По хмурому выражению лица Гаары и отрывистым фразам сразу стало ясно, что перспектива пространно трепаться о своём прошлом его не сильно прельщала. Однако рассказывать он начал сам, перехватив инициативу и не дав Нами шанса задать хоть один вопрос.
— Шукаку принадлежал моей деревне много лет. Ещё во времена Второго Казекаге его отловили монахи. С тех пор эксперименты по запечатыванию проводились много раз. Большинство попыток заканчивалось провалом. В итоге за всё время джинчуурики Ичиби в Суне было всего трое, включая меня. Шукаку — младший из хвостатых. Он неуравновешен, вечно зол и жаждет крови. Особенно в полнолуния. Его носитель не может спать, а…
— Почему не может? — прервала Нами.
Он, никак, решил отделаться коротким стремительным пересказом? Хитрый какой. Нет, так не пойдёт. Она не намерена была выпускать нить рассказа из рук. Начнёт вертеться и уходить от ответов — станет ясно, что никакой он не джинчуурики и никогда им не был.
Гаара вопреки ожиданиям увиливать не стал:
— Во сне Шукаку постепенно поглощает личность медиума, разрушает, — объяснил он. — Либо вырывается на свободу. Думаю, ты прекрасно представляешь последствия. Да?
Нами пожала плечами, мол «без понятия». Однако она и правда живо представила. И последствия, и поганый характер однохвостого, и безмерно тяжёлую долю его сосуда.
— Как вышло, что именно ты стал его джинчуурики?
— В Суне джинчуурики всегда старались выбирать из числа родственников Каге.
— Зачем?
— Затем чтобы обеспечить верность селению и продемонстрировать силу Каге, конечно. Из троих детей Четвёртого Казекаге на роль сосуда подошёл только я. Шукаку тогда впервые решили поместить в нерождённого ребёнка в надежде добиться идеальной интеграции сознания демона и носителя…
«Что? Ками, что?»
Неосознанным жестом Нами прижала ладонь ко рту, и уже готовое сорваться с губ восклицание осело горечью в горле. Не говорить же вслух, как тошно стало от чётко и ясно сформулированной цели.
Такой прагматичной. Такой безнадёжно ублюдочной.
За красивыми словами об интеграции сознаний стояло весьма примитивное желание: получить безупречное живое оружие. То, что уже родится оружием, и чьё существование с самой первой секунды будет подчинено единственной цели: убивать.
Но как же его мать? Через что пришлось пройти ей? А ребёнок? Нет, теперь уже почти взрослый… Как же он?
Нами пригляделась к Гааре. На осунувшемся после приступа лице не отражалось ни единой эмоции. Он продолжал рассказывать твёрдо и сухо — прямо джонин, отчитывающийся о миссии по поимке кошки жены феодала.
— Шукаку запечатали на пятом месяце беременности.
— Подожди, а ваша мама…
— Умерла. Сразу после моего рождения, — отрезал Гаара и даже не вдохнул перед следующим предложением: — Всё пошло не по плану. До шести лет я практически не контролировал демона. Но и он не мог полностью поглотить меня…
Всё. Она отвлеклась от своей цели вывести лжеджинчуурики на чистую воду и сломать ему стратегию допроса. Вся неприязнь и подозрительность улетучились, вытесненные непрошенными эмоциями.
Нами уже почти не сомневалась: он говорит правду. Обычно ей неплохо удавалось обнаруживать признаки лжи в мимике и голосе благодаря привычке наблюдать за людьми. Сейчас все чувства хором говорили одно: этот человек не лжёт. Лгут не так. Лгут эмоциональнее, с надрывом, стараясь произвести впечатление, вызвать сочувствие и доверие. Гаара рассказывал слишком сдержанно и ровно. Почти равнодушно, словно заранее отвергал любое сочувствие. Только вот от равнодушия его отделяла едва заметная дрожь в голосе, которую можно было бы принять за интонационную особенность, присутствуй она до начала разговора. Однако до Нами её не слышала.
Да, он, конечно, странный, неуравновешенный — мягко говоря. В разы опаснее среднестатистического шиноби. Упёртый, как три осла. И в остроте ума с ним соревноваться — гиблое дело. Но на искусного лжеца совершенно не тянет. Да и этот кошмарный приступ…
— Если ты раздумываешь над тем, стоит ли мне верить, то имей в виду: особого выбора у тебя нет, — заметил Гаара.
Нами на это тихо вздохнула и покачала головой, ничего не ответив.
Что ж, если всё, что он говорит — правда, то и насчёт титула Казекаге тоже?
И самое главное: неужели? Неужели так бывает? Чтобы кто-то настолько сильно ненавидел своего родного ребёнка и жену, что одобрил подобный эксперимент?
Невысказанный вопрос свернулся в груди комком тупой боли и непонимания. Но если и нужно было его кому-то задавать, то точно не Гааре. Для Гаары у неё нашёлся другой:
— Как ты научился контролировать демона?
Гаара помолчал, глядя в одну точку, а потом, едва разжимая губы, выдал нечто туманное:
— В шесть лет я провалил тест на контроль и почти полностью потерял рассудок. Натравил Шукаку на деревню. С того момента я контролировал чакру демона, но… мы были с ним заодно.
Скрывает детали, однако всё ещё не врёт. Нами могла поспорить, что этот рассказ был для него пыткой. Что ж, если он так решительно настроен получить информацию о ней, то вот цена. Сам назначил. Запретив себе прислушиваться к голоску откуда-то взявшегося сочувствия, она продолжила настойчивее прежнего:
— А приступ? Или что это?
— Не знаю. Что-то вроде остаточного следа. Память о том, что происходило, когда мы с Шукаку боролись за власть. До конца их природа мне не ясна.
— Допустим. Я слышала, что ты убивал людей в своей деревне. Вне миссий. Это правда?
— Да… Когда я убивал, то чувствовал, что живу, — подумав, добавил Гаара, и Нами растерянно моргнула, обескураженная откровенностью внезапного признания.
— Ну… Тогда… как ты сейчас чувствуешь, что живёшь?
— Сейчас? Я отдаю долги. Делаю жизнь в деревне лучше. Защищаю её как Казекаге.
— М-м… Понятно, — протянула она. Иронизировать на тему титула расхотелось. — Почему же всё изменилось? Как тебе позволили стать Казекаге? Не поверю, что это получилось легко.
Гаара впервые за весь разговор немного ожил. Пошевелился, сел поудобнее и призвал облачко песка. Песок замельтешил под рукой, как напрашивающийся на ласку кот, меняя очертания и размеры, но не превращаясь ни во что конкретное.
— Так что? — ненавязчиво намекнула Нами на необходимость ответа. Пауза затягивалась, а она чувствовала, как песок опять незаметно гипнотизирует её и будто специально уводит от предмета разговора.
— Легко не было, — признал Гаара. — А почему и как — это долгая история. Наруто, носитель девятихвостого…
— В смысле?
— В прямом. Наруто — джинчуурики Листа. Благодаря ему я научился контролировать Шукаку иначе. Не поддаваясь ненависти. А пост Каге — это просто политика. Решение старейшин. И в Песке титул чаще всего передается по наследству. Наш отец был Казекаге. Я — сильнейший из его детей.
— Ясно. — Нами отодвинулась подальше и положила подбородок на сцепленные пальцы рук, глядя на край обрыва.
А теперь успокоиться. Нужно успокоиться. Она слишком отвыкла от ярких эмоций, которые позволила себе, забывшись. Нет, она ничуть не сомневалась в том, что внешне выглядит почти так же безразлично, как и собеседник. Но внутри вскипала злость.
То, что сделал отец Гаары и старейшины Суны, иначе как зверским преступлением обозвать не удавалось. Они заплатили за свои ошибки, дорого и кроваво. Дело их рук обернулось их же карой, оружие стало внутренней угрозой. Но кто сможет исправить подобное зло? Никто. Никогда.
— Послушай, Гаара-сан… Казекаге… Так к тебе лучше обращаться? — тихо сказала Нами, избегая на него смотреть. — Извини за то, что я сказала тебе, я ошибалась. Наверное…
На секунду в голову закралось потрясающе бредовое желание: погладить его по руке в знак извинения и утешения, как в детстве, когда она утешала своих друзей. Она быстро подавила абсурдный порыв и, уткнувшись взглядом в тонкий слой песка, укрывавший землю вокруг, принялась вычерчивать на нём загогулины.
Извинения, конечно, прозвучали нелепо. Особенно, если учесть, что Гаара недавно угрожал ей, а она старалась побольнее задеть его вопросами в отместку за грубость и настойчивость. Гаара тоже не воспринял слишком мягкие слова всерьёз. Отмахнулся:
— Не сто́ит.
И то верно. Лучше продолжить начатое.
— Ты раньше сталкивался с этими ниндзя? С Акацуки. С Дейдарой?
— Да. Дейдара напал на Сунагакурэ, когда охотился за однохвостым.
— Значит, это он… убил тебя?
— Можно и так сказать.
— И как там, по ту сторону? — палец сам собой вывел на земле ровную линию и знак вопроса за ней.
— Что?
— Ну, как это, когда умираешь?
Гаара покосился на её рисунок и неожиданно резко огрызнулся:
— Никак. Придёт твоё время — узнаешь.
— Не далее как полчаса назад ты обещал помочь мне заглянуть на тот свет. Обещания надо выполнять, знаешь ли, — не преминула Нами отплатить той же холодной монетой. И осеклась, увидев выражение полного недоумения в светлых глазах. — Не помнишь, что говоришь во время приступа?
— Нет. Не помню.
— Ладно… забудь. Так чего хотят эти твои Акацуки?
— Собрать всех хвостатых. Развязать масштабную войну с получившимся оружием. Предположительно. Наверняка известно только то, что они преследуют и убивают джинчуурики.
— Зачем им всё это? В целом.
— Как только узнаю, расскажу, — без малейшей иронии ответил он.
Нами начертила на песке облака, как на плаще Дейдары, и, поразмыслив, протянула стрелочки от них к чему-то похожему на букет из лисьих или волчьих хвостов. Отлично. Фактов так много, что они уложились в пару каракулей.
— Закончились вопросы? — проницательно предположил Гаара, наблюдавший за нескладными художествами.
— Да, — подтвердила Нами с неохотой.
— Мои ответы были убедительны?
— Вроде того.
— Хорошо. Моя очередь слушать. Вопрос ты знаешь.
Он вновь вошёл в роль требовательного могущественного Казекаге, не знающего отказов. Развернулся к ней всем корпусом и уставился прямо, сцепив руки в замок и опершись локтями на колени. Вся поза излучала внимание и снисходительную уверенность в собственной победе. И в этом Гаара был прав: Нами не только поверила ему. Она смирилась — с ним, с происходящим. Ни сил, ни желания уходить от вопросов не осталось. Да и вообще, она давно толком не разговаривала с людьми, а эта беседа, даже оставаясь по сути допросом, пропитанная скрытой агрессией, была какой-то… честной? И даже немного, самую капельку душевной.
«Ну и ну. Вот, что называется «соскучиться по общению с людьми» … Ничего, сейчас это пройдёт», — осадила она себя и кивнула молча выжидавшему Гааре.
— Я джинчуурики. Ты доволен?
— Это я и так понял по твоим вопросам.
— Тогда можем расходиться.
— Разойдёмся, когда я скажу. Какой демон?
— Восьмихвостый. Использовать меня как оружие не выйдет. Я не могу управлять чакрой.
— Кто сказал, что мне нужно оружие?
— А что тебе нужно?
— Узнать причину, по которой ты не можешь управлять чакрой.
— Как бы тебе объяснить покороче… Я не знаю причины. Вот.
— Как ты оказалась на границе с Огнём? Миссия? Где команда?
— Не миссия. Меня привели. В наручниках.
Гаара прищурился, склонив голову набок. Что за привычка у него такая, птичья?
— И там ждал Дейдара.
— Да.
— Тогда другой вопрос: почему деревня продала тебя, точнее демона в тебе, Акацуки?
Как он это быстро и чётко сформулировал, однако… Нами пожала плечами и вывела на песке новую иллюстрацию: пересекающиеся прямые, похожие на решётку.
— Возможно, потому, что последние месяцы я всё равно провела в тюрьме, подавляющей чакру, и считалась опасной для власти Шестого? Полагаю, он решил, что если продать меня, как козу на рынке, толку будет больше.
— Месяцы в тюрьме? Как до этого дошло?
— Слишком долгая история.
— Времени до рассвета предостаточно.
— Какая тебе разница? Это пустая информация.
— Не пустая. Очевидно, что Мидзукаге хотел чего-то, чего не смог добиться с твоей помощью. А Акацуки ему помогли. В качестве платы. Поэтому я хочу знать всё.
Нами с тихим стоном уронила голову на руки, больше всего на свете желая закопаться сейчас в чёртов песок. И поглубже.
— Всех подчинённых, наверное, с ума свёл своей дотошностью… Казекаге…
— Не припоминаю, чтобы мои подчинённые жаловались, — парировал Гаара, каким-то чудом уловив смысл её неразборчивого бормотания. — Я внимательно слушаю.
— А если это военная тайна?
— Ты трижды выкинула протектор Кири. Надеешься убедить меня в том, что будешь самоотверженно хранить тайны селения?
Аргумент был железным, что ни говори. Нами подняла глаза в небо, понадеявшись, что увидит там правильные слова, которые помогли бы ей отвечать. Небо на подмогу не спешило. Зато у горизонта сквозь глухую синеву пробились первые светло-сиреневые росчерки, а на противоположной стороне обрыва поднимался предрассветный туман. Он размывал очертания леса и мягкими клубами тянулся через обрыв на их сторону, намекая, что для него все границы — одна большая условность.
— Ладно. Думаю, ты в курсе, что Туман хотел начать военную операцию на территории Ветра?
Гаара кивнул:
— Три года назад начались первые волнения. Как раз с того момента, как сменился Мидзукаге. За Пятым я не помню таких намерений.
— Пятый был довольно мягким правителем, чем и вызвал недовольство у части шиноби.
— И умер он при загадочных обстоятельствах.
На это Нами едко хмыкнула:
— Загадочные… Его убрал Шестой, Сакаи. Факт убийства даже не потрудились толком скрыть. Боюсь, ваши шпионы плохо сделали свою работу.
— Возможно. Итак, Шестой хотел войны. Целых три года. Удивительно долгая подготовка. Настолько, что я стал считать это пустыми слухами.
— За три года обстоятельства сильно поменялись и не один раз.
— Например, Суна заключила союз с Конохой, и нападать в лоб стало опасно?
— В том числе. Но я знаю далеко не всё.
— А тебе отвели роль главного оружия. Так? И здесь начались ваши разногласия.
— Зришь в корень, — устало согласилась Нами. Своими быстрыми вопросами Гаара бил точно в цель, не оставляя времени, чтобы опомниться и найти путь к отступлению. Она бы даже восхитилась такой жёсткой хваткой, если бы не чувствовала себя висельником, у которого из-под ног выбивают последнюю в жизни опору. — Я — оружие с серьёзным дефектом в виде собственного мнения. Для Шестого это было неприемлемо.
— Похоже, разногласия у вас вышли крупные.
— О, ещё какие. Я дважды пыталась убить его.
Нами замолчала, прислушиваясь. В голове исподволь, медленно-медленно нарастал шум. Не тот, что исходил от реки на дне обрыва. Другой — тихий, вкрадчивый, как морской прибой вдалеке.
«Ну, вот допрос и перестал быть душевным». — Мысль помогла ненадолго загнать раздражающие звуки обратно за грань слышимости, а заодно и усмирить нарастающую тревогу.
— Почему ты пыталась убить Каге?
— Не сошлись характерами.
— Конкретнее. Это из-за войны?
— Да. При Пятом я выполняла стандартные миссии, была щитом деревни и… и всё. Шестой захотел побед и славы для Кири и удовлетворения амбиций для себя. Чтобы достичь этого ему нужно было покорное бессловесное орудие, а я хотела остаться человеком.
— Ещё конкретнее. Что произошло?
— Он опасался, что я провалю операцию, и поставил себе цель выдрессировать меня до состояния собачки. — Нами облизнула пересохшие губы и сделала пару размеренных вздохов, прежде чем продолжить. — В позапрошлом году лето выдалось очень сухое, урожай в деревнях Мидзу почти весь погиб. В одной из деревень люди отказались отдавать Кири и самому даймё то, что вырастили на своих полях. Они и без этого были на грани голода. Даймё счёл, что подобный тихий бунт послужит дурным примером для крестьян в других деревнях. Мидзукаге капельку сгустил краски, описывая ужасы массовых восстаний. Ровно настолько, чтобы даймё одобрил предложенную им скромную карательную операцию: уничтожение одной деревни в качестве урока для остальных. Вот это было моё тренировочное задание.
Шум прибоя вернулся. Приблизился. Лёгкий холодок ненавязчиво лизнул грудь. Боковым зрением Нами уловила их движение: из подёрнутых туманной пеленой жухлых кустов неподалёку на неё таращились хитрые тени.
— Задание уничтожить гражданских? — переспросил Гаара.
Он, само собой, игнорировал влажно поблескивающие слезящиеся глаза в тенях. Он их не замечал, потому что их там не было. Нами и сама прекрасно это знала. И всё равно видела.
— Да, две сотни человек.
— И ты отказалась. Мидзукаге назначил наказание уже тебе. Или шантажировал.
— Смотри-ка, Казекаге, ты и без меня можешь всё обо мне рассказать. Знаешь толк в подчинении несогласных?
— Мыслю логически.
И снова копошение теней перетянуло внимание. Нами прищурилась, посмотрела на них сквозь дымку опущенных ресниц. Всё стало расплывчатым, настырные глаза растворились в черноте. Так-то лучше. Оторвав взгляд от кустов, она постаралась сфокусироваться на бледном молодом лице напротив.
Гаара явно не мог взять в толк, почему она столько внимания уделяет местной растительности, но, кажется, великодушно решил не спрашивать…
— Зачем ты так смотришь на эти кусты?
… или нет.
— Голова болит, а если смотреть на объект вдалеке, становится лучше, — без запинки солгала Нами. Он этим доводом, вроде бы, удовлетворился. И, конечно же, исследовал безобидные кусты своим третьим глазом.
— Ты отказалась. Несмотря на приказ. Что было дальше?
— У тебя есть друзья, Казекаге?
— Один близкий друг.
— Тогда хочешь универсальный непрошенный совет? Забудь об этой дружбе, и тогда никто не сможет ей воспользоваться. Избежишь вреда и для него, и для себя.
— К счастью, мой друг сильнее меня, — произнёс Гаара со спокойной уверенностью. — Мидзукаге угрожал жизни твоих друзей?
— Подруги. У меня была одна подруга. Её звали Хитоми. Первый раз, когда я чуть не убила Мидзукаге всё получилось случайно. В процессе воспитательных «тренировок» он часто применял гендзюцу. В тот раз показывал, как мучает Хитоми. Иллюзия оказалась слишком долгой, и я освободила демона, чтобы освободиться самой. Я не могу снимать иллюзии — такой у нас договор. Демон разрушил Резиденцию и ближайший район селения. Только вот Мидзукаге, к сожалению, смылся раньше.
— К сожалению? Тебя казнили бы за убийство Каге.
— Всё лучше, чем служить на побегушках у этого му… Ко… У этой скотины, короче. Уж прости, что я так про твоего коллегу.
Гаара хмыкнул почти насмешливо:
— Мне всё равно. Что случилось после первого покушения?
— Мидзукаге воплотил свои угрозы в жизнь.
— Убил твою подругу?
— Да, но… Не совсем.
Голос выдал предательски высокую сиплую ноту. Нами отвела глаза. Прибой в ушах больше не шептал — грохотал, заслоняя остальные звуки. Море подкралось со спины и бушевало теперь на расстоянии вытянутой руки.
Она с силой дёрнула кристалл в ухе — боль прогнала фантомный шум. Липкие тени расползлись и попрятались по кустам.
— Мидзукаге пытал Хитоми. Но убила её… и жителей деревни тоже… Я. Я их всех убила. Я хотела защитить её. Защищала много лет, но всё равно не справилась. Не просто не справилась… Своими руками…
Последняя опора ушла из-под ног; казнь состоялась. Главное теперь не останавливаться. Договорить и снова забыть. Только быстро. Голос, взятый под контроль, опять потёк ровно, гладко, без провалов.
— Шестой добился чего хотел. После успешной миссии я слушалась его. Идеально. Он приказывал уничтожать другие деревни. Наверное, они тоже вышли из подчинения. Не знаю. Я уничтожала. Одну за другой. Их было, кажется, четыре…
Гаара молча слушал и смотрел. Наблюдал, как она крутит, дёргает несчастный кристалл — того и гляди оторвёт вместе с ухом. Стальная или серебряная дужка впилась глубоко в мочку. Ещё немного, и пойдёт кровь.
Парадокс… он очень хорошо понимал, что стояло за спокойными словами, за голосом, которому она не давала дрожать, и за этим болезненным жестом. Парализующее, сжигающее изнутри чёрным огнём чувство вины.
А ведь обычно эмоции посторонних людей сливались для Гаары в сплошное малоинтересное пятно, если только не было цели использовать их в переговорах. Но сейчас, наверное, никто другой не смог бы понять Нами лучше него. Сами собой в памяти всплыли отчёты разведчиков о деревнях на границе страны Воды, укрытых плотной, нехотя тающей на тусклом солнце коркой льда. Что-то подтолкнуло Гаару предложить свои воспоминания в качестве обезболивающего. Возможно, то была своеобразная благодарность за то, что она не оставила его наедине с приступом.
— В последних трёх не было людей.
— Что? — Нами вздрогнула, поднимая на него помутневшие глаза.
— Если тебе станет легче от этого, знай, что там никого не было. В последних трёх селениях, — повторил Гаара. — Я получал отчёты от разведчиков. Там были только дома. Пустые. Скорее всего, жители деревень, которым угрожали раньше, покинули их после того, первого случая. Ты не думала об этом?
— Я не думала ни о чём и не смотрела, что делаю. Но… Если ты прав, это…
Нами не договорила. Зато мучение уха прекратилось.
— Так докладывали, — повторил Гаара. — Но сделку с Акацуки Мидзукаге, очевидно, заключил не в этот период.
— Нет, в тот период он наоборот считал, что всё складывается прекрасно.
— Почему ты ещё раз пыталась его убить? Месть?
Почему? Почему… Разве были у неё силы на месть тогда? Едва ли. Как наяву Нами ощутила запах леденцов, вызывавший у неё тошноту и поднесла ладони к носу. Оставшийся на руках терпкий горьковатый аромат солероса, который она сорвала по пути сюда, перемешался с запахом дезинфектора и крови Гаары, но даже слабые травяные нотки помогли обрести равновесие.
— Где-то через полгода после ликвидации первой деревни Мидзукаге придумал ещё одно испытание, чтобы проверить степень контроля. Но оно… по чистой случайности оно подействовало наоборот. Напомнило, что я ещё жива, разозлило. Тогда я специально призвала Ооками.
Гаара нахмурился. Наверняка ответ показался ему расплывчатым, однако на этот раз он действительно великодушно позволил не вдаваться в детали, ограничившись спокойным «ладно» и новым вопросом:
— Как долго ты пробыла в тюрьме?
— Какой сейчас месяц? Апрель?
— Март.
— Выходит восемь месяцев.
— А потом?
— Не могу сказать точно… Я легла спать, а дальше провал. Помню с того места, когда меня привели в лес.
— Так где же наручники? Ты сказала, что была в наручниках. И откуда у тебя взялось оружие, взрывные печати?
Нами помедлила, пытаясь восстановить порядок событий.
— Меня сопровождал отряд АНБУ. Пятеро, кажется. Это я смутно помню. Мы добрались до места. Они оставили меня и ушли, но потом один вернулся. Снял с меня наручники и сказал, что в лесу есть тайники, где друзья оставили мне оружие… Понятия не имею, кто это был, и почему он это сделал.
«И откуда у меня друзья».
— Понятно. Что непонятно ничего, — резюмировал Гаара и со вздохом потёр лоб. — Твоя печать позволяет свободно общаться с демоном. Правильно я расслышал?
— Да.
— И сейчас тоже?
— Нет. Он молчит с тех пор, как меня привели в лес. Наша связь прервалась.
Нами видела по лицу, что он вовсю строит версии и вот-вот выдаст очередную светлую идею. Но нет, только новый вопрос.
— Ты упомянула договор.
— С демоном? Да… когда Екиджу запечатывали…
— Екиджу? Мягкое чудовище?
— Да… Ну, он не похож на твоего однохвостого. Он хладнокровный и склонен заключать сделки. Иногда помогает мне — если хочет. Мы с трудом, но ладим. У него даже чувство юмора имеется. Своеобразное. Знаешь, что он всё время повторяет? «Человек человеку демон».
Гаара издал в ответ какой-то звук. То ли закашлялся, то ли воздухом подавился. Ну, она предупреждала, что юмор своеобразный.
— Забавно, да. В каком возрасте его запечатывали?
— Мне было восемь.
— Почему тебя выбрали? Высокая совместимость? Кем ты приходилась Пятому?
— Я Пятому никто, — слегка удивилась вопросу Нами. — Я из приюта.
— Разве в Кири не такой же принцип выбора джинчуурики, как в Суне и других селениях? Должны выбирать из родственников Каге.
— Понятия не имею. Но в любом случае сын Пятого умер, а единственная внучка, Мэй, сбежала из деревни, и никто не знает, где она сейчас.
— Ясно. Выбрали из-за высокого уровня совместимости, — уверенно сделал выводы Гаара.
— Ни при чём тут эта твоя совместимость! Меня не выбирали. Я сама. Сама захотела. Случайно всё вышло…
Зачем она это сказала? Просто воспользовалась шансом указать на то, что он, наконец, ошибся? Так или иначе, эффект удивил: маска непроницаемого спокойствия, намертво приклеенная к лицу Гаары, подёрнулась рябью, а потом и вовсе слетела. Он уставился на неё с вполне обычным человеческим недоверием.
— Ты. Сама. Захотела. Стать. Джинчуурики? — Говорил он, будто гвозди забивал. Но в тихом голосе так и сквозило замешательство на грани шока. — Зачем? Так хотела стать сильным шиноби?
— Нет. Я вообще не хотела быть шиноби. И не хочу.
Он взъерошил ладонью волосы, выдавая степень своей неспособности переварить такое количество противоречий.
— Тогда зачем?
«Казекаге… сын Казекаге… Как я должна тебе это объяснять? С какого конца?»
— Что ты знаешь о приютах?
— О каких приютах?
— Об обычных. Где дети без родителей живут.
Гаара молчал довольно долго и выглядел при этом заметно растерянным. А что он мог сказать? Что в приютах живут сироты, и это — единственный известный ему наверняка факт? Нами могла поспорить, что приюты в стране Ветра, так же как и в стране Воды, были чисто гражданским образованием и почти не соприкасались с миром шиноби и скрытых деревень.
— Ничего не знаю, — подтвердил Гаара её мысли.
— Боюсь, тогда мне непросто будет объяснить, как так вышло.
— В приюте было настолько ужасно? — предположил он.
Нами усмехнулась:
— Нормально там было. Даже хорошо. Зато вот перспективы после — гораздо хуже. Я не знаю, как всё устроено в стране Ветра, но в стране Воды приютский воспитанник — это стигма навсегда. Клеймо на лбу. — Она выразительно взглянула на его шрам. — Застрянешь там, и кривая дорожка через всю жизнь обеспечена, без шанса свернуть на нормальную. Особенно для тех, у кого нет способностей шиноби. Особенно для девочек… Это понимают все, даже самые наивные.
Она внутренне съёжилась в ожидании простого логичного вопроса: «А разве даже самые наивные не понимают, что запечатывание демона — ещё более смертельная опасность?»
Гаара к её удивлению до такого вопроса не додумался.
— Я всё равно не понимаю, — пробормотал он вместо этого, обращаясь скорее к себе самому.
«Ещё бы. Это за гранью разумения для человека, в которого обезумевшего демона запихнули раньше, чем он успел родиться…»
Нами попыталась объяснить иначе:
— Я хотела, чтобы у меня была власть над собственной жизнью. Ну, какое право кто-то имеет решить за меня раз и навсегда, зачем я живу и на что пригодна? Никакого. Так я думала в восемь лет. А ещё ничего не знала про джинчуурики, демонов и шиноби. Зато знала, что чакры у меня почти что нет… И была уверена, что выбираю меньшее из зол.
И тут, осознав смысл сказанного, она засмеялась. Спрятала лицо в ладонях, закрылась волосами и не могла остановиться. Печальный, чуть шершавый и хриплый смех переливался внутри, душил и не хотел отпускать. Краем глаза Нами видела, с каким напряженным недоумением наблюдает за ней Гаара. Он явно прикидывал в уме, может ли это быть последствием травмы головы, и что ему делать, если начнётся истерика.
Но она успокоилась сама. Подняла голову, вытерла выступившие от смеха слёзы тыльной стороной ладони.
— Извини. Просто только что поняла, что добилась прямо противоположного эффекта. Ладно, давай не будем об этом. Отвечу на твой вопрос ещё раз: я добровольно предложила себя в качестве сосуда, и по чистой случайности всё получилось.
Договорив, она метнула быстрый взгляд на кусты. Ничего. И «прибой» умолк, спасибо, о Ками. А вот шрам на левой брови начал так противно зудеть от этого разговора, что Нами не удержалась и потёрла его пальцем.
Молчавший секунду назад прибой превратился в цунами.