Вопреки собственным угрозам, непосредственно на передовую Алексей Николаевич не отправился. Скорее всего потому, что добраться туда было довольно сложно. Лететь нельзя, слишком высока вероятность попасть под удар Паладинов. Может, позже он решит поехать туда на машине, но сейчас государева авиетка приземлилась в Новочеркасске, где была расположена ставка командования Южным фронтом.

Встречали их с пафосом. Парадной формой, блеском золотых эполет и подхалимством. Последнего было так много, что через час Шувалов начал испытывать раздражение. Не привык он к такому. В Петрограде дворяне хоть и пытались снискать его расположения, чтобы попасть в милость к государям, но и собственную гордость не забывали. В Амурске он давно отучил всех от заискивания, пару раз демонстративно отчитав льстецов. И народ быстро понял, что с князем Шуваловым нужно уважительно, но без фанатизма. Единственным глотком свежего воздуха в этой душной лицемерной атмосфере оказался атаман Краснов.

— Ну здравствуй, Батько! — улыбнулся Алексей, увидев знакомое лицо.

— Артист! Надо же, почти не изменился за эти годы! Не ожидал, если честно! — хлопнул его по плечу атаман.

— Сам не думал, что придётся приехать. Государь настояли.

— Я не о том, Артист. Я знал, что ты прилетишь, но не знал, кого встречу. Боялся, что увижу не казака, а столичного повесу. Не ожидал, что спустя столько лет при такой милости у Государя и твоей власти ты останешься таким же бриллиантом, который я увидел на Николаевском вокзале.

— То чувство, когда приятно не оправдать ожиданий, — усмехнулся Алексей. — Как вы здесь?

— Тяжело, — признался атаман. — Тяжело смотреть, как на твою землю катится иго чёрное, да ещё и словом Господним прикрываясь. Но и Государя понять могу. Он пока ещё отдаёт приказ отступать, потому что на западных землях в народе нет единства. Вот как к нам придут — тогда и встанем на конях да с шашкой против брони. А куда деваться, кроме как в родную землю?..

— Я здесь за этим, Батько. Ты же знаешь, какой у меня дар на самом деле? — подмигнул Алексей атаману. — Государь на меня надеется, вот и попробую напророчить им поражение.

— Ой, хорошо бы. А то пока поражение терпим только мы. Самое обидное, что даже там, где могли бы выиграть сражение. Давеча мотострелки попали в окружение к австрийцам. Причём, с теми даже Паладина не было. Вот только у них в самый ответственный момент боеприпасы рванули. Не диверсия, а глупое стечение обстоятельств. Вот такие дела, Артист. А знаешь, приходи к нам вечером. Я стол накрою. Василь, Фёдор с Петро и ещё кое-кто, кого ты помнишь. Наши рады будут тебя увидеть.

— Приду, Батько, — пообещал Алексей.

Ставка командования фронта располагалась в действующем музее донского казачества, стоящем углом на перекрёстке двух улиц. Старинное здание в хорошо узнаваемом петроградском стиле, было выкрашено в приятный взгляду нежно-голубой цвет, разбавленный белёными колоннами и лепниной. А в его просторных коридорах кипела совсем не музейная жизнь.

Атаман Краснов без зазрения совести велел задвинуть знамёна и оружие по углам, заявив: пусть видят «боевые други», что их дело продолжается. Донские атамана поддержали, и сейчас старинная мебель использовалась по прямому назначению, как и военные карты. Начищенный до блеска паркет топтали адъютанты, связисты и генералы. А на всё это со стен смотрели портреты героев битв прежних лет и атаманов.

Сегодня в ставке было особенно много людей. На встречу с государем прибыли не только генералы и командующие, но и офицеры с передовой. Таких легко было узнать. Пусть парадная форма на них была также безупречна, но казалось, что грязь войны намертво въелась в их лица и руки. И если на государя они смотрели с надеждой, то Шувалову достался не один брезгливый взгляд.

Алексей их прекрасно понимал. Для них, боевых офицеров, он лишь холёный аристократ, даже не военный, непонятно за какие заслуги поставленный во главе не самого приятного ведомства — тайной канцелярии. Да ещё и такая неуместная с их точки зрения гитара, с которой Алексей теперь не расставался.

Поскольку сегодня они прибыли поздно, ставка командования готовилась лишь к торжественной встрече и личному знакомству с чинами. Все сводки, доклады и планы будут завтра утром. И по их итогам ожидается принятие решения о дальнейшей стратегии. Разместили государя и всех с ним прибывших в том же музее, только в другом крыле. Над обстановкой явно постарались. Условия были хоть и походными, но достойными.

Алексей с трудом дождался окончания официальной части и лишь в выделенной им комнате вздохнул с облегчением.

— Миш, скажи, ну почему они не могут разговаривать нормально? Ведь военные же люди, офицеры, многие из дворянских родов… Почему столько откровенного холуйства?

— От неуверенности, Лёша, — хмыкнул Михаил. — А ещё от чувства вины. Это ты в подобной ситуации в ежа превращаешься, а они себе такого позволить не могут. Третье Отделение неспроста имеет дурную славу. Оно частенько брало на себя функции внутренней безопасности. Будь Государь один — всё было бы немного по-другому. Но с ним явился ты, и теперь каждый вспоминает прегрешения и боится, что «чернокнижники» прибыли про его душу.

— Но ведь Краснов же адекватно меня принял? — не согласился Алексей. — Да и командиры действующих частей были совсем не в восторге.

— Атаман Краснов — Видящий. Но поверь, Лёш, если бы он в тебе не разглядел того самого Алексея, каким ты был раньше, то повёл бы себя точно так же. А комдивы? Они и так на передовой. Дальше их послать некуда. После неё им Сибирь курортом покажется.

— НКВД, значит… — хмыкнул Алексей, понимая, какая репутация его сопровождает. — Миш, меня Батько вечером к себе звал. Пойдёшь со мной?

— И что мне там делать? — спросил Михаил. — Это ты был в войске Донском, а не я. Это тебя примут там, как своего. А я для них всегда буду сторонним человеком. Нет, Лёша, иди сам. Иди, иди, не надо сейчас домысливать себе, что ты меня чем-то обижаешь.

— Пфф, вот что значит — супруг-Разумник. И не скроешь ничего!

— Зато недомолвок меньше, и не нужно озвучивать вслух то, что неприятно. Я и так вижу, — улыбнулся Михаил. — Иди уже, вижу, что неймётся сбросить с себя аристократический налёт!

В расположение войска Донского Алексея привёз Викентич. Он так и остался в машине, а вот Варя, с перекинутым через плечо ремешком гитары, привычно последовала за ним, и, распахнув дверь, рядом с ней и замерла по стойке «смирно».

Войдя внутрь, Алексей огляделся. В большом зале собралось человек пятьдесят. Батько явно слукавил, что будут только те, с кем Алексей знаком. Но всё же десяток человек из всех присутствующих он узнал. Стоило ему только появиться, как почти все поднялись на ноги. Алексей мысленно хмыкнул, а вслух лениво произнёс:

— Батько, скажи, с каких это пор люд казачий да свободный спину перед равным гнёт?

— А это они, Артист, по дурости своей! Не рассмотревши, так сказать… — рассмеялся атаман Краснов.

— Артист! Неужели и впрямь казаком остался? — шагнул вперёд хорунжий, в котором Алексей признал своего бывшего урядника.

— Фёдор! Ну как, растёт ваш с Петро казак?

— Растёт! Недавно у бабки машину угнал, чтобы на фронт попасть. Да только дальше ворот не проехал! — рассмеялся Петро.

Попав в крепкие дружеские объятия, Алексей отпустил сам себя. Да и другие перестали смотреть на него, как на князя или представителя Третьего Отделения, приняв его как Артиста, казака.

Стол атаман организовал царский. Было всё, начиная от дичи и птицы и заканчивая дальневосточной рыбой и омарами.

— Кто тебя знает, к чему ты привык, Артист, — с улыбкой пояснил Фёдор.

— Да всё равно! Хоть кашу со шкварками, — признался Алексей. — Не в еде дело, а в людях!

— Истинный казак! — удовлетворённо кивнул Батько. — Ну, как у вас?

— Да прекрасно! Граница сама себя охраняет, — усмехнулся Алексей, рассказывая о хайху. — А в Благовещенске — Голицыны. Димка сам по себе тот ещё кадр, а уж жена его… Оксана — настоящий кошмар криминальных элементов и всех неблагонадёжных. Одно только упоминание о графине Голицыной заставляет их заикаться. У неё с такими разговор простой — катана. Нынче там самые бдительные пограничники и самые честные жандармы. Выпавший из кармана пьяницы рубль не поднимут, чтобы, не дай Боже, в воровстве да взяточничестве не обвинили!

— Просветители, вроде, тоже из твоих, а, Артист? — прищурился атаман.

— Мои, — признался Алексей. — Раньше каждого знал поимённо, а теперь Третье Отделение лишь отбирает кандидатов по принципу лояльности. И то только потому, что я не желаю, чтобы этот инструмент пользовали смутьяны в своих целях. А к работе их готовят уже опытные кураторы. Я туда больше не лезу.

— Знакомое дело, — кивнул Фёдор. — недавно такие в станицу нашу явились. Сначала их на смех подняли, а потом прислушались, да призадумались. Много чего интересного говорят. Ну, Артист! Если бы только сразу знал, что ты это делаешь, то подсобил бы.

— А зачем, Фёдор? — прищурился Алексей. — Коли люди нашли путь к сердцам и мыслям — то это их работа, а коли не нашли — значит, плохо делают работу или не верят в неё. Нельзя таким потакать.

Застолье шло своим чередом. А вместе с градусом выпитого добавлялось откровение.

— Твоя истина, Артист! — вздохнул Краснов. — Знаешь, что говоришь, раз князя получил. А за что, кстати?

— За то, что на гитаре хорошо играю и песни пою! Вот спел одну такую, а у нас в Амурске метеорит упал. Государь Алексей Николаевич лично взглянуть пожелал, а после целую неделю мне родовую защиту выносил, как мыльный пузырь. И ещё две недели за ним свет, воду и отопление чинили!

— Да твою ж, Артист! Ты хочешь сказать…

— Паладин наш Алексей Николаевич. Да только его умения малые. Как дитя он против европейских, потому что самоучка. Но коли я ничего не смогу — пойдёт он в бой вместе с вами. Один против сотен… — Алексей замолчал, сам только что осознав эту истину.

— Спел бы нам чего, али как? — вдруг предложил атаман.

— Рад бы спеть, да только на ум ничего путного не идёт.

— А ты без ума, казачью давай. Казачьи песни плохими не бывают!

— Казачью, значит, атаман? — хмыкнул Алексей и протянул руку. — Варя, дайте гитару!

Удобно пристроив изгиб у себя под рукой, Алексей ударил по струнам. Без мелодии, простым аккордом. И ещё одним, и третьим. А после, пальцы сами зажали нужные струны.

— Ойся, ты ойся, ты меня не бойся

Я тебя не трону, ты не беспокойся…

К кому именно было это обращение Алексей понял сразу. К вот этим казакам, что сейчас сидели за столом, и к простым людям. Он им не враг, хоть и многие опасаются его положения…

— На горе стоял казак он Богу молился

За Россию за страну низко поклонился.

А еще просил казак правды для народа

Будет правда на земле — будет и свобода!

— Ойся, ты ойся, ты меня не бойся

Я тебя не трону, ты не беспокойся… — хором подхватили припев все донские.

— За друзей казак просил, чтоб их на чужбине

Стороною обошли алчность и гордыня.

Для людей просил казак да благословенья,

Чтобы были хлеб да соль во мирных селеньях.

Так молился тот казак за землю родную

Чтоб ни горе, ни слеза ее не коснулись!

У Бога просил казак правды для народа

Будет правда на земле — будет и свобода!

— Вот всегда удивлялся тебе, Артист, где ты берёшь такие песни! — восхитился атаман. — Давай-ка выпьем с тобой! За Бога и за казака! За то, что судя по тому, что твой адъютант чего-то там усиленно строчила в блокноте, Бог тебя услышал, Казак!

— Знаешь, Батько, я ведь могу сейчас спеть о победе, где за ценой мы не постоим. И будет она за нами, вот только… — Алексей сделал паузу, чтобы опрокинуть рюмку. — Я сейчас как цыган на базаре — не хочу платить! Хочу всё и бесплатно!

— Сделаешь бесплатно, Артист, и я Богом клянусь — подарю свой кошелёк со всем содержимым первому встречному цыгану на базаре! — перекрестился Краснов.

Обратно к себе Алексей возвращался в приподнятом настроении. И виной тому был не выпитый алкоголь, а то, что у него получилось сдвинуть дело с мёртвой точки.

— Варвара Андревна, — произнёс он чуть заплетающимся языком. — Было?

— Было, Ваша Светлость. Стенографию я уже передала Платону Юрьевичу. А вам спасибо большое. Если даже на исход войны это не повлияет, то всё равно низкий вам поклон. Не знаю никого другого, кто способен на такое!

Следующее утро стало для Алексея испытанием. Похмелье вчерашней гулянки давало о себе знать постоянным сушняком и дрожащими руками. Миша только понимающе ухмылялся и Алексей мысленно благодарил его за то, что хотя бы не ёрничал.

Зато с войсковыми всё обстояло плохо. На самом деле, Алексей даже не планировал вникать в расстановку войск и стратегию. Вместо этого на военном совете он занял место в углу, лениво перебирая струны гитары и тщетно пытаясь поймать вчерашний кураж. Вот только по факту всех отвлекал. Но это малое дело. Интриги добавил государь, который, видя такое, высказался однозначно:

— Князю Шувалову не мешать! Если я вас плохо слышу — подойдите ближе, но голос не повышайте и не перебивайте князя!

Алексей сейчас мог бы уйти к себе, закрыться в комнате, вот только ему нужно было совсем другое. Прав был Алексей Николаевич, когда вытащил его сюда. Эти взгляды боевых командиров: непонимающие, раздражённые, недовольные давали ему то, чего не хватало раньше. Поэтому он и сидел на военном совете, не слушая, но чувствуя. Проникаясь их болью, отчаянием и скрытой надеждой, обращённой к государю. Алексей ловил их настрой и струны гитары вторили ему. И в какой-то момент он поймал…

— А на войне, как на войне — патроны, водка, махорка в цене.

А на войне нелегкий труд, а сам стреляй, а то убьют…

Комбат-батяня, батяня-комбат, ты сердце не прятал за спины ребят.

Летят самолеты, и танки горят, так бьет, ё, комбат, ё, комбат!..

Комбат-батяня, батяня-комбат, за нами Россия, Москва и Арбат.

Огонь, батарея, огонь, батальон… Комбат, ё, командует он.

Огонь, батарея! Огонь, батальон… Огонь, батарея!..

Пальцы буквально прикипели к струнам и, Алексею показалось, что их не оторвать. Пришел какой-то страх, отчаяние, а вместе с ним и сумасшедшая надежда. На что? непонятно. Но одно Алексей понял точно — ему уже не остановиться.

— Огонь, батарея, огонь, батальон… Огонь, Огонь, ОГОНЬ, АГОНИЯ!!!

Порванные струны гитары жалобно звякнули, больно, до крови ударив по пальцам. Но Алексей не обращал внимание ни на что. А лишь, как заведённый повторял: Огонь, Огонь, ОГОНЬ, АГОНИЯ!!!

Где-то сбоку протяжно завыла и осела на пол, схватившись за голову, Варвара Дёмина. А за несколько миль от Новочеркасска из блиндажа вывалился неадекватный, шалый, будто пьяный командир батальона и рявкнул:

— Батарея, с развёрнутой позиции — огонь! Огневикам: круговой огненный вал!