Тайфун поднимается над океаном в конце лета. Зарождающиеся вихри ерошат волны и сплетаются воедино. Пока они слабы и одиноки, и при взгляде на них трудно даже помыслить, что совсем скоро они превратятся в огромный торнадо, который вырвет с корнем деревья, разверзнет землю и вздыбит камни. И будет казаться, что под его слепой яростью, сметающей города, дрогнет сам мир… А может, и правда дрогнет?



      Почти полгода назад Рей Харикен впервые увидела Сэру.

      Город на фотографии, разумеется, не двигался, хотя как-то показалось, что провода над мощенной камнем дорогой дрогнули от ветра и деревья зашелестели. Буклет еще пах свежей краской, будто только из типографии. Может, он стоял на стенде под доской объявлений уже несколько дней, но Харикен заметила его только сейчас.

      «Сэра открывает двери университета, колледжей и школ для новых учеников».

      Как здорово, подумала она тогда, не в силах оторвать взгляд от ярких, поблескивающих на солнце окон высоток и витых фонарей у дороги. Сквозь густую листву на ветвях проглядывали точки глянцевой бумаги. Кто-то будет учиться в старшей школе этого города, гулять по его улицам, вдыхать его особенный воздух — да, он будет особенным, как же иначе?

      Кожу укололо тысячами невидимых иголок, и Харикен не сразу позволила себе обдумать осознание, встрепенувшееся в глубине души. Мелодичная трель звонка — протяжное дин-дон, дон-дин! — разнеслась по коридору, а она все стояла перед буклетом. Наконец ноги через силу сдвинулись, но перед глазами так и горела изумрудная листва, сквозь которую прорывалось золото солнца.

      Именно она, Харикен, может учиться в старшей школе этого города. Именно она может гулять по его улицам, вдыхать его особенный воздух… На губах при мысли об этом расцветала улыбка. Да, учиться в другом городе — значит расстаться с родителями, уехать из дома, но она чувствовала, что все получится. Впервые чувствовала, что все получится!

      Уверенность не ушла ни через день, ни даже через месяц — неугасимый огонь, вспыхнувший в душе. Она еще не знала, что где-то есть человек, которому Сэра открыла все свои секреты, что он прикипел душой к этому городу, как только прошелся по его улицам. Его нашли здесь, этого человека, когда ему было всего два месяца, но в следующий раз он вернулся сюда лишь через очень много лет.

      В ночь перед поездкой в Сэру Харикен приснился выпуск новостей, где молодой богач рассказывал ведущему, что выиграл в казино целое состояние. Он был одет в черные джинсы и классическую белую рубаху навыпуск, а густые бирюзовые волосы обрамляли его бледное лицо.

***

      Ночь разливалась по улицам, словно кто-то нечаянно перевернул гигантскую чернильницу. Итаки глубоко вдохнул и подставил лицо прохладному ветру. Город окружал его. Серые многоэтажки, что слабо поблескивали окнами в свете неверной луны. Мощеные брусчаткой дороги — ленты рек в ночи. Фонари у домов. Итаки был частью города. И город был его частью.

      Сердце гулко ударило.

      Светофор на опустевшем перекрестке мигнул с красного на зеленый, разгоняя мрак.

      Тишина была почти осязаема — та самая тишина, что остается, если забыть о гуле ветра в кронах деревьев и стрекоте цикад. Ни голосов, ни шагов. Никого. Спокойная ночь.

      Живущие в Сэре вампиры почти всегда соблюдали правила. Не нападать на Охотников. Стирать память людям, у которых пил кровь. Стараться не убивать, но если уже убил, скрыть тело и отчитаться об этом ближайшему патрулю. Итаки на миг прикрыл глаза. Ублюдки, которых подводил самоконтроль, не заслуживали ни уважения, ни сострадания. Впрочем, он еще ни разу на таких не натыкался.

      Ночь гудела вокруг, прохладная облачная ночь. Тучи скользили так низко, что, казалось, цеплялись за антенны на крышах и путались в проводах. В прорехи между ними нет-нет да проглядывали звезды, целая россыпь беловато-желтых искр. Итаки проверил ножны на бедре, выщелкнул клинок из-под рукава и тут же вернул обратно. Точные, ловкие движения — он почти не уловил, как проделал все это. Юки шел позади него — совсем неслышно, словно парил над землей, одетый во все черное, как и он сам.

      Из переулков тянуло пустотой и прохладой, у дороги мерцал фонарь, то бросая на асфальт блеклое рыжее пятно, то снова затухая. Итаки прошел мимо, когда тот снова зажегся, взметнув из-под его ног длинную черную тень. Никого. Даже простых людей, хотя обычно так поздно еще попадались подвыпившие рабочие и клерки, ищущие неприятностей в подпольных казино.

      Покой Сэры раскололся на куски, как старое зеркало от удара, когда появился Клинок Карателя. Теперь Охотники патрулировали свои районы только вдвоем. Никаких одиночных выходов, как раньше. Никакого партнерства малознакомых Охотников, что не успели узнать сильные и слабые стороны друг друга хотя бы на тренировках. Даже координаторов вытащили из штаба — людей не хватало.

      Его напарник и лучший друг Юки был как раз из координаторов: направлял действия отрядов Охотников через гарнитуру. Ночью на улицах он делался необычайно сдержанным, молчал и сейчас. Вообще за то время, что они патрулировали свой район, не проронили ни слова: еще услышит возможный враг.

      Впрочем, если рядом Клинок — не поможет ни одна маскировка.

      От порыва ветра зашелестели деревья. Несколько листков слетели вниз, и один царапнул по шее, запутавшись в воротнике черной толстовки. Не останавливаясь, Итаки небрежно смахнул его и увидел сорвавшийся с губ пар.

      Тело замерло и напружинилось, уловив неправильность происходящего раньше сознания. Сейчас апрель, прохладно как для середины весны, но не настолько!

      — Юки?.. — едва слышно позвал Итаки, но не услышал ответа. Вокруг не было никого. Юки, все время шедший за ним на расстоянии двух шагов, исчез.

      Ночь стеклом застыла вокруг. В узкой стреле переулка слева что-то промелькнуло, словно рябь пробежалась по черным в темноте стенам домов и дороге. Неслышно он подался назад, сжимая рукоять ножа на бедре.

      Сзади раздался хруст. Итаки резко обернулся, но снова никого не увидел. Фонарь у обочины замерцал и погас. Следом за ним один за другим погасли и остальные. Улица погрузилась во тьму. Лишь дыхание паром разрывало черноту и истаивало.

      Рядом промелькнул силуэт. Итаки едва успел уклониться, как лезвие ударило в стену на месте его головы и высекло каменную крошку.

      Он метнулся за ближайшую машину и затаился. Что все это значит?! Он на миг прикрыл глаза, пытаясь разглядеть во тьме потоки энергии Хаоса, но цветные нити спутывались в клубки, и не получалось выхватить ни одной. Где же Юки?

      Спину словно обожгло. Итаки рванулся в сторону, задел машину, и улицу прошило визгом сигнализации. Казалось, сама чернота от нее вот-вот разлетится на осколки. Проклятье!

      Он окутал себя энергией Хаоса — даже если простой человек выглянет из окна, ничего не увидит — и бросился в ближайший переулок. Навстречу ему, с каждым шагом становясь все отчетливей, выступила полупрозрачная, словно сотканная из воды, фигура. Фантом. Неужели здесь…

      Второй силуэт преградил ему путь к отступлению. Итаки стиснул зубы, выщелкнул клинок из рукава и полоснул его по груди. Тело фантома с хлюпаньем разошлось пополам, но тут же снова сомкнулось.

      Они бессмертны. Не чувствуют боли. Их ткани почти мгновенно восстанавливаются, потому что они не живые, они просто порождения больного разума Клинка Карателя… Итаки оттолкнулся ногами от стены и перевернулся через голову в потоках энергии Хаоса, оставив фантомов позади.

      Они наступали отовсюду — густые, серые, словно вышли из мутной реки, и каждый сжимал в руках холодное оружие. Итаки затравленно огляделся. Да куда подевался Юки, черт возьми?!

      Фантом замахнулся мечом, Итаки отпрянул и бросился прочь.

      Почему Клинок напал именно на них?!

      Нож с лязгом ударился о защитную пластину на руке. Итаки щелкнул по наушнику в ухе и судорожно выдохнул:

      — Юки, где ты?! Здесь Клинок!

      И в тот же миг он увидел его. Клинок Карателя стоял на крыше высотки — хорошо различимый в лунном свете белый силуэт на фоне черного неба.

      Треск в ухе. И наконец встревоженный голос Юки: «Итаки, отступаем. Я открыл пространственную трещину!»

      Веки на миг опустились. Итаки мог сбежать. А мог попытаться. Попытаться убить наконец этого ублюдка. Он едва успел стиснуть рукоять ножа, как на спину навалилась тяжесть чужого тела, а горло сжали вязкие руки. В голове словно взорвалась граната, и обжигающая струйка крови потекла по лбу. Задыхаясь, Итаки пошатнулся и вонзил нож в густую, как желе, грудь фантома — раз, другой, пока наконец не взмахнул рукой и не отсек бесплотную кисть. Давление ослабло, он пошатнулся и на ватных ногах захромал прочь, пока не смог побежать.

      В горле так пересохло, что больно было глотать. Сигнализация выла в ночи — отдаленный колокол, траурный звон. Клинок просто трус, раз прячется за своими проклятыми фантомами!

      Тот по-прежнему стоял на крыше, Итаки видел его даже сквозь колкое мерцание перед глазами. Высоко. На такое расстояние не переместиться. Разве что подняться по лестнице или на лифте — и самому загнать себя в ловушку, тупее и не придумаешь! Отчаяние разлилось по телу почти физической болью.

      Он бросился за угол, пытаясь почувствовать нужную энергию Хаоса, и увидел пространственную трещину, что со статическим треском сминала очертания домов и дороги, — черная прореха мироздания, похожая на узкий кошачий зрачок. Досада и облегчение взметнулись в душе и тут же смешались со злостью. Он не собирался радоваться тому, что убегает!

      Фантомы мерцали на дороге впереди, так тесно касаясь плечами, что заслоняли все. Нож белой вспышкой врезался в каменную плитку у ног Итаки.

      Пространственная трещина чернела впереди — он мог коснуться ее рукой.

      Клинок возник совсем рядом. Так близко, что можно было различить его светло-голубые волосы чуть выше плеч и осколок маски с красными разводами на глазах. Итаки попытался остановиться. Всем телом подался назад, но прореха уже затягивала его. Хаос не терпел заигрываний.

      Клинок Карателя улыбался. Фантомы неподвижно сгрудились вокруг него.

      Ужас вдруг загудел в крови, когда пришло осознание: Клинок не собирался убивать его, как поступил с большинством других Охотников, что попались ему на пути.

      Он хотел отобрать Символ Итаки.

***

      Усталость преследовала Харикен целую неделю, не отступив даже под натиском выходных, а теперь снова высунула наружу тяжелую руку. Глаза закрывались сами собой. Какой будет позор, если она вот так заснет прямо в классе, разнежившись от мягких солнечных лучей и бормотания учителя, — не хватало еще, чтобы вынесли дисциплинарное предупреждение. И без того сегодня могла схлопотать одно.

      Учитель Миямура прервался на полуслове, как делал всегда, и произнес:

      — Ну, кто пойдет решать эту задачу?

      В классе застыла тишина, смолк даже шорох рукавов о парты и скрип ручек. Харикен едва сдержалась, чтобы не втянуть голову в плечи. О нет. Только бы ее не вызвали. Мало того, что в математике она далеко не гений, так еще и встать — означало выдать себя с потрохами.

      «Что это такое, Рей-сан? — спросит учитель Миямура, подняв кустистые брови и поправив очки. — Почему вы не в школьной форме?»

      Словно появление в школе без дурацкой клетчатой юбки граничило с убийством. Ну нельзя же было сказать, что та пропала! Хоть и чистая правда, но звучит по-идиотски. Наверное, ее кто-то забрал, когда Харикен загрузила одежду в стиральную машинку в общей комнате. Такое могло случиться только с ней.

      — Инавари Шида, — сказал наконец учитель, и Шида поднялась из-за соседней парты. Ее короткие светлые волосы мотнулись и рассыпались по плечам, почти белые на фоне черного форменного пиджака. Ну, удачи с примером!

      Помнится, перед началом учебного года они написали на бумажках имена друг друга и бросили в ящичек у входной двери школы, чтобы при сортировке снова попасть в один класс, и удача им улыбнулась. Из тех, с кем Харикен училась раньше, в старшую школу Хайвашима попал только Амагури Пассо, а с ним общаться не было никакого желания. В прошлом году, еще в Кавасаки, он отобрал у нее «мыльницу» и разбил, пытаясь забросить в мусорную корзину. Она после этого целую ночь проплакала.

      На парте Шиды остался рисунок — зеленоглазый юноша с длинными ярко-красными волосами. Харикен вытянула шею, пытаясь получше рассмотреть переплетение линий на бумаге. Раньше она и Шида вместе посещали художественный клуб. Нос, как наяву, защекотало запахом краски и стертых ластиков.

      Мел тихо скрипел в унисон с парой десятков ручек и карандашей, и скоро доска покрылась россыпью чисел. Харикен с трудом подавила зевок и тоже принялась записывать. Время будто растянулось и обвисло старой пружиной, а в среднем пальце, натертом ручкой, пульсировала немота.

      Украдкой она открыла свою тонкую тетрадь с рисунками и пролистала, пока не нашла нужную страницу. Рассеченное синими клетками, на листе простиралось снежное марево в синеватых ямках человеческих следов. Кроме голых деревьев, трещинами изрезавших белесое небо, на рисунке больше не было ничего. Совсем как в ее ярком сне, увиденном пару дней назад.

      «Если бы я еще писала, — почти с тоской подумала Харикен, — то это была бы история о женщине, которая несколько раз за месяц увидела один и тот же сон и узнала, что ее мир ненастоящий, а все люди в нем — часть эксперимента. Хотя нет. Банально. Тогда… что все эти люди смертельно больны, и поэтому их погрузили в летаргический сон, чтобы они прожили полноценную жизнь в своем сознании. А героиня попала туда случайно… или была преступницей и пыталась сбежать от полиции. И теперь человек из реальности пытается связаться с ней через сны».

      Протяжная трель звонка разбила сонную тишину. Харикен повела затекшими плечами под аккомпанемент голосов, скрип стульев, хлопков и вжиканья молний. Скрипнул мел, оставив на доске жирную белую кляксу. Учитель одобрительно кивнул Шиде и что-то записал в журнал.

      Харикен подождала, пока та соберется, а учитель Миямура удалится — не хватало еще, чтоб увидел ее без формы прямо в конце дня! — и вдвоем они вышли из класса. Золотистый свет заливал школу сквозь большие окна, искрился на витых перилах и начищенных ступеньках. Харикен глубоко вдохнула свежий апрельский воздух, чувствуя, как сонливость понемногу отступает. Сегодня курьер должен привезти целых три книги, а значит, вторая половина дня пройдет среди захватывающих строк, запаха типографской краски и шелеста страниц.

      — Ты домой или в парк? — спросила Шида, прищурившись, когда они вышли на крыльцо. Ее серые глаза на солнце сделались темными, как грозовые тучи.

      — В парк, — ответила Харикен, и рука полуосознанно потянулась к поясу, где на петельке в чехле висел фотоаппарат. — Может, получится снять что-нибудь интересное.

      Губы Шиды дрогнули в легкой улыбке. Наверное, снова хотела пошутить, что Харикен на пленку когда-нибудь попадется вор или кто похуже, но не успела. Со стороны школы, мешаясь с прохладным ветром, донесся крик:

      — Эй, Харикен-чан! Опять будешь ползать по грязи, чтобы сфоткать листики?

      Смех Пассо подхватили остальные мальчишки, и Харикен вспыхнула, так стиснув лямку сумки, что та впилась в пальцы. Как эти идиоты уже достали! А ведь прошло всего семнадцать дней нового учебного года! Шида фыркнула и осторожно взяла ее за локоть:

      — Не обращай внимания. Некоторые никогда не взрослеют.

      Наверное, она знала, о чем говорила: с семьей переехала в Сэру из Кавасаки много лет назад, но резко выделялась очень светлой кожей и почти такими же светлыми волосами. В младшей школе ее сторонились, а из-за любви к творчеству называли странной.

      — Пойдешь со мной? — предложила Харикен, отходя все дальше от гогота и разговоров мальчишек, где навязчиво чудилось ее имя.

      — Прости… не могу, — протянула Шида. — У меня сегодня репетиция на четыре.

      Может, хоть в этот раз все серьезно. Может, после стольких лет бесплодных поисков и попыток ухватиться то за одно занятие, то за другое она наконец нашла дело по душе — скрипку. Хотелось верить. Им обеим не хватало усидчивости и терпения, чтобы доводить начинания до конца, но Шиду это терзало почти физически.

      — Ну ладно, удачи тогда, — неловко ответила Харикен и пошла в сторону парка.

      Мимо проезжали машины, вспарывая колесами лужи, что разлетались мириадами брызг. На почтовом ящике с красным флажком, нахохлившись, сидел голубь, но его не сфотографировать: помешает решетчатый заборчик. Харикен порылась в сумке и бросила ему крошки, оставшиеся от сэндвича.

      Солнце то исчезало за серебристыми пальцами высоток, то лениво скользило по крышам, а она шла вперед, ловя свое отражение в искрящихся лужах. Ее сердце принадлежало Сэре: узким улочкам, мощенным камнем мостовым, грозовому небу (хотя дожди она никогда не любила) и красивым зданиям, блестевшим новизной и по-загадочному старинным. Фотоаппарат сам скользнул в руки, небольшое окошко-видоискатель оказалось напротив глаза, открыв вид на город — отряхнувшийся ото сна, баюкающий солнце, шумящий машинами и деревьями, что только-только начали тянуться вверх россыпью ярко-зеленых почек…

      Душу наполнила такая легкость, что Харикен прыгнула на выбеленный бордюр, замахала свободной рукой, удерживая равновесие, и вдавила кнопку на фотоаппарате. Раздался щелчок, и в окошке мелькнула расчерченная ветвями дорога, что вела к кипящему жизнью городу…

      Она пригладила пятерней пряди, выбившиеся из хвоста, и снова подняла фотоаппарат. Объектив поймал ее отражение в луже — улыбающееся, раскрасневшееся…

      Харикен чуть повернулась и у ближайшего дома увидела человека. Промелькнула неуместная мысль, что у него волосы совсем как у героя на рисунке Шиды — длинные и красные, но стоило вглядеться в него, как голова опустела.

      По его лицу текла кровь, на правом рукаве рубашки расплывались красные пятна. Он тяжело привалился плечом к стене — казалось, вот-вот потеряет сознание.

      Сердце сжалось и подскочило к горлу, леденящий ужас кандалами сдавил тело. Что делать?! Харикен невольно подалась назад, словно пытаясь сбежать, но тут же остановилась, когда под туфлями чавкнула мокрая земля.

      Незнакомец встрепенулся и посмотрел прямо на нее.

***

      Пространственная трещина за спиной медленно рассеивалась. Долю мгновения Итаки бездумно глядел, как поднимается и истаивает ее густая черная материя. Ноги не слушались. Казалось, попытайся он сделать хоть шаг — и рухнет на асфальт.

      Город ворвался в сознание безжалостно, совсем как удар кнутом по спине. Итаки замутило.

      «Значит, меня, — успел подумать он. — Мой Символ ты хочешь забрать…»

      Неужели Юки?.. Нет. Нельзя сейчас об этом думать. Пошатываясь, он все же сделал шаг. И еще один. И еще. Мир вокруг покачивался, будто огромная центрифуга, тень металась внизу стрелкой компаса, и он остановился, хватая воздух ртом и уставившись на нее. Что-то… не так. Он патрулировал город. Ночью со вторника на среду. А сейчас…

      Он медленно поднял голову. Позвонки отозвались на это движение ноющей болью, но Итаки почти не обратил на нее внимания, приставив ладонь козырьком ко лбу. Солнце. И ясное небо. День.

      Я схожу с ума, подумал он тупо. Рука опустилась так резко, что дернулась, как плеть. Пройдя сквозь пространственную трещину, он должен был оказаться у штаба, а не невесть где, тем более днем!

      Юки…

      Итаки снова шагнул и, пошатнувшись, сильно ударился плечом о стену. В тот же миг что-то щелкнуло, на асфальте мелькнуло белое пятно вспышки. Опять фантомы?! Он попытался выхватить нож, но рука сомкнулась на пустоте — ножа не было.

      Изнутри поднялась волна жара. Клинок шел к нему. Он был почти рядом, понадобится всего-то несколько мгновений, чтобы покрыть расстояние. Ему нужен Символ. Ему зачем-то нужен Символ именно Итаки.

      Глаза закрылись сами собой. Он не питал иллюзий. Сейчас он не убьет Клинка — это Клинок его убьет.

      Перед глазами немного прояснилось.

      Он взглянул вперед.

      И увидел девушку.

      Тело словно окаменело. Почему она здесь?! Почему она… видит его? Итаки запоздало осознал, что при перемещении маскировка Хаоса почему-то слетела.

      Мысль пришла мгновенно, пробрав его дрожью. Клинок уже был совсем близко и собирался отобрать все, что у него было, все, что осталось от его семьи, все, что воплощало его надежды и делало его Охотником… Его Символ.

      Итаки мог уберечь его, только отдав кому-то другому.

      Он поднял дрожащую руку, представляя привычные линии и изгибы, но энергия Хаоса не сорвалась с пальцев. Вместо этого тело скрутило, будто все кости вдруг сломались разом. Итаки хватанул воздух ртом. Нет! Он не мог потерять сознание! Только не сейчас!

      — Стой! — выдавил он, хотя девушка не двигалась. Ее силуэт то становился четким, то расплывался. — Дай мне листок и ручку, быстро!

      Она дернулась, будто собираясь броситься прочь. Только не это!

      — Быстрее!

      Окрик подействовал: она раскрыла сумку, бледные руки лихорадочно перебирали тетради и книги. Скрежещущий шорох отрываемого листа, звяканье молнии, гудение ветра в водосточных трубах — все смешалось воедино, отступило за преграду в мозгу. Только бы продержаться еще хоть минуту…

      Девушка протянула ему ручку и листок. Итаки прижал его к стене и коряво, здоровой правой рукой вывел невыносимо привычные линии Символа. «Отречение, — пульсировало в мозгу. — Отречение. Пусть лучше он достанется этой девчонке, чем Клинку!»

      Все в душе отозвалось болью на это, но вскоре та сменилась далекой, будто чужой, горечью. Он протянул девушке лист, пытаясь разглядеть бледное лицо, что прыгало перед глазами. Она… она ведь уже не ребенок? Студентка или хотя бы ученица старших классов?

      Если она не захочет взять Символ, если хотя бы на секунду не посчитает, что он ей нужен, — всему конец. Передать его не получится.

      — Выведешь его… на рисунке… приложишь ладонь ребром, скажешь «С-Мир», и… он воплотится в реальность. Только думай, что воплощаешь, а то потом… проблем не оберешься!

      Последние силы резко покинули его вместе с энергией Хаоса. Девушка что-то кричала вдогонку, но он не слышал, не хотел слышать — метнулся вперед так, что засвистело в ушах, будто прыгнул с обрыва.

      «С-Мир!» — дрогнули иссушенные губы. Он не чувствовал себя, не мог вдохнуть и только летел, летел, летел в бездонную светящуюся пропасть, подгоняемый мягким смешком Клинка…