целенаправленно двигались к Петрограду.

— Лёш, угомонись, пожалуйста! — не выдержал Михаил, когда Алексею приспичило снова лететь на Лысьвенский завод. — Знаешь, я не против того, что подчинённым нужно давать встряску, но даже с моей точки зрения ты всем уже надоел. Вышинского замучил так, что он уже скрывается от тебя. Или ты всерьёз думаешь, что из-за постоянных напоминаний он будет работать быстрее? И завод оставь в покое. Как только у мастеров что-то получится с бронёй — тебе сообщат!

— Миш, ну надо же что-то делать!

— Выдохни и успокойся, — посоветовал тот. — Давай в ресторан сходим или в оперу. Может это тебя отвлечёт.

— Ты считаешь, что я могу развлекаться, когда происходит такое? Когда наши солдаты гибнут, потому что фактически воюют голыми руками против боевой техники?

— Конфликт с цинами тебе не мешал. Ты вообще не обращал внимание, что он есть, — хмыкнул Михаил.

— Это другое. Миш, как же ты не поймёшь?..

Алексей замолчал, потому что сам не мог объяснить, почему именно это — другое. Может оттого, что с цинами не было крупных сражений? Или потому, что противостояние велось на равных? А вдруг всё дело именно в страхе перед потерей Дара? Не его собственного, а вообще. Страхе лишиться комфорта и благ цивилизации, который он даёт?

— Миш, помнишь, как несколько дней «Амурской тишины» фактически вернули город в средневековье? Тогда Амурск справился, но потому, что были у людей и печи в домах и вода в колодцах. А если такое придёт в Петроград, Новосибирск, Нижний Новгород? Это будет крах: голод, холод и полная антисанитария. Слишком сильно большие города зависимы от даровых технологий.

— Вот поэтому Государи и поддержали твою идею со второй столицей.

— Ты о столице думаешь, а я о людях, — покачал головой Алексей.

— Вот и дай им работать спокойно. Не дёргай своими неожиданными появлениями!

— Прошу прощения, Ваша Светлость… — вошла в кабинет Дёмина. — Государь велели вам прибыть в Петроград. Сегодня.

— Спасибо, Варя, сообщите пилотам, пусть готовят «Альбатроса».

— На месте тебе не сиделось, да? — хмыкнул Михаил. — Ну вот, твоё желание и сбылось, горе… моё!

Часто бывая в разъездах от Петрограда до Владивостока, Алексей держал собранным "аварийный чемодан". Несколько комплектов одежды на разные случаи жизни, обувь и ещё кое-какие бытовые мелочи. Если чего не хватало, то докупали на месте. Но элементарное всегда под рукой.

Поэтому сборы не заняли много времени. Алексей только лишь взял свою старую, видавшую виды гитару, которую уже чинили несколько раз, и в три часа пополудни они вылетели из Амурска. На запад лететь всегда удобно. Дорога занимает столько же времени, сколько составляет разница часовых поясов. А значит, примерно в это же время они будут в Петрограде. Уже сидя в кресле авиетки и рассматривая облака, Алексей кое-что понял.

— Миш, знаешь, что меня больше всего пугает в нынешней ситуации? Это то, что я никак не могу на неё повлиять. На другое могу, а здесь — нет.

Авиетка Шуваловых приземлилась прямо во дворе Константиновского дворца. Эта привилегия была доступна только государям и ему. Все остальные, независимо от рода и чинов должны были садиться на лётном поле за пределами дворцовой территории и добираться оттуда на машине. Исключение было сделано лишь один раз во время петроградской смуты.

За прошедшие годы к своему положению Алексей привык. Постоянное присутствие за спиной Вари и Викентича воспринималось им как должное. Больше не удивляло, что при его появлении на ноги вскакивали чужие адъютанты, а высказанная просьба воспринималась, как приказ. Но вот к чему Алексей так и не смог привыкнуть — это к постоянным просьбам, которыми его заваливали все, кто мог. Замолвить словечко, оказать протекцию, помочь решить вопрос… Поначалу Алексей пытался разобраться в этом. Вдруг, кому и правда помощь требуется. Да только быстро понял, что не истины ради к нему шли, а для личной выгоды. И вот тогда он однозначно приказал Дёминой все подобные письма ему не давать, а выкидывать сразу, потому что ничьим покровителем он становиться не собирался.

Перед кабинетом государей они ненадолго задержались, пока секретарь докладывал об их прибытии, но уже через минуту устроились в кресле напротив Алексея Николаевича. Государь был мрачен и задумчив. Под глазами залегли глубокие тени, а губы покрылись жесткой коркой, которую он постоянно пытался содрать.

— Всё настолько плохо? — первым нарушил молчание Шувалов.

— Ватикан действительно объявил очередной Крестовый поход, поскольку государственный переворот осуществить им не удалось. Да, Алексей Константинович, смута их рук дело. Ватикан попытался повторить вариант французской революции, чтобы лишить Россию короны. А когда не получилось, решили сделать это силовым путём.

— Чего им у себя не сиделось? — процедил Шувалов.

— Ресурсы, Алексей Константинович. Их в Европе мало, а верхушка привыкла жить хорошо. Ватикан триста лет плодил свои ордена и конгрегации. В Европе священников и приравненных к ним больше, чем у нас бюрократов! Вот только в отличие от наших чиновников, которые выполняют хоть какую-то работу, церковники просто живут за счёт паствы. Они сожрали у себя всё, что можно, и теперь им стало не хватать. Вот Ватикан и замахнулся на Россию. Они не собираются нас захватывать. Их задача — лишить Империю короны, а вместе с ней и государевой защиты. После чего поставят во главе страны какого-нибудь премьер-министра и хлынут сюда потоки проповедников, убеждая людей перейти в католицизм. А это — новая паства, которая понесёт им деньги.

— Я так понимаю, что в западных областях, где сильна католическая конфессия, они не встречают сопротивления? Ведь они идут под знамёнами Крестового похода, а значит каждый верующий должен им помогать.

— Верно. И это очень плохо для нас, потому что на захваченных территориях проповедники не устают твердить, что это не война. Что они пришли сюда не для того, чтобы убивать людей, а чтобы принести правильную веру и очистить Россию от богомерзкой ереси. И ведь многие их начинают слушать, особенно после демонстрации способностей Паладинов.

— Много дезертиров? — спросил Михаил. — Ведь одно дело защищать свою землю от врага, и совсем другое пойти против Воли Господней?

— Да, Михаил Александрович. Информацию о Паладинах мы найти смогли, но совсем немного, — вздохнул Алексей Романов. — А хуже всего то, что не удалось ничего достать по их техникам. Это закрытая информация, к которой допускается очень ограниченный круг людей, попасть в который наши осведомители не сумели.

— Паладины ещё что-то делают, помимо того, что уничтожают даровые технологии? — удивился Алексей.

— Нет, только это. Но вот то, как они это делают, вызывает зависть. Они не просто всё ломают, а могут это делать выборочно. Я против них, как ученик против гранда! Наши авиетки падают, а их — летают. Наши танки, поезда, машины встают, а их едут. И глядя на всё это люди начинают сомневаться и поддаются на увещевания проповедников. Но это полбеды. Сейчас наша армия организованно отступает, огрызаясь небольшими сражениями, потому что я возлагаю надежду на вас, Алексей Константинович. Но если вы не поможете нам Вестью, я вынужден буду бросить пехоту живым щитом под танки, чтобы те остановились, утонув в крови. Меня за такое возненавидят, но другого способа сохранить страну я не вижу.

Глядя в уставшие, злые глаза государя, Алексей пожалел Вышинского, потому что в этот момент почувствовал себя точно так же, как тот.

— Алексей Николаевич, неужели вы думаете, что я ничего не пытаюсь сделать?

— Пытаетесь, Алексей Константинович, и уже сделали немало. Но этого недостаточно. Я подумал, что Амурск слишком далеко от линии фронта. Там тихо, спокойно. Вдруг, как раз это вам и мешает? Через полчаса подадут обед. Я распорядился не накрывать до вашего появления. А сразу после мы с вами отправимся на передовую. — Алексей Романов протянул руку и перевернул песочные часы. — Я их специально сюда поставил, Алексей Константинович. Видите, как падают песчинки? Это чьи-то жизни, которые мы теряем каждую минуту… Может быть, глядя в глаза нашим солдатам, вы почувствуете нужный настрой.

Выйдя из кабинета государя, Алексей понял, что у него подрагивают руки. На душе царил полный сумбур, и он даже не мог сказать, каких чувств там было больше.

— Что ты там говорил, Миша? Самое страшное для одарённого это чувство вины и неоправданной надежды? По-моему, именно это попытался меня заставить почувствовать Государь.

— Так и ты не ребёнок, Лёша. Ты дворянин и куратор Третьего Отделения. Это твой долг — защищать страну и государей. Ты даже не тот Алексей, которого я привёз в Константиновский восемь лет назад. Даже тогда у тебя получилось, хоть ты и не считал себя частью этого общества.

— Ты тоже считаешь, что я мало стараюсь? Не туда прикладываю усилия? Я не виноват, что в этой проклятой войне ничего не могу изменить. Мне что, сдохнуть для этого надо?

— А ты бы согласился? — вдруг прищурился Михаил. — Если бы точно знал, что это поможет?

Алексей открыл рот, чтобы возмутиться и захлопнул его, потому что слова застряли в горле. Глядя на супруга, он вдруг понял одну истину…

— Да, — тихо вздохнул он. — Если бы я был уверен, что отдав свою жизнь, я бы всё исправил, то согласился бы. Согласился, чтобы жил ты, жил Максим Васильков и маленькая Лизочка Голицына.

— А вот теперь я уверен, что у тебя всё получится, — улыбнулся Михаил. — Потому что ты действительно этого хочешь!