Примечание

имена семьи Тэхёна вымышленные.

 Перед съёмками тревога Чонгука начинает привычно набирать обороты: разгоняется в подсознании, ползёт в каждый уголок тела, а потом стягивает, крепким узлом завязываясь под желудком. Его даже немного тошнит. Но никто никогда не узнает.

      Он ведёт себя как обычно: улыбается, шутит, повторяет сложные части хореографии, глядя в зеркало, в отражении которого Тэхён милуется с Чимином, что абсолютно привычно, но сейчас на общем фоне своей эмоциональности он чувствует раздражение. Им весело. Ему нет. Он хочет, чтобы Тэхён подошёл к нему, спросил что-то вроде «как ты?», приобнял и погладил по голове, успокаивая. Чонгук закусывает щеку и садится в кресло, где ему последний раз поправляют макияж.

      Он слышит заливистый смех Тэхёна, а когда оборачивается, он сидит на коленях у Сокджина и нервирует того тычками в щёки. Чонгук отворачивается, незаметно фыркает и снова повторяет движения.

       

      — Чонгук, ты идеален, успокойся, — Хосок подходит и кладёт руку ему на плечо.

       

      — Никто не идеален, — Чонгук старается звучать нормально.

       

      — Серьёзно, присядь, выдохни, — Хосок тянет его на диван и силой усаживает рядом с собой.

       

      Чонгук хмурит брови и сжимает кулаки, играет костяшками и дёргает ногой. Он слышит голос Тэхёна, голоса всех ребят, но не слушает, о чём они говорят. Это происходит снова. Липкое, мерзкое чувство заполняет его снова. Так иррационально. Так глупо. Господи, он ненавидит себя.

      Выступая, спрашивает себя, почему внутри него всё не может быть просто спокойно и хорошо. Идеально играет на камеру. Почему внутри словно живёт океан, совершенно не дружественный и задумывающий шторм когда вздумается. Идеально поёт. Почему он не хозяин своим мыслям и эмоциям, почему они не слушаются его. Идеально заканчивает кадр.

       

      — Все большие молодцы, — хвалит Намджун, когда они переодеваются.

       

      Чонгук смывает макияж, сидя на диване. Он запрокидывает голову и закрывает веки. От софитов перед глазами разноцветные точки, ресницы мелко подрагивают. Он дышит глубоко, стараясь унять всё ещё бушующий внутри шторм, потому что Тэхён так и не проявил к нему значимого участия, и это нормально. Но это так чертовски бесит. Его эмоции такие чертовски сильные.

       

      — Тэхён, я скачал кое-что, что тебе точно понравится, — голос Хосока раздаётся где-то совсем рядом. — Чимин, тебе тоже.

       

      — Сообразим на троих? — смеётся Тэхён.

       

      — А я? — обижено тянет Джин. Намджун даже не думает встревать.

       

      — Ты ненавидишь такие дорамы, — пыхтит Хосок, натягивая джинсы. — Убежишь после первых двух минут.

       

      Чонгук, блять, в бешенстве. Он слишком резко встаёт и подходит к стаффу.

       

      — Машина уже приехала?

       

      — Да, — девушка кивает.

       

      — Отлично.

       

      Он выходит на свежий воздух и делает один глубокий вдох, прежде чем сесть на отдельное сиденье у окна и вставить наушники, чтобы никого не слышать. Не слышать, как Тэхён «соображает на троих». Он не смотрит на ребят, когда они рассаживаются по местам. Всё в порядке. Он пытается убедить себя в этом и успокоиться.

      В череде гневных мыслей дорога до общежития пролетает незаметно. Чонгук первым выходит из машины и как можно быстрее заходит в дом, словно его преследуют. Он закрывается в комнате, достаёт листок, ручку и думает, что в таком настроении получится отличная лирика. Но не получается. Поэтому он рисует пару набросков — очень мрачных, с резкими линиями, —  наконец чувствует небольшое облегчение и следом слышит стук в дверь.

       

      — Открыто.

       

      Он не оборачивается, но по кошачьим шагам понимает, что это Тэхён. Он кладёт ему ладони на плечи и упирается подбородком в макушку.

       

      — Красиво, — бархатный голос мёдом разливается по душе Чонгука.

       

      — Спасибо.

       

      — Хочешь присоединиться к нам с Хосоком и Чимином? — этот вопрос звучит для Чонгука так, словно в компании его друга Чонгука не жалуют, но друг очень его любит и зовёт несмотря ни на что. — Я возьму пару твоих любимых снеков.

       

      Чонгук качает головой.

       

      — Хочу побыть один.

       

      — Уверен?

       

      — Да. Просто порисую и лягу спать.

       

      — Ладно, — Тэхён целует его в макушку. — Хорошего вечера.

       

      — И тебе.

       

      Чонгук так и не посмотрел на него. Когда дверь тихо закрывается, он ломает карандаш в своих руках.

       

      

 *


      Возможно, в этот раз Чонгук немного перегибает палку. Возможно, Тэхён не первый раз целовал Хосока в щёку. Возможно, Чонгуку не стоило слать Тэхёна к чёрту, когда все в машине слышали его.

      А потом игнорировать всё, что ему говорят, отвернувшись к окну. Возможно, Чонгуку не хватало внимания, хотя Тэхён, кажется, уделял ему каждую свободную минуту. Но если подумать, в минуту, когда он поцеловал Хосока, он мог бы поцеловать его. Возможно, Чонгук хочет слишком многого. Просто потому, что он очень сильно любит Тэхёна, и у него та стадия, когда ты всё-всё хочешь делать со своим новым парнем, и чтобы он тоже от тебя не отлипал. Но Тэхён, очевидно, здорово относится к их отношениям и своей жизни, не выпадает из социальных взаимодействий с другими и живёт не только им. Возможно, Чонгука это просто пиздец как бесило. И он устал повторять себе, что это неправильно. Он чувствует это, и его чувства имеют место быть.

      Тэхён терпеливый и понимающий — даже слишком. Возможно, если бы они пару раз закусились, и он сказал ему пару ласковых, Чонгук бы поостыл и стал сдержаннее в своих словах и действиях, но покуда Тэхён позволял, Чонгук пользовался.

      Уже привычно Чонгук выскакивает из машины и почти летящим шагом минует дом, оказываясь в своей комнате. Только вот в этот раз, кажется, хищник слишком зол, чтобы упустить самую резвую добычу.

      Тэхён грубо толкает его между лопаток ладонью, Чонгук от неожиданности теряет равновесие и падает на кровать. Он хочет взбрыкнуть и перевернуться, но Тэхён оказывается быстрее: коленом упирается между разведенных бёдер, руками прижимает его локти к постели, а грудью наваливается на спину и шепчет на ухо:

       

      — Ты пиздец как разозлил меня.

       

      Чонгук усмехается. Довольно. Горько.

       

      — Папочка зол?

       

      Они трахаются — именно трахаются — очень жёстко. И Чонгуку так, блять, хорошо.

       

      — Принцесса пиздец как разозлил папочку, — Тэхён даёт Чонгуку звонкую пощёчину, отчего тот блаженно улыбается и чуть сильнее прогибается в пояснице.

       

      — Папочка слишком много внимания уделял другим принцессам.

       

      Последнее слово тонет в звуке влажных шлепков о его ягодицы; Тэхён сжимает его горло. Сильно. По-настоящему сильно. У Чонгука рябит в глазах, когда сильные пальцы исчезают с шеи, он делает глубокий вдох вместе со сломанным стоном.

       

      — Веди себя прилично, — Тэхён выходит из него и переворачивает на бок, сам оставаясь в прежней позиции. Он несколько раз шлёпает его по заднице, на которой тут же алеют следы. — Мы не одни в доме.

       

      Чонгук издаёт похожий на скулёж звук, когда Тэхён снова входит в него и начинает грубо, быстро трахать. Ему кажется, у него душа с телом расстаётся. Он хватается за простынь и запрокидывает голову.

       

      — Тебе придётся чем-нибудь заткнуть меня.

       

      — Уже затыкал.

       

      Тэхён перехватывает его запястья одной рукой, сильно сжимая и вдавливая в кровать. Толчки становятся ещё грубее, Чонгуку немного больно, но эта боль такая сладкая и одурманивающая, что он не сдерживает один протяжный, очень красивый и громкий стон.

      Его волосы липнут ко лбу, всё ощущается слишком остро, потому что, по правде сказать, он слишком долго сосал Тэхёну перед этим, и его возбуждение уже пиздец какое сильное и болезненное — буквально всё тело покалывало от одного ощущения кожи Тэхёна на своей. Он сжимает бёдра сильнее. Кажется, он готов кончить без рук.

       

      — Не сейчас, детка. Папочка не разрешал тебе кончать.

       

      Тэхён сжимает плотное кольцо из пальцев у основания его члена, и Чонгук замолкает на время, хватая воздух, словно выброшенная на берег рыба.

       

      — Ты такая сука, папочка, — хрипит он.

       

      — Будешь так разговаривать — не кончишь вообще, — он отвешивает свободной рукой ещё пару звонких шлепков, один из них — по бедру.

       

      Чонгук вздрагивает, у него начинает кружиться голова — комната покачивается из стороны в сторону в четырёх плоскостях.

      Они нащупывают друг друга. Предпочтения, желания. Тэхён знает, что нащупывает ещё и психологические травмы Чонгука и, наверное, не очень хорошо потакать этим желаниям, но, в конце концов, его стремление доминировать таким образом — тоже нездоровая херня. Сегодня ему плевать. Чонгук очень разозлил его, и он знал отличный способ успокоить их обоих — хорошенько потрахаться. В полном доме людей. Отлично.

       

      — Тэхён, прошу, блять, — Чонгук до скрипа сжимает зубы.

       

      — Ну раз просишь.

       

      Тэхён возвращает его на лопатки, подкладывает под себя, чтобы входить глубже и под тем самым углом, который так нравится Чонгуку. Он видит нездоровый, почти болезненный блеск в его глазах, видит, как он кусает губы и сжимает простынь пальцами. Его шея напряжена, когда он приподнимает голову, чтобы посмотреть на Тэхёна.

      Чертовски красивого, грубого Тэхёна. С тёмными от похоти и злости глазами, выступающими на шее и руках венами, сильными руками, так крепко сжимающими его бёдра. У него едва заметная самодовольная полуулыбка, от которой внутри что-то ухает, расходясь бешеным пульсом по всему телу. Его блестящая от пота кожа такая аппетитная, что хочется припасть и целовать часами, нашёптывая, какой он, блять, невероятный.

      Его мысли обрываются, когда Тэхён снова толкается в него — чуть более аккуратно, но так, сука, глубоко; и надрачивает ему так хорошо, так ритмично и крепко, что Чонгук стонет ахуеть как высоко, когда кончает.

      Тэхён не церемонясь стаскивает его с кровати, пальцами нажимает на подбородок, потом на нижние зубы, заставляя открыть рот.

       

      — Смотри на меня, — его голос властный, раскатистый, Чонгук вздрагивает, встречаясь с Тэхёном взглядом. Потому что это слишком горячо. Он высовывает язык.

       

      Горячая сперма пачкает его щёки, губы, он лениво убирает язык и сглатывает, пальцем собирает остатки с лица и облизывает его, издавая причмокивающий звук. Тэхён наблюдает за ним так, словно они не потрахались только что; словно лев, заваливший добычу, остался голодным, и хочет ещё одну.

       

      — Лучше? — спрашивает Тэхён.

       

      — Определённо.

       

      Они синхронно падают на кровать, и Тэхён обнимает его нежно-нежно, поглаживает по взмокшей спине и волосам, мягко целует в щёки и лоб, будто он не трахал его сейчас как последнюю суку.

       

      — Так что там насчёт поездки к родителям?

       

      — Самое время обсудить, — фыркает Чонгук.

       

      — Ты же не можешь отказать мне после такого секса, — басовато смеётся Тэхён.

       

      — И действительно — не могу.

       

      Они не засыпают вместе. Тэхён считает, что это неправильно: они не говорили ребятам, что встречаются, и было бы странно оставаться в одной комнате на ночь так часто. Чонгук согласен с ним, и чувствует себя неловко, когда думает, что был слишком громким. Хорошо, что следующая за его комнатой — комната Чимина и Хосока.

      Чонгук обнимает одеяло и смотрит в тёмную пустоту. Его тело немного ноет, но ещё сильнее ноет сердце. Ему одиноко и страшно. Он чувствует себя неуверенно по поводу этой поездки к родителям Тэхёна, потому что он не знает, как себя вести и в каком статусе они собираются представиться в этот раз. Чонгук моргает, проходит минута за минутой, он не может уснуть уже несколько часов. Он берёт телефон в руки и пишет сообщение.

      Тэхён просыпается среди ночи, переворачивается пару раз с бока на бок, потом на спину, но никак не может найти удобное положение. В груди тревожно, он вздыхает и проверяет время на телефоне.

       

      2:07 Чонгук

       

      Приходи на веранду

       

      Пять минут назад. Тэхён потягивается, его разум чист, нервы не встревожены. Вряд ли Чонгук собирался сказать что-то плохое. И вряд ли за неполную ночь могло что-то произойти.

      Он надевает толстовку поверх лёгкой пижамы и тихо выходит из комнаты, минует знакомые двери, спускается по лестнице и видит слабый свет от уличных фонарей, которые уже зажёг Чонгук. Он стоит, облокотившись о перила, и смотрит на небо. Тэхён подходит чуть ближе, останавливается и любуется его лицом — видное лишь слегка, даже не в профиль, но это похоже на искусство: его кожа, обласканная ночным светом.

      Спустя мгновение Тэхён выходит к нему и сразу же улыбается расслабленной улыбкой.

       

      — Я разбудил тебя? — виновато спрашивает Чонгук.

       

      — Нет, — он подходит к нему ближе и сразу обнимает, чувствуя в теле своего парня явное напряжение. От лёгких поглаживаний он немного расслабляется. — Сам проснулся.

       

      Чонгук кладёт ему голову на плечо и вздыхает, руки покоятся в замке на пояснице Тэхёна. Он так много хотел сказать, а теперь хотелось просто стоять вот так и грустно вздыхать. Это так безопасно.

       

      — Я переживаю, — честно говорит он и отстраняется, чтобы смотреть в лицо Тэхёна.

       

      — Из-за поездки?

       

      — И да, и нет, — Чонгук закусывает щёку. — Кроме Чимина и Хосока никто не знает, да? — это должно было быть утвердительным предложением, но почему-то он спрашивает.

       

      — Я думаю, все на самом деле уже в курсе. Просто очень тактично ждут, — Тэхён поправляет выбившиеся прядки волос Чонгука и ладонью касается холодных щёк. На улице по-весеннему прохладно.

       

      — А твои родители, они… — Чонгук запинается, не зная, что хочет спросить на самом деле.

       

      — Если честно, — черёд Тэхёна виновато улыбаться. — Я сказал им, что ты приедешь, где-то неделю назад. И да, я всё рассказал, — он видит удивлённый взгляд Чонгука и спешит объясниться: — Ну не прям всё, — он смеётся, — я не знаю, насколько это сработало, но я попросил не задавать неудобных вопросов и вообще не акцентировать на этом внимание.

       

      — Ты хитрый. И наглый, — бурчит Чонгук, надувая губы. — Я мог отказаться.

       

      — Я знал, что ты не откажешь, — Тэхён улыбается.

       

      — Я думаю, им тоже стоит сказать, — Чонгук взглядом указывает на второй этаж дома. — Но я не хочу, чтобы это выглядело так, что мы встаём посреди ужина и «у нас есть новость, мы встречаемся», и все такие «о? правда? Мы уже слышали», — он усмехается. — Это неловко.

       

      — Я постараюсь выбрать хороший момент и слова, — обещает Тэхён. — Может быть, если мы сделаем это, ты станешь проще относиться к тому, что я, вроде как, всё ещё дружу со своими друзьями, — он ободряюще улыбается Чонгуку.

       

      Тот глубоко вздыхает и отворачивается.

       

      — Я знаю, что нам давно следовало поговорить об этом, — он ерошит волосы и чувствует раздражение. — Но я не знаю, что сказать. Типа да, это тупо, неправильно, и тебе вообще не следовало бы даже говорить со мной из-за это, не то что поддерживать, но это то, что я чувствую, и я не могу это контролировать, каким бы неправильным сам ни считал. Я ненавижу себя за это. За то, что…

       

      — Ш-ш-ш, — тёплые объятия Тэхёна накрывают Чонгука внезапно, заставляя раздувающийся огонь утихнуть. — Остынь. Я не собирался так серьёзно касаться этой темы. Я понимаю. Я сам часто чувствую подобное, просто, наверное, немного лучше контролирую. Это в порядке. И пройдёт, — он гладит его склонившуюся голову, — даже если не пройдёт, ничего страшного. То есть, — Тэхён подходит ближе, оставляет пару поцелуев на виске Чонгука, — мы наверняка будем ссориться из-за этого, но кто не ссорится, верно? У кого идеальные отношения?

       

      — Я боюсь, что это разрушит наши отношения. Что я испорчу их. Я чувствую себя так, словно начал что-то, с чем не могу справиться. Я не умею этого, — он с силой сжимает перила.

       

      — Эй, — Тэхён аккуратно накрывает его ладонь своей, поглаживая. — Это нормально, когда ты делаешь что-то впервые. Ты не можешь уметь всё. Ты не можешь быть лучшим во всём. И ты научишься. И я буду рядом, пока ты не станешь лучшим и в этом, — Чонгук смотрит на него большими, грустными глазами, полными надежды. — Я тоже буду учиться. Мы вместе?

       

      Чонгук, наконец, расслабленно улыбается и выдыхает.

       

      — Мы вместе.


      

*


       

      Следующим вечером, за ужином, они обсуждают планы на выходные: всего три свободных дня, но это считается, учитывая то, какой плотный у них график после этого. В карантин людям нужно ещё больше контента, и терять форму тоже нельзя.

       

      — Я буду просто отдыхать, есть и, возможно, съезжу в студию и попробую что-то написать, — говорит Юнги.

       

      — Я навещу семью, — говорит Намджун.

       

      — И я, — в один голос соглашаются Джин и Хосок.

       

      — Хотя, один день, возможно, посижу в студии и подумаю над новой хореографией, — добавляет Хосок.

       

      — Выходные, чтобы отдыхать, — закатывает глаза Чимин. — Вы что, не можете не работать?

       

      — Сам-то что будешь делать? — вклинивается Чонгук.

       

      — Останусь здесь, — пожимает плечами Чимин и смотрит в свою тарелку. — Не хочу поездок. Возможно, подстригусь или покрашусь. Навещу косметолога.

       

      — Будешь помогать Юнги писать? — Чонгук приподнимает одну бровь. Чимин бросает на него короткий злой взгляд.

       

      — Если ему нужна муза, то с радостью, — он смотрит на Юнги и обворожительно улыбается.

       

      — А ты, Чонгук? — вместо ответа спрашивает Юнги. Он знает, куда бить.

       

      — Я, — Чонгук не ожидает такого вопроса в лоб, но, по правде говоря, он заслужил.

       

      — Он составит мне компанию в поездке к моим родителям, — буднично отвечает Тэхён. — Он хотел к своим, но в Пусан попасть сложнее, чем в мою провинцию, — он улыбается. — Так что я не мог оставить его грустить тут.

       

      — Мы бы его развлекли, — хихикает Чимин.

       

      — Это главная причина, почему я согласился поехать с Тэхёном, — он указывает палочками на Чимина.

       

      — О, неужели ты не хочешь побыть со своими хёнами? — Юнги фальшиво дуется.

       

      — Хочу, но не с вами.

       

      — В самое сердце, — Юнги хватается за грудь, и все смеются.

        

      Рано утром они садятся в машину, Чонгук очень, очень сонный, так что сразу устраивается на коленях Тэхёна и засыпает. Тэхён включает музыку в наушниках, кладёт руку на бедро Чонгука и тоже проваливается в дремоту. Они просыпаются, когда подъезжают к Кочхану. Чонгук садится, протирает глаза и восхищенно охает.

       

      — Тут так красиво.

       

      — Да, — с любовью в голосе отвечает Тэхён. — Это очень приятное место. Моя душа отдыхает каждый раз, когда я приезжаю.

       

      За окном тянутся зеленеющие весенние поля, вдали блестит устье реки. Они проезжают несколько ферм, античные деревни. Чонгук с интересом наблюдает за местными жителями, изучает улицы, больше похожие просто на небольшие дороги, соединяющие разные поселения. Тэхён наблюдает за Чонгуком, который от восторга постоянно приподнимается на сиденье, это греет его душу. Знакомые пейзажи трогают его, но иначе: он чувствует приятную ностальгию и тёплое единение с местом, где он рос. И ему приятно, что Чонгук тоже здесь, что ему так нравится это место, что его глаза блестят почти детским восторгом.

      Гораздо дальше виднеется город, небольшой и серый по сравнению с провинцией. Чонгук думает, что ни за что не хотел бы жить в нём и смотреть на эти прекрасные свободные поля.

       

      — Наверное, летом тут ещё красивее, — с придыханием говорит он.

       

      Тэхён кладёт руку ему на колено и сжимает его.

       

      — Надеюсь, у нас будет немного свободного времени летом, и я свожу тебя сюда. Тут есть пара красивых мест, где, я уверен, тебе бы понравилось.

       

      Они сворачивают с дороги и подъезжают к дому, от которого у Чонгука сразу разливается тепло внутри: он как из детской сказки. Очень тёплый, в жёлто-бежевых тонах, с ранними цветами возле крыльца и распускающимися деревьями. Вместе с тем Чонгук чувствует накатывающее волнение, он смотрит на Тэхёна и тот, кажется, всё понимает.

       

      — Всё будет хорошо, — он улыбается своей самой доброй улыбкой, и Чонгуку становится чуть лучше, но когда они выходят и берут сумки из багажника, его ладони всё равно потеют.

       

      Они заходят в дом, и сразу становится понятно, что их ждали. Едва Чонгук успевает почувствовать аромат домашней еды, как к ним торопливо выходит мама Тэхёна. Чонгук поспешно кланяется, и женщина берёт его за руки, сжимая в своих маленьких, тёплых ладонях холодные от волнения пальцы Чонгука.

       

      — Пожалуйста, чувствуй себя как дома, — она улыбается бесконечно тёплой улыбкой, и кажется Чонгук понимает, откуда у Тэхёна такая же.

       

      Он кланяется ещё раз, и Тэхён подталкивает его к обеденной комнате. Кажется, отступившее волнение пробирает с новой силой, потому что за столом вся семья: отец, брат и сестра Тэхёна. Чонгук нервно здоровается и снова кланяется. Все отвечают ему взаимной вежливостью и приглашают за стол. Чонгук садится и смотрит на Тэхёна, который с теплотой обнимает каждого члена семьи, целует их в щёки; и он не может скрыть влюблённой улыбки.

       

      — Я не уверен, но, кажется, твоя мама думает, что в Сеуле нет еды, — смеётся Джиху, отец Тэхёна.

       

      — О, прекрати, — смеётся в ответ Исыль. — Мы так редко собираемся вместе.

       

      — Мы с Джунсо приезжаем почти каждые выходные, — Мина протягивает Чонгуку и Тэхёну палочки для еды. — Даже если я приезжаю одна, ты всё равно готовишь слишком много.

       

      — Она просто заботится, — голос Джунсо такой низкий, что Чонгук с удивлением смотрит на младшего брата Тэхёна.

       

      — Я благодарен за такой тёплый приём, — Чонгук вежливо склоняет голову.

       

      — О, дорогой, мы не на приёме у императора, — Исыль мило улыбается. — Расслабься и будь как дома, пожалуйста.

       

      — Если ты не сделаешь это, нам придётся достать домашнее вино раньше полудня, — посмеивается Джиху.

       

      Чонгук благодарно кивает, его губы немного дрожат в улыбке, и ему так странно, что он чувствует себя уверенно перед тысячами людей, но сейчас внутри всё трясётся как осиновый лист. Тэхён учтиво кладёт ему еду в тарелку, а затем поглаживает по бедру, согревая и успокаивая. Глоток воды помогает снять часть напряжения и начать расслабляться. От еды Чонгуку становится тепло; в светлой гостиной много зелёных растений, за окнами виднеется сад, и это дарит ему чувство умиротворения.

       

      — Вам полегче работать сейчас? — интересуется Исыль.

       

      — Последние пару месяцев — да, — Тэхён кивает. — Но сейчас агентство почти адаптировалось к карантину, так что наш график будет такой же загруженный, как и до него. Просто нет выступлений на публику, а значит — гораздо меньше переездов, точнее, сейчас их вообще нет. Только по Корее, возможно.

       

      — Вы не переживаете из-за отмены концертов? — обеспокоенно спрашивает Мина.

       

      — Мне некомфортно, но в целом другая деятельность тоже интересная. Чонгук переживает, я думаю.

       

      — Это так, — соглашается Чонгук. — Это было моей любимой частью работы, я очень люблю выступать и видеть фанатов, их отдачу — это заряжает энергией. Без этого как-то пусто. И даже грустно, когда мы записываем выступления только перед съёмочной группой. Ощущение, что это навсегда.

       

      — О, уверена, скоро всё вернется в норму, — успокаивает Исыль. — Вам стоит принять это как новый волнующий опыт.

       

      — Мы стараемся, — улыбается Тэхён. — Кстати, где Ёнтан?

       

      — Наверное, убежал к своей подружке, — говорит с набитым ртом Джунсо. — Помнишь семью Хван с фермы чуть севернее?

       

      — Конечно, — Тэхён смотрит за окно, туда, где виднеется другая ферма.

       

      — У них супер любвеобильная кошка, так что да, с твоим последним отъездом он полюбил ходить к ней, — смеётся Джунсо.

       

      — Он что, заменил меня кошкой? — хмыкает Тэхён.

       

      — Сердцу не прикажешь, — смеётся Джунсо.

       

      Остаток завтрака Чонгук молча ест, накладывая себе еду уже самостоятельно. В ней чувствуется любовь и забота Исыль, и на его душе всё спокойнее. Вдали от Сеула, как будто все проблемы вместе с работой и тяжестью социальных взаимодействий остались там. И хотя Чонгук любил свою жизнь, любил Сеул и работу, порой ему нужно было как раз такое место, как это. Иногда ему задают вопросы, и он с радостью отвечает на них, а Тэхён помогает подобрать слова, и тогда он с благодарностью смотрит на него. Чонгук вообще не может свести с него глаз, потому что он так органичен во всём, что окружает его, и он рад, что спустя столько лет Тэхён не потерял связь с семьёй. Они общаются с такой теплотой и нежностью, что у него щемит в груди. И когда все дружно убирают со стола, моют посуду, Тэхён постоянно смеётся и обнимается с сестрой и мамой, Чонгук улыбается, и его щёки уже болят от этого, но Тэхён в кругу семьи — слишком, слишком мило и тепло.

       

      — Найдём Ёнтана или ты хочешь немного отдохнуть? — закончив, спрашивает Тэхён.

       

      — Я бы прогулялся, — Чонгук смотрит на улицу и ему действительно очень хочется пройтись по окрестностям.

       

      В Кочхане погода гораздо теплее, чем в Сеуле, солнце почти по-летнему слепит глаза, и Чонгук чувствует себя так, словно у него каникулы в школе.

       

      — Когда ты последний раз приезжал сюда?

       

      — Около полугода назад, наверное, — Тэхён берёт его за руку, переплетая их пальцы. — У семьи Хван как раз было день рождения старшей дочери, так что мы были у них на барбекю. И Ёнтан тоже. Наверное, тогда он и нашёл свою даму сердца.

       

      Чонгук смеётся и трогает рукой нежную высокую траву. Они идут по песчаной тропинке, вокруг так тихо, что с непривычки звенит в ушах.

       

      — Тут так спокойно и хорошо. Не уверен, что смог бы уехать отсюда в Сеул, — говорит Чонгук.

       

      — Я очень скучал по дому, — признаётся Тэхён. — Я плакал. Звонил маме и снова плакал. Звонил отцу и говорил, что хочу вернуться, — он улыбается своим воспоминаниям. — Но они поддерживали меня и обещали, что это окупится.

       

      — Окупилось?

       

      Тэхён смотрит на Чонгука с мягкой улыбкой.

       

      — Конечно.

       

      Они проходят по краю раскидистого леса, и Тэхён внезапно начинает смеяться.

       

      — Что такое? — Чонгук удивлённо вскидывает брови.

       

      — Просто вспомнил, как мы с моим другом пошли в этот лес за ягодами, — Тэхён говорит сквозь смех. — Мы обещали своим мамам принести чернику для пирога.

       

      — И вы принесли волчью ягоду?

       

      — Не угадал, — Тэхён отрицательно машет рукой. — Мы вернулись с синими губами и щеками, а мамам сказали, что ничего не нашли. Они очень смеялись над нами, а мы не могли понять, почему, пока они не подвели нас к зеркалу.

       

      — Ты был врунишкой, — ужасается Чонгук. — Как мне верить тебе после такого?

       

      — Это был всего один раз! — уверяет Тэхён.

       

      — Я уверен, что нет, — Чонгук расцепляет их руки и срывает пушистую траву. — Признавайся или я буду пытать тебя щекоткой, — он воинственно выставляет своё оружие перед собой.

       

      — Я не боюсь щекотки, — с каменным лицом замирает Тэхён.

       

      Чонгук подносит травинку к его шее, и Тэхён тут же отскакивает с громким смехом.

       

      — Ты опять соврал! Ужас! — он бросает травинку и хмурит брови. — С тобой опасно находиться рядом.

       

       Едва закончив говорить, Чонгук срывается с места и убегает прочь по высокой траве. Он смеётся так громко в ответ на неразборчивые крики Тэхёна сзади, что ему тяжело дышать. Чонгук разводит руки в стороны, и шелковистая трава приятно щекочет ладони. Он чувствует такую свободу, что ему кажется, он сейчас взлетит. Но...

      Тэхён настигает его внезапно, появляясь из ниоткуда, он врезается в его бок и валит на землю.

       

      — Попался, — довольно говорит он, тяжело дыша.


      Чонгук всё ещё смеётся, и это мешает ему дышать. Он пытается скинуть с себя Тэхёна, вырваться и убежать снова, но у него не хватает сил. Тэхён нависает над его лицом и нежно проводит пальцем по раскрасневшейся щеке.

       

      — Мне так нравится, когда ты такой счастливый, — он завороженно смотрит на него.

       

      Чонгук запускает пальцы в растрёпанные волосы Тэхёна и затихает, хотя его грудь всё ещё часто вздымается.

       

      — Я, — начинает Чонгук, но осекается.

       

      — Ты? — спрашивает Тэхён.

       

      — Ты, — переиначивает свои слова Чонгук, — очень красивый на фоне такого яркого голубого неба.

       

      Тэхён смотрит на то, как Чонгук изучает его лицо, какие яркие и внимательные у него глаза и то, сколько в них детского восторга. Он наклоняется и целует его — совсем легко, невесомо. Это несколько касаний губ, несколько неглубоких, влюблённых поцелуев. Тэхён чувствует, как в нём рождается что-то другое, новое, что-то, что он ещё никогда не чувствовал — к Чонгуку в том числе.

      Чонгуку кажется, что Тэхён собирает его кирпичик за кирпичиком вновь — даже лучше, чем он делал это сам когда-то. Кончики пальцев покалывает.

       

      — Мне кажется, я слышу Ёнтана, — Тэхён резко поворачивает голову в сторону звука и замирает.

       

      — Пойдём уже, найдём его, — Чонгук легонько толкает Тэхёна в плечо, побуждая встать.

       

      Дальше они идут молча, иногда касаясь друг друга пальцами. Чонгук погружён в себя. Он смотрит на горизонт и думает, что хочет кое-что сказать, но как он не может смотреть на яркое солнце в зените, так и сказать — не может.

      Они подходят к деревянному забору, и Тэхён уже собирается открыть калитку, как вдруг в его бедро с радостным возгласом влетает тень. 


      — Хён!

       

      Мальчик лет пяти беспокойно подпрыгивает на месте, и Тэхён присаживается, чтобы обнять его. 

       

      — Привет, малыш, — Тэхён треплет мальчика по волосам. — Это Чонгук-хён, — он поворачивается к парню и улыбается.

       

      — Хён! — мальчик тянет руки к Чонгуку, и тот крепко обнимает его. — Ты раздавишь Соёнга! — смеётся он.

       

      Детский смех такой звонкий и заразный, что Чонгук смеётся тоже — даже сквозь накатывающую апатию. У Соёнга милая детская улыбка и растрёпанные пыльные волосы. Его глаза светятся от счастья, когда Чонгук отпускает его, и он снова бежит к Тэхёну.

       

      — Чонгук очень сильный, — Тэхён улыбается, а мальчик снова виснет в его объятиях. — Ты не видел Ёнтана?

       

      — Я знаю, знаю, где Ёнтан! — он отпускает Тэхёна и тянет его за руку. — Я покажу!

       

      — Я подожду здесь, хорошо? — Чонгук  запрыгивает на забор.

       

      — Мы быстро, — обещает Тэхён.

       

      Чонгук ещё недолго слышит восторженного Соёнга, а потом ветер заглушает его голос. Они отходят недалеко, так что Чонгук может хорошо их видеть. Неудивительно, что дети любят Тэхёна: он милый, заботливый, и с ним действительно приятно обниматься. Чонгук наблюдает за тем, как они взаимодействуют, и на мгновение думает, что Тэхён был бы хорошим отцом. Он снова чувствует, как щиплет в груди, и прикладывает туда раскрытую ладонь. Чонгук никогда не заглядывал далеко, не планировал даже на полгода. А сейчас он смотрит на то, как Тэхён вместе с Ёнтаном догоняют Соёнга: они с заливистым смехом носятся по дороге, и Чонгук думает, что хочет, чтобы однажды Тэхён стал его семьёй. Он грустно улыбается. В основном они только занимаются сексом, иногда говорят по душам, но чаще всего о том, что Чонгук ревнует, а потом они снова занимаются сексом, потому что это успокаивает его. До семьи тут очевидно было далеко.

      Чонгук думает, что он глупый и наивный, и усмехается своим мыслям. Всё, что он может сейчас, — наслаждаться хотя бы тем, что у него всё ещё было, пока он окончательно всё не испортил. Ведь Тэхён ничего портить не собирался. Он был просто хорошим, тактильным, добрым человеком. А Чонгук был эгоистом, которому всегда мало.

       

      — Поздоровайся, — Тэхён подходит к нему, держа очень пушистого Ёнтана на руках, что забавно высунул язык, быстро дыша после бега.

       

      — Привет, приятно познакомиться, — Чонгук улыбается и берёт собачью лапу в свою руку и трясёт её, как будто жмёт руку.

       

      Ёнтан гавкает в ответ, и Тэхён с довольной улыбкой берёт его подмышку. Конечно, от него не ускользает перемена в настроении Чонгука.

       

      — Всё в порядке?

       

      — Да, — кивает он. — Просто немного устал.

       

      — Я налью тебе холодный чай, а потом можешь вздремнуть или просто полежать в тишине.

       

      Чонгук согласно мычит. А потом с улыбкой слушает рассказ Тэхёна про последние полгода его жизни, который он повествует Ёнтану по пути домой.