На последних словах гимна Георгий отпустил руку Алексея, оставив того в полном недоумении. Если бы не караул и не большое количество людей вокруг, Алексей обязательно бы поинтересовался: «Какого чёрта?». Даже усталость отступила перед недоумением. Но вот панихида закончена, тело императора Николая заняло своё место рядом с другими правителями России, и народ потянулся на выход. Всего через четверть часа усыпальница опустела, а ещё через полчаса караул был снят.

В машину Алексей буквально свалился, недобрым взглядом оглядев сослуживцев, но промолчал. Кто знает, может они и не знают о той подставе, что устроил им штабс капитан? А предупреждать о своих планах Алексей никого не собирался. Даже Михаила. Иначе с того станется отговорить или полезть вместе с ним, а подставлять Оболенского он больше не собирался.

На рындовом дворе всех ждал обед и свободное время до ужина. Поднявшись к себе, Алексей, первым делом, стянул с себя форму и направился в ванную в надежде, что горячая вода поможет расслабить вставшие колом мышцы. Но, несмотря на все усилия, до кровати Алексей добирался как старый дед, держась за стенку. Ноги дрожали, от длительного нахождения в одной позе болела спина и шея. Нет, он правильно решил отложить свою месть до ужина. Сначала отдохнуть надо — потом не дадут.

Стук в дверь заставил Алексея чертыхнуться, но сползти с кровати. Потому что в гости к нему мог наведаться только один человек.

— Миш, у тебя есть ещё силы? — простонал Алексей.

— Мне доводилось и раньше стоять в карауле. Не по четыре часа, конечно, но всяко бывало.

— А я на ногах не держусь, — признался Алексей.

— А я тебе и не предлагаю, — ухмыльнулся Оболенский. — Ложись, лечить тебя буду, а то не встанешь завтра.

Дождавшись, когда Алексей устроится на кровати, Оболенский защёлкнул на его лодыжках два узких браслета. И сразу вслед за этим Алексей почувствовал, как от них вверх поползли колкие мурашки. Было не то, чтобы больно, скорее — неприятно.

— Что это? — с подозрением покосился на них Алексей.

— Лечебный артефакт, предназначенный для восстановления работы мышц. Чаще всего используется теми, кто долго лежал после переломов или ранений. Но и тебе подойдёт.

Упоминание артефакта заставило Алексея вспомнить, что в этом мире есть магия, о которой он всё время забывал. Наверное, потому, что здесь никто не колдовал палочками, не носил мантий и не летал на мётлах. А все необычные вещи, типа эфирника, летающих подносов и гербовика, ассоциировались у него не с магией, а с более привычной технологией.

— Миш, расскажи мне о дарах, — попросил он. — Не то я начинаю верить словам штабса, что я идиот. Ведь если Провидцев учат, то и для меня что-то должно быть.

— Нет ничего. Твой дар единственный, который нельзя развить. У которого нет ступеней, нет градации и нет по нему никаких техник. А все остальные… Больше всего рождается стихийников. Вода, огонь, воздух, земля. Их примерно один на тысячу. Чуть менее распространённые дары — это разумники, лекари, скульпторы… Их соотношение один на десять тысяч. Затем идут узконаправленные стихийники, которых один к сотне тысяч, а дальше индивидуальные дары, которые имеют от тысячи до пары человек на всю империю. И твой дар, Алексей, относится к последним.

— Но ведь не на весь мир. Значит, есть ещё где-то с моим даром.

— Может и есть, только этому человеку наверняка нет никакого дела до России. А если и есть, то свои проблемы его заботят больше. Не забывай, любое проявление твоего дара будет идти из сердца. Нет отклика — нет действия. Но согласись, даже если тебе не по нраву действия Британской монархии — она не вызовет у тебя настолько сильных эмоций, как монархия Российская, верно?

— Ну, наверное, да… — признался Алексей. — Какое мне дело до неурожая свеклы в Гондурасе? Но постой, это же выходит, что одарённых совсем мало? Ты сказал, что самые распространённые дары один на тысячу. Сколько населения в России? Сто миллионов есть? Тогда одарённых всего сто-сто двадцать тысяч? Население одного небольшого города против всей империи? Но ведь вокруг полно одарённых!

— Алексей, ты в Петрограде, а ещё среди аристократов. Ты думаешь, дворянские рода завелись сами по себе? Нет, это результат целых династий, владеющих даром. Те же Громовы, Огонь-Догоновские, Морозовы… Эти фамилии не на пустом месте возникли. Громовы — оружейники. И «громовые» патроны не зря так называются. Огонь-Догоновские — металлурги. Любой из их рода может держать температуру в доменных печах от пятисот до нескольких тысяч градусов без всякого топлива. И регулировать её с точностью до нескольких градусов. У них самая высококачественная сталь. Никто другой такой технологии повторить просто не может. А Морозовых даже в зимнюю стужу можно увидеть на улице в платьях и сюртуках. Они холода не чувствуют, так что на приёмы к ним только летом ездят. У них Ледяной дворец в Великом Устюге действительно изо льда, причём он даже летом не тает. Весь полностью: стены, мебель, даже постель из снега. Правда, гостей туда они редко приглашают.

— Вот тебе и Дед Мороз со Снегурочкой… — задумчиво произнёс Алексей.

— Божий дар — это просто необходимость для выживания рода, и его всеми силами стремятся сохранить и усилить. Не только с помощью обучения, но и с помощью браков. Именно поэтому дворянские рода не приемлют браки с неодарёнными девицами. Можешь хоть до гроба любить, а детей от такой заводить не смей. Супружника-мещанина скрепя сердце примут, а девицу — никогда.

— Генофонд? — хмыкнул Алексей.

— Да.

— Но в таком случае все дворяне должны состоять в родстве. Не боитесь вырождения?

— Мы — нет. Россия велика, и родов в ней тысячи. В этом наша сила, в отличие от той же папистской Европы, где последствия родственных браков уже стали ощущаться очень остро. У них вырождаются одарённые. Чего уж далеко ходить: Алексей Романов такая жертва. Именно поэтому он не смог стать наследником своего отца.

— А жена и дочери? Ведь были же в России императрицы.

— Были, — согласился Оболенский. — Только великие княжны до сих пор не замужем и не эмансипированы. А значит, никто до короны их не допустит. А Александру Фёдоровну даже при жизни супруга недолюбливали. Никто так и не понял, в какой момент и как Григорию Распутину удалось убедить её, что у Алексея Николаевича на самом деле дар есть, но находится в спящем состоянии. Александра Фёдоровна поверила этому полностью. Как и тому, что Распутин сможет пробудить его к совершеннолетию наследника. Именно поэтому бездарность царевича долгое время оставалась тайной. Она даже императора Николая смогла убедить в этом.

— Единственный сын и подаренная надежда? Классическая схема мошенничества, — хмыкнул Алексей.

— Если бы Александра Фёдоровна ограничилась только надеждой… — покачал головой Оболенский. — Но она, по сути, всю свою семью принесла в жертву. Не отпустила Татьяну в Сербию и отказала румынскому принцу в руке Марии, поверив словам Распутина, что для пробуждения дара нужна вся семья рядом. Она разрушила помолвку великой княжны Ольги с князем Дмитрием Павловичем только потому, что тот позволил себе усомниться в «сибирском старце». А ведь если бы этот брак состоялся, то именно супруг Ольги стал бы следующим императором. Он тоже Романов по крови, но в столь дальнем родстве, что даже евгеники не были против. Я уже не говорю об обоюдных чувствах. Так что Александре Фёдоровне лучше не напоминать о себе лишний раз.

Оболенский замолчал, нахмурился и снял с Алексея артефактные браслеты.

— Встань, пройдись, — попросил он. — Больше ноги не болят?

— Нет! — радостно заявил Алексей, вновь почувствовавший себя полным сил.

— Я зайду после ужина? — спросил Михаил, скользнув ладонью по спине.

— Да, конечно, — прикусил губу Алексей.

— Тогда отдыхай, — улыбнулся Оболенский и вышел за дверь.

И уже там его улыбка стала вымученной, а затем и вовсе сползла с лица. Оболенский глубоко вздохнул и искренне пожалел, что Разумники не умеют читать мыслей. Но ему хватило и того, что на предложение зайти, от Алексея пришла волна растерянности и вины. Как будто не хотел он видеть его сегодня, просто не нашел предлога, чтобы отказаться. И эти чувства резко контрастировали с тем интересом, с которым он слушал дворцовые сплетни.

Рассказывать о тайнах императорской семьи Михаил не боялся. Перед тем, как отправиться на рындов двор он имел продолжительную беседу с императором Михаилом и наследником Георгием, в которой ему прямым текстом были даны указания ничего не скрывать и во всём потакать Шувалову. Но при этом делать это по возможности незаметно и необременительно, чтобы у того и подозрений не закралось.

Именно по этой причине Оболенский и не собирался сообщать Илье Саввичу о вопиющем нарушении устава караульной службы. Только если Шувалов сам захочет. Но вопреки всеобщему мнению, Алексей не был для Михаила «работой». Он же не виноват, что его собственный интерес совпал с государственным. Вот только правду об этом знал только Олег Николаевич, от которого никогда не утекало ни капли лишней информации.

Но вот кем был он сам для Шувалова, Оболенский так и не понял. Вроде бы и тянулся к нему Алексей, но Михаила не покидало ощущение, что тот хватается за него, как за соломинку. И допускал близко, но ни на что, кроме обоюдных ласк, не соглашался. А вот теперь ещё и чувство вины… Но Михаил и не такое готов был терпеть от своей «звезды». Ведь можно закрыть дар, не трогать, не касаться чувств. Позволить себе немного иллюзии, представив, что нужен, что дорог, что любим. Обмануться, хоть на немного.

Сколько ему отведено быть рядом? Полгода? Год? А потом и к Олегу Николаевичу можно будет обратиться. Гранд-Разумник может полностью заблокировать чувства, особенно если его клиент будет помогать в этом. И пусть после этого Михаил превратится в безэмоциональную личность не способную на жалость, сострадание и понимание, но зато перестанет убиваться по далёкой от него «звезде». Он станет идеальным солдатом, а Алексей Шувалов будет сиять при дворе, обласканный вниманием господ, дам и милостью императора.

Сглотнув подступивший к горлу ком, Михаил тряхнул головой и вернулся к себе. Надо подождать лишь до ужина, а потом он сумеет пробудить чувственность и утонет в нежности и удовольствии своего партнёра. Впитает в себя, запомнит, выставит, как флаг и никогда больше не тронет Алексея своим даром, чтобы не рушить эту идиллию. Ну, может не сейчас, а немного позже. Вдруг он ошибся в интерпретации чувств и совсем не он причина нервозности Шувалова?