Светлейший князь Олег Николаевич Воронцов внимательно вчитывался в доклад и хмурился. Полученные сведения ему категорически не нравились, но отмахнуться от них просто так было нельзя.
— На что он надеется? — спросил он сам у себя. — И что ему пообещали?
Олег Николаевич вздохнул, откинулся на спинку кресла и только в этот момент заметил, что в кабинете не один. Удивлённо выгнув бровь, князь Воронцов перевел взгляд на закрытую дверь и снова повернулся к гостю.
— Устал я, видно, сегодня. Даже не заметил, как вы вошли, Сергей Максимович. Я так полагаю, что все остальные вас тоже не заметили?
— Верно полагаете, Олег Николаевич. На аудиенцию к вам нынче большая очередь. Я так долго ждать не могу.
— И какой же неотложный вопрос заставил вас, Сергей Максимович, обманным путём проникнуть в резиденцию?
— Где мой подопечный, Олег? — просто и без всякого пиетета спросил Сергей Шувалов.
— В Петрограде, — так же просто и с лёгкой улыбкой ответил Воронцов.
— Ты хочешь сказать, что отправил Алексея в управление внутренней стражи? — прищурился Шувалов.
— Я хочу сказать, что отправил его с Михаилом на небольшую прогулку. К вечеру они должны вернуться. А вот вы, Сергей Максимович, не боитесь сами отправиться в управление? За незаконное проникновение в мою вотчину.
— Я, Олег Николаевич, сейчас уже ничего не боюсь. Я пошел ва-банк, и теперь мне лишь остаётся ждать, пока судьба раскроет свои карты. Но если с Алексеем Константиновичем что-то случится, то Михаила Оболенского не спасёт уже ничто. Даже вы.
Воронцов многозначительно хмыкнул, встал из-за стола и прошелся по комнате. Остановился возле непрошенного гостя и внимательно вгляделся в лицо.
— Сергей, скажи, когда мы стали врагами?
— Мы никогда ими не были, Олег. Но Алексей — последняя надежда моего рода, а ты отправил за ним племянника. Только не надо мне сейчас говорить, что он не почувствовал подмену. Кто угодно, но только не Оболенский! А ты пошел у него на поводу, затребовав Алексея в Петроград. Какой реакции ты от меня ещё ждал?
— А ты чего ждал, когда позволил Павлу вытащить на свет ту историю? В благородных домах такие вещи не делают достоянием гласности. Ведь всё можно было решить приватно, а не ломать Михаилу жизнь. Ведь ты знал, что он мой племянник. Другие сыновья Александра Оболенского договорные. Они братья Мише, но мне никто. У Катерины был только один сын. И ты, зная всё это, не сделал ничего, чтобы остановить Павла!
— Павел был главой моего рода, каким бы он ни был.
— А Михаил мой единственный кровный родич.
— Но сейчас речь не о Павле. Алексея зачем изводить?
— Да никто не трогал Алексея Константиновича, — вздохнул Воронцов. — И с Михаилом я поговорил. Если человек один раз оскандалился, то это не значит, что он окончательно утратил рассудок. Вернутся из Петрограда, и можешь забирать его. Только ненадолго. Государь подписал прошение, и уже через три недели Алексей Шувалов должен явиться на рындов двор.
— Какое прошение? Ты что, Алексея на службу определил?
— Ты же не думал, что я отдам титул графа Шувалова Киселёву? — усмехнулся Воронцов, открыл дверь в приёмную и крикнул: — Юра! Организуй нам перекус!
— Что желаете, Олег Николаевич? — в кабинет почти сразу же зашел адъютант, увидел Шувалова, спал с лица и растерянно произнёс: — Как же так… Я же никуда не выходил! Олег Николаевич, я не видел…
— Не дорос ты, Юра, чтобы увидеть Разумника-гранда, когда он не хочет этого. Чай принеси и сладкого что-нибудь.
— Я не гранд, Олег Николаевич, я мастер, — хмыкнул Шувалов.
— Это потому, что экзамен сдать не желаете, Сергей Максимович. Не прибедняйтесь, я прекрасно знаю ваш уровень.
Сладкое Воронцов любил, как, в общем-то, и все Разумники. Это, можно сказать, их первая отличительная черта. Закинув в чашку восемь кубиков, он принялся задумчиво размешивать их.
— Значит, решил Алексея себе под руку забрать? — первым нарушил молчание Шувалов. — Тоже увидел?
— Увидел, Сергей, увидел. Где только душу такую чистую нашли?
— В роду, Олег, в роду! — в тон ответил Шувалов. — И даже не думай втравить его в свои игры. Я тебе этого не прощу.
— Ты мне много что простить не можешь, — задумчиво произнёс Воронцов.
— Мне не за что тебя прощать, Олег. Ты меня ничем не обидел.
— Разве? А не ты ли, Серёжа, заявил мне, чтобы я в твоём присутствии даже мыслей подобных не допускал? Что, если ты только почувствуешь, лично мозги мне спалишь?
— Потому что старше был, Олег, — вздохнул Шувалов. — И прекрасно понимал, что молодому княжичу никто не позволит привести в род побочного сына Шувалова, воспитанного кухаркой.
— Но ведь Максим Шувалов тебя признал. И фамилию свою дал.
— Признал, потому что Дар у меня проявился. Вот только фамилию он мне и дал.
— Постой, ты что… — начал Воронцов, но замолчал, потому что стена, закрывающая чувства Шувалова, пропала, и он совершенно ясно увидел то, что не было произнесено вслух.
— Столько лет, Сергей! Почему ты раньше мне не ответил? И почему сказал сейчас?
— Потому что сейчас над тобой никого нет, и семьи у тебя до сих пор нет. Зато у нас, похоже, появился общий сын.
— А знаешь, — расслабленно откинулся на спинку кресла Воронцов. — То твоё обещание заставило меня быть лучшим, всё своё время отдавать дару, лишь бы ты не почувствовал моих мыслей.
— Ну… Не очень-то у тебя и получалось вначале, — рассмеялся Шувалов. — Но через пару лет да, я наконец перестал покрываться испариной в твоём присутствии.
Сергей потянулся за пряником, и в этот момент полыхнула защита. Над резиденцией появился мерцающий купол, полностью отгородивший тех, кто внутри, от внешнего мира.
— Юра! Быстро выяснил в чём дело! — рявкнул со своего места Воронцов.
Ответа не было, но уже через минуту в кабинет влетел адъютант.
— Аврора над Петроградом, Олег Николаевич!
Слова адъютанта вогнали обоих мужчин в ступор. Воронцов со стуком поставил на стол чашку, даже не обратив внимания, что часть её содержимого расплескалась на документы, а Сергей Шувалов метнул за окно тревожный взгляд.
— Ясно, — процедил сквозь зубы Воронцов. — Свободен!
Едва адъютант вышел за дверь, как Воронцов зажал рукой ухо. Целую минуту сидел молча, а потом выругался: — Гражданского эфира нет. Вообще! Сергей Максимович, следуйте за мной.
Воронцов поднялся с кресла, одёрнул сюртук и направился к двери. Пропустив Шувалова вперёд, действительный тайный советник запер дверь кабинета и неспешно вышел в коридор.
— Олег Николаевич, в Петрограде они, да? — поджал губы Шувалов.
— Сейчас узнаем, — ответил Воронцов, добавил шага и, поравнявшись со стремительно шагающим Шуваловым, прихватил того за локоть. — Сбавьте шаг, Сергей Максимович. Генералы не бегают.
— Почему? — не понял Шувалов.
— Потому что в мирное время это вызывает смех, а в военное — панику. Две лишних минуты ничего не изменят, а репутацию испортят.
Спокойным размеренным шагом они спустились на второй этаж и свернули в другое крыло. В середине коридора Воронцов уверенно открыл дверь и, не глядя на подскочившего адъютанта, пересёк приёмную и без стука открыл следующую дверь.
— Илья Саввич, уделите мне несколько минут.
— И вы тоже, князь, — вздохнул сухой, худощавый мужчина в белоснежной форме рынд и погонах генерал-майора, кивнув на сидящего посетителя.
— Илья Саввич, только два слова. От Миши отклик есть?
Генерал-майор коснулся рукой уха и рявкнул:
— Оболенский!
— Живой, значит… — через несколько секунд хмыкнул Илья Саввич и взглянул на Воронцова. — Где застрял?
— Шувалов с ним? — спросил Воронцов.
— С кем там? Сидеть на месте, эфир не засорять, на вызов отвечать немедленно! — приказал генерал-майор и опустил руку. — Они в бильярдной «Палкина», — пояснил он, глядя на Воронцова. — С ним Шувалов и младший Голицын.
— Спасибо, Илья Саввич. За мной услуга, — кивнул Воронцов и вместе с Сергеем Шуваловым вышел из кабинета.
— Ну вот, одной проблемой меньше, — вздохнул Воронцов, вернувшись в свой кабинет. — Не поверишь, впервые рад пристрастию Миши к бильярду. А в «Палкине» она в подвале. Так что Аврору они переждут.
— Олег, что происходит? — тревожно спросил Шувалов.
— Великий князь Кирилл Владимирович всё-таки решился на переворот. А ведь никто не принимал этого шута всерьёз. Зря, зря государь был так снисходителен к своему кузену. Ему давно пора было устроить несчастный случай. Но самое плохое в этой ситуации то, что Кирилла Владимировича многие поддержат, особенно если он обнародует то, что у престола российского нет наследника.
— Как это нет? — удивился Шувалов. — А цесаревич Алексей Николаевич?
— Бездарный! И корона Российской империи его не примет. Государь наш, Николай Александрович, глупость сделал, что не послушал евгеников. Ему надо было брать в матери своих детей Елену Парижскую. Тогда бы и потомство было достойным. Но нет, упёрся в свою Аликс. Вот и результат. Пять детей, из которых четыре дочери и бездарный сын!
— Олег Николаевич, что за крамольные речи от вас? — прищурился Шувалов. — Не боитесь, что донесут?
— Никакой крамолы, Сергей Максимович. Только факты. И нет, не боюсь. В моём кабинете защита лучше, чем в государевой опочивальне. Потому что оттуда слухи просачиваются, а от меня ещё ни разу!
— Тогда хоть меня избавьте от государственных тайн, — попросил Шувалов.
— Не выйдет, Сергей. Моим личным указом ты только что призван на службу империи как одарённый! Тебе его в письменном виде подать или слова достаточно?
— Вот умеешь ты, Олег, поставить человека в безвыходное положение.
— С детства учили, — усмехнулся Воронцов и тут же перешел на более серьёзный тон. — Сергей, ты мне нужен! Началась война. Аврору над Петроградом не простят. На родовых владениях сработает защита, на государевых — тоже. Так что пострадают по большей части именно мещане. И теперь главный вопрос будет состоять в том, кто за это будет отвечать.
— Разве не тот, кто её активировал? — нахмурился Шувалов.
— Не факт… Государя могут обвинить в неспособности защитить людей. А ведь именно это лежит в основе императорской власти. Именно защиту гарантирует корона в обмен на преданность, а её государь не дал. На этом и сыграет Кирилл Владимирович. Поднимет низы и исполнит Весть Распутина. Уничтожит царскую семью и Российскую империю.
— Весть?! — переспросил Шувалов, подавшись вперёд.
— Да, — вздохнул Воронцов. — Григорий Распутин был Горевестником. Ты же знаешь, что это за дар? Горевестник — не провидец, он не предсказывает будущее. Он его создаёт! К сожалению, это поняли не сразу. Его убрали, но он уже успел произнести Весть: «Всякий раз, как я обнимаю царя и матушку, и девочек, и царевича, я содрогаюсь от ужаса, будто обнимаю мертвецов…». И другую тоже: «…горы трупов, среди которых будут и тела великих князей, а вода в Неве будет обагрена их кровью. На Петроград опустится тьма. Когда его имя будет изменено, тогда кончится империя». Вот она — тьма над Петроградом — Аврора! Начало конца!
— От меня-то ты чего хочешь, Олег?
— Не знаю, Сергей. Я впервые не знаю, что делать дальше. После убийства Распутина обнаружилась ещё одна Весть: «Если меня убьют простые разбойники из русских крестьян, то царь Николай может не опасаться за свою судьбу, и потомки Романовых будут царствовать сто лет и более того. Если же убийство совершат родственники царя, тогда будущее России и царской семьи будет ужасным. Дворяне побегут из страны, а родня царя не останется в живых через два года, братья восстанут против братьев и будут убивать друг друга».
— Вы убрали Горевестника и тем самым пробудили его Весть, — хмыкнул Шувалов. — Воистину же сказано было ещё старцем Никодимом: «Не посягай на Дар Божий, ибо любой он послан свыше». А Горевестников преследовали во все времена. В Европе даже Инквизицию создали для этой цели. Их ненавидели настолько, что они сами стали считать свой дар проклятым. И платили всем остальным тоже проклятиями. Мы тоже забыли свою историю. Забыли, что Александр Невский тоже был Горевестником. Именно его Весть «О ледяном Чуде» принесла русичам победу. Хотя в те времена этот дар назывался иначе — Изменщик. Тот, кто меняет вокруг себя мир.
— И Горевестников тогда было больше, — вздохнул Воронцов. — Весть одного вполне могла быть изменена другой Вестью. Только последнее время их почти не рождается. А если и рождаются, то молчат о своём даре. За последние пятьдесят лет Распутин был единственным, чей дар признали официально. Неужели это и правда конец Российской империи, Сергей?