— Вы готовы, Алексей Константинович? — спросил явившийся утром Оболенский, рассматривая Алексея нечитаемым взглядом. — Тогда идёмте, машина внизу.

За руль Оболенский сел сам, а Алексей устроился рядом. В прошлую поездку ему было не до деталей, а сейчас Алексей с интересом рассматривал салон. Внутри автомобиль был похож на дорогой раритет. Вместо отдельных кресел тут был один диван. Не только на заднем сидении, но и на переднем. Кожаная обивка, деревянные полированные вставки, металлические детали и никакого пластика. Совершенно. Руль был обычный, а вот рычага переключения скоростей Алексей не увидел. Автомат? Тогда уже скорее электромобиль, потому что двигатель не шумел, да и выхлопных газов не было.

Оболенский предпочитал вести машину молча, а Алексей то и дело косился на него, пытаясь придумать, как завести разговор. Слишком много вопросов у него накопилось. У Воронцова многое не спросишь, да и нервировал он Алексея своим возрастом, положением и манерой разговора. А Оболенский — почти ровесник. Может, лет на пять-семь старше самого Алексея. Но вот его молчаливость…

— Скажите, Михаил Александрович… — припомнил Алексей его имя. — Здесь все друг к другу по имени-отчеству обращаются?

— Если не хотите прослыть хамом и невеждой — то да, — не поворачивая головы ответил Оболенский. — Обращение просто по имени допустимо лишь между хорошими друзьями, а сокращать имя можно только в семье. И то исключительно между ровесниками или старшими по отношению к младшим, но не наоборот.

— Михаил Александрович, за что вы так не любили Павла? — решился на коварный вопрос Алексей.

— С чего вы взяли это?

— Там, в поместье, когда вы явились за Павлом, вы так смотрели на меня, как будто хотели собственными руками голову оторвать. Да и вчера мне показалось, что Олег Николаевич заставил вас поехать со мной. И вы этому совсем не рады.

— Конечно не рад. У меня выходной, а я вынужден его провести не с друзьями, а в качестве вашей няньки.

— Простите… — тихо сказал Алексей и отвернулся к окну, понимая, что нормального разговора с Оболенским тоже не выйдет.

На несколько минут в салоне воцарилась тишина, которую нарушил тяжёлый вздох Оболенского.

— Да какая разница… Вы же всё равно узнаете. Если не я, то эту историю вам обязательно расскажет кто-то другой. Видите ли, Алексей Константинович, Павел Шувалов фактически сломал мне жизнь. Я собирался делать карьеру в политике, но после одного скандала мне прозрачно намекнули, что не желают видеть в канцелярии министерства. Из-за него меня выставили из дома, лишили наследства и поддержки рода. И только Олег Николаевич понял.

— Я смотрю, за свою недолгую жизнь Павел много кому отдавил мозоли.

Летел вперёд, как метеор,

Преград не замечал.

Он разрушения и пожар

Повсюду оставлял.

— Да, это точно про Павла! — усмехнулся Оболенский. — Сверкал ярко, да только последствия были всегда плачевными.

— Михаил Александрович, скажите, как я могу связаться с Сергеем Максимовичем?

— Самый дешёвый и доступный способ — телеграф. Цена: две копейки за слово отправки и три — за слово ответа. Много не поговорите, но информацию отправите и получите.

— А самый быстрый? — спросил Алексей.

— Они все быстрые, но телеграф идёт через посредника, и по нему важное стараются не передавать. — ответил Оболенский. — Для личных переговоров есть аппарат Попова, так называемый «эфирник». Стоит он почти пятьсот рублей, зато разговаривать можно с любым человеком и на любом расстоянии. Правда, чем дальше твой собеседник, тем больше он эфира тратит. На сто метров расхода почти не видно, но если с Владивостоком разговаривать — полный эфир за пять минут потратишь и снова закачивать придётся.

Алексей с интересом уставился на Оболенского. Из объяснений он понял, что «эфирник» — это что-то вроде сотового телефона. А эфир — баланс? Звонить близко — дёшево, а звонить далеко — накладно?

— Михаил Александрович, а у вас есть эфирник?

— Есть, — кивнул Оболенский и коснулся пальцем уха.

— А я могу с него позвонить? Я не долго, только спрошу кое-что.

— Не можете, Алексей Константинович. Эфирник настраивается на определённого человека, и никто другой им пользоваться не сможет. Если у вас ничего тайного, то проще воспользоваться телеграфом.

То, что вчера Алексей принял за коттеджный посёлок, оказалось пригородом. Потому что уже через двадцать минут, проехав по каменному мосту, они влились в поток городского транспорта. Машин было не так много, как в привычном Алексею городе, но движение можно было назвать оживлённым. Им даже один трамвай попался.

— Это же Петербург? — уточнил Алексей, глядя на особенную, неповторимую архитектуру.

— Петроград. Алексей Константинович, нынче не в моде немецкий язык да и вообще всё западное. Поэтому будьте аккуратны в выражениях, не то сойдёте за пропагандиста. Выходите, мы приехали, — заявил Оболенский, паркуя машину на широкой площади. — Это Гостиный Двор, здесь можно купить всё сразу. На пошив одежды у нас времени нет, так что придётся довольствоваться готовым платьем.

— А сколько денег я могу потратить? — задал Алексей весьма актуальный вопрос.

— В разумных пределах, — неопределённо ответил Оболенский и пояснил. — Олег Николаевич дал свой гербовик. Но транжирить не рекомендую. За каждую покупку ему придёт отчёт, и если Олег Николаевич посчитает траты необоснованными, то покупку придётся вернуть или возместить стоимость.

Гербовик, как уже скоро убедился Алексей, был чем-то вроде кредитной карты, но в виде значка, размером чуть меньше ладони. Оболенский прикладывал его к ценнику и забирал товар. Продавцы не возражали. За три часа покупок набралось полбагажника. Алексею приходилось покупать всё, начиная от белья и заканчивая обувью. Несколько сорочек, выходной костюм, костюм домашний… Под конец он так устал, что просто отказался идти дальше.

— Хватит, Михаил Александрович. Мне же всего на пару дней. Куда ещё-то? За это бы с Олегом Николаевичем рассчитаться.

Оболенский удивлённо посмотрел на Алексея, кивнул чему-то своему и предложил:

— А как насчёт обеда?

— Да с удовольствием. Есть и правда охота. Куда пойдём?

— Предлагаю зайти в «Палкинъ». Там готовят чудесную форель и пудинг из фруктов.

Алексею по большому счёту было всё равно куда идти. Он бы предпочёл наскоро перекусить в Макдональдсе, да только здесь их ещё не было. И будут ли вообще когда-нибудь? Насколько Алексей сглупил, он понял лишь тогда, когда в сопровождении Оболенского вошел в зал. «Палкинъ» оказался не просто каким-нибудь кафе, а настоящим рестораном с фонтаном и зимним садом. Пока Алексей комплексовал в окружении непривычной роскоши, Оболенский, наоборот, как-то расслабился, откинувшись на спинку изящного кресла, небрежно подозвал официанта и принялся уточнять меню.

— Алексей Константинович, что же вы ничего не заказываете? — наконец повернулся он к Алексею.

— Я сегодня себя что-то чувствую плохо, — глухо ответил Алексей, которому даже в той жизни не доводилось бывать в таких местах.

Он почему-то вспомнил выражение «испанский стыд». Вот сейчас он чувствовал себя именно так. Хотелось немедленно встать и уйти отсюда. Алексею казалось, что здесь ему не место, было неловко и неприятно одновременно.

— Тогда позвольте рекомендовать вам стерлядь, — тем временем продолжил Оболенский. — Или фазана, если предпочитаете дичь.

— Закажите что-нибудь сами, Михаил Александрович, — простонал Алексей и потёр виски ладонями.

Видимо официант понял этот жест по-своему, потому что, приняв заказ, предложил:

— У нас есть прекрасное вино из солнечной Грузии. Или господа предпочитают французский шампань? Есть коньяк, водка, сакэ… Примете рюмочку — и голова сразу пройдёт. Так что нести?

— Коньяк, — решил Оболенский и, уже обращаясь к Алексею, добавил: — Вам, Алексей Константинович, и правда не помешает выпить. Вид у вас нездоровый.

Стол накрыли быстро, и Алексей даже пригубил коньяк, но едва он потянулся к ножу и вилке, как рядом раздался радостный возглас.

— Миша! Что же ты не сказал, что сегодня не на службе!

Алексей повернул голову и увидел, что к их столику спешит улыбающийся молодой человек. Вот только стоило ему увидеть Алексея, как улыбка немедленно сползла с его лица, уступив место злому оскалу.

— Миша, будь свидетелем, я его предупреждал!..

Молодой человек сжал кулаки и угрожающе шагнул к Алексею, намереваясь то ли ударить его, то ли схватить за шкирку. Но в последний момент между ними встал Оболенский.

— Дима, это не он! Успокойся, пожалуйста!

— Что значит «не он»? Я эту шуваловскую мразь…

— Дима! — Оболенский перехватил руку парня. — Позволь я тебе представлю. Алексей Константинович Шувалов. Алексей, понимаешь, не Павел! Шуваловы провели подмену.

— Дмитрий Александрович Голицын, — представился парень, продолжая сверлить Алексея подозрительным взглядом.

— Рад знакомству, — улыбнулся Алексей, которого уже накрыло выпитым коньяком. — Мне жаль, что мой предшественник был таким засранцем.

— Мне сложно в это поверить, но я постараюсь, — честно признался Дмитрий. — Примите мои извинения, Алексей Константинович. У меня в мыслях не было оскорбить вас. Все мои резкие слова были адресованы другому человеку.

— Понимаю, — кивнул Алексей. — Мне самому порой сложно. Я не в обиде. Не знаю, как ещё сказать по-другому.

— Думаю, если вы пожмёте руки, то конфликт можно будет считать исчерпанным, — предложил Михаил, и Алексей первым неуверенно протянул ладонь.

— Ещё раз нижайше прошу вас о снисхождении, Алексей Константинович, — ответил Дмитрий на рукопожатие и чуть склонил голову.

— Могу я попросить вас называть меня просто Алексей? А то официоз меня напрягает.

— Тогда — Дмитрий, — кивнул Голицын.

— Михаил, — с небольшой паузой ответил Оболенский.

Алексей вернулся за стол, допил коньяк и потянулся к закуске. Дмитрий перенёс свой заказ за их стол, и общение начало потихоньку налаживаться. Михаил заказал ещё коньяка, и Алексей не возражал, даже не зацепился мыслью, что им ещё возвращаться назад. Голоса становились громче, общение — непринуждённее. Этот мир перестал казаться Алексею чем-то чужим и непостижимым. Тут оказались вполне нормальные ребята, если немного скинуть на условности.

— Вы даже представить не можете, каково мне было очнуться неизвестно где и непонятно когда! — искренне вздохнул Алексей.

Вот уже Голицын, глядя в глаза Алексею, признался:

— Не держи зла, но когда я увидел Мишу в компании Шувалова, то просто не выдержал.

— А не пойти ли нам в бильярдную? — вдруг предложил Михаил.

Это предложение было встречено энтузиазмом. Только Алексей скромно заметил, что никогда раньше не играл.

— Ничего, мы же не на деньги, а на интерес. И тебя научим! — хлопнул его по плечу Дмитрий. — Пошли!

Бильярдная располагалась в подвале ресторации «Палкинъ». Здесь не было окон, зато хватало люстр и бра. Столов, затянутых в зелёное сукно, было около десятка. Большая часть оказалась занята, но они нашли свободный. Михаил собрал пирамиду и, убрав ограничительный треугольник, спросил:

— Кто разбивает?

— Пожалуй, я! — заявил Дмитрий и прицелился к битку.

Алексей наблюдал. Как уверенно Дмитрий забил три шара и опустил руки на четвёртом, что не докатился даже до борта. Как перехватил инициативу Михаил и загнал в лузы сразу два одним ударом. Он мало что понимал из игры и реплик, но общий азарт захватил. Внезапно он понял, что болеет за Михаила. Оболенский оказался ему ближе и понятнее резковатого Голицына. Градус игры нарастал, как и росло количество выпитого. И вот партия! Победа за Михаилом, и Алексей искренне зааплодировал.

— Алексей, хочешь разбить? — предложил Михаил, собирая шары в пирамиду.

— Я не умею.

— Я покажу! — решительно заявил Михаил. — Бери кий. Пальцы на сукно. Кий должен скользить между большим и указательным. Наклонись, чтобы тебе удобней было. Разверни ладонь. Да нет же, не так!

Михаил уверенно подошел сзади и поправил своей рукой пальцы Алексея на сукне. Затем перехватил кий, накрыв руку Алексея своей ладонью, и пригнулся рядом с ним.

— Смотри, чтобы удар пришелся точно в середину битка, — тихо произнёс он почти в самое ухо. — Сместишь удар — улетит вправо или влево.

От этого проникновенного шепота внутри Алексея всколыхнулось что-то горячее. По позвоночнику пробежали мурашки, и он снова ощутил неловкость. Но Михаил, казалось, совсем не обратил внимания. Аккуратно отведя назад руку с кием, он, так и не отпустив пальцев Алексея, ударил по битку. Вышло криво. Биток хоть и попал в основание пирамиды, но не разбил её окончательно. Только несколько шаров сдвинулось со своего места, нарушив идеальный порядок.

— У меня никогда не получится! — дрогнувшим голосом сказал Алексей.

— Глупости! Это ведь твой первый удар? Но так даже интереснее. Нестандартная позиция вышла. Дима, продолжим?

Михаил сделал пару ударов и уступил ход Голицыну. Но стоило тому только примеряться к шару, как наверху раздались крики. Это не был шум драки или разборок. Сверху донослись крики боли, страха и отчаяния. Грохот опрокинутых столов, звон разбившийся посуды и ругань. Испуганный таким шумом, Алексей бросился к лестнице, чтобы взглянуть, в чём дело. Но на середине пролёта его догнал Михаил и впечатал спиной в стену.

— Стой! Не выходи на свет! Не видишь что ли, что там Аврора!

— Что там? — переспросил Алексей.

— Плетение Авроры, — выдохнул Михаил. — Тех, кто в ресторации, уже не спасти! Там слишком большие окна, чтобы был шанс выжить. Мы им ничем не поможем.

Алексей стоял на лестнице, прижатый телом Михаила, и смотрел на розовые всполохи, видимые наверху. Сюда они не доставали и выглядели совсем безобидно. Ровно до тех пор, пока по лестнице не скатился какой-то мужчина с покрасневшей кожей и выжженными глазами. Он ничего не видел, шарил руками, натыкался на стены и шел дальше. А потом упал, всхлипнул и больше не поднялся.

— Вниз! Надо вниз, Алексей! Аврора не проникает сквозь стены!

Михаил начал спускаться, утаскивая за собой Алексея. А тот и не сопротивлялся, шокированный увиденным. Уже внизу Алексей поднялся и осмотрел зал. Никто больше не играл, зато почти все с тревогой смотрели на лестницу.