Уж в одном Алексей Шувалов точно оказался прав: недругов у его рода было действительно много. Так что с поиском таковых у князя Оболенского проблем не возникло. Вот только склонить их на свою сторону оказалось затруднительно. Главы родов слепотой и глухотой не страдали, и положение Шувалова при дворе прекрасно видели. Слабоумием они тоже не отличались и понимали, что плеваться в родовом имении — это одно, а вот открыто выступить против фаворита будущего императора — совершенно другое. За такое самому легко оказаться в опале.

Так что начинать Оболенскому пришлось самому. Пара фраз в нужных кругах, брошенное в спину презрительно слово, оставшееся без последствий — и вот уже самые ярые противники тоже начали подавать голос. Своих «единомышленников» князь собирал осторожно, точно зная, что ему-то с рук сойдёт всё, а вот другим припомнят. После, но припомнят обязательно. Такое не прощают. Поэтому тех, с кем сам Оболенский ругаться не хотел, втягивал осторожно и намёками.

Обещанная новость будоражила его ум предположениями. Что это будет: назначение, новый титул, пожалованные земли? Вот только после тщательного обдумывания все варианты были признаны негодными. Ради них затевать такую хитрую интригу просто не стоило. А вот тот факт, что имя второго кандидата неизвестно — нервировало. Так что про свои интересы пришлось временно забыть. Кто знает, может как раз того, кто ему сегодня перешел дорогу, завтра придётся поддержать.

Помня про обещанную новость, в начале декабря Александр Иванович перебрался в Петроград, решив дождаться развязки здесь, а не лететь сломя голову из поместья. Он ждал, каждое утро просматривал газеты, но всё равно, когда его взгляд натолкнулся на заметку, не выдержал.

— Что?! — громовой голос князя заставил вздрогнуть завтракающего Ивана, а его жену даже уронить вилку.

Князь Оболенский ждал много чего, но точно не объявления о предстоящем супружестве наследника престола. В голове тут же пронеслось предупреждение Шувалова: «Такую новость вы не пропустите. Имён не будет, но подумать на кого-то другого, кроме меня, будет сложно». И да, это был достаточный повод инициировать Дворянское Собрание.

Газета полетела на пол, а князь поднялся из-за стола, даже не закончив завтрак. До обеда его эфирник не замолкал. Сотни разговоров, просьб, угроз, приказов. И вот он результат: собрание уже завтра. За теми, кто не мог так быстро прибыть в Петроград, князь выслал собственные авиетки. А некоторых и погостить пригласил.

Вечером в гостиной петроградского дома герба Оболенский за рюмкой хорошего грузинского коньяка собрались пять человек.

— Ох, рискуешь ты, Саша. Сильно рискуешь, — покачал головой князь Волконский. — Вот заупрямится наследник — и поедешь ты после коронации покорять Сибирь. И хорошо, если доедешь, а не хватит тебя удар на полпути.

— Нет, Федя, не поеду. Ты обратил внимание, что имени-то в объявлении нет? Я тебе как другу скажу — не Шувалов это. А вот ежели мы для настоящего кандидата не получим одобрения Собрания — тогда точно чемоданы паковать придётся.

— Какого такого: настоящего? — прищурился Гагарин.

— А вот этого мне не сказали, — усмехнулся Оболенский, а затем и вовсе расхохотался, глядя на ошарашенные вытянутые лица князей. — Неужто вы меня совсем слабоумным считаете? Думаете, я стал бы вредить своему роду и собственному сыну?

— Погоди, так всё, что ты говорил…

— Что надо — то и говорил. А кто за мной повторял — сам виноват. Коли своей головы на плечах нет — так её и совсем потерять легко. А что до второго — его имя на собрании всплывёт. Видимо, кандидатура совсем не подходящая, раз ради него такую многоходовку организовали.

— Чем тебя прижали, Саша?

— Не поверишь, собственный сын нож к горлу приставил. Поумнел мой Мишенька, поумнел. Настолько, что я даже жалею, что не он наследником будет. Да только он не вернётся — к Шуваловым уйдёт. А вас, господа, я по дружески предупредил. Волну против Шувалова я подниму в любом случае. А дальше вам решать самим: останетесь в тени — на милости императорские можете не рассчитывать. Георгий Михайлович решению Собрания подчинится, но не простит. Поддержите — шепну Алексею Константиновичу: кто мне помог.

***

Дворянское Собрание гудело, как растревоженный улей. Шутка ли: такая новость и вопреки всем традициям. Ведь сначала должна быть помолвка не ранее чем за три месяца, затем венчание, приём, на который требуется ещё подобрать наряды. А тут — как снег на голову!

— Ну а чего непонятного? — заявил старый граф Апраксин. — К отречению Михаила Александровича всё готово. А после Рождества — уже коронация. Вот и торопится наследник.

— А чего ж тогда имя избранника не называют?

— А чего его называть? — зашипел Оболенский рассерженной коброй. — То ли не видно, кто от Георгия Михайловича ни на шаг не отходит? По собраниям, да по ассамблеям вместе! Ладно, терпели выскочку за спиной, но шуваловский отпрыск на троне?! И мы стерпим такое?!

Подняв волну возмущения, Оболенский притих, наблюдая за Собранием. Окрылённые тремя месяцами безнаказанной критики, противники рода Шуваловых стали повышать голос. Потому что поняли, что если допустят это супружество — не жить им.

— Со времён Рюриковичей до́роги князьями были! Так неужели позабудем историю земли Русской и папистам уподобимся? Ведь с детства на трон Российский готовлен! — вклинился в общий гвалт возмущённый голос княжны Вяземской.

— Кто готовлен? Шувалов-то?

— Да причём тут Шувалов? Алексей Романов!

Услышав имя князь Оболенский сломал карандаш, что держал в руках и вмиг покрылся холодным потом. Вот теперь всё встало на места. Как и то, почему имя до последнего хранили в секрете.

— Бездарный?! — раздались сразу несколько возмущённых голосов.

— И что? Детей им не рожать вместе. Уж лучше бездарный, чем безродный! — взъярился князь. — Шувалов даже не граф — мещанин! Так давайте ещё крестьянина на трон посадим и в ножки ему кланяться будем, коли сын императорский нам не мил!

Никогда ещё князь Оболенский не был так яростен и красноречив. Он убеждал, доказывал, порой криком своим заглушая голоса недовольных. И не только он. Почуявшие, как вытащить голову из петли, враги Шуваловых были не менее убедительны, да ещё и десяток родов во главе с обещанными Воронцовым, Вяземской, Юсуповым и Голицыным.

— Да где же это видано — бездарный на троне?! — сумел вклиниться Стародубский. — Позор для престола Российского!

— А ну язык попридержи, Антон Степанович! — рявкнул князь Гагарин. — Сейчас твоя фамилия позором станет! Без герба оставлю! Или забыл, чья на нём княжеская корона?

Пока часть дворян продолжала ругаться, другая половина с подачи Юсупова уже составляла Манифест. Ставя свою родовую печать, подкреплённую даром, князь Оболенский подсчитал, что голосов чуть больше половины. Мало, очень мало. Председатель не утвердить может. Подхватив бумагу, он лично пошел с ней по рядам. Кому просто подписать повелевал, кому долги прощал, кому милость обещал, но собрал почти три четверти согласных.

Ох, прав был Алексей Константинович, когда говорил, что нельзя давать Собранию опомниться. Сейчас, посреди накала страстей, никто не думает при чём тут род Шуваловых и почему нельзя просто отклонить кандидатуру не меняя её другой. А ведь задумаются, только поздно уже будет, да и в глупости своей никто после не признается…

***

Михаил Александрович Романов тяготился своим царственным положением. Он никогда не хотел править и принимать решения. Самым большим его желанием было тихое семейное счастье вдали от шумного двора, государственных вопросов и интриг. Он даже решился на это десять лет назад, вот только Россия вновь позвала на служение. И он не смог отказаться, иначе просто перестал бы себя уважать. Вот только сердцем он был не здесь, а в тихом домике в Британии вместе со своей любимой супругой. Нервы и переживания подкосили его здоровье, да и Наталья Сергеевна уже горестно вздыхала, обиженная отношением к себе аристократии, и рвалась прочь из России. Одно радовало — Георгий справлялся.

Михаил Александрович дал ему полную свободу. Он часто подписывал принесённые Георгием документы, даже не вникая в их суть. А о некоторых вещах так и вовсе узнавал из газет. Вот как, например, о готовящемся венчании. На прямой вопрос Георгий внимательно на него посмотрел и спросил: «Михаил Александрович, вы точно хотите вникнуть в суть вопроса?». Нет, он не хотел, лишь убедился, что сын знает, что делает и снова погрузился в мечты о скором отъезде.

И вот снова неожиданность: делегация Дворянского Собрания попросила аудиенции, и не просто так, а с Манифестом. Михаилу Романову пришлось перечитать текст дважды, прежде чем он понял его суть.

— Господа, вам не кажется, что требовать такого… — император Михаил замолчал, не желая озвучивать вслух то, что думал.

— Престол Российский должен быть унаследован по всем правилам, Ваше Величество, — мягко начал князь Воронцов. — И это — наилучший выход. Законность права наследования Георгия Михайловича будет подтверждена Алексеем Николаевичем, а отсутствие дара Божьего у последнего компенсирует ваш сын. Вам надо всего лишь подписать согласие с Манифестом, и сразу после венчания вы можете писать отречение.

Михаил Романов пристально посмотрел на Олега Николаевича. Князь Воронцов знал, на какую мозоль надавить.

— Без согласия обоих? — покачал головой император. — Господа, пригласите сюда наследника.

Георгий зашел в кабинет отца в полном спокойствии. Оглядел присутствующих и уточнил:

— По какому вопросу желали меня видеть, Михаил Александрович?

— Ознакомьтесь, — отведя глаза, ответил император.

Приняв из рук отца Манифест, Георгий медленно его прочитал, останавливаясь почти на каждой формулировке, положил на стол и задумался. Пауза начала затягиваться. Представители Дворянского Собрания ждали молча, а вот Михаил Александрович начал нервничать, переводя взгляд с визитёров на сына.

— Значит, Собрание требует на престол двух Романовых?.. Я могу надеяться, господа, что выполнив ваше требование получу полную поддержку?

— Разумеется, Георгий Михайлович, — кивнул князь Оболенский. — Не так уж много у нас условий. Всего лишь узаконенное через супружество наследование, и мать ваших детей, подобранная евгениками во избежание рождения бездарных сыновей. Ну и решить вопрос с господином Шуваловым. Его нахождение подле вас может омрачить торжества венчания и коронации. Во избежание пересудов и сплетен ему следует дать другое назначение. Подальше от Петрограда.

Георгий внимательно вгляделся в лицо князя Оболенского, и через долгую минуту положил Манифест перед отцом.

— Подписывайте, Михаил Александрович.

Дождавшись пока император поставит свою подпись и утвердит её с помощью вливания дара, Георгий взял в руки бумагу и протянул её Оболенскому, успев при этом тихо шепнуть:

— Последнее предложение было лишним…