— Миш, в этом наряде я похож на пингвина! — скривился Алексей, глядя на себя в зеркало после того, как Оболенский потратил почти час, чтобы выбрать ему подходящий случаю гардероб.

Белые узкие брюки были заправлены в высокие, по колено, чёрные блестящие сапоги. Ненавистная блуза с рюшами, жилетка, украшенная серебряным шитьём и драгоценными камнями и фрак. Да, тот самый, с длинным хвостом. Надо отдать должное — Оболенский был одет примерно так же. Только цвет отличался и немного фасон. Но тому, на взгляд Алексея, такая одежда шла. Кружевные манжеты подчёркивали ухоженные кисти рук, а зауженные брюки — длинные прямые ноги.

А вот Алексей сам себе напоминал деревенщину, выряженного в модные тряпки. И дело тут было не во внешности, а в привычке и умении держаться естественно. Ну не получалось у него небрежно поправлять воланы или раскованно себя чувствовать во фраке.

— Как хочешь, но в этом я не пойду! — решительно заявил Алексей, стаскивая с себя одежду. — Я лучше мундир надену! Он хоть смотрится нормально!

— Лёш, но это последнее веяние моды! — попытался отстоять свой выбор Оболенский. — Ты посмотри какое шитье! Это же даровая работа. Ни одного шва, ни одной нитки — совершенно цельный костюм. А вышивка — и вовсе произведение искусства!

— В ад такое искусство! — выругался Алексей. — Грешников надо заставлять ходить в таких штанах. Миш, да они давят во всех причинных местах! Я уж не говорю про то, как они обтягивают эти причиндалы. Ладно бы пиджак длинный был. Так нет же, как будто специально перед короткий сделан, чтобы выставить твое «достоинство» на всеобщее обозрение!

— Тогда хоть парадку надень, — грустно вздохнул Михаил, вынужденный смириться с решением Алексея.

— Слушай, Миш, а что, штабс нас просто так отпустил? И даже ничего не сказал?

— Так это приём же, Алексей! Не в кабак же просимся. Здесь все из родов, и все понимают, что это не только развлечение, но и статус. Вот не пустит нас штабс-капитан к Голицыным, а Дмитрий невзначай пожалуется на это батюшке. Глава рода Голицыных упомянет в разговоре с Залесским. Вот и получится так, что на званый ужин к надворному советнику Ранцеву штабс-капитану забудут прислать приглашение. Зачем так рисковать?

— Как всё сложно… — проворчал Алексей, поправляя на груди золотые цепи. — Надеюсь, ты меня одного там не бросишь? А то ведь я могу и глупость какую выкинуть, сам того не подозревая.

— Не волнуйся, я буду рядом, — пообещал Оболенский.

В без четверти шесть небольшая хищная авиетка в родовых цветах Шуваловых: белом, красном и золотом, украшенная большим гербом с единорогом, взмыла в небо с рындова двора, чтобы уже через десять минут приземлиться возле дома Голицыных.

Роскошный особняк Голицыных, построенный в виде буквы «П», располагался в глубине парка, и сейчас весь его внутренний двор был заставлен транспортом. Здесь были и автомобили, и авиетки, но вот такая: в фамильных цветах и с гербом главы рода, была всего одна.

— Видишь ли, Алексей Константинович… — продолжил Оболенский начатый в полёте рассказ. — После того памятного скандала Дмитрий Голицын оказался в числе тех семи человек, кто от меня не отвернулся. Но ещё забавнее то, что четверо из оставшихся шести были, как я считал, никчемными знакомыми. Имея титул княжича, наследника и будучи неограниченным в деньгах, я воспринимал их не иначе, как прилипал. Каково же было моё удивление, когда именно они меня поддержали и не отказались помочь.

— Я так понимаю, Михаил Александрович, что сегодняшним нашим совместным появлением ты хочешь взбаламутить это болото? — усмехнулся Алексей, которому Оболенский только что напомнил, что на официальном приёме даже супругам положено обращаться друг к другу по имени-отчеству.

— Да уж. Моё примирение с родом Шуваловых будет иметь потрясающий эффект. Вот увидишь.

В дверях дома их встретил одетый в ливрею дворецкий и проводил в зал, где им навстречу тут же поспешил Дмитрий Голицын.

— Господа! Я счастлив вас видеть! — отвесил он каждому по очереди чопорный поклон.

— Дмитрий Александрович, — кивнул в ответ Алексей.

— Мои поздравления, ты снова на ногах! — расплылся в улыбке Оболенский.

— Миша, прости, я не знал… — буквально одними губами прошептал Дмитрий и вынужден был переключить внимание на вновь прибывших гостей.

— За что он извинился? — не понял Алексей.

— Видимо здесь те, кого я совсем не хочу видеть, — ответил Михаил, оглядел зал и усмехнулся: — А вот и причина тревоги Голицына. Мой брат. Как ты недавно пел: «Улыбаемся и кланяемся»?

— Улыбаемся и машем. Познакомишь?

— Сам подойдёт, — фыркнул Михаил и, подхватив с подноса слуги два бокала с шампанским, протянул один из них Алексею.

И действительно, не прошло и пяти минут, как Оболенского окликнул молодой человек.

— Михаил, что же ты не сказал, что тоже приглашен? — начал он ещё издалека, явно привлекая внимание гостей. — Я бы за тобой экипаж выслал. Ведь батюшке недавно пришлось выкупать твой автомобиль из залога!

— Иван! — с роскошной улыбкой шагнул ему навстречу Михаил. — Не поверишь! Камердинер не понял моих слов: я приказал ему заложить экипаж; выхожу — а машины нет. Приказываю подавать, а он подает мне пук ассигнаций. Я смотрю на них и никак понять не могу. А потом вспомнил, что он ведь до этого тебе служил. Неужели старые привычки сохранил?

Где-то сбоку раздались сдавленные смешки. Молодой человек даже с шага сбился, и не только из-за них. Но ещё и потому, что в этот момент в его сторону повернулся Алексей и, чуть тронув Оболенского за локоть, попросил:

— Михаил Александрович, не представите мне этого прекрасного молодого человека?

— Иван Александрович Оболенский, наследник рода, — чопорно ответил Михаил и, повернувшись уже к брату, продолжил: — Алексей Константинович Шувалов, глава рода.

— Я польщён, — чуть склонил он голову. — Уверен, что когда вы станете князем, Иван Александрович, вы так же искренне будете делиться со всеми тайнами своего рода.

Алексей сам не понял, как эта колкость у него вырвалась. Обычно молчаливый и осторожный, он сегодня ощущал себя странно. Ему казалось, что в обществе неизвестных ему людей он будет чувствовать себя неловко, но вместо этого он легко скользил по залу рядом с Оболенским и не задумываясь выдавал перлы. Словно пузырьки шампанского наполнили собой кровь и сделали его не только лёгким в душе, но и острым на язык. Неужели его самого зацепила собственная Весть?

— Александр ведь настоящий гений стратегии! Он занял город с помощью всего двух десятков солдат! Вы можете себе это представить? Он в одиночку удержал целую артиллерию. А взял в плен… там еще больше, так что если сосчитать, то из пленных выходила армия! — повисла у него на руке пожилая генеральша в отсутствие запропастившегося куда-то Михаила. — Александр взял этот город… и на беду забыла название: как бишь этот город, вот так в голове и вертится. Боже мой, столичный город… вот странно, из ума вон… Алексей Константинович, вы вот вы знаете, какой это город взял Александр?

— Вавилон.

— Что вы это?! Я говорю про моего мужа Александра Ивановича.

— А я думал, что вы сейчас про Александра Македонского, — попробовал отвязаться от неё Алексей, сбежав на балкон.

Но отдохнуть в тишине ему не дали. Едва он облокотился на перила, как к нему подошла молодая девушка.

— Простите, что отвлекаю вас, Алексей Константинович, — робко начала она, теребя веер. — Я лишь хотела спросить: вы действительно от имени рода простили Михаила Оболенского?

— А почему вас это интересует настолько, что вы решили спросить это у меня лично?

— Вы наверное не понимаете? Тогда я должна представиться. Анастасия Чернявская, бывшая невеста Павла Шувалова. Когда я вас увидела впервые, то на секунду мне показалось, что это он. Мы с Павлом любили друг друга, были помолвлены и собирались пожениться. С Михаилом Оболенским меня познакомил Павел на одном из приёмов, и это стало роковым событием в моей жизни. Про таких, как он говорят, что для них нет границ дозволенного. Молодому княжичу просто взбрела в голову блажь — и Оболенские поставили мою семью в безвыходное положение. Я вынуждена была бросить человека, которого любила и согласиться на его условия. Павел этого не стерпел. Он был гордым, решительным и не побоялся пойти против княжеского рода. Но к тому моменту, когда история приобрела огласку, Михаил наигрался и просто отказался от помолвки. Он не просто меня бросил, а унизил при всех. Но тут уже даже Александр Иванович не выдержал выходок своего сына. Вот мне и интересно, вы действительно простили человека, для которого понятие чести просто не существует?

Немного оглушенный свалившейся на него нежданной новостью, Алексей даже растерялся на мгновение. А потом прислушался к себе и ответил честно:

— Да. Лично у меня к Михаилу Оболенскому претензий нет.

— Понятно. Тогда прошу меня извинить, — кивнула головой Чернявская и быстрым шагом скрылась внутри дома.

Оставшись один, Алексей вновь задумался над историей доставшегося ему тела. Павел жил, с кем-то дружил, с кем-то враждовал. Имел родственников, а теперь вот выясняется, что и невеста была. Какие ещё сюрпризы ему принесёт жизнь? К своему удивлению Алексей понял, что не хочет в этом копаться. Не хочет вытаскивать на свет чужие тайны. У Павла была своя жизнь, а у Алексея будет другая. Только вот парня того выжившего найти всё-таки надо будет. Пусть роднёй он и не станет, но на часть наследства всё же право имеет.

— О чём задумался? — вдруг прислонился рядом Михаил.

— Ну и где ты был, Оболенский? Кто-то обещал не оставлять меня одного.

— Ты неплохо вписался в компанию, — усмехнулся он. — Дам так и вовсе покорил. Я, конечно, беспокоился, что к моменту моего возвращения ты можешь стать уже женатым человеком, но я в тебя верил. А мне с братом поговорить пришлось. Отцу уже известно о том, что мы с тобой в личной охране императорской семьи. А теперь доложат о нашем примирении, о риторическом позоре братца, и отец захочет вернуть меня обратно в род. А это автоматически подвинет Ивана с места наследника. Он сейчас не на шутку перепуган. Так, что даже к Голицыным напросился, зная, что я обязательно появлюсь здесь.

— Значит, ты вернёшься в семью? — спросил Алексей.

— Не уверен. Вот если бы мне это предложили пять лет назад — на коленях бы благодарил. Три года назад — подумал бы и выставил некоторые условия. А теперь — не хочу.

— Почему? — не понял Алексей.

— Я изменился, — просто ответил Михаил.

— Миш, кто такая Чернявская? — прищурившись, спросил Алексей.

— Ясно, — хмыкнул Оболенский. — Вот зачем её Иван сюда притащил. Я так понимаю, что половину истории тебе уже рассказали? Хочешь услышать мою версию или поверишь даме на слово?

— Хочу, — повернулся к нему Алексей.

— У Павла денег хватало, а вот влияние стремительно падало. И он решил поправить ситуацию за счёт брака с Чернявской — дочерью генерал-прокурора — весьма влиятельного при дворе, но не родовитого. Какого-то дальнего родича герба Ястршембец, которого даже на родовом дереве нет. Они стоили друг друга. Павел получал влияние при дворе, а перед Анастасией открывались двери высшего света. Вот на одном из таких приёмов мы познакомились, и она довольно быстро решила, что стать княгиней лучше, чем графиней. И помолвка её не смущала. А я в те времена не привык себе ни в чём отказывать. Тем более если дама сама в койку лезет.

— Не чуял границ дозволенного? — прищурился Алексей, вспомнив данную Михаилу характеристику

— Скорее, не замечал. Вот на этой почве мы и сцепились с Павлом. Он решил, что может меня шантажировать некоторыми нелицеприятными высказываниями в адрес Чернявской. Над его попыткой я тогда только посмеялся, а он пошел до конца. Мои слова стали достоянием гласности, а он — несчастной жертвой. Думал заручиться ещё большим доверием будущего тестя, как человек, принявший с распростёртыми объятиями его оскандалившуюся дочь. Только он не учёл, что эта интрижка была не моей инициативой. Чернявская же, быстро сориентировавшись в скандале, через своего отца потребовала нашей свадьбы. Генерал-прокурор поговорил по душам с моим отцом, и меня поставили перед фактом. А я отказался. И не в приватном разговоре, а на приёме, который устроило моё семейство, чтобы отпраздновать помолвку. Ну а дальше чем всё кончилось — думаю, понятно. Отец такого не стерпел и выкинул меня из рода. А несостоявшийся тесть ещё и по службе крылья подрезал. Но о своей невиновности я никогда и не заявлял. В такую опалу, как я, просто так не попадают.

Остаток вечера они провели сбежав из бального зала и устроившись в компании Дмитрия Голицына и ещё трёх человек в биллиардной. Стол был всего один, и за первыми тремя партиями Алексей вынужден был просто наблюдать. Зато в перерыве, когда по распоряжению Голицына слуги принесли закуски и шампанское, Михаил предложил.

— Давай с тобой сыграем?

— Ты же знаешь, что я не умею, — пожал плечами Алексей.

— Не страшно, я помогу, — подмигнул он, собирая шары в пирамиду. — Разбивай.

В «Палкине» Алексей уже пробовал играть, да и правила успел выучить, но всё равно первый удар вышел косым. Биток ударил не в основание пирамиды, а левее. Шары разлетелись, но Алексей всё равно недовольно поджал губы. Он снова примерился к битку, когда Михаил его остановил.

— Не этот шар. Тут тебе только рикошетом бить. Смотри, восьмерка почти напротив лузы. Попробуй её ударить, только стол обойди.

Алексей примерялся, но удар прошел впустую. Хоть и зацепил он шар, но загнать в лузу не сумел.

— Твой удар, — вздохнул он.

— Брось, я же хочу тебя научить, а не выиграть, — рассмеялся Михаил. — Давай ещё раз, только уже по тройке. Я помогу.

Оболенский подошел сзади и чуть навалился на спину Алексея. Перехватил руку с кием, а другой опёрся о стол.

— Удар должен быть сильным и правее центра. Тогда биток отлетит влево и столкнёт шар в лузу. Расслабь руку, позволь мне, почувствуй, как скользит кий…

Алексей вздрогнул и через плечо покосился на Оболенского, порадовавшись в душе, что не надел предложенный им костюм. Потому что фантазия тут же увела его от бильярдного стола, и даже само слово «кий» вызвало у Алексея непотребные ассоциации, отозвавшиеся внизу живота резким приливом крови. Но сам Михаил, казалось, был полностью сосредоточен на игре. Чуть сдвинувшись, он занял более удобную позицию, насколько позволяло ему присутствие Алексея, и, отведя руку, резко толкнул кий вперёд. Алексей даже не посмотрел на результат удара. Сейчас его заботило совсем другое.

— Миш, Голицыны сильно обидятся, если мы уедем прямо сейчас? — спросил он, чуть повернув голову.

Оболенский поймал шалый взгляд, непроизвольно облизнул губы и, чуть просевшим голосом, ответил:

— Давай распоряжение на взлёт. Я предупрежу Дмитрия.

Целоваться они начали ещё в авиетке. Сначала нежно и чувственно, желая подарить друг другу ласку. Но уже через минуту началась борьба за лидерство. Полы кителя Алексея оказались расстёгнуты, а сорочка Михаила выпростана из-за пояса брюк. Прижавшись плотнее Алексей ощутил приятное касание к шее, а затем его волосы слегка оттянули, вынуждая оторваться на пару секунд.

— Пожалей своего пилота, — с придыханием сказал вдруг Михаил. — Он же всё слышит.

Кинув взгляд вперёд, на невозмутимого мужчину за штурвалом, Алексей усмехнулся.

— У него завтра выходной и премия, чтобы не отвлекался ни на что, кроме полёта, — громко заявил Алексей и коснулся гербовика.

Вот чем он был хорош, в отличие от той же кредитной карты, это тем, что не надо было долго заморачиваться переводом. Захотелось подарить пять рублей вон тому типу в синей шапке — и не нужны никакие реквизиты. Ведь не зря к его созданию прикладывают свой дар Разумники. Сто рублей премии ушли по назначению, а Алексей вновь повернулся к Оболенскому.

Приземлившись на рындовом дворе, они попытались привести одежду в порядок. Но всё равно до комнат добирались перебежками, чтобы не попасться никому на глаза.

— Зайдёшь? — предложил Михаил, останавливаясь возле своей двери.

— А ты серьёзно решил, что сейчас я пойду к себе?

— Могу я пойти с тобой, — прищурившись предложил Михаил.

Шестым чувством Алексей ощутил некий двойной смысл в словах Оболенского, но сейчас разбираться с этим не хотелось.

— Открывай уже, — решительно заявил Алексей.

Комнаты Оболенского были почти такими же, как и его собственные: гостиная, спальня и ванная. Скинув мундир на оттоманку, он в одном белье направился в душевую. И почти сразу к нему присоединился Михаил.

— Я никогда не научусь играть в бильярд, — вдруг произнёс Алексей.

— Почему?

— Потому что когда ты ко мне прижимаешься, ни о какой игре я думать не могу!

Михаил сглотнул. Неожиданные ассоциации завели его не на шутку.

— Ты так себе это представлял? — Оболенский невольно улыбнулся и перехватил член у основания.

Он несколько раз провел рукой по напряженному стволу, и Алексей откинулся назад, упершись затылком в прохладную стену. Опустившись на колени, Михаил вобрал член в рот, пока тот не уперся в его горло, и Алексей задохнулся от возбуждения. Сдавливавшая его бархатная глубина ощутимо завибрировала, когда Михаил немного расслабился, загоняя член еще дальше, а затем с пошлым звуком выпустил его.

— Я сейчас кончу… — простонал Алексей, запустив руки в мягкие влажные волосы.

— Не так быстро, — усмехнулся Михаил, поднимаясь на ноги, — Я сегодня рассчитываю на нечто большее.

Втянув Алексея в жаркий поцелуй, Михаил принялся гладить руками по коже, смывая усталость дня. Опустил руки на бёдра и небрежно скользнул пальцами в ложбинку, осторожно касаясь сжатого колечка. Алексей невольно подался вперёд, будто желая уйти от прикосновения, и Михаил отступил.

Покончив с водными процедурами, Михаил потянул Алексея в комнату, даже не удосужившись вытереться полотенцем. Уронив Алексея на кровать он прошелся дорожкой из невесомых поцелуев от уха к его ключице. Сильные руки огладили грудь и чувствительно сжали соски.

Удовольствие накатывало на Алексея волнами. Он выгнулся под жадными руками и губами, забывая всё на свете. Но когда почувствовал, что в него проникает палец, панически дёрнулся.

— Миш, не надо, я не смогу… — жалобно простонал он, чувствуя за собой какую-то иррациональную вину.

— Ладно, — выдохнул Михаил. — А так сможешь?

Тряхнув головой, он уверенно оседлал бёдра Алексея и провокационно потёрся задом о возбуждённый член. Тот шумно выдохнул от накатившего возбуждения и вцепился пальцами Михаилу в бёдра. Усмехнувшись, Михаил почти лёг на своего любовника, втягивая того в поцелуй и потянулся рукой к прикроватной тумбочке.

Нужный флакон нашелся сразу. Михаил специально поставил его под руку прежде чем идти за Алексеем в душ. Вот только он не ожидал, что использовать придётся самому. Но лучше так, потому что полноценной любви хотелось уже давно и снова ограничивать себя только лишь ласками он был не намерен.

Плеснув на ладонь мягкое ароматическое масло, Михаил щедро размазал его по члену любовника, наскоро растянул себя и аккуратно ввёл головку. От тесноты и остроты ощущений Алексей ахнул и подался бёдрами вверх, загоняя член почти до упора. Михаил зашипел, вцепившись пальцами в плечи, замер, но вдруг откинулся назад и начал двигаться, выбирая темп.

Запрокинув голову и закрыв глаза Михаил полностью отдался своим чувствам. Наученный опытом, он больше не позволял Алексею проявлять инициативу, крепко прижимая того за бёдра руками к кровати. То подаваясь вперёд, то откидываясь назад Михаил пытался поймать то самое положение, при котором член Алексея проходился бы точно по простате. А когда нашел — ослабил давление, позволяя любовнику творить с собой всё, что угодно.

Гортанный стон Михаила снёс у Алексея последние остатки самоконтроля. Отдавшись древнему инстинкту, он вколачивался в податливое тело, на грани сознания понимая, что почти груб. Но Михаил только поощряюще стонал, а остановиться он уже не мог. Каждым резким, сильным движением он подбрасывал на себе партнёра и вскрикивал от острого удовольствия.

Низко рыкнув, Алексей упёрся пятками в постель, несколько раз с силой усадил на себя партнёра и кончил, выгнувшись дугой. А вот Михаилу явно не хватило. Тот продолжал ритмично подниматься и опускаться, помогая себе рукой, не обращая внимания на пассивность партнёра. Но когда на его член легла чужая рука — не выдержал. Его семя брызнуло, попав не только на живот и грудь, но и на лицо Алексея.

— Миш? — тихо позвал Алексей. — Ты как?

— Неужели не видно, — расслабленно ответил Михаил, наклонился вперёд и демонстративно слизал с подбородка жемчужную каплю.

— Я думал — сдохну, — признался Алексей. — Но это была бы самая роскошная смерть…