29. Разговор

Рывком поднявшись с кресла, Алексей поправил одежду, тряхнул головой, словно выбрасывая из неё лишние мысли, и вышел в коридор.

— Варвара Андреевна, будьте любезны расспросить Соколова относительно его штурмана, — попросил он. — Мне нужно знать, что он за человек и что от него можно ожидать. И лучше это сделать до того, как Миша его привезет сюда. Я должен знать, как строить с ним разговор.

— Так точно, — коротко кивнула Дёмина и направилась к выходу.

Проводив взглядом клятвенницу, Алексей порадовался, что она не Разумник и двинулся в центральную часть дома.

— Платон Юрьевич, Государь уже освободились? — ленивым тоном поинтересовался он у адъютанта.

— Да, вечерний доклад намечен после ужина, — ответил тот.

— Тогда будьте любезны доложить Алексею Николаевичу, что я прошу о встрече.

Ждать Алексею пришлось недолго. Не прошло и пары минут, как его пригласили в кабинет.

— Слушаю вас, Алексей Константинович, — с лёгким любопытством кивнул ему Романов.

— У меня к вам вопрос, Государь. Скажите, зачем вам этот ребёнок? Ведь он родится не ранее чем через девять месяцев, а целенаправленно использовать Дар сможет лишь лет через десять-пятнадцать.

— Цель — в новом уникальном Даре, способном подарить России большое преимущество.

— В мирное время? Ведь в ходе войны это не даст никакого преимущества, а после всё может поменяться. Да только от самого факта уже никуда не деться?

— Алексей Константинович, вы пришли ко мне, чтобы отстоять своё мнение? — с наигранной небрежностью спросил Романов.

— Я пришел, чтобы получить ответы, — жестко прищурился Шувалов.

— Владимир Кириллович, проводите, пожалуйста, князя. Что-то мне подсказывает, что он в данный момент немного не в себе.

Разумовский шагнул к Шувалову, но в этот момент Алексей обернулся и, глядя в глаза, зло процедил:

— Прокляну!

От такого обещания Разумовский замешкался на секунду, но всё же сделал следующий шаг.

— Владимир Кириллович, выйдите из кабинета! И никого сюда не впускать! — приказал Романов.

Дождавшись, пока закроется за рындами дверь, он подался вперёд, устремив цепкий и злой взгляд на Шувалова.

— Я смотрю, Алексей Константинович, вы совсем потерялись в реалиях? Считаете себя вправе указывать мне, что делать?!

— Да нет, Алексей Николаевич, это вы, смотрю, решили поиграть в Бога! Решили, что можете создавать Дары?

— Могу, — хмыкнул Романов.

— Я тоже много что могу! — оскалился Шувалов. — Но иметь возможность и иметь право — это разные вещи!

— И право я тоже имею! — усмехнулся Романов.

— Мужа своего ты имеешь! — рыкнул Шувалов. — Вот его и имей, а моего не трожь!

Обманчиво-лёгким движением выскользнув из-за стола, Алексей Романов молча подошел к Шувалову и резким движением вздёрнул за грудки его на ноги. Вот только, доведённый самокопанием до критической стадии бешенства, Шувалов только этого и ждал. Того, что не он начал!

Скользящий удар пришелся аккурат в левую скулу, а в ответ ему тут же прилетело хуком по челюсти, отчего рот тотчас наполнился вязкой солоноватой кровью. А дальше для Шувалова было как в тумане. Просто разум отказал и за дело взялись рефлексы.

Он не смотрел куда бил, просто бил, чтобы попасть. И его били в ответ. Но боль только злила и пробуждала ещё более глубокие инстинкты. В какой-то момент Шувалов потерял равновесие, но в последний момент умудрился дёрнуть Романова на себя. В итоге упали оба, разбив стеклянную дверцу шкафа и сломав несколько стульев. Шувалов вскрикнул от боли в вывихнутом плече, а Романов — от десятка порезов. Драка прекратилась сама собой.

— Разумовский! Лекаря сюда! — рявкнул Романов, распахивая дверь.

Спустя десять минут лейб-медик уже метался между двух Алексеев, пытаясь облегчить их состояние. Сами же пострадавшие сидели смирно и даже не ругались между собой. Лишь тяжело вздыхали, когда одному вправляли плечевой сустав, а другому вытаскивали осколки стекла.

***

— Алексей, ну нельзя так людей унижать, — вздохнул Шувалов, у которого обращение к государю после выпитого штофа водки перешло не просто в неформальное, а даже в панибратское.

— А меня, значит, можно было мордой тыкать в бездарность, в отсутствие понимания ситуации, которое привело к смуте, в небрежное отношение к народу? — пьяно усмехнулся Романов и в очередной раз наполнил рюмки.

— Так я тогда правду сказал, — Шувалов припомнил свой амурский монолог, который произошел в доме бургомистра после их возвращения из тайги.

— Так вот и я тебе правду говорю. Если бы Максим родился девочкой, я бы подождал её совершеннолетия. Но в этом случае вам пришлось бы жениться. Точно также, моей волей, хотели бы вы того или нет! А с Василь Алексеевной смысла ждать нет. Она не двадцатилетняя барышня, и с каждым годом рождение ребёнка ей будет даваться всё сложнее и сложнее.

— Но ведь на ходе войны это никак не скажется, — продолжил Шувалов. — Так зачем тогда?

— Затем, Лёша, что только пьяницу в подворотне заботит лишь то, где ему сегодня найти выпить. А глава семейства уже обязан думать на что ему месяц семью кормить. Бургомистр должен знать, как его город год проживёт, генерал-губернатор иметь план развития региона на десять лет. А я вынужден думать на сто лет вперёд! Нынешняя война не единственная. Не первая и не последняя. И необходимо сделать так, чтобы к следующему конфликту у России не было равноценных противников. Потому что лучшая война — это та, которая не началась!

— А если ребёнок родится без Дара или не с тем, который ты хочешь? — Шувалову пришлось повернуть к себе за подбородок лицо Романова, потому что тот уже клевал носом.

— Значит, Боженька против, — просто заявил тот.

— А если с Даром — значит «за»? И ты решишь, что от меня можно получить не только Весть по заказу?

— Не передёргивай здравый смысл, — отмахнулся Романов. — Если я однажды отдал приказ уничтожить храм, это не означает, что я так буду делать постоянно. Различай, Лёша, необходимость и самодурство.

— Но ребёнок от замужней, да ещё и подгербовой? Миша сказал, что нас в обществе не поймут.

— После ордена святой Екатерины все всё поймут как надо, — хмыкнул Романов.

— Так Екатерининский даётся же только… — начал Шувалов, пытаясь поймать ускользающую в пьяных извилинах мысль.

— «Большой крест» первой степени только для особ царской или королевской крови, высших чинов придворных дам и жён особо отличившихся военных. Именно его получит мать наших с Георгием детей, а также дамы, родившие Великим князьям. «Малый крест» второй степени — для дам из высшего дворянского сословия, а так же эмансипированных дам, совершивших особо ценные деяния на благо России.

— Василькова не из высшего сословия и не эмансипированная.

— Значит, дадим первую степень.

Осознав сказанное, Шувалов поперхнулся очередной рюмкой, за что получил ощутимый хлопок по спине. Дамы, родившие Великим князьям — это те, чей ребёнок является государственной необходимостью. Поэтому его рождение приравнивается к особым заслугам. И к таким «дамам» ни в коем разе не относятся любовницы и «ошибки юности». Даже морганатическая жена под это определение не подходит. Именно поэтому Георгий в своё время не имел права на трон.

— Решили окончательно всех убедить в моём происхождении?

— Ты сам, Лёша, в своё время выбрал этот путь, — фыркнул Романов. — Назвался груздем — топись в бочке! Шум драки слышал весь дом. Да хоть бы и не слышал, то завтра горничная придёт убирать в кабинете, а там погром. После такого у меня два выхода: лишить тебя всего на свете и, отобрав титул, земли и имущество отправить на каторгу. Или признать ссору родственной. Выбирай.

— Налей лучше…

Брат ты мне или не брат,

Рад ты мне или не рад.

Сядь со мной за стол, налей себе вина

И если ты мне брат, то пей со мной до дна.