Начало лета в Европе выдалось странным. Днём стояла неимоверная жара, когда под ударом Огненного Вала превращались в груду оплавленного металла танки, чадили дымом топливохранилища и развеивались пеплом заслоны и баррикады. А по ночам приходили морозы. И тогда по скованным льдом рекам шла даровая техника, а вода в котлах локомотивов замерзала, разрывая их изнутри.

Пока конгрегации теряли только рядовых членов — то просто отправляли вместо них новых. Но вот когда полностью перестали существовать два ордена, а церковники лишились больше сотни Паладинов, двух десятков примасов и шестерых кардиналов — Ватикан дрогнул. Нет, не прекратил Крестовый поход, а лишь отозвал своих служителей, оставляя армейские подразделения один на один против русской армии и её одарённых офицеров. Очень злых офицеров, большинство из которых стоило в бою целого взвода.

И вот тут выяснилось, что без бодрящего тычка в спину австрийские, венгерские, французские и итальянские солдаты — совсем не стойкие оловянные солдатики. А самые обычные мирные фермеры, рабочие и ремесленники, которых обманом забрали в армию, оторвав от них рыдающих жён и детей. И что больше всего на свете они мечтают вернуться на свои виноградники и фермы, причём вернуться живыми, а не в виде статуй, как случилось с пехотной ротой, нарвавшейся на гранда Каменщика.

А вот в Крыму июль выдался тёплым. Южное солнце хоть и припекало, но его зной сглаживала морская прохлада и брызги многочисленных фонтанов. Балконы и портики Ливадийского дворца сверкали чистейшей белизной сквозь изумрудные кроны пальм, магнолий и каштанов. Во внутреннем дворике, внутри украшенной тончайшей резьбой мраморной беседки сидели четверо.

— Значит, всё-таки останавливаетесь? — спросил Шувалов, глянув на государей.

— Мы и так забираем себе всю Восточную Европу. Думаю, что установить границу по Дунаю будет самым оптимальным, — покачал головой Алексей Николаевич. — А вот дальше двигаться нет смысла.

— И позволить Европе снова копить силы для следующего удара?

— А вы, Алексей Константинович, предлагаете дойти до Атлантического океана? Увы, мы столько не удержим. Потому что получим не дающую никаких стратегических преимуществ территорию, плотно заселённую недружественным нам населением, — хмыкнул Георгий Михайлович.

— Что касается «следующего удара», то у нас под боком Османы, у которых немало амбиций, — продолжил Алексей Николаевич. — А султан Мехмед уже понял, что западные государства куда менее сильны, чем Россия.

Алексей Шувалов взглянул на двух государей и вдруг понял, что они почти идеально дополняют друг друга. Один политик, а второй — боец. Тактичный и обходительный Георгий сглаживал своим обаянием колкость и угловатость Алексея. Который, в свою очередь, обеспечивал своей жёсткостью давление там, где не справлялась дипломатия.

А себя же Шувалов сравнил с молодым хаски, которого вывезли в лес на прогулку. И вот он гребёт по снегу всеми четырьмя лапами, таща волоком за собой Михаила. Который уже отчаялся призвать его к порядку или образумить, и теперь отчаянно пытается не дать им обоим разбить себе голову об очередное встречное дерево. Алексей усмехнулся своим мыслям, отчего на нём скрестились три непонимающих взгляда.

— Я всё равно не понимаю почему надо собирать всех здесь? — поспешил объяснить свой смешок Шувалов.

— Мы хотим, чтобы вы присутствовали на переговорах, Алексей Константинович, — ответил Георгий. — А вам покидать место ссылки нельзя. Поэтому подписание мирного договора будет проходить в Ливадии. Послы начнут прибывать уже завтра. Ватикан попросил о посредничестве Великобританию, а мы настояли на присутствии Османов.

— А они-то тут при чём? — удивился Алексей.

— Закрепить территориальные притязания. Истамбул опасается, что Россия по факту войны выйдет к Адриатическому или Средиземному морю. Это, конечно же, было бы неплохо, но есть и обратная сторона. Мы тогда полностью нависаем над Османами, закрывая им сухопутный коридор в Европу. А это, в свою очередь, фактически гарантирует скорую войну, потому что больше как на Россию им будет двигаться некуда. По этой причине мы возвращаем им часть Болгарии и Констанцу, открывая, тем самым, дорогу на Европу.

— Хорошо устроились, — проворчал Алексей. — Ничего не сделали, а земли получили.

— Ошибаетесь, Алексей Константинович, — усмехнулся Георгий. — Пока вы здесь с Алексеем Николаевичем разрабатывали стратегические планы, я имел весьма продуктивную беседу с османским послом. И между нами был заключён договор о том, что они начнут интервенцию в Грецию, чтобы оттянуть на себя часть европейской армии. А потом вы изрядно поторопили события, и Истамбул оказался впечатлён нашими успехами. Настолько, что больше не смотрит в сторону Франции, а на заключение мирного договора прибудет шехзаде Ибрагим, которого все прочат в преемники султана Мехмеда. И какие мы сейчас выстроим с ним отношения — такими они будут между нашими странами следующие лет пятьдесят.

— Я согласен с Георгием, что несколько морских портов не стоят того, чтобы вставать между Османами и Европой, — кивнул Алексей Николаевич, — Если они начнут двигаться на запад — мы им мешать не будем. Нам это выгодно. И к шехзаде Ибрагиму стоит присмотреться. Он, Алексей Константинович, между прочим, ваш коллега.

— Горевестник? — удивился Шувалов.

— Нет, — покачал головой Георгий. — Он субаши — начальник внутренней безопасности, отвечающей за охрану султана. Так что постарайтесь найти с ним общий язык, Алексей Константинович. А вы, Михаил Александрович, обратите на него внимание по своему профилю.

— Он одарённый? — уточнил Михаил.

— Да, Эфирник, — кивнул Георгий. — Но защита на нём будет, как на самом султане. Но светлейший князь Воронцов же не зря был вашим учителем.

— А сам Олег Николаевич не желает вспомнить молодость? — вскинул бровь Михаил.

— Со светлейшим князем шехзаде Ибрагим будет крайне осторожен, — ответил Георгий, поднимаясь со своего места. — А вы, господа, с его точки зрения молоды. Я бы даже сказал: непозволительно молоды для своей должности.

Государи покинули беседку, а Алексей откинул голову на плечо Михаила.

— Как же всё это сложно в этой политике! С тем мирись, с этим договаривайся, тут уступи, там пригрози… Вот честно, Миш, пока Георгий Михайлович не объяснил, я ведь сам не догадался, зачем мы делим свою победу с Османами. Ведь это только одна страна, а вокруг ещё десяток и везде надо продумать, просчитать и не дать себя обмануть!

— Этому, Лёша, наследников престола с детства учат. А вот чего я действительно понять не могу, так это того, зачем в той же Французской республике выбирают президента? Потому что президенту надо несколько лет, чтобы понять всё, что происходит в стране. И как только он это делает — срок полномочий истекает, и ему на смену приходит очередной неуч. Вот и получается, что по факту, президент только лишь бумаги подписывает. А все решения за него принимают главы министерств, которые разбираются в своём вопросе.

— Знаешь, в России тоже были марионеточные цари. Тот же самый Пётр II. Только и делал, что пил и гулял, пока Долгорукие и Меньшиковы перетягивали друг у друга одеяло власти.

— Это потому, что учителей хороших у него не было. А ежели бы с детства на престол готовили, то он и в четырнадцать лет мог бы править достаточно разумно. Но я сейчас не о плюсах и минусах формы правления говорю. А о том, что каждый человек, приходя во власть, приносит в неё то, что умеет лучше всего. Так, генерал превратит страну в армию, купец — в лавку, а циркач — в балаган. Поэтому я считаю, что править должны те, кого этому учат. Хочется французам или американцам выбирать себе президента — пусть выбирают. Но не из кого придётся, а из тех, кто имеет достаточную квалификацию. Ведь ты же не возьмёшь кучера — пилотом авиетки. Ты даже своего литейщика директором завода не поставишь, потому что он металлургом может быть хорошим, но других тонкостей не знать. Так почему тогда руководить страной могут взять любого?

— Ну, в истории другого мира был период, когда «…любая кухарка могла управлять государством…» — процитировал Алексей одну известную фразу.

— А ты уверен, Лёш, что тогда страной управляла кухарка?

— Согласен, — вздохнул Алексей. — Не она, а тот, кому удобно было, пользуясь её глупостью, делать то, что умный человек бы никогда не позволил…