Не смотря на то, что весну и лето государи проводили в Восточном дворце, но парад, посвящённый первой годовщине победы решено было провести именно в Петрограде. Двадцать второе июля… Несмотря на то, что активные боевые действия прекратились почти на месяц раньше, но именно в этот день в Ливадийском дворце был подписан акт о капитуляции. И он же официально был объявлен Днём Победы.

Рано утром на Дворцовой площади были возведены трибуны и установлены невысокие каменные ограждения. Их целью было не допустить зрителей на ту часть площади, по которой пойдут парадные колонны, а небольшая высота не должна была загораживать обзор даже тем, кто будет стоять к ним вплотную. Ну и разумеется выставлен караул, дабы никто не подбросил под трибуны ничего лишнего.

В одиннадцать дня на площади было уже не протолкнуться, и Рындову двору даже пришлось выставить дополнительное оцепление между зрителями и каменным ограждением, чтобы самые любопытствующие на него не лезли. Парад должен был начаться в полдень, но не меньше чем появления государей зрители ожидали посмотреть на Соколова. Точнее, на его самолёт, который должен был появиться в небе дважды: открывая и закрывая парад.

Три месяца назад, когда Соколову вернули его истребитель, Алексей решил не рисковать уникальной техникой и посадить к нему на штурманское место Воздушника, кабы чего в полёте не вышло. Соколов тогда возмутился и прочитал целую лекцию о перегрузках и необходимости дыхательной маски на высоких скоростях. На что уже Леонид Викеньевич фыркнул, что ему известно что такое ускорение и со своей родной стихией он прекрасно совладает без всякого лишнего оборудования.

— Хорошо, — сдался под конец Соколов. — Только прошу вас, что бы в воздухе не происходило — не вмешивайтесь. Хотя бы до того момента, пока я не скажу слово «пиздец». Иначе я просто не пойму: это с машиной что не так, или вы решили пошалить.

В первый пробный вылет волновались все. И Соколов, который больше полугода не садился за штурвал и боялся, что подрастерял лётные навыки, и Викентич, который просто не знал чего ожидать, и Шуваловы, наблюдая за полётом с земли. На их удачу тогда всё прошло прекрасно. И только Викентич многозначительно хмыкнул, спустившись после посадки на землю. За прошедшие месяцы Соколов вернул себе профессиональные навыки и на финальной репетиции показал десяток умопомрачительных фигур высшего пилотажа.

Ближе к полудню стали заполняться трибуны. Главы титулованных родов, приглашённые гости, генералы, командующие армиями и особо отличившиеся герои войны занимали свои места. А за несколько минут до двенадцати в сопровождении почётного караула появились Государь и в обществе князя Шувалова поднялись на отведённое им место.

Трибуны располагались спиной к Зимнему. Так что парадные колонны пойдут слева, поравнявшись с Государем возьмут «равнение направо» и пройдя дальше, повернут к восточному крылу Зимнего. Всё это Алексей видел на репетиции и сейчас, как и все остальные, ждал появления в небе Соколова.

И вот часы, специально установленные на фасаде Зимнего пробили полдень. Распорядитель вскинул жезл и хорошо поставленным голосом, усиленным Эфиром, объявил:

— Внимание! Парад, под государственный флаг Российской империи и знамя Победы, Смирно!

И сразу после этих слов раздался гул, нарастающий с каждой секундой. Пара мгновений, и в небе появился самолёт. Соколов прошел над площадью на малой высоте, заставив многих втянуть голову в плечи. Затем свечой набрал высоту и, кувыркнувшись через голову, прошел над площадью «спиной вперёд». Зрители смотрели за этим представлением с замиранием сердца, потому что знали, что машина полностью бездаровая. И как она держится в воздухе простым обывателям было непонятно. А уж скорость и хищная грация давала ей сто очков вперёд в сравнении с авиетками.

Но вот Соколов закончил воздушное шоу и ушел стрелой в небо, скрывшись из глаз. Распорядитель отдал приказ и стройные ряды парадных колонн пришли в движение. Марширующие по площади военные представляли собой зрелище впечатляющее, но уж слишком однообразное. Так что спустя десять минут Алексей отвлёкся от парада и начал глазеть по сторонам.

Народ ликовал, гости на трибунах сидели чинно, а цепочка охранения замерла неподвижными статуями. Но вдруг внимание Алексея привлекло движение, чуть левее трибун. Совсем маленький мальчик лет трёх, одетый в стилизацию солдатской формы, прошмыгнул между выставленным караулом и забрался на каменное ограждение. Вытянувшись по стойке «смирно», насколько позволяло его детское тело, он приложил руку к фуражке и замер, с восторгом глядя на проходящих мимо военных.

Его конечно же заметили, но нарушать торжественный момент и стаскивать нарушителя с парапета рынды без приказа не решились. Хотя главе Рындова Двора тут же доложили.

— Оставьте, Илья Саввич, — тихо попросил Алексей, повернувшись к генералу. — Он же совсем маленький. Это так трогательно.

Вид маленького мальчика, отдающего честь солдатам, действительно вызывал умиление. И не только у Шувалова, многие из парадного строя, проходя мимо, невольно начинали улыбаться. Но вот в середине колонны у кого-то дрогнула рука и взлетела к голове в ответном приветствии. А за ним следующий и следующий…

— Мне тоже, князь, оставить это безобразие без действия? — поинтересовался у Шувалова распорядитель парада.

— А почему нет? Эти солдаты, что нарушили регламент… Они же кровь проливали, жизни свои отдавали как раз за вот таких детей, которые у них дома оставались. Детская благодарность самая чистая и искренняя. А значит, самая дорогая награда. И не смейте после никого наказывать за это.

— Ну вы даете, Алексей Константинович, — хмыкнул Георгий.

— А что такого? Сейчас на этого мальчика вся страна смотрит, как и на вашу реакцию, Государь. Что вы сделаете, как отреагируете на это? Может быть, для этого мальчишки это знаковый момент в судьбе? Может, ощутив себя частью парада, он выберет военную стезю и лет через тридцать-сорок будет стоять в генеральских погонах на этой трибуне рядом с вами.

— Будущий генерал, значит? — усмехнулся Алексей Николаевич, а затем что-то шепнул распорядителю.

А спустя секунду весь парадный строй, проходя мимо «нарушителя порядка» единым движением взял «равнение направо» и вскинул руку к голове. Алексей Николаевич улыбнулся.

— Спасибо, — тихо произнёс Шувалов. — Ведь Россия — это не только чины и титулы. Россия — это сила, слава, великие люди! Россия была, Россия есть, Россия будет!

— Ваши бы слова, Алексей Константинович, да Богу в уши… — вздохнул Георгий.

— Уже, Ваше Величество, — чуть склонившись шепнула Дёмина.

***

— Леонид Викентьевич, вы выяснили, что это был за ребёнок? — спросил Алексей Шувалов.

— Так точно, — кивнул Елизаров и протянул досье.

— Что ты задумал, Лёш? — поинтересовался Михаил.

— Раз уж этот мальчик привлёк столько внимания, то было бы неправильно оставлять его без государевой поддержки, — ответил Алексей и открыл папку.

А через секунду вдруг рассмеялся, закрыл досье, не прочитав дальше первой страницы, и протянул его обратно Елизарову.

— Леонид Викентьевич, забронируйте этому отроку место в Суворовском. Причём сразу с подготовкой в наше ведомство!

— Лёш, откуда ты знаешь, к чему будет иметь склонность этот ребёнок? — нахмурился Михаил, когда Елизаров вышел из комнаты. — Ты же не прочитал о нём ничего, кроме имени.

— Мне этого достаточно, — усмехнулся Алексей. — Я знаю, кто это. Знаю из того, другого мира. И поверь, «там» он тоже служил в контрразведке…