Главы штабов Охотников постоянно грызутся. Это факт. Может, всему виной большая разница в возрасте, столкновение культур и радикально противоположный жизненный опыт. Принять какое-либо решение на совете затруднительно, потому что главы голосуют не за определенное мнение, а против своих неприятелей.

      Поэтому главы крайне серьезно относятся к выбору заместителя. Если они будут достаточно мудры и рассудительны, то получат верного союзника. Если же нет — вынуждены будут полагаться на подхалима, который при первом удобном случае попытается их очернить и свергнуть. Когда же главе не принципиален выбор заместителя, его назначает Глава всех Охотников, и ситуация может принять неожиданный оборот.

      Тем не менее, Охотники разумны. Как бы они ни относились друг к другу, в момент опасности они без промедлений действуют сообща. Вампиры же стараются подгадать момент и воткнуть союзнику нож в спину.

      К.

***

      Саишони Мацу лежал на татами, уставившись в потолок. Ощущение неотвратимости нарастало, сухостью сковывало рот, оттесняло привычную жажду.

      Сэра…

      За множество лет он свыкся с толпами на улицах Токио, роем машин на дорогах, резким светом неона в ночи. Научился находить выгодные сделки в пачинко-салонах*, нужных людей — в заваленных мусором переулках, а островок уединения — здесь, в штабе, в подвальной комнате и лаборатории, где обустроил все как хотел, а энергия Хаоса заглушала звуки снаружи.

      Но Сэра — совсем другое дело. Сэра притягивала черной дырой, бездной, и он, черт возьми, мог оттуда не выбраться.

      У стен трепетали свечи, наполняя комнату запахом воска. Наверное, Мацу просто слегка устал: несколько часов изучал каплю черной крови под микроскопом. Приятно, что сейчас есть так много оборудования, значительно облегчающего задачу ученому, и все же сегодня он не продвинулся ни на шаг.

      Если бы получилось улучшить Яд… Тогда больше не имело бы значения, что из всех его потомков осталось… четверо. Впрочем, даже так лучше, чем ничего.

      Хотя как посмотреть.

      Глаза жгло. Потушить бы свечи, но Кэрлайн придет с минуты на минуту, а ей будет неуютно в кромешной тьме.

      Мацу нащупал в кармане флакон, откупорил и сделал большой глоток, от которого рот стянуло кисловато-сладкой прохладой. Помедлив, следом вытащил пачку сигарет и затянулся — глубоко, но пусть простые люди без защиты энергии Хаоса волнуются о вреде для здоровья.

      Кэрлайн скажет: нужно ехать в Сэру. Приведет десятки твердых и разумных аргументов, но под ними скроется одна-единственная причина.

      Рэй.

      Мацу, черт возьми, никак нельзя встречаться с Рэем.

      В коридоре раздались легкие шаги, задрожал свет, будто от керосиновой лампы, и за сёдзи* с рисунком дракона очертился силуэт.

      — Я войду? — послышался голос с привычной тенью лукавства.

      — Конечно.

      Створка отъехала в сторону. Взметнулась легкая золотистая шаль Кэрлайн, точно на ветру, тусклый отсвет пробежал по рыжим волосам. Мацу на мгновение увидел ее изогнутые в легкой усмешке губы, прежде чем сёдзи с шорохом вернулась на место, снова погрузив комнату в полумрак.

      — Данджо сказал, ты был мрачнее тучи, когда ушел из лаборатории. Он думает, ты тут уже откинулся, — протянула Кэрлайн и опустилась на дзабутон*.

      — Надеюсь, ты не разрешила ему взять мое тело на опыты? — вяло откликнулся Мацу.

      — Как будто ему нужно разрешение.

      Они обменялись понимающими взглядами. Полумрак трепетал вокруг крыльями бабочек, отсветы и тени сменяли друг друга, рыжее превращалось в черное, расплывалось серостью по стенам.

      — Выдвигаемся завтра, — сказала Кэрлайн, посерьезнев. — Ты, я и Данджо.

      — Не возьмем ни одного отряда?

      — Я не могу заставлять своих людей умирать из-за моих целей.

      Прозвучало бы пафосно, если бы не ее помрачневшее лицо.

      И поэтому в Сэру нельзя ехать ни при каких обстоятельствах.

      Помедлив, Мацу произнес:

      — Мы забудем все быстрее, чем доберемся до Сэры. Я делал записи, но, когда перечитывал их, даже не всегда мог вспомнить, о чем речь. Это бесполезно, Кэрлайн. Мы не успеем предупредить Маори и только сами себя загоним в ловушку.

      — Если Маори такой дурак, что не может защитить своих людей, я тем более не смогу ему помочь, но хоть попытаюсь! — отрезала Кэрлайн и окинула его оценивающим взглядом, словно раздумывая, понял ли он смысл ее слов. Привычка, от которой ее собеседник чувствовал себя полным идиотом, но Мацу и к этому привык. Привык ко всему в ней. К ней всей.

      Уже очень давно.

      — Тебе правда так жаль существ Хаоса Сэры, — протянул он, подавляя раздражение, — или ты просто хочешь предупредить Рэя?

      Кэрлайн нахмурилась и цыкнула языком. Молчала несколько томительно долгих секунд. Наконец вздохнула и потерла лоб костяшками пальцев, будто признавая поражение.

      Если бы прямо сейчас она забыла о том, что случится в Сэре…

      Хотя, наверное, даже так она отправится туда просто потому, что там будет Рэй.

      — Да, я хочу встретиться с Рэем, — сказала Кэрлайн спокойно. — И да, я хочу предупредить Маори. Правда, опять не помню о чем, но хорошо, что записи есть… Да черт возьми! Такое ощущение, будто маразм начинается!

      — Точно… — выдохнул Мацу и полез в карман за новой сигаретой.

      Ну уж нет, он не боялся Рэя. Если Рэй захочет его убить, то найдет где угодно и когда угодно, даже здесь, так какая разница?

      В конце концов, это будет справедливо. Правильно.

      Он снял очки и потер глаза. Жжение не стихало, в горло будто песка насыпали. Лекарство всегда действовало дольше необходимого, проклятье, за столько лет можно было что-то с этим сделать, но всегда находились исследования поважнее.

      За все время, что они были знакомы, Кэрлайн почти не говорила о Рэе, почти не вспоминала, но этого и не требовалось. С самого начала Мацу чувствовал, что часть ее души остается в резиденции Королей Хаоса.

      Кэрлайн с Рэем связаны, очень глубоко и неотвратимо, несмотря ни на что, и Мацу не выдрать ее из этой паутины.

      — Кэрлайн, мне не нравится эта идея, — выдал он. — А если возьмем Данджоу, точно ввяжемся в конфликт с его племянником — как его там, Греем Итаки?

      Кэрлайн пожала плечами с тенью скуки на лице. Она не собиралась сдерживать Данджоу, как никогда не сдерживала Мацу, и поэтому ублюдки и убийцы стекались к ней и находили покой у ее ног, не скованные ничем, кроме собственного желания просто с ней оставаться.

      В груди ворочалась смесь гнева, горечи и еще чего-то холодного.

      — Хорошо, — бросил Мацу, не дождавшись ответа. — Тогда упакую свое оборудование.

      Кэрлайн рассеянно вгляделась в ближайшую свечу. Золотые стрелки на ее веках переливались, как пламя, а в глубине светлых серо-голубых глаз металась непроницаемая, искристая тьма.

      — Так что ты решил? — выдохнула она. — Кто из четырех?

      Мацу вздрогнул. Внутри все взвыло, загудело тысячами голосов, и он тяжело сглотнул, надавил руками на грудь, отгоняя наваждение. Надо все же подумать, как ускорить действие лекарства.

      — Ничего я еще не решил, — отрезал он. — Мне нужно их хотя бы увидеть.

      На самом деле все не так. Ни представители клана Итала, ни представители клана Ирра не напоминали вампиров древности. Его близких. Своих предков. Они ослабли. Их сердца размякли. Им не хватало решимости, проницательности, холодной рассудительности.

      А значит, придется начинать все заново. Почти так же, как много, очень много лет назад.

***

      — Харикен!

      Она распахнула глаза и села, прищурившись на свету, что всполохами прорывался сквозь окна. Над ней нависал Шимики, а его лицо искажала суровая злость, превращая шрам на брови в узловатый белый шнурок.

      — Ты что, не получала инструкций?

      — Каких инструкций? — выдала Харикен заторможенно. Голова кружилась, горло царапало, как от подступающей простуды. Шимики вздохнул, выпрямился, совладав с собой, но от его мрачного взгляда внутри все равно что-то сжалось.

      Перед носом вдруг вынырнула жестяная кружка, от которой поднимался травянистый дымок.

      — Что это? — напряженно спросил Шимики, обернувшись к Исами, будто напрочь о нем позабыл.

      — Чай с мятой и лавандой, без сахара. Думаю, Харикен, тебе от него немного полегчает, ты жуть какая бледная… Точно не надо в медпункт?

      — Точно, — отозвалась она, отхлебнув. В другое время бы поморщилась от горечи трав, но теперь по телу разошлось уютное тепло, а вкус показался довольно приятным. Будто и не случилось ничего.

      Будто…

      Ничего не случилось.

      Почему она доставляет Охотникам одни проблемы? Какой вообще смысл от Символа и энергии Хаоса, если она использует их, чтобы попадать в неприятности? Если бы только все вышло по-другому… а теперь точно снова влетит.

      Харикен допила чай, отставила чашку на парту, благодарно взглянула на Исами…

      Боль взорвалась в виске и трещинами расползлась по лбу.

      Грузный мужчина хватает ее за руку и швыряет в огромное зеркало. Под звон осколков она падает на пол, сознание меркнет и возвращается впившимися в плоть кусками стекла, волосы слипаются от крови, но боли нет — в ранах пульсирует лишь тупое онемение.

      Боль накатывала тошнотворными волнами, только что выпитый чай просился наружу, из носа хлестала кровь, заливая рубашку, и видение смешалось с чернотой, утягивая все глубже, глубже, глубже…

***

      Харикен то выныривала из небытия, то погружалась в глубокий, беспробудный сон, что не отпускал, как бы она ни силилась вырваться.

      — Эй! Эй, Такеши! Почему командир говорил, что мне надо будет уйти, когда я поправлюсь?

      Такеши с трудом пробирался по снегу — глубокому, почти до колен, мерцающему синевато-белым на солнце. Связка хвороста на спине пригибала его к земле, волнистые светлые волосы, что выбились из-под меховой шапки, задубели от холода. Мальчик прыгал по его следам, стараясь не рассыпать свой хворост. Казалось, он мог утонуть в тяжеленной шубе, кое-как вшитой под грудью и в рукавах.

      — Ну… — неловко протянул Такеши. Снег звонко скрипел у них под сапогами. — У тебя… спектральные глаза.

      — И что это значит?

      — Да ничего не значит. Смотри под ноги, земля под снегом скользкая.

      Мальчик тут же пошатнулся, но не упал.

      — Ну-у… А у командира Йохарта и у тебя красные глаза. Почему?

       — А ты не слишком много вопросов задаешь? Вот и командир думает, что многовато, — укоризненный тон испортило веселье в глазах Такеши. Он искренне радовался, ведь этот мальчик, еще несколько недель назад изможденный, как тень, теперь говорил так громко, что его голос разносился по всему лесу. — Спектральные глаза значат, что ты вырастешь сильным и тебе нужен наставник, тоже со спектральными глазами, а тут война вокруг. Вот командир и беспокоится.

      — Но я тоже могу воевать, — возразил мальчик. — И вообще могу делать все, что скажете!

      Такеши вздохнул. Потер нос рукой в холодной перчатке. Снег искрился белым, и от его режущей яркости хотелось зажмуриться.

      — Да, малыш. Я знаю. Смотри под ноги.

      Они оба понимали, что Такеши лгал насчет спектральных глаз.

***

      Целую вечность Рэсса сидела неподвижно. Наконец коротко рассмеялась, прикрыв ладонью глаза. Сквозь шторы брезжил тусклый беловатый свет, затеняя экран ноутбука, где мерцали черные иероглифы:

      «Приветствую, Арлентай Рэсса…»

      Он что, черт возьми, считает себя бессмертным? Даже если он мастерски владеет клинком и энергией Хаоса, всегда ведь остается риск наткнуться на кого-то более хитрого, более расчетливого, более удачливого…

      Того, кто заманит в западню его самого.

      Что ж, если приказать Маори собрать всех Охотников, каких только получится, и устроить засаду, то Рэй либо нападет на ослабленный штаб, либо сбежит. Может, он и самоубийца, но вряд ли дурак.

      Неужели он правда думает, что Рэсса придет на встречу? Никто и никогда не стал бы действовать вот так — но он действовал.

      Внутри все трепетало от интриги, задора, азарта. Уже долгие годы ее не касалась даже бледная тень этих чувств.

      Она вышла из штаба, подняв ворот пальто, чтобы хоть немного заслониться от пронизывающего ветра, и направилась вниз по улице. Энергия Хаоса будоражила кровь, всегда такая же прекрасная, как в первый раз, приносящая бесстрашие, могущество, непобедимость…

      Может, все закончится сегодня и не придется впутывать Сэйши. Его старые раны останутся лишь шрамами прошлого. Но…

      Он этого не хотел.

      Он хотел их вскрыть и выпустить наружу весь гной и кровь, хоть и не признается в этом даже себе самому. Как бы поступила на его месте она? Да вскрыла бы свою рану не раздумывая, даже если бы это ее испепелило.

      Она не имеет никакого права решать за него.

      Рэсса остановилась посреди пустынного переулка. Ни души, только окна приземистых многоэтажек серели тусклой маслянистой пленкой, а ветер стих, словно не мог сюда пробиться.

      Она обхватила себя руками, закрыла глаза и задержала дыхание, а вокруг сомкнулся кокон бледно-фиолетовой, почти лиловой энергии. Реальность сменилась пластами, поплыла, распалась, чтобы собраться из новых фрагментов…

      Ветер хлестнул по лицу — и ее шипами пронзило чужое присутствие. Рэсса задохнулась. Распахнула глаза и осознала себя посреди толпы, огромной толпы, текущей повсюду, толпа окружила ее, заплясала черными силуэтами по бокам, впереди, за спиной. Кто-то задел ее плечом — и тысячи иголок впились в тело. Люди шли и шли в стремительно меркнущем мире, десятки, сотни людей, выжженные черные силуэты на сером…

      Рэсса бросилась прочь. Грохот шагов, гомон голосов, сигналы машин растворялись в грохоте сердца, что барабанило в висках. Она врезалась ладонями в перегородку остановки, тяжело дыша, привалилась к ней лбом. Взгляды людей, что не могли ее видеть, клеймами выжигали кожу.

      Как… как глупо. Попалась, словно ребенок. Захваченная азартом, даже не подумала, что нужное место не будет таким пустынным, как на фотографии в интернете, тем более днем.

      Впрочем, она ничего не теряет, кроме толики гордости.

      Рэсса глубоко вдохнула. Воздух гудел от двигателей и клаксонов машин, наливался неразборчивыми голосами, как синяк. В ушах пульсировало, и сквозь эту пульсацию вдруг пробился голос:

      — О, ну ничего себе! Мне даже жалко, что ли, самую малость, что так получилось.

      Человек с другой стороны, неразличимый сквозь серость перегородки, издал смешок без малейшего намека на жалость.

      Рэсса отстранилась от перегородки. Усмехнулась через силу. И тоже рассмеялась, сдавленно, иронично, признавая, что позволила затянуть себя в такую простенькую ловушку.

      — Даже не знаю, гениально это или очень глупо, — хмыкнула она, отведя прядь со взмокшего лба.

      Нападет? Сейчас идеальный момент. Она открыта, в растерянных чувствах, сбита с толку… По крайней мере, ему так должно казаться.

      — Я руководствовался правилом наркоделков и якудза: никогда не встречайся с непредсказуемым типом там, где тебя могут незаметно грохнуть. У тебя, выходит, другое правило? Что-то вроде «Не встречаться в людных местах»?

      А он горазд потрепаться, в точности как и ожидалось.

      За перегородкой угадывался лишь мутный силуэт с ореолом бирюзовых волос примерно на уровне ее головы, но Рэсса прислушивалась к голосу — резкому, громогласному, отдающему сарказмом, как вино пряностями. Очень запоминающемуся голосу.

      Если только Рэй хоть дернется рукой в Хаос, она тут же пронзит его косой. Он может поступить точно так же, если опередит на долю секунды.

      Они не двигались.

      Рэсса впивалась взглядом в туман перегородки на месте его глаз. Знала, что он точно так же смотрит на нее. Внутри все звенело от азарта, что колючками прокатывался до кончиков пальцев.

      Наконец-то. Наконец-то. Наконец.

      — Я серьезно поражен до глубины души, — протянул Рэй язвительно. — Забавно, что ты пришла. Я даже как-то… не ожидал.

      Рэсса повернулась к перегородке плечом, сдерживая усмешку.

      — Зачем?

      Люди сновали по улице впереди, целые потоки людей, но теперь их словно отделяла от нее невидимая стена. Странно. Раньше такое спокойствие приходило только рядом с Корнелиусом, если, конечно, не считать Сэйши. Или все дело в ее собственных эмоциях?

      — А должна быть причина? — отозвался Рэй весело. — Просто хотел посмотреть, кто придет, придет ли вообще и что будет делать.

      Как же, как же. Везде, где проходил его путь, оставалось множество трупов. Возможно, уже даже здесь Рэй успел убить нескольких молодых Охотников и заместителя главы Охотников Сэры, Генерала. Определенно кровожаден, любит поиздеваться и скор на расправу.

      Сейчас не нападает потому, что слишком умен, чтобы атаковать вот так, в лоб, толком не зная, с кем имеет дело? А раз не уверен — пытается прощупать почву. Такое поведение уже расходится с образом безумного психопата, повернутого исключительно на веселье от битвы.

      — Вот скажи, — его голос звенел от насмешки, — правда то, что болтают? Мол, ты так круто сражаешься, что из любой схватки можешь выйти без единой царапины.

      Рэсса хмыкнула. Ага, значит, он все же кое-что разузнал. Город гудел вокруг, пульсировал жизнью, но невзрачная остановка, где они стояли, словно окуталась непроницаемым пузырем.

      — Можешь проверить, — предложила она иронично. — Хоть бы и прямо сейчас.

      Рвануть руку в Хаос, одним движением пробить перегородку и его грудь…

      И Сэйши больше никогда не будет больно из-за этого человека.

      — И то, что ты воплотила из Хаоса косу, а не меч, тоже правда?

      Похоже, Рэй с самого начала знал ответы на все свои вопросы и просто забавлялся, но раз так, пусть теперь попробует отделить правду от домыслов, что окутывали ее имя.

      Да, Рэсса воплотила косу. Наверное, потому, что всем своим существом не желала меч.

      — Я начинаю терять терпение, — признала она с тенью улыбки.

      — О-о, сейчас расплачусь! — не остался в долгу он, растягивая гласные. — Жаль, не захватил попкорн и раскладной стул, чтобы полюбоваться, как ты продираешься сквозь толпу!

      Какой сокрушительный удар по ее репутации, создаваемой долгие годы… ну да ничего. Переживет. Переживала и более страшные вещи.

      Рэсса осознала, что ухмыляется. Никак не могла его прощупать. Наверное, он точно так же никак не мог прощупать ее.

      — Кстати говоря, — хмыкнул он с напускным удивлением. — А зачем, собственно, ты сюда пришла?

      И снова — такое ощущение, что он уже знает ответ.

      — Все просто, — медленно выговорила она. — Скука — единственное, что я в последнее время чувствую. Разве не по той же причине ты пригласил меня сюда, Акияма Рэй?

      Он не ответил. Неподалеку с шорохом проезжали машины. Взметнулся ветер, взъерошил ее волосы и полы просторной черной кофты, край пальто чиркнул по ногам. Рэсса смотрела на Сэру, что простиралась впереди. Острые шпили многоэтажек, казалось, царапали небо, в переулочках между зданиями клубились тени. Она никогда не чувствовала городов. Вечная дорога была ее домом, путь из одного места в другое.

      Что чувствует Рэй, когда вот так смотрит на Сэру?

      — Раз мы ходим вокруг да около, — произнесла Рэсса, — я задам вопрос.

      — Слушаю. Но ты же не надеешься на ответ, правда?

      — Как ты убил Каннаги?

      Запала тишина, такая гулкая, что в ней увязли даже голоса и шум машин. Светофор на перекрестке мигнул с зеленого на красный.

      — Да не убивал я его! — отрезал Рэй и фыркнул, разведя руками за перегородкой. — Это, конечно, просто замечательное событие, но ненавижу, когда мне приписывают то, чего я не делал! Каннаги сам помер. Вздернулся. Я не имею никакого отношения к замыканиям в его башке.

      Хороший ответ, но, очевидно, не совсем правдивый. Да, Каннаги покончил с собой — повесился на чердаке какой-то развалюхи, но ходили слухи, что прежде чем убить себя он столкнулся с Рэем. Забавно.

      Что Рэй за человек такой, если подтолкнул к самоубийству самое ужасающее существо Хаоса, что когда-либо рождалось?

      Рэсса бы ненавидела Рэя, если бы могла. Он отобрал у нее возможность изменить все раз и навсегда, отомстить и освободиться. Теперь до конца времен она будет влачить свою жизнь, не в силах от нее избавиться.

      Но вместо ненависти она чувствовала только легкое любопытство и отголосок дрожи после толпы.

      — Это все? — выдал Рэй. — Теперь моя очередь. Как насчет сделки?

      — А. Так ты все же позвал меня не просто так, — хмыкнула Рэсса.

      Протянуть руку. Прошить его косой. Хватит и одного движения.

      И тогда Сэйши ничего не останется, точно так же, как и ей самой.

      Он когда-нибудь был тебе дорог?

      Нет. Никогда.

      Несмотря ни на что, в тот момент он солгал. Или после столетий, проведенных бок о бок, она совсем не знала его.

      — Тебя тоже мучает скука, сама сказала, — бросил Рэй неожиданно веско, словно желая, чтобы каждое слово достигло ее внимания, и бодро до боли в зубах выпалил: — Мы все равно скоро будем сражаться, так почему бы не сделать все чуточку интересней? Предлагаю сделку: если ты победишь меня в бою, я добровольно пойду с тобой куда угодно, хоть в штаб Сэры, хоть в Облачный Замок! А если выиграю я, ты вместе со мной будешь сражаться с моим древним врагом!

      Рэсса приподняла брови. Вот, значит, как Рэй смотрит на нее — как на возможного союзника? Интересно, с чего бы?

      Ни с того ни с сего вспомнилось: она листает досье на Акияму Рэя, пальцы скользят по фотографии, где на стене — красная надпись.

      «В душе каждому легко найти Охотника».

      — Ты же понимаешь, что я люблю организацию Охотников, несмотря на все ее заметные недостатки? — процедила она, криво ухмыляясь, но азарт уже захлестывал штормовой волной. — У меня мурашки бегут по коже каждый раз, когда я думаю, что я Охотник. Уж прости, но когда мы будем сражаться, я тебя убью. Думаю, так проблема с твоим древним врагом разрешится сама собой.

      Ее оглушил смех — сдавленный, резкий, раскатистый, совершенно искренний, как будто Рэй задыхался, уперевшись руками в колени.

      — Ну почему… вы, Охотники… — выдавил он, — никогда не меняетесь? «Я тебя убью», порешу… то, сё… всегда одно и то же… Почти шестьсот лет слышу… одно и то же дерьмо. Ну хоть бы кто-то проявил оригинальность.

      — Что значит «В душе каждому легко найти Охотника»? Ответишь — поговорим о сделке.

      — А? — вскинулся Рэй. — Ты что, пытаешься поставить мне условие? Что еще за… А, подожди-подожди. Это что, та надпись, какую я намалевал в Глазго? Блин, вы что…

      Он заржал еще громче.

      — Когда расшифруете, скажите мне, что это значит!

      — Вот, значит, как… — разомкнула губы Рэсса, а внутри поднимался гнев, уже самый что ни на есть настоящий. Пожалуй, хватит на сегодня с играми. — Надписи ничего не значат?

      Как будто он скажет правду.

      — Конечно нет! По крайней мере, вам они ничего полезного не принесут, вот вообще. Интересно, а вы до чего додумались?

      Ложь? Правда? Трудно понять. В конце концов, Рэсса имеет дело с человеком, что пригласил ее на встречу, прекрасно зная, что ей приказано его убить.

      Так кто он — просто поехавший, насмешливый, опьяневший от адреналина ублюдок? Или опасный интриган, скрывающий острый ум за идиотскими шутками и несерьезной манерой разговора?

      — Кто твой враг? — произнесла Рэсса. — Неужели он такой сильный, что тебе даже понадобилась моя помощь? Не Глава всех Охотников, надеюсь?

      Рэй фыркнул снова, куда более злобно.

      — Нет. Сдался мне ваш Глава! И это не просьба о помощи, не льсти себе! Просто чем больше будет людей, тем лучше. И чем лучше эти люди сражаются, тем дольше они продержатся, пока их не прикончат.

      Азарт. Трепет. Как будто они перетягивают веревку, изо всех сил упираясь ногами в песок, и рвут ее на себя так, что трещат руки, но почему бы и нет?

      В конце концов, она абсолютно ничем не рискует.

      Рэй глубоко вдохнул. Ни с того ни с сего Рэсса ощутила, что говорить об этом ему так же трудно, как ей — пробираться сквозь толпу. Если так, тогда у него выдающийся самоконтроль.

      Наконец он медленно произнес:

      — Это существо нельзя убить, даже если сжечь дотла.

      Тишина снова вспыхнула между ними, но лишь на миг: автомобильный гудок пронзил воздух, и Рэсса вздрогнула.

      Древний враг… существо, которое нельзя убить, даже если сжечь дотла. Уж не говорит ли он о… Или просто блефует? Нет, не похоже. Как бы хорошо он ни контролировал эмоции, есть то, что просто нельзя подавить.

      Например, отголоски всепоглощающей ненависти вперемешку с хорошо скрытым страхом.

      — Расскажи подробнее, — она прикрыла глаза. — Я заинтригована.

***

      — Ты бесполезен, — рубанул Змей хриплым, холодным, отрывистым голосом, совсем как множество лет назад, а впереди и над ним простирались каменные стены, утопая в черноте. — Уйди, мальчишка. Такие, как ты, мне не нужны.

      Он тянул за собой Норрена — маленького Норрена с жутким кислотным ожогом на щеке и потускневшими глазами.

      За его спиной посреди багряного неба возвышались горы трупов.

Юки проснулся и сел на кровати. Тяжело дыша, закрыл ладонями лицо.

      Такой сон — предвестник беды.

      Даже сейчас, когда он стоял в кабинете Маори, где полумрак туманился от сигаретного дыма и света иллюзорной луны за окном, в ушах гудел хриплый, холодный, отрывистый голос.

      Неужели то… то существо появится здесь, в Сэре? Может, все эти годы оно спало, а теперь… теперь пробудилось и ищет…

      Что? Или кого?

      — Я вот думаю, может, получится как-то использовать эту их связь. Он что, сам ее сделал? — прервал тишину Маори, а на его губах заиграла скверная, ядовитая, совершенно чуждая ему усмешка.

      Наверное, он больше никому не показывал такую свою сторону.

      — Нет, — качнул головой Юки, с огромным трудом возвращаясь в реальность. — Для него эта связь бесполезна и даже опасна. Думаю, ее протянул кто-то из его врагов.

      Только друг с другом они и могли быть искренними. С самого начала видели самые гнилые стороны друг друга, самую глубокую тьму душ. Даже не пытались скрыть.

      Они без масок — неприглядное зрелище.

      — Я могу сосчитать на пальцах одной руки существ Хаоса, которым бы хватило сил такое сделать, — поморщился Маори. — Так можно даже собственную связь с Хаосом повредить. Если бы кто-то решил отомстить, то выбрал бы способ попроще. Впрочем, неважно. Если убить Харикен, он тоже умрет?

      — Нет необходимости! — отрезал Юки неожиданно резко, кулаки против воли сжались. — А убийство без необходимости — чудовищный грех!

      Полумрак удушал, от сигаретного дыма до боли царапало в горле, но все казалось каким-то далеким, словно из-за завесы вуали.

      Маори фыркнул.

      — Не говори мне о грехах. Не хочу даже слышать такое от тебя.

      Когда-то эти слова бы задели, но Юки давно застыл, закостенел, не почувствовал даже слабейшего укола. Наверное, правда. Не ему говорить о грехах. Но…

      — Ты действительно жестокий, если думаешь о таком, — веско произнес он. — Она дорога Итаки, и я не позволю…

      — Брось, — перебил Маори, снова скривившись. Сигарета огненной точкой тлела в его пальцах, но он словно о ней позабыл. Вечно он так, когда маски сброшены. — Ему девятнадцать. Естественно, что девчонка вызывает у него интерес. Но так-то он чертовски винит себя за то, что передал ей Символ. Если она умрет, ему станет даже легче.

      Юки ощерился. Да как этот ублюдок смеет рассуждать о судьбах и чувствах других людей?! Он ничего не знает, не может даже представить!

      — Если Итаки потеряет еще хоть кого-нибудь, это его убьет!!!

      Крик вонзился в полумрак, задрожал в оконных стеклах.

      Да что в последнее время вообще творится?! Все закрутилось, сплелось, исказилось в каком-то безумии! Как будто они все стоят на краю обрыва и с трудом удерживают равновесие, но непреодолимая сила уже толкает вперед…

      Юки изо всех сил тянул Итаки из бездны отчаяния, но не мог запретить ему привязываться к другим людям. И когда кто-нибудь снова умрет, Итаки сломается.

      На этот раз навсегда.

      И Норрен. Он оставил Норрена. Бросил Норрена. Пусть объяснил ему все, пусть пообещал однажды вернуться, но они оба знали, что слова — это просто слова. Ему больше некуда возвращаться. Норрен. Заключенный в подземельях Охотников Кавасаки, потерявший волю к жизни… Такого бы не случилось, будь Юки рядом.

      Такого бы не случилось, если бы Юки изо всех сил тянул из бездны отчаяния Норрена, а не Итаки.

      — Ладно. Не смотри на меня так, — наконец махнул рукой Маори, и его лицо снова приняло спокойное, даже слегка печальное выражение. — Слова — это просто слова. Не называй меня жестоким только потому, что я говорю вещи, которые тебе не нравятся.

      Полумрак обволакивал витками тумана, заползал в легкие, с каждым мгновением все яростнее выдавливая воздух из груди.

      — Если разорвать их связь, — бросил Юки, помедлив, и чуть повернул голову, чтобы Маори не прочел гнев в его глазах, — скорее всего, по нему это не особо ударит. Он просто инстинктивно заслонится энергией. Может, потеряет сознание ненадолго или его связь с Хаосом совсем немного повредится, да и только. А Харикен точно умрет.

      Заложив руки за спину, Маори просканировал его взглядом, словно пытался разгадать мысли, как и всегда. Видел ли он Юки насквозь?

      Может, они не так уж отличались?

      — Морриган, — мягко выдохнул Маори, и полузабытое имя холодком прокатилось по загривку. — Не забывай, какую клятву ты мне дал. Я ценю то, что Итаки для тебя превыше всего, но ты пообещал быть абсолютно верным моему штабу в обмен на услугу, которую я тебе оказал. Я разрешил тебе приблизиться к мальчику и хотя бы попытаться…

      — Маори, — оборвал Юки. — Не становись окончательно таким, как твой отец.

      Маори цыкнул языком.

      — А еще называешь жестоким меня, — вздохнул он и поднял руки к груди, будто сдаваясь. — Ты так мстишь мне за то, что я не сделал тебя своим заместителем? Прости, но это было бы как-то подозрительно.

      Юки удивленно посмотрел на него. Нет. Такого и в мыслях не было. Они ведь не союзники. Скорее недруги, хорошо понимающие друг друга и знающие, как лучше всего друг друга использовать. Но… если бы Маори так решил…

      Пожалуй, не было бы смысла отказываться, да?

      — Ты же мне не доверяешь, — возразил Юки, и слова мягко упали во тьму, что сгущалась с каждым мгновением.

      Итаки. Норрен. Тот сон…

      Если Змей и правда вернется, что можно будет сделать? Можно ли будет хоть что-то?..

      — Я никому не доверяю, — снова усмехнулся Маори. — Но на тебя могу положиться, потому что недоверие взаимное.