— Хайнэ, ты действительно снимаешь венец? — едва войдя в комнату, спросил Инвар. — Для кого?

— Ни для кого, Инвар, — улыбнулся Хайнэ. — Я просто ухожу.

— Но почему? — растерялся старший жрец и опустился на колени. — А как же храм?

— У вас будет новый Верховный, — ответил Хайнэ. — Это случалось во множестве других храмов, а теперь произойдёт и здесь. Сегодня в полночь я сниму венец, а завтра утром его наденет другой. За этим я и хотел тебя видеть. Купи мне в городе одежду.

— Но… Куда ты пойдёшь? Тебе нужен дом, слуги, охрана. Ты же не будешь ночевать на улице? Кого ты возьмёшь с собой?

— Никого. Мне не нужно ничего, Инвар, кроме обычного городского либаса и ожерелья с монетами. Я не собираюсь оставаться в городе. Я отправлюсь в путешествие.

— Хайнэ, это чистое безумие! — возмутился Инвар. — Ты много лет покидал храм только на носилках, и только в сопровождении охраны. Ты не знаешь, как живут за стенами, не знаешь где покупают еду и как седлают лошадей. А с твоей внешностью… Неужели ты думаешь, что никто не узнает тебя?

— Я всё знаю, Инвар, — вздохнул Хайнэ. — Вот поэтому и не хочу задерживаться в городе. Кумаин увёл войско на север, а братья не ждут его обратно. Во дворце уже идёт передел власти. Если только Кумаин не покорит Умат — назад ему лучше не возвращаться. Поэтому я ухожу сейчас. Не хочу поддерживать законную, но несущую беду Асьяле власть Кумаина, как и не хочу вставать на сторону мятежного Нусаина, но при этом гораздо более рассудительного и сильного. Следующий Верховный может и вовсе не давать ответа, но не я. Моего слова будут добиваться любыми путями.

— Так это всё из-за его притязаний? — прищурился Инвар. — О, Ахантэ, да пусть он захлебнётся собственной блевотой!

— Не тревожь Первозданного мелочными просьбами, — рассмеялся Хайнэ. — Иначе однажды он не услышит зов о помощи. Не могу я больше оставаться в храме, Инвар. Когда-то давно я хотел просто жить, потом — служить Ахантэ, затем донести эту веру до людей, дать защиту тем, кто в ней нуждался, но не знал куда идти. Но вот уже сотня лет, как у меня больше нет цели. Мне кажется, что я застыл здесь, как сверчок в янтаре. Я не живу — существую. Ежедневно вижу, как соединяются любящие сердца, а сам… никогда не любил. Я знаю, что мне будет тяжело. Я знаю, что никто не застелет мне дорогу шелковым полотном. Но, если будет совсем плохо — я всегда смогу умереть, и Ахантэ возродит мою душу в другом теле. Может, я действительно устал?

— Тогда позволь хотя бы нанять тебе охрану? — с надеждой спросил Инвар. — Не наших, храмовых, а обычных наёмников. Пусть проводят тебя куда надо. Куда ты решил идти, Хайнэ?

— На запад пойду, туда, где Асьяла граничит с Маданжи. Не только Кумаин хочет увидеть море.

— Тогда пусть наёмники проводят тебя в Пунх. Оттуда до границы день пути. А за то время, пока вы добираться будете, ты научишься жить без храма. Не отказывайся, Хайнэ…

— И не думаю. Я признаю твою правоту, Инвар. Может я и не знаю сегодняшнего мира, но я знаю людей. Не плати наёмникам все деньги сразу. Дай треть с таким условием, что оставшуюся часть они получат в храме Пунха. Дорогую одежду мне не бери, купи ту, что носят обычные горожане. Украшений я не возьму, и «стрелы» не нанизывай на ожерелье. Только серебряные «колокольчики» и нитку медных колец. В худшем случае, в храме мне всегда дадут лепёшку и воду.

— Чтобы Верховный Хайнэ просил в храме подаяние вместе с нищими?! — зло вскинулся Инвар.

— Завтра я перестану им быть, Инвар, — остудил его Хайнэ, положив руку на голову. — А в том, что человек просит помощи храма, нет ничего зазорного. Постыдно годами так жить, а оказаться в трудной ситуации может каждый. Ахантэ видит всех, кто припадает к его ладоням. И никогда не прольёт воды на руки тем, кто в ней не нуждается. Иди, Инвар, я буду ждать тебя вечером. Сегодня я в последний раз принесу кувшин из источника. И пусть Ахантэ выберет мне достойного преемника!

***

Город Хайнэ просыпался рано. Едва только солнце скидывало с себя ночное покрывало, как на улицах появлялся народ. Каждый спешил решить свои дела до того, как полуденный зной накалит мостовую так, что та будет обжигать ноги даже через кожаную подошву. Распахивались окна пекарен, выставляя на высокий подоконник свежие лепёшки; зазывалы караванщиков выходили на улицы и кричали, какой они привезли товар; в огороженных высоким каменным забором дворах разводили очаг отцы семейства, зорко следя за своими детьми, а трактирщики выносили на улицу лёгкие плетёные столы, обещая любому желающему чашку холодной воды, горячего отвара и мясистые печёные листья мали с любой начинкой на выбор.

Двое мужчин с тёмной загорелой кожей, испещрённой мелкими морщинами, не спешили делать заказ. Прибывшие три дня назад в охране торгового каравана, здесь они остались не у дел. Ждать, пока расторгуется владелец, долго и не выгодно, вот и искали они новые заказы. Повезло почти сразу. Служитель храма Ахантэ предложил сопроводить одного человека в Пунх. Вот и ждали два воина своего нанимателя и решали: если плату дадут хорошую — и подороже еду взять можно. А если не сойдутся в цене — сэкономить лучше.

— Тихого солнца вам, уважаемые, и чистой воды в дороге, — окликнул их знакомый голос.

Два воина тут же поднялись и поклонились младшему стражу храма в коротком такаме. Ахантэ не нужно злить, особенно тем, кто ходит по пустыне. И только подняв головы, они заметили, что сегодня заказчик пришел не один. Вместе с ним был молодой юноша, что стыдливо кутался в длинную накидку новенького шурука.

— Я привёл того, кого нужно довести до храма в Пунхе, — продолжил страж. — За эту работу храм заплатит стоимость пятидесяти «стрел» любым ожерельем. Хоть нитями медных колец, хоть серебряными «колокольчиками», хоть самими «стрелами». Но здесь, в Хайнэ, храм даёт только двадцать. Оставшиеся тридцать «стрел» вам заплатит храм Пунха.

— А заплатит ли? — хмыкнул тот что помоложе и тут же получил тычок в рёбра от своего напарника.

— Заплатит, — ничуть не смутившись намёка на обман, ответил храмовый. — Вода Ахантэ всегда чиста, но и от других она ждёт чистоты. Что тела, что мыслей, что поступков.

— Пятьдесят «стрел» — это наша плата. А кормить его на что? — тем временем спросил старший.

— Ещё пять «стрел» на еду и воду, и десять — на одежду и ездового туха. Но Хаи раньше не покидал города и не видел пустыни, поэтому вам придётся покупать всё самим.

Двое мужчин переглянулись, будто ведя молчаливый диалог. Через минуту старший кивнул.

— Когда мы получим оплату?

В этот раз уже страж переглянулся с юношей и после кивка последнего положил перед ними ожерелье с десятью «стрелами» и тридцатью «колокольчиками». А после добавил ещё одно, с серебряными «колокольчиками» и медными кольцами. Первое надел себе на шею старший из воинов, а младшему отдал второе.

Проводив взглядом ушедшего стража и спрятав ожерелье под ворот нижнего либаса, старший внимательно оглядел юношу.

— Значит, ты Хаи? Я — Аймай, — представился он. — А мой муж — Гауд. Десять лет охраной с караванами ходим. Мы остановились в караванном доме Тила, что у торговых ворот. Одежду для пустыни и туха мы купим тебе сами, а то в твоем шуруке только по гостям ходить. Когда найдём караван, что выйдет в западном направлении, сообщим. Скажи, где тебя искать?

— Я тоже сниму комнату у Тила, — уверенно заявил юноша. — И на базар пойду с вами.

— Комнату он снять захотел! — рассмеялся Аймай. — У Тила только матрац снять можно, да помощь охранников, что расчистят для него место на полу. Но если действительно комнату оплатишь в гостевом доме — то мы с тобой останемся. Нам трат меньше и тебе охрана. Согласен?

— Согласен, — кивнул юноша. — Только я не знаю в городе приличного заведения.

— Неужто из дому сбегаешь? — прищурился Гауд. — Обычно все в Хайнэ бегут, а ты отсюда…

— Я не сбегаю, — ответил Хаи. — Просто мне в Пунх надо. Самого меня обмануть могут, вот я и обратился в храм за помощью.

— А чего же родители тебе не помогли? — не унимался Гауд.

— Вам действительно это интересно? — чуть склонив голову спросил Хаи, уверенно глядя в глаза воину.

— Да, — смутился от такого взгляда Гауд и ответил правду: — Знать хотим, чего ждать в дороге: то ли погони за сбежавшим женихом, то ли наёмников, пущенных по следу неугодного наследника.

— Не будет за мной погони, — ответил чуть смягчив взгляд Хаи. — Нет у меня родителей. Отец был, да убили его давно. За мной добрые люди присматривали, а сейчас пришло время попрощаться с ними и свою жизнь начать. Вот за этим и еду в Пунх.

— В пустыне был? — поменял тему Аймай.

— Был, давно, когда отец ещё живой был, — кивнул Хаи.

— Считай, что не был, — фыркнул Аймай. — У тебя такой вид, словно ты дальше собственного двора не выходил. Ладно, взяли работу — делать будем. За тебя заплачено, — хлопнул себя по груди Аймай там, где под либасом пряталось ожерелье. — Сейчас сразу на базар пойдём, а потом гостевой дом поищем.

Целый день в торгах вымотал Хаи полностью. Аймай сначала покупки на него нагружал, а как увидел, что у юноши ноги заплетаются, Гауду всё передал. В гостевой дом они попали только к закату. Расседлали и накормили тухов, занесли наверх сумки и заказали ужин.

— Устал? — с усмешкой спросил Аймай.

— Да, — честно ответил Хаи.

— А чего молчал раньше? Чего не сказал?

— Я не привык жаловаться, когда для меня же работу делают.

— Глядишь, и правда не будет от тебя проблем! — рассмеялся Аймай, расстилая на полу походный матрац. — На кровать ложись, Хаи — за неё твои деньги плачены. А нам не привыкать. Долго мы тут не пробудем. На базаре слышал, что через два дня караван выйдет. Не в Пунх, конечно, но треть пути мы с ними пройдём. Если о цене договоримся, конечно…