Город Хайнэ хоть и был столицей Асьялы, но являлся им только потому, что именно здесь был главный храм Ахантэ. Уж больно неудобно он был расположен: почти посреди пустыни, вдалеке от основных караванных путей. Товар везли сюда, а из Хайнэ увозили деньги. Больше везти отсюда было нечего. Те торговцы, кто прибывал издалека, даже тухов распродавали, оставляя себе необходимый минимум. Гораздо выгоднее было купить дома животных заново, чем гнать налегке через пустыню, тратя на них еду и воду. Своих людей торговцы забирают с собой, а вот наёмная охрана вынуждена месяц, а то и два ждать подходящего предложения.

Вот поэтому Аймай и обрадовался, что удалось так быстро взять новый контракт из Хайнэ. За два дня, что они провели втроём, Аймай так и не определился, как ему относиться к юноше. С одной стороны всё это выглядело очень подозрительно. Хаи не ориентировался в ценах, не знал города, что было весьма странно, учитывая то, что по его же словам, он всё это время жил в столице. С другой стороны — Хаи ни от кого не прятался, что было заметно по поведению. А ещё, время от времени, в его глазах проскальзывало что-то тяжёлое и властное.

Караван торговца Улуша был небольшим. Всего два десятка тухов, из которых большая часть ездовые и только треть — гружёные. Он шел на юг и вёз с собой сушеные цветы лимы — единственный ликвидный товар пустыни. Не то, чтобы было совсем по пути, но Аймай планировал дойти с ним до Гиярда — большого торгового перекрёстка, а там уже искать попутчиков непосредственно в Пунх. Город Хайнэ они покинули на рассвете. Тухи привычно растянулись в длинную цепочку, предпочитая ступать след в след за ведущим, а Аймай привычно растянулся сверху на тюках. Пока ещё прохладно — и подремать можно.

Хаи сидел на спине туха, с головой закутавшись в полинявший истёртый шурук, что купил ему на рынке Аймай, подогнув под себя одну ногу и свесив другую. Его спина удобно опиралась на тюк с вещами, а локоть — на перемётный бурдюк с водой. Покидать оазис Ахантэ было страшно, но на шее, рядом с тремя ожерельями серебра по прежнему была надета жреческая подвеска-капля.

Хаи улыбнулся вспоминая, как обнаружил утром её у себя на шее, несмотря на то, что три дня назад оставил в храме вместе с венцом Верховного. Ему не нужно было гадать, как так случилось. Он точно знал — её вернул Ахантэ, тем самым показывая, что хоть Хайнэ и покинул храм, но остался жрецом. Хаи до последнего оборачивался на исчезающие в ландшафте пустыни стены родного города, так и не сумев даже для себя ответить, чего в его сердце было больше: грусти расставания или предвкушения неизведанного?..

Три дня они шли по пустыне, останавливаясь лишь на ночёвку. Тухи шли медленно, практически со скоростью человека, так что обедали и ужинали тоже в дороге. Кто уставал сидеть — спускался и шел пешком, разминая ноги и спину. А когда идти было уже невмоготу — снова забирался наверх. Хаи ещё в самом начале заметил, что все в караване располагали свою поклажу так, чтобы она образовывала на спине туха удобную лежанку.

Благо, эти «корабли пустыни» обладали широкой плоской спиной, крепкими ногами и выносливостью песчаных псов, чьей природной добычей в общем то и являлись. Нелёгкой добычей. Хоть тухи и неповоротливы, зато природа наградила их крепкой шкурой, которую не каждый нож разрежет, и гибким хвостом с шипами на конце, стегающим не хуже плети. Только домашним тухам его отрезают сразу, как те появляются на свет, чтобы они не были агрессивны и не калечили владельцев.

Это Хаи знал ещё по своему детству, которое внезапно всплыло из глубины давно похороненной памяти. Буна сейчас уже не просто деревенька — большой город со своим храмом. Лет тридцать назад Хайнэ был там, но так и не нашел того места, где когда-то стоял их дом. Слишком сильно изменился мир вокруг, пока он жил в оазисе, окружённый Водой Ахантэ. Помня это, Хаи предпочитал молчать и слушать. Не встревать в разговор и не задавать простых вопросов, на которые можно найти ответ самому. В первый день с ним пытались знакомиться, флиртовать и даже предлагали подарки. Но после короткой и решительной просьбы, Аймай увёл своих тухов в самый хвост каравана, где от них наконец-то отстали.

— Чего бегаешь от всех? — спросил Гауд, когда караван встал на вторую ночёвку. — С твоей внешностью мог бы прийти в Пунх состоятельным человеком!

— Если бы меня интересовали деньги, то я бы остался в Хайнэ, — просто ответил Хаи.

— А чего ещё нужно в семнадцать? — рассмеялся Гауд. — Серебра на хороший стол, золота на оружие, да мужчину на ночь!

— А чего ты тогда с Аймаем по пустыне ходишь, а не в городе развлекаешься? — хмыкнул Хаи.

— Не семнадцать мне уже… — вздохнул Гауд. — К Аймаю, между прочим, я так и попал. Я уже в четырнадцать так владел луком, что с пятнадцати метров мог продеть стрелу в медное кольцо, зажатое между пальцев. Сбежал из родной деревни, обосновался в ближайшем городе и часто предлагал спор подвыпившим караванщикам. Я тогда мелкий был и тощий, как песчаный пёс после сухого сезона. Многие соглашались и проигрывали. Аймай тоже поначалу проиграл, а чтобы отыграться ожерелье «стрел» выложил. Мне нечем доставить было, и он предложил поставить себя на пять лет во владение. Ну я с дуру и согласился. В общем… Как Аймай мне тогда признался — ему позарез лучник в пару нужен был, а денег платить не было. И ожерелье «стрел» то не его было. Но сделал он меня красиво! Много чего за те годы между нами было… — улыбнулся воспоминаниям Гауд. — А как срок вышел — он меня в храм привёл. Сказал, что не может позволить, чтобы такой лучник к другому ушел! С тех пор восемь лет прошло и я ни разу не пожалел, что согласился. Хотим ещё лет пять походить с караванами, а потом осесть в городе. Дом построить, детей завести…

— Вот и я хочу найти такого человека, с которым бы хотел построить дом, — улыбнулся в ответ Хаи. — А пояса я себе сам сплету, и обувь обтяну новой тканью тоже сам. Не нужны мне такие подарки.

Очередной день в пустыне прошел спокойно и однообразно, а вот следующим утром Хаи проснулся от громкой ругани Гауда.

— Хаи, собирайся, быстро! — велел Аймай, закрепляя тюки на спине своего туха.

— Что случилось? — поднялся Хаи, плотнее закутываясь в шурук.

— Сегодня ночью исчезли шесть тухов, два охранника и сын Улуша.

— Зачем охранникам воровать сына торговца посреди пустыни? — удивился Хаи. — Ведь ты сам говорил, что это самый опасный участок и до следующего источника два с половиной дня идти надо.

— Так и есть, — хмыкнул Аймай. — Только мне сдаётся, никто никого не похищал. Сам юнец ушел вместе с охраной. Потому что у Улуша пропали ожерелья с деньгами, а вся вода в бурдюках отравлена каменным мхом. Охране это сделать не под силу. Только сын торговца мог везде сунуть свой нос, не переполошив всех. Охрана уже разбежалась, прихватив всё, что можно. Нам тоже надо уходить, теперь каждый сам по себе.

— А мы дойдём без воды? — прищурился Хаи.

— Мы — дойдём! — уверенно кивнул Аймай. — У нас осталось два бурдюка, о которых никто не знает.

— А с Улушем что будет?

— Не наше дело, — пожал плечами Гауд. — Мы не нанимались его охранять, наоборот, мы заплатили ему за место в караване. Его проблемы — это его проблемы.

Хаи задумчиво посмотрел на то, что ещё ночью было стоянкой каравана и покачал головой. Сейчас повсюду валялись разбросанные, распотрошенные тюки, как будто в них искали что-то ценное. Большие бурдюки лежали открытые на боку. Вода давно из них вытекла, но никто её не жалел. Потому что рядом с ними валялись грязно-серые куски, похожие на мокрую измочаленную верёвку — каменный мох.

Тухов осталось всего три, не считая тех пятерых, что принадлежали Аймаю, а между всем этим хламом бродил потерянный Улуш и два человека его личной охраны, которые не бросили торговца то ли из-за преданности, то ли из-за жадности. Не обращая внимания на окрик Аймая, Хаи подошел к торговцу.

— Идём с нами, — предложил он. — У меня осталась фляга, если не будем останавливаться на ночь — дойдём до Манура.

— Зачем ты мне предлагаешь? — плаксиво скривился торговец. — Зачем мне идти? У меня ничего больше не осталось…

— У тебя осталась твоя жизнь, — склонил голову Хаи. — И только от тебя зависит: опустишь ли ты руки совсем или примешь нашу помощь, понадеешься на выносливость тухов и милость Ахантэ?

— Хаи! — резко окрикнул его Аймай. — Я нанимался довести тебя, а не этих людей!

— Ты можешь уйти, Аймай, — повернулся Хаи. — Я снимаю с тебя ответственность. Именно так ты можешь ответить любому, кто спросит обо мне.

— Ответственность ты снимешь, а вот тридцать «стрел» не дашь, — ворчливо заметил Гауд. — Ладно, берём старика, остальные сами по себе! Хаи, забирайся на туха!

— По караванному пути не пойдём, — вдруг сказал Аймай. — Он проходит по бывшему руслу старой реки. Да, он ровен и удобен, но петляет не хуже барханного угря. Мы напрямую пойдём. Там несколько подъёмов и десяток оврагов, но без поклажи тухи пройдут. Зато почти полдня сэкономим. Вперёд!

Два бурдюка, припасённые Аймаем, закончились к обеду. К вечеру охранники зарезали первого туха и слили его кровь, утоляя и голод, и жажду. Да, противно пить тёплую вязкую жижу, но если нет другого выхода — на всё пойдёшь. Ночью не останавливались, подбадривая себя тем, что не так жарко, а каждый шаг приближает их к жизни. Второго зарезали утром. Своих Аймай не давал, как и отказался делиться вторым бурдюком, споив его тухам. Как он заявил — верхом у них больше шансов добраться, чем ногами.

А к обеду Хаи достал свою флягу с водой, в которой оставалась половина и, сделав три глотка, пустил её по кругу. Обратно она вернулась уже пустая. Они дошли, хотя вполне могли стать жертвой пустыни. И стали, если бы во фляжке Хаи закончилась вода. Но она не заканчивалась. Хаи вновь достал её вечером в надежде, что там осталось хоть полглотка, но она, неожиданно, оказалась полной.

Фляжку пускали по кругу ещё три раза. Аймай даже напрягся от подозрительных взглядов охранников Улуша, а Гауд демонстративно достал и натянул тетиву на лук. Первых людей они повстречали, когда на горизонте уже появились стены Мадана. Улуш остановился, предлагая охотникам серебряный перстень за фляжку воды. Аймай не стал ждать результатов ожесточённых торгов и только прикрикнул на тухов. А тем и понукания было не надо. Почуяв воду и еду те, не сговариваясь, рванули вперёд.

Покупать воду прямо за стеной Аймай не стал. Подбодрив Хаи, что они уже дошли и лишние десять минут им не принесут смерти, он повёл тухов на один из караванных дворов, что всегда жмутся к городской стене. И уже там, в первую очередь напоил Хаи и Гауда, напился сам и только после занялся животными.

Отдыхали они два дня. Да, после такого тяжёлого перехода, вода в достатке и еда три раза в день воспринималась как отдых. А уж отдельная комната, что снял на троих Аймай, казалась и вовсе роскошью. А на третий день к ним пожаловали гости. Да не кто-нибудь, а вторая рука Права Города.

— Кто тут Аймай, охранник из Хайнэ? — грозно спросил тот, едва перешагнув порог караванного дома.

— Ну я, — поднялся Аймай. — Что имеет ко мне Право?

— К нам поступил донос, что ты везёшь носящую, не заплатив пошлины городу. Что ты скрываешь её под видом юноши, которого сопровождаешь. У тебя есть, что сказать?

Народ на постоялом дворе напрягся. Носящие — редкий и дорогой товар, торговля которыми всегда должна проходить через главу города. Даже если торговец просто везёт транзитом в другое место, в каждом городе, через который проходит, он обязан заплатить пошлину. И вот сейчас все, кто был на караванном дворе, оказались вовлечены в эту заманчивую историю.

Почему заманчивую? Да потому что носящую можно взять в аренду, выкупить, а можно выкрасть. Вот сейчас взгляды всех и пересеклись на Аймае. Аймай перевёл панический взгляд на Хаи и поднял бровь? Тот только покачал головой и Аймай вновь обрёл потерянную уверенность.

— Мне нечего сказать, — пожал тот плечами. — Я сопровождаю юношу и никакой носящей.

— Докажи! — вскинулся рука Права.

— Просто, — поднялся Хаи и при всём дворе скинул шурук, а за ним нижний либас.

Его ни капли не смутила представшая взглядам всех нагота, а вот многие на дворе отвели взгляды. И дело тут было вовсе не в привлекательности Хаи, и даже не в трёх ожерельях «колокольчиков», что висели на груди. Отвести взгляды заставила хрустальная капля жреца Ахантэ.

— Сам виноват… — невнятно побормотал рука Права и предпочёл скорее покинуть ставший в миг неуютным караванный двор.

Пояснять, кто именно и в чём виноват было не нужно. Тот, кто донёс на жреца — долго не проживёт. Первый же поход в пустыню обернётся для него смертью. А вот никто другой это проклятие цеплять на себя не хотел. Потому на столе Аймая тут же выросли оплаченные другими тарелки с едой, кувшины с водой и заморским вином.

— Вот чуял я, что с тобой не так всё просто, — вздохнул Аймай, принимаясь за еду. — Сразу должен был догадаться, когда храмовый за тебя цену дал.

— А я — после, — поддержал Гауд. — Когда вода у тебя оставалась, несмотря на то, что фляжка трижды по рукам прошла.

— Это что-то бы изменило? — спросил Хаи.

— Нет, — пожал плечами Аймай.