Все оставшиеся в наличии деньги Соколов отдал Антону. Всё-таки несмотря на расхождение во взглядах они остались земляками на чужой территории. Это Соколов принял решение сдаваться, ему деньги ни к чему, а штурману пригодятся. Хотя бы для того, чтобы купить себе одежду. Уж больно приметный их лётный комбинезон. А вот оружие Соколов не вернул. Не только из соображений собственной безопасности, но и для того, чтобы у Антона не было соблазна его применить в дальнейшем. Ведь от одежды он избавится, а пистолет не бросит.

Антон ушел по направлению к городу, а Соколов так и просидел всю ночь, не сомкнув глаз. Всё думал: правильно ли он поступает? И каждый раз приходил к выводу, что по-другому не может. Было ли страшно? Было! И Антон был прав, когда сказал, что Соколов попытается «купить» свою жизнь ценой истребителя. Вот почему он ударил на опережение. Ему нужна эта машина. Это единственное и самое весомое доказательство правдивости его истории.

Даже если конкретно эта птичка больше не взлетит, то в ней полно всякой начинки. А здесь и сейчас только он один знает назначение большинства приборов и может пояснить принцип их работы. Да, только он, штурман не в счёт. Да и не было никакого штурмана, зачем он тут? Только он, пилот, а всё остальное показывают приборы. А второе кресло… Для обучения. Для того, чтобы стажёр мог попробовать управлять самолётом, а у инструктора была возможность перехватить управление, случись что.

Сидя в кабине, Соколов с каким-то отрешением наблюдал, как на горизонте разгоралась заря. Он уже решил, что с утра отгонит самолёт в деревню или что там дальше по дороге, и оставит хоть под каким-то присмотром. Хотя мелькнула мысль докатиться на нём до Ростова, но её Соколов забраковал. Так он только большое количество людей на уши поставит и ажиотаж создаст. А этого не надо.

Вот только жизнь внесла в его планы корректировку. С трассы на дорогу свернула машина. И точно не гражданская. Глядя как из неё выходят два человека, затянутые в мундиры, Соколов открыл кабину.

— Ваше Благородие, переставили бы вы авиетку! — попросил один, запрокидывая голову. — А то барышня Горецкая весь Эфир возмущениями забила. Начальнику жандармерии вчера покоя не давала и сегодня с постели подняла ни свет ни заря.

Обратив внимание на вежливый, даже просящий тон, Соколов решил, что лучшая защита — это нападение.

— Вы бы ещё через неделю явились! — рявкнул он, спрыгивая на землю. — Я что, должен государственное имущество бросить, чтобы до города добраться? Экспериментальный военный самолёт без охраны оставить? Особисты где?

— Какие ещё особисты, Ваше Благородие? — удивился второй из прибывших.

— Особый отдел, внутренняя безопасность, контрразведка, в конце концов!

— «Чернокнижники» что ль? Так, в Новочеркасске все. Государь же прибыли.

— Вот именно! Государь прибыли, крыльцо подмели, а во дворе бардак. К военкому тогда меня везите. Самолёт сутки в поле стоит и никому дела нет!

— К военкому, так к военкому, — покладисто согласился первый. — Только може всё-таки переставите авиетку в сторонку? Барышня Горецкая…

— Вам что, приказы Горецкая отдаёт? — ехидно спросил Соколов.

— Приказы отдаёт начальник жандармерии, а барышня Горецкая ему велит. Кто ж в своём уме с дворянкой-то спорить будет? Тем более, когда она права. Герба-то на вашей авиетке нет. Как определишь: государева она али кто другой ей выезд из имения перекрыл? А вы её ещё и словом матерным, будто девку дворовую! Неужто нельзя было объяснить? Уж не отказала бы имущество под охрану взять, да и вас бы довезли куда надо ещё вчера.

— Не положено гражданским лицам технику военную вверять, — сбавил тон Соколов. — Вот вы прибыли — и берите под охрану. И меня в военкомат довезите.

После короткого совещания один из прибывших остался возле самолёта, а другой позвал Соколова в машину. До города ехали молча. Водитель Соколова ни о чём не спрашивал, а тот в свою очередь заводить сторонний разговор даже не пытался. Здание военкомата оказалось точно таким же, как и большинство домов в городе. Двухэтажное, старинной постройки с высоким крыльцом и лепниной вокруг окон. Единственное, что отличало его от других, это высокий глухой забор, огораживающий территорию. Сразу за входной дверью обнаружился стол дежурного.

— Начальник на месте? — обратился к нему Соколов.

— А вы, сударь, кем будете и по какому вопросу? — поинтересовался дежурный, разглядывая висящий мешком лётный комбинезон и Соколов невольно отметил разницу в обращении. Дежурный, в отличие от всех остальных, военным его не посчитал.

— Капитан Соколов Артём Валерьевич. ВКС России. Пилот. У меня за городом экспериментальный истребитель с боекомплектом аварийно сел. Всё остальное — военкому лично!

После коротких переговоров дежурного, из глубины здания вышел лейтенант и велел следовать за ним. Проводил на второй этаж и постучал в безликую казённую дверь.

— Вот, Ваше Высокоблагородие! — кивнул он на Соколова, пропуская того вперёд.

— Свободен! — отозвался с кресла грузный мужчина с золотыми эполетами на плечах и, подозрительно оглядев Соколова с ног до головы, велел: — Документы!

Достав из-за пазухи военный билет, Соколов молча протянул его военкому. Тот раскрыл потрёпанную книжицу, пару раз перелистнул страницы и с возмущением швырнул её на стол.

— Это ещё что за цирк? — рявкнул он. — Кто такой?!

— Капитан воздушно-космических сил Российской Федерации Соколов Артём Валерьевич.

— И где же эта ваша Российская Федерация находится? — с ехидством поинтересовался военком.

— Судя по всему… В будущем.

— Смотрю, милгосударь, вы зданьицем-то ошиблись. Клиническая больница на другой улице. Но вы не переживайте, мы вас подвезём.

— Не ошибся, — покачал головой Соколов. — Вам дежурный доложить должен был. Я за городом боевой истребитель с боекомплектом посадил. Он сейчас где-то возле имения Горецкой. Жандарм, который меня сюда привёз, сказал, что он ей выезд закрыл. Так что, думаю, найдёте и, посмотрев на машину, поймёте, что такой техники здесь ещё нет.

Несколько секунд военком буравил его подозрительным взглядом, а затем приложил руку к уху.

— Шалова ко мне! А вас, Артём Валерьевич, я предупреждаю: если вы таким способом пошутить решили, то вы не в больницу, вы у меня в острог отправитесь!

В этот момент открылась дверь и в кабинет зашел бравый капитан.

— Вызывали, Ваше Высокоблагородие?

— Егор Семёныч, свяжись-ка с Эфирником Горецких и попроси показать ту машину, которая им выезд перекрыла. Ты на таком расстоянии принять-отразить сможешь?

— Смогу, Ваше Высокоблагородие.

Когда вызванный капитан заговорил с пустотой, по спине Соколова пробежал неприятный холодок. На сумасшедшего тот совсем не походил, да и военком на односторонние реплики внимания не обратил. В какой-то момент Соколов подумал, что его таким способом на вменяемость проверить решили. Посмотреть, как он отреагирует на нетипичное поведение.

«Ну что ж, имеют права, — мысленно усмехнулся Соколов. — Я тоже только что на военкома фантастический рассказ вывалил. Вот только интересно, когда они этот спектакль обсудить успели?»

Капитан разговаривать с пустотой перестал и в кабинете воцарилось молчание. Спрашивать что-то при подчинённом военком не стал, а вместо этого поднял со стола военный билет Соколова и принялся его изучать более внимательно. Молчание началось затягиваться. Но Соколов никого не торопил, решив, что пошла очередная проверка на выдержку и терпение. Правда, минут через пять капитан встрепенулся и произнёс:

— Есть Эфир от Горецких, Ваше Высокоблагородие!

— Открывай! — велел военком.

Капитан взмахнул рукой, и посреди кабинета появилось большое окно, в котором был прекрасно виден истребитель Су-30 и расхаживающий возле него жандарм. В кабинете наступила оглушающая тишина, а лица всех троих присутствующих вытянулись в выражении полного охреневания. Но если военком и капитан смотрели на самолёт, то Соколов пялился на сам невидимый экран, показывающий изображение в реальном времени за несколько километров отсюда, да ещё и без всякой аппаратуры.

— Подвинь ближе, Егор Семёныч, — хриплым голосом попросил военком.

Изображение самолёта мгновенно приблизилось, да так, что теперь можно было прочитать его бортовой номер. А затем стало поворачиваться, будто оператор камеры решил обойти его вокруг.

— Шалов, — через несколько минут отмер военком. — Сейчас берёшь машину и едешь к Горецким. Сам, своими руками пощупаешь эту штуку. И если она настоящая, то прямо оттуда вызываешь к себе взвод охранения, а после докладываешь мне. Ясно?

— Так точно, Ваше Высокоблагородие.

— Бегом!

Капитан выскочил из кабинета, а военком перевел взгляд на Соколова.

— Из будущего, значит?

— Так точно, — тихо ответил тот, понимая, что уже совсем не уверен в этом.

***

До города Антон добирался часа три. Можно было и быстрее, но зачем? А так идёшь, ноги двигаются, а голова работает. А подумать ему было о чём. Правильно ли он сделал, что ушел? По всему выходило, что да. Командир неплохой человек, но слишком… Антон даже слова правильного подобрать не мог. Слишком упёртый? Слишком честный? Слишком принципиальный? Так, да не так. Соколова нельзя было назвать фанатичным патриотом или твердолобым правдорубцем. Но все эти качества в нём присутствовали в какой-то мере. А вот их сочетание и пропорции и делали его «слишком».

— Воевать он решил, Россию от врагов защищать… — фыркнул Антон. — Я тоже, между прочим, Россию люблю, да не эту!

А вот здесь Антон ни капли не лукавил. Любил он Россию, но ту, другую. В которой был макдональдс и интернет, социальное обеспечение, демократия и ночные клубы. Где все люди были равны по происхождению и где даже наличие больших денег не давало права вытирать ноги о тех, кто просто работает на заводе. Нет, прецеденты, конечно, были. А вот права, закреплённого в конституции не было!

А здесь есть! Здесь, в глазах любого, самого мелкого дворянчика, ты дерьмо под ногами. Без всякой причины, а просто потому, что твои предки честно пахали землю. А его, дворянчика, лизали зад, за что и получили бумажечку с титулом. Дающую законное право считать себя лучше других. Право заставлять всех остальных гнуть на тебя спину, преклоняться перед тобой.

А Антон кланяться не любил. Тем более ни за что, без всяких личных заслуг. Просто потому, что кто-то имеет за спиной длинную родословную. Вот только забывают эти родовитые, что череда предков у всех одинаковая. Все от Адама и Евы произошли, никто из воздуха не появился и не свалился из космоса. И если он кого-то и будет уважать, то только за дела.

Дойдя до задов первых на окраине домов, Антон принялся заглядывать через заборы. Повезло ему только на соседней улице. Ветхий покосившийся домишко и огород, явно требующий ухода прямо кричали о том, что тут живут старики. Которые ещё что-то могут, но на всё сил уже не хватает. А самое главное — во дворе не было собаки, даже мелкой шавки, которые облаивали его из соседних домов.

Антон стянул с себя лётный комбинезон, оставаясь в одном термобелье. Да, холодно, но уж больно тот приметный. Его за рабочую одежду не выдашь, тем более командир успел засветить такой в городе. Выложив все из карманов, Антон свернул его как можно более компактно, туго перетянул свёрток ремнем и без сожаления забросил в выгребную яму уличного сортира. Даже если хозяева и заметят там что-то постороннее, то вытаскивать и рассматривать точно не будут. Зябко поёжившись от холодного ночного воздуха, он скользнул в сарай. Осмотревшись при свете фонарика, нашел ворох пустых мешков, брошенных в угол, закутался в них и прилёг на какие-то ящики ждать утра.