9. Казаки

Из реки Алексею удалось выбраться лишь через час. Мокрый, продрогший и голодный, он выполз на берег по каменным ступеням и тут же задрожал от пронизывающего ветра. Отжав кое-как на себе одежду, Алексей огляделся. Хорошо ещё, на улице было светло. Казалось, что вечерние сумерки задержались и никак не хотят уступать место темноте. Вот только людей не было видно нигде. Несколько секунд Алексей гипнотизировал отсыревшую гитару, решая взять её с собой или бросить здесь. А потом вспомнил, что это единственное его имущество. Может, после просушки её удастся продать хоть за какие-то копейки?

Оглядевшись по сторонам, Алексей понял, что находится на какой-то площади. Вдалеке виднелось большое трёхэтажное здание и жилые дома, но, чтобы до них добраться, пройти бы пришлось как следует. А Алексей устал и продрог. Зато рядом со ступенями к воде стояла какая-то будка. Её назначение он определить не сумел, да и не старался. Вполне хватило того, что она была не заперта и внутри имелась лежанка. Пусть узкая и жёсткая, но зато с вытертым одеялом.

Кроме лежанки, в будке был только стол и какой-то инструмент, сложенный в ящик. Зато после тщательного осмотра в одном из шкафов обнаружился кусок засохшего хлеба, чайная заварка и сахар. Хлеб с сахаром Алексей съел, даже ничем не запивая. Сегодня он и без того достаточно наглотался воды. Затем снял и развесил мокрые вещи, закутался в колючее одеяло и уснул.

Утро не принесло Алексею большой радости. Всё, что было из продуктов, он съел вчера. Одежда просохла, но сейчас она больше напоминала лохмотья. Грязная, местами порванная и в каких-то странных пятнах. Рюши на рукавах и воротнике надорвались, и Алексей без зазрения совести совсем от них избавился. Всё равно ничего другого у него не было. Покупки утонули вместе с машиной, а с этим костюмом, надетым ещё в поместье Шуваловых, он практически сросся.

Часов у него не было, и сколько сейчас времени, он не знал. Но на улице снова было светло. Ещё раз оглядев будку, Алексей не нашел в ней ничего нового. Немного подумав, он прихватил с собой одеяло на тот случай, если снова придётся ночевать неизвестно где, забрал гитару и целенаправленно пошел к зданиям, что виднелись вдалеке.

То, что Алексей принял за дом, оказалось вокзалом. На площади перед ним появились автомобили, но не такие, как тот, на котором Алексей приехал в Петроград. Они больше напоминали военные грузовики. А возле них было много людей в форме, которую он не смог идентифицировать. От них Алексей старался держаться подальше, ещё из прошлой жизни принеся знание, что ничего хорошего от людей в погонах ждать не стоит. И мысли обратиться к ним за помощью даже не возникло. Слишком хорошо он помнил тела на улице и стрельбу по их машине. Ему казалось, что если кто-нибудь узнает, кто он такой, его немедленно арестуют или вовсе убьют.

Вокзал был как вокзал. Толпа народа, сумки и суета. Зря Алексей беспокоился, что его одежда покажется подозрительной. Нет, были тут и состоятельные граждане, что шли с высоко поднятой головой, а следом за ними летел по воздуху их багаж. Но основная масса народа выглядела точно так же, если не хуже. И у всех них была одна общая черта: что бедным, что богатым не было никакого дела до странного парня с одеялом под мышкой и гитарой в руке.

Немного побродив по зданию, Алексей остановился недалеко от продуктового прилавка, на который прямо сейчас грузный бородатый мужчина выкладывал выпечку: хлебные батоны, булки и пирожки. От их запаха желудок даже заурчал, напомнив, что вчерашнего куска чёрствого хлеба организму явно мало. Вот только купить выпечку Алексею было не на что.

Пока он со стороны гипнотизировал взглядом прилавок, бородатый скрылся в комнате позади. А то, что произошло дальше, Алексей объяснить не мог. Повинуясь какому-то странному порыву, он шагнул к прилавку, стащил пирожок и, прикрыв его гитарой, быстро смешался с толпой. Его пальцы обжигало горячее тесто, сердце стучало как бешеное, а в каждом встречном человеке он видел того, кто сейчас закричит: «Держи вора!». А ведь он и правда украл! Вот так взял — и украл!

«Поздравляю, Лёша, ты стал вором!» — мысленно произнёс он, выходя в дверь.

Вот только он, гонимый страхом, ошибся с направлением. Вместо того, чтобы покинуть здание, Алексей вышел на перрон. Зайти внутрь и выйти с другой стороны? Но тогда ему снова придётся пройти мимо того самого прилавка с выпечкой. А пирожок обжигал пальцы и дразнил желудок. Оглядевшись на перроне, Алексей пристроился у стены. Бросил на землю сложенное одеяло, сел на него, рядом положил гитару и с наслаждением укусил свою добычу.

Расправившись с пирожком, Алексей тоскливо оглядел перрон в тщетной попытке понять, что же ему делать дальше. Будут ли его искать? Возможно, но точно в этом он уверен не был. Михаил с Дмитрием наверняка погибли. Он же слышал взрыв. Это его спасла машина — а у них защиты не было. Сергей Максимович далеко, а Олег Николаевич? Может быть, но вряд ли. С чего ему заботиться судьбой какого-то пропавшего парня, когда собственный племянник умер? Вот и его наверняка посчитают мёртвым.

«Вот почему ты такой дурак, а, Лёша? — спросил он сам у себя. — Почему сразу не попросил у Михаила заехать на телеграф и связаться с управляющим? Почему не расспросил Олега Николаевича о том, где то поместье находится? А ведь он говорил, что ты нихрена не знаешь! А деньги… Мог бы и в долг попросить. Отдал бы потом как-нибудь. Зато сейчас купил бы билет на поезд и ехал бы. Нет, обрадовался тому, что за тебя всё решили. И машину с водителем дали и кредитку. Когда же ты уже поймёшь, что здесь — это не там! Здесь ты никому не нужен! Нет, Лёша, сам! Теперь только сам!»

Тоскливо оглядев перрон и людей, что равнодушно проходили мимо, Лёша поднялся, подобрал с земли брошенную кем-то небольшую коробочку с порванным боком, поставил её возле себя и взялся за гитару. Сначала просто играл, перебирая струны, но когда понял, что никто не обращает внимания — запел. Но и это почти не помогло. Только один гражданин, проходя мимо кинул какую-то монету.

За два часа в коробке Алексея набралось лишь полрубля. Он в очередной раз пересчитал копейки, но не убрал их, оставляя как намёк для всех окружающих. Пока он считал, на вокзал прибыл поезд. Но вместо привычных пассажиров из него стали выпрыгивать и строиться мужчины в военной форме. Кто-то в красных штанах, кто-то с красными лампасами и все поголовно в странных шапках. Лёша засмотрелся на них и сам не понял, как вспомнилась песня, а пальцы снова тронули струны.

— Под зарю вечернюю солнце к речке клонит,

Всё, что было — не было, знали наперёд.

Только пуля казака во степи догонит,

Только пуля казака с коня собьёт.

Из сосны, берёзы ли саван мой соструган.

Не к добру закатная эта тишина.

Только шашка казаку во степи подруга,

Только шашка казаку в степи жена.

Он настолько отдался песне, что не сразу заметил двух подростков, что остановились возле него. Тот, что постарше, наклонился и молча забрал мелочь из коробки, а младший толкнул его в плечо.

— Пошел отсюда! Это наше место!

— Чего? — переспросил Алексей и, заметив пропажу монет, возмутился:

— Верни! Это не твоё!

— Забирай свою гитару и уматывай! — заявил старший. — Николаевский вокзал наше место!

Пока Алексей думал, что ответить, двое подростков взвыли от боли, потому что какой-то мужик в каракулевой шапке и бурке, накинутой на одно плечо, схватил обоих за уши.

— А ну пошли вон, шалопаи! — рявкнул он и толкнул обоих с такой силой, что мальчишки повалились на землю. — Если через минуту будете ещё здесь — прикажу есаулу вас выпороть!

Мальчишкам дважды повторять не пришлось. Быстро поднявшись с земли, они рванули прочь со всех ног, а мужик так и остался стоять рядом, глядя на Алексея.

— Ну, чего замолчал? Хорошо поёшь! — хмыкнул мужик и со смешком велел: — ​Дальше пой!

Алексей оглядел снизу вверх мощную фигуру, поёжился и продолжил:

— На Ивана холод ждём, в Святки лето снится,

Зной «махнём» не глядя мы на пургу-метель.

Только бурка казаку во степи станица,

Только бурка казаку в степи постель.

Отложи косу свою, бабка, на немного,

Допоём, чего уж там, было б далеко.

Только песня казаку во степи подмога,

Только с песней казаку помирать легко.

Закончив песню, Алексей замолчал и с ожиданием взглянул на неожиданного заступника. Может денег даст, раз песни понравились? Но вместо денег тот неожиданно спросил:

— Вроде прилично одет… Чего попрошайничаешь?

— Есть хочется, — честно признался Алексей.

— Давно не ел? — прищурился мужик.

— Второй день, — опустил взгляд Алексей.

— Местный? — прищурился мужик. — Звать тебя как?

— Алексей. И я случайно в Петрограде. Те, с кем я был — погибли. Теперь я и к себе добраться не могу и здесь приткнуться негде, — честно признался Алексей.

— Вот как… Запевалой пойдёшь? Двадцать рублей в месяц и полное довольствие.

При слове «довольствие» желудок Алексея жалобно заурчал. Ещё раз оглядев статного мужика Алексей поднялся.

— Пойду. Только я воевать не умею и оружие никогда в руках не держал.

— Значит, подержишь! Меня Батькой звать можешь. За мной!

Тем временем военные на перроне построились. А к ним с Батькой подошел чернявый парень с лихими усами.

— Василь, принимай пополнение! — кинул Батька на Алексея и, оглядев ряды бойцов, рявкнул: — Двинули!

Единым слитным шагом колонна пришла в движение. Алексей вместе с Батькой и усатым оказался во главе. Проходя по зданию вокзала, Алексей невольно покосился на хлебный прилавок. Видимо Батька это заметил, потому что вдруг сказал.

— Василь, веди к машинам. Лексей, за мной.

Батька подошел к прилавку, оглядел товар и спросил:

— Почём пироги?

— По три копейки с капустой и по пять с мясом, — разулыбался бородатый.

— На четвертушку заверни разных, — сказал Батька, доставая кошель.

Алексей посмотрел, как продавец складывает выпечку в бумажный пакет и, поборов стеснение, попросил.

— Батька, а можно мне аванс в пять копеек прямо сейчас?

— Именно в пять? Ну держи, — хмыкнул атаман и протянул монету.

— Вот, возьмите, — Алексей тут же положил её на прилавок.

— Ещё один с мясом? — уточнил продавец.

— Нет, это долг. Я у вас один пирожок украл… — тихо признался Алексей.

Бородатый изменился в лице и уже хотел было начать орать, но стушевался под грозным окриком:

— Охолонись! Малец же рассчитался! — и, хлопнув Алексея по плечу, атаман одобрительно кивнул: — Сживёмся!

— Держи! — атаман вручил Алексею пакет с пирожками и прибавил шага, нагоняя ушедшую вперёд колонну.

Выйдя на вокзальную площадь, Алексей увидел, что отряд грузится в кузов большой машины. Запрыгивали лихо, даже не касаясь руками бортов кузова. Когда на земле осталось лишь трое, атаман подтолкнул Шувалова.

— Вперёд, Лексей! Батька идёт последним!

«Вперёд» получилось не очень. Алексей сначала передал внутрь гитару, а затем стал забираться сам. Никакой подножкой машина оснащена не была, и пришлось упереться руками в днище и закинуть колено. Вышло совсем не грациозно, но хоть без посторонней помощи. Следом за Алексеем в машину забрался усатый Василь и только после него атаман, подняв за собой низкий задний борт. Кто-то хлопнул по кабине и машина покатила вперёд.

Внутри сидели довольно плотно. Алексею с первого взгляда стало понятно, что расселись не абы как. Часть бойцов — на лавках вдоль стены, другая часть — на полу по двое в проходе и лицом на выход. Это явно для того, чтобы не крутиться при высадке. Алексей оказался на лавке у самого борта, а напротив — атаман. Пирожки в пакете дразняще пахли, а желудок снова заурчал. Но есть их в присутствии сотни бойцов он считал неуместным.

— Ты жуй, Лексей, пока едем, — ухмыльнулся батька. — Потом не до того будет.

Получив разрешение, Алексей зажал гитару между ног, наполовину вытащил пирожок с пакета и откусил. Семь пирожков были проглочены за несколько минут. Вытерев руки пакетом, он сложил его и убрал в карман, намереваясь выкинуть потом.

— Чьих будешь, Лексей? — вдруг спросил атаман.

— Что значит: «чьих»? — удивился он постановке вопроса.

Так и хотелось сказать, что он «не чьих», а свой собственный. Но опыт общения с Олегом Николаевичем научил Алексея держать свои шутки при себе.

— Лицо у тебя не крестьянское, а повадки — не дворянские. Но и не горожанин ты. Одежда хоть и замызганная, но дорогая. Не готовое платье — по фигуре пошито. И сорочка цинайского шелка. Значит либо клятвенник, либо в услужении дворянского рода. Вот и спрашиваю: чьих?

— А… — Алексей понял, что его про фамилию спросили. — Шувалов, — ответил он после небольшой паузы.

— В Петрограде как оказался?

— На допрос привезли, — честно признался Алесей, решив, что не стоит начинать службу с вранья. — То есть не меня, Павла привезти должны были, но он умер.

— А тебя, выходит, на замену взяли? — прищурился атаман.

— Да, — признался Алексей. — Сергей Максимович, который управляющий, обещал, что ко мне не будет вопросов. Но меня всё равно забрали.

— И отпустили, значит? Иначе бы ты сидел не на вокзале… Обратно не думаешь?

— А нужен ли я там? — пожал плечами Алексей. — У меня своего ничего нет.

— Ясно, — кивнул сам себе атаман.

Разговор затих сам собой. От нечего делать Алексей смотрел на дорогу через низкий задний борт.

«Надо же, как будто и не было вчера Авроры» — подумал он, глядя на улицу, по которой шел по своим делам народ. Но едва их машина свернула на соседнюю, как картина тут же поменялась. Тут и битые машины нашлись, и тела, и похоронная команда, что собирала их в грузовик.

— Странно, почему на вокзале не было столько трупов?

— Потому что Николаевский вокзал вместе со всеми путями, зданиями и близлежащими домами — под государевой защитой, — ответил ему усатый Василь. — Вот она и сработала.

До места назначения отряд добрался за час. Их машина вкатилась через арку под защиту высоких стен и остановилась возле желтого двухэтажного здания с колоннами. Атаман откинул борт и спрыгнул первым. Алексею, никогда не бывавшему в армии, казарма представлялась огромным залом с сотней кроватей и одним туалетом на всех. Но то место, куда их привели, больше походило на общежитие. Чисто выбеленные стены, высокие сводчатые потолки и комнаты на десять человек со своими удобствами. Алексея определили к молодняку, то есть тем, кто в отряде не больше двух лет.

— Не боись, не обидим! Я Фёдор. Урядник, — представился молодой парень со шрамом на брови.

— Алексей, — протянул он руку и через паузу добавил. — Константинович.

По комнате прокатился дружный хохот.

— Ну ты даёшь! Всё, точно Артист! — заявил Фёдор.

— С чего это вдруг? — скрестил руки на груди Алексей.

— Поёшь хорошо. На вокзале не только батько, всё войско уши грело. А сейчас и вовсе отмочил шутку. Не принято у нас церемонии разводить. По именам все зовут друг друга или по прозвищам. Но прозвище заслужить надо. Так что гордись, Артист, заслужил в первый день! — пояснил Федор и вместе с белобрысым Петро принялся двигать мебель.

Алексей не сразу понял, что они задумали. Но когда две кровати были поставлены рядом в одну двуспальную, в голове зародилось подозрение. Он вспомнил рассказ Сергея Максимовича о том, что у отца Павла был супружник. Неужели они… прямо здесь… Алексей оглядел остальную компанию и понял, что никого кроме него это не удивляет. К данной перестановке все отнеслись так, как если бы Фёдор передвинул стул. Гораздо больше парней волновала очерёдность в душевую.

В этот момент появился комендант и недовольно спросил:

— Кто тут Лексей?

— Я, — поднялся навстречу Шувалов.

— Понаберут сброд на государевы харчи. Держи! — совсем не вежливо комендант сунул ему большой баул и вышел, не забыв хлопнуть дверью.

— Ну и что это было? — растерянно произнёс Алексей.

— Батько, видно, полковых разорил тебе на обмундирование, — пояснил Фёдор. — У казаков всё своё, формы нам не полагается. А вот у тебя ничего нет, да и не из наших ты, не из служивых. Ясно, что интендант недоволен. Но батько умеет убеждать тыловых.

Распаковав баул, Алексей обнаружил там двое подштанников, брюки и китель тёмно-синего цвета, ремень, две рубашки и средней длины сапоги. При виде чистой новой одежды невольно захотелось смыть с себя всю въевшуюся грязь.

— Иди, Артист. Времени нам на обустройство до ужина. Так что мы последние пойдём, — кивнул ему на душевую Фёдор.

— Что, как батька в машину? — усмехнулся Алексей.

— Да не, мы с Петро долго будем, — ухмыльнулся Фёдор и подмигнул.

Уловив намёк, Алексей предпочел подхватить одежду и скрыться в душевой. Одолженной бритвой снял недельную щетину, оттёрся до блеска, надел чистую одежду и наконец почувствовал себя человеком, а не бомжом.

— Как же мало надо человеку для счастья, — хмыкнул он, заваливаясь на кровать.

Правда уже через несколько минут срочно принялся искать себе какое-нибудь занятие, в попытке скрыть смущение. Стены душевой не были толстыми, а парни, хоть и сдерживались, но до слуха сидящих в комнате долетали и нетерпеливые стоны, и приглушённый рык. Но самым неожиданным открытием для Алексея было то, что у него встал. На порнофильмы не вставал, а от одной только фантазии, что сейчас делают двое парней в душе — член заныл, требуя разрядки.

— Эй, Артист, чего жмёшься? Неймётся — так спусти. Не хочешь сам — давай помогу! — ухмыльнулся здоровенный Митяй, на пару лет младше его самого.

— Не надо, обойдусь, — огрызнулся Алексей.

— Ты откуда такой нецелованный? Не обжимался по ночам ни разу, что ли?

— Чего довязался, Митяй? — спросил вышедший из душа Фёдор, вытирая влажные волосы.

— Та може нравится он мне. Чего бы и не предложить?

— А ты, Алексей, чего краснеешь, аки девчина при виде елды? Не нравится Митяй, ну так скажи ему прямо! Только интриг не разводи. Нам с тобой жить и служить вместе!

Оглядев десятку, Алексей понял, что все смотрят на него с ожиданием. Он мысленно признал их правоту, глубоко вздохнул и признался:

— Просто там, где я жил, такого мало было, чтобы парень с парнем…

— С бабами что-ли рос? — спросил Петро.

— Ну да. У меня только мама с бабушкой были.

— Ясно, — вздохнул Фёдор. — Только ты учти, Алексей, на войне баб нет, есть только те, кому доверяешь прикрывать свою спину. А когда кому-то доверяешь больше, чем остальным — и спину подставишь. Ещё наши предки-русичи, когда уходили на войну, своим жинкам отводную давали. Чтобы не ждали обратно. А из походов возвращались с до́рогом, с кем вместе смерть видели, да из одной чаши хлебали. Ну а бабы? Ежели не нашла себе никого, то роженицей брали, а коли нашла — так и не препятствовали.

— Ну так не все же в походы ходили? — заметил Алексей.

— Не все. Вот поэтому у крестьян всё жинки больше, а у служивых — супружники.

— А дети у них тогда откуда были?

— Так от тех, кто замуж по выбору родительскому не хочет. Вот сбежит такая под руку до́рогам, и защиту просит. А в обмен детей предлагает. Ро́дит, сколько обещано было — и свободна. Дом ей отстроят, денег дадут — и живи, как нравится. Хочешь огород сажай, а хочешь — в службу иди. На Руси ведь немало баб воинствующих было. Та же княгиня Ольга. И на коне лихо скакала, и дружины в бой вела. А отчего дружина её слушалась? Да оттого, что роженицей свободной она князю была, а не женой. Где ж ты жил, Алексей, что истории родной не знаешь?

— Не рассказывали мне такого… — поджал он губы.

— Вот всегда считал, что бабам нельзя воспитывать сыновей. Ну, может лет до пяти — не дольше. Ладно, хватит болтать. Ужин скоро бить будут.