Шикамару, видят небеса, не страшился уже ни персональной песчаной гробницы, ни чего либо ещё в этой жизни. Он курил прямо в кабинете Казекаге и наматывал круг за кругом, огибая огромный письменный стол. Круг за кругом, круг за кругом.
Разговор шёл сложно и буксовал почти на каждом шагу. Гаара был взвинчен после очередной встречи со старейшинами, и это ещё мягко сказано. Простые шиноби шарахались по углам, пока он шёл в свой кабинет, и правильно делали, сообразительные.
Шикамару тоже с радостью оказался бы сейчас подальше отсюда: маниакальный злой блеск в зелёных глазах и желваки, перекатывающиеся под кожей от того, что Казекаге стискивал зубы, слишком живо напоминали о прежнем Гааре, который в свои двенадцать лет давил людей, как мух.
Чёртов экзамен на чуунина… От дурных воспоминаний даже слегка передёрнуло. Песок, носившийся с гудением разозлённого роя пчёл по всему кабинету, иногда задевал и царапал кожу, что только усугубляло нездоровую атмосферу и вызывало желание беспрестанно и нервно почёсываться. Канкуро тоже выглядел уставшим и злым и разговаривал в основном матом. Всё это вместе не больно-то способствовало продуктивности.
Шикамару сам не мог толком сосредоточиться. А причиной тому была, конечно же, Темари. Вид девушки, исхудавшей и бледной, с синевой, залегшей под глазами, настолько поразил его, что вечная флегматичность и спокойствие улетучились в неизвестном направлении.
Он знал, что стоит потерять хладнокровие, и гениальная соображалка отключится. Так и произошло. Ничего стоящего в голову не приходило. Всегда трезвый и острый ум просто пасовал под напором гнева, жалости и страха за любимую.
Как он оказался здесь, в Суне, Шикамару и сам до конца ещё не осознал. Всё происходило будто в дурном сне.
Вот он возвращается в Коноху и узнает, что произошло с госпиталем и с Ино. Безуспешно пытается утешить подругу и своего друга, её мужа. А вокруг ещё так много горя, что хочется закрыть глаза и заткнуть уши.
Вот несколько дней они все работают на развалинах, помогают выжившим. Стараются создать нормальные условия для лечения в бывшем тренировочном комплексе — уцелевший первый корпус больницы и так перегружен.
Вот он узнает, что из Суны пришло срочное письмо и, с трудом сдерживая себя, чтобы не перейти на бег, идёт к Хокаге.
Вот он выкручивает на полную мощность своё красноречие, убеждает Цунаде, что его присутствие необходимо в Суне, как никогда. Ведь именно оттуда, предположительно, исходит угроза. И они союзники! Союзники! Пока ещё… Хокаге долго смотрит на него, а потом делает вид, что поверила, и даёт разрешение на опасное одиночное путешествие, но с условием, что сначала он поможет до конца оборудовать временный госпиталь Конохи. Шикамару, конечно же, помогает. И эту неделю проводит как на иголках, почти без сна.
Вот семья, узнав о миссии в Суне, глядит с горечью. В воздухе витает молчаливое неодобрение. И, кажется, осуждение. Неожиданно. Шикамару приходится выдержать сложный разговор с отцом о последствиях связи между шиноби разных деревень. Впервые родители усомнились в нём и в его верности Конохе. Их недоверие ложится на плечи тяжким грузом, однако решимости не умаляет.
Он обещал.
Чего он будет стоить, как шиноби и как мужчина, если нарушит своё обещание? Уж отец-то должен понять.
Труднее всего оставить Ино в тяжелой ситуации. Но она первая, а следом и Шино, и Чоджи, и Сакура, и Наруто, и Хината — его дорогие, поистине золотые друзья — горячо поддерживают его намерение.
И вот, покидая деревню, он вытаскивает чуть подрагивающими пальцами первую сигарету из пачки, чтобы на подходе к Суне выкурить последнюю. Правда, уже из второй пачки.
При одном воспоминании о переходе через пустыню начинает болеть голова. Да, Шикамару во время дипломатических миссий неоднократно пересекал эти пески, но так быстро он бегал, пожалуй, всего два раза в жизни. И оба в этом месяце. Первый — когда нёсся в Коноху, не чуя под собой ног. А второй — как раз в Суну. И снова его подгонял страх не успеть и неизвестность. Ведь кроме письма с просьбой о помощи, информации больше не было. От этого внутри всё сжималось, и казалось, что песок набивается в ботинки с утроенной силой, а солнце, не желающее, чтобы он дошёл до своей цели, иссушает силы и выжигает последние крохи спокойствия.
Когда, спустя три сумасшедших дня, обливающийся по́том Шикамару оказался у входа в Суну, и Канкуро, поджидавший его, сказал: «Все в порядке, лекарство работает», Нара просто привалился к горячей створке ворот, а затем медленно сполз по ней на песок. Только в тот момент он понял, что чуть не получил тепловой удар на пару с ранним инфарктом.
А потом увидел Темари, всю в бинтах, в окружении бесконечных капельниц, проводов и датчиков.
— Ей значительно лучше. — Гаара, перед тем, как уйти на совет старейшин, лично отвёл Шикамару в больницу. — Цунаде-сама отправила лекарство с ястребом. Даже с двумя. Оба долетели вовремя. Я так понимаю, эта перестраховка — твоя идея. Спасибо.
— Темари, — только и смог пробормотать Шикамару, оставшись с ней в палате наедине и заглянув в болезненно горящие сине-зелёные глаза, — ну и проблематичная ты женщина. Обещала же беречь себя.
— Бака, — слабо улыбнулась она.
В следующую секунду нос Шикамару чуть не встретился с настольной лампой, только что стоявшей у кровати.
— Бакаяро! Оленина стратегическая! Ты хоть знаешь, что мог угодить в те же ядовитые пески, тупица гениальный?! Ты вообще понял, куда попёрся?! На нас напали! А ты один! Один!
Кричала Темари так громко, как только позволяли ей заживающие раны. Что-то нехорошо забулькало под бинтами, но она эту мелочь проигнорировала и, сделав паузу, чтобы набрать побольше воздуха в грудь, продолжила:
— Притащился! Один! Через пустыню! Придурок чокнутый!.. А ну исчезли быстро! — развернулась она к робко заглянувшим в палату медсестрам. И застыла неподвижно.
— Угомонись.
Шикамару применил-таки теневые путы. Впервые с памятного экзамена на чуунина, где победил эту сумасшедшую девицу. Выбора-то не было — Темари уже тянулась за увесистой стойкой капельницы, а поднимать тяжести в таком состоянии ей точно не на пользу. Сейчас, конечно, до кучи примчится их бешеный главврач или, что ещё хуже, Гаара, и тогда Шикамару точно труп. Ведь он, по сути, напал на Темари. Как же всё всегда проблематично с этим Песком.
— Тише ты, глупая, — осторожно и дипломатично попробовал заговорить он. — Я, между прочим, обещал тебе прийти, забыла? Сама нарушила все обещания. С чего возмущаешься теперь?
К несчастью, взгляды на дипломатию у них кардинально отличались. Глаза напротив бешено сверкнули.
— Поговори мне тут! — ещё громче рявкнула Темари, потерявшая возможность выражать свой гнев, кидаясь в него чем попало.
Сорвала всё-таки голос. И вдруг заплакала.
Его смелая, несгибаемая песчаная принцесса, никогда, ни разу не позволявшая себе слабости при нём, плакала. Шикамару уставился на неё в немом шоке.
— Темари… Темари, пожалуйста. — Он погладил её по мелко дрожащему плечу и поспешно отменил теневую технику. — Всё в порядке. Всё обошлось. Пожалуйста.
Ну вот.
Шикамару смотрел, как слёзы текут по бледным девичьим щекам, и не мог сообразить, что же ему делать. Подбородок Темари дрожал, пальцы комкали тонкую простыню. Другой рукой она судорожно размазывала слёзы по лицу в тщетной попытке сделать их менее заметными. Больничная рубашка сползла на одну сторону, открывая тонкую шею и жалобно-острую ключицу.
Как больно было смотреть на неё, такую беззащитную. Как бессильно сжималось от нежности глупое сердце. Вот теперь он совсем пропал, ведь сильнейшая куноити Суны плакала из-за него. Шикамару часто заморгал, чтобы избавиться от предательской пелены перед глазами.
— Темари, не надо. Хорошая моя…
— Любимый, спасибо, спасибо, — прошептала еле слышно в ответ и порывисто обняла его так, что хрустнули рёбра.
«А силы-то у неё почти не убавилось. Слава Ками!» — Шикамару как можно бережнее обнял Темари в ответ, опасаясь сделать ей больно, и погладил по растрёпанной макушке. Она тихо хлюпнула носом ему в плечо.
— Эй, юный гений, ты там сестру обижаешь? — раздался от двери зычный голос Канкуро, нарушая тепло их объятий. — Учти, я тебя закопаю, если да!
— Сгинь, Канкуро! Я сама его закопаю! — тут же подняла голову Темари.
«Какая же сумасшедшая женщина. Самая лучшая. Ох, гены мои гены проклятые…» — подумал окончательно оглохший Шикамару.
***
— Давайте успокоимся и с самого начала. Что у вас есть? — кое-как собрался Шикамару с мыслями, выкидывая очередной окурок в импровизированную пепельницу из стакана и заодно пытаясь ненадолго выкинуть из головы образ Темари.
— Повторяю цензурно и по слогам. Ни-хе-ра. — Канкуро, ходивший до этого из угла в угол, демонстративно упал в кресло для посетителей. Кресло печально скрипнуло. Оно так же, как и Шикамару, не понимало, за что ему все эти жизненные невзгоды.
— Склады? Мастерские? Списки убитых на миссиях? Нукенинов? Потеряшки?
— Да всё мы проверили. — Канкуро со злостью хрустнул пальцами. — Как ни крути, а такое количество протекторов не пропадало. Пятнадцать штук! Ты себе представляешь? Это очень много, вашу мать. Мы не настолько безалаберные идиоты.
— А выдача протекторов… — заикнулся Шикамару.
— У нас ровно та же система, что и в ваших Конохах, если не ошибаюсь. Выдача новых — строго после проверки личности сенсорами. С убитых протекторы снимают. Подделать знак на пластине невозможно из-за ограничивающей печати, а она существует ещё со времен основания деревни. Человек без специнструмента не сможет замкнуть контур рисунка, нанеся гравировку. Печать исказит его, и видно это будет невооружённым глазом. И да, предупреждая твой вопрос: инструменты не пропадали.
— Как насчёт отливки в форме? На это распространяется действие печати?
Теперь Канкуро в качестве ответа почесал затылок.
— А вот Шукаку его знает. Не проверяли. По идее, ни у кого в Суне нет такого оборудования.
— Обыщите близлежащие деревни и подземные склады. И ремесленников проверьте, — вмешался Гаара, сохранявший до этого сумрачное молчание.
Канкуро кивнул, принимая приказ.
— И всё же, и протектор, снятый с единственного попавшегося при нападении в Конохе, и второй, который они потеряли или оставили специально, оба настоящие, — задумчиво повторил Шикамару.
— Дай, — протянул Гаара руку. — Они у тебя с собой? Цунаде-сама обещала передать.
— Да. — Шикамару вынул протекторы из поясной сумки. — Знак часов подлинный.
— Не сомневаюсь. Иначе и повода для конфликта бы не было.
Гаара повертел в руках сначала одну металлическую пластину, потом вторую. Сощурил глаза и медленно провёл пальцем по ребру.
— Тайное клеймо? — догадался Шикамару.
— Да. Почти идеальные подделки. Канкуро, дай свой. Смотри на отличия, Шикамару. — Гаара продемонстрировал ребро настоящего протектора.
— Эта царапина?
— Верно.
Пошарив в ящике стола, Гаара достал лупу. Под увеличительным стеклом царапина на протекторе Канкуро преобразилась в три знака песочных часов, стоящих в ряд.
— Клеймо — второй уровень защиты. О нём знают только в Суне и далеко не все. У Конохи тоже есть что-то подобное. Я прав?
— Не знаю, — протянул Шикамару, пожимая плечами. — Очевидно, эта информация не для простых джонинов. Хорошо, допустим. Выходит так… Кто-то очень ловкий и умелый раздобыл один протектор и сделал по нему очень точную серию, как-то обойдя защиту подлинности. А вот тайное клеймо принял за царапину, как и я.
— Но способ подделки знака нам по-прежнему неизвестен.
— Остановимся пока на этом. А печать, которая стояла на тех свитках с ложными миссиями? Не пропадала?
— Нет, — снова заговорил Канкуро. — Помимо самого Гаары, её копия есть всего у одного человека, в отделе секретных писем. Она утверждает… на допросе утверждала, прошу заметить, что никому в руки её не давала. И письма такого ранга отправляла исключительно сама.
— Ты про Мацури? Её допросили дознаватели?
— Да, а как же. Я ж тебе говорил… забыл уже? — Тут Канкуро и Шикамару одновременно покосились на Гаару — чтобы он да забыл?
— Наверное. Я мог забыть, да. Что вы смотрите?
Слегка блуждающий рассредоточенный взгляд покрасневших глаз без слов сказал Шикамару о том, что Казекаге на грани переутомления. Вряд ли у него нашлось время на отдых с такими заботами. Впрочем, Цунаде была ровно в таком же невменяемом состоянии, когда он покидал Коноху.
Канкуро озабоченно нахмурился, глядя на брата, но не стал комментировать свои наблюдения.
— Ладно, повторю для тебя. Мацури допрашивали. Я просил дознавателей не перестараться. Ей точно не причинили вреда, так, припугнули немного. Тем не менее она набросилась на меня после. За то, что я посмел, понимаешь ли, заподозрить её в неверности Казекаге. Ты бы видел! Чуть глаза не выцарапала! — жалобно закончил он.
— А как насчёт предательства по личным мотивам? Неразделённая любовь, скажем? — тут же выдвинул не самую гениальную, но всё-таки идею, Шикамару. И тихо пробормотал себе под нос: — Женщины в гневе страшны и особенно проблематичны.
— Неразделённая любовь, конечно, имеет место, — заухмылялся Канкуро. А Гаара на секунду впал в задумчивость, а потом категорично мотнул головой.
— Нет. Я скорее поверю в то, что скорпионы лают, чем в предательство Мацури.
В ответ на вопросительный взгляд Шикамару он пояснил:
— Людей, которым мы безоговорочно доверяли эти четыре года, и которые никогда не подводили, можно пересчитать по пальцам одной руки. Мацури входит в их число. Она моя ученица и… Одним словом, пока нет никаких оснований.
— Верно, верно, — вздохнул марионеточник. — Нет оснований дальше её подозревать. Но я временно отстранил Мацури от работы с почтой, а печать изъял.
— Ты всё правильно сделал, Канкуро. Но мы и здесь в тупике.
Разговор прервал стук в дверь.
— Прошу прощения… — В кабинет заглянула старшая помощница Казекаге, Фукаи-сан. — Канкуро-сан, вас очень просит подойти на северный пост Като-сан.
— А-а, опять. Сейчас вернусь, всё равно мы с вами на месте топчемся. — Канкуро с досадой махнул рукой и вышел.
— Что с той отравой, Гаара? — Шикамару, почувствовав, что внутреннее напряжение чуточку спало, замедлил свой бег вокруг стола.
— Сядь. Голова от тебя кружится, — тихо попросил Гаара, откидываясь в своём кресле. Прикрыв глаза, он с усилием помассировал пальцами виски. — Мы считаем, что тот, кто подстраивал все предыдущие происшествия, может попытаться отравить воду в Суне и пески вокруг. Это угроза не только для нас, но и для близлежащих деревень.
— Массовое отравление…
— Не только. В лучшем случае ожоги. А в худшем при высокой концентрации яд способен растворить человека целиком. Зрелище… удручающее.
«Ксо. Если даже его впечатлило, это и правда нечто жуткое».
— Все источники воды внутри Суны охраняются в усиленном режиме с момента нашего возвращения, — продолжал Гаара. — Пока не было ни одного происшествия. Даже попытки. Но риск всё равно сохраняется. Нам необходим запас противоядия. На всякий случай.
— Но, Гаара, Коноха при всём желании не сможет обеспечить вас таким количеством нужного сырья для противоядия, — произнёс Шикамару, и чувство собственного бессилия тут же сдавило грудь. — Ваш единственный шанс — выращивать его у себя. Быстро. Много.
— Да и старейшины, при всём моём желании, не дадут потратить столько денег на закупку. Они считают более выгодным напасть в ответ на Кири, — процедил Гаара, с видом мученика возведя глаза к потолку.
— Не знаю, утешит ли это тебя, но Хокаге и наши старейшины тоже ненавидят друг друга и без конца что-то делят, — криво усмехнулся в ответ Шикамару.
— Слабое утешение, но спасибо. Так вот. Цунаде-сама прислала не только сырьё, но и ростки этой… салазарии. Проблема в том, что раньше уже были попытки её культивировать, и они провалились. Теперь выбора нет. Придётся подбирать нужные условия и надеяться, что саженцы выживут. Их было четыре, а осталось уже два. Ещё пара неудачных попыток, и… Нами-сан, что? — Гаара обратил взгляд в сторону двери.
— О, привет, Нами-сан, — поздоровался Шикамару, глядя на девушку, замершую на входе со свитками в руках и, похоже, слегка растерявшуюся от собственного вторжения.
— Привет, Шикамару-сан… Гаара-сан, прости, не хотела мешать. Фукаи-сан сказала, что совещание закончено, и можно войти.
— Фукаи-сан перепутала, — спокойно возразил Гаара. — Мы не закончили. Занеси свитки позже, пожалуйста.
Шикамару проводил Нами внимательным взглядом, гадая, что она услышала из сказанного, и машинально закурил новую сигарету.
«Вот бы сёги сюда, чтобы нормально сосредоточиться…»
— Темари рассказала мне о вашем решении по поводу Нами. Если хочешь знать моё мнение, вы всё правильно делаете.
— Да… — не очень твёрдо ответил Гаара. — Наверное. Мне не нравится та старая история с Киригакурэ. Не думаю, что они решили провернуть такой же фокус повторно, но… К слову, откуда ты узнал про случай с Рин и трёххвостым? Хокаге не упомянула об этом. Но, когда я спросил, подтвердила в письме, что всё правда.
— А, это… Отец рассказал. Он узнал от Какаши, ведь Рин была в его команде. Не знаю уж, почему Какаши именно с ним поделился. Обычно он не распространяется на тему своего прошлого, поэтому вообще мало кто знает. И даже Цунаде-сама могла не знать. — Шикамару почесал затылок и хмыкнул. — Занятно. Я и не думал, что эта информация однажды пригодится, когда рассказывал Темари… Кстати, вот чего. Забыл поделиться ещё одной новостью. Тебе она должна понравиться.
— Слушаю.
— Дейдару прибили.
Глаза Гаары едва заметно расширились. Удивлён. Приятно удивлён.
— Это произошло ещё до того как мы вернулись в Коноху, а вы в Суну, но разведка доложила только-только, перед моим уходом, — продолжил Шикамару. — Мы Учиху искали и не нашли. Зато Дейдара на него наткнулся случайно, по всей видимости. Примерно после нашего второго боя. Они сцепились, и Саске его уделал. Это если вкратце.
— Ты прав, хорошая новость. Значит, информация о возможном местонахождении джинчуурики вряд ли дошла до Акацуки в полном объёме.
— Ага. Думаю, они потеряли след. По крайней мере, на ближайшее время.
— Спасибо, Шикамару. Я признателен тебе.
— Рад, что смог помочь, — отозвался Шикамару со всей искренностью. И добавил нечто, совершенно неожиданное для самого себя: — Я переживаю за Суну не меньше, чем за Коноху.
— Верю, — просто ответил Гаара.
***
Нами вышла из здания больницы после беседы с Хисотэ-сенсеем, но вместо того, чтобы идти прямиком домой, присела на ступенях широкой лестницы.
Вечер клонился к закату. Сегодня как-то особенно резко похолодало. Из-за этого бурлящая жизнь селения раньше обычного начала замедляться и утекать с улицы в дома, которые тепло и призывно светили круглыми окошками. В прохладном воздухе витали тонкие запахи благовоний из маленького святилища неподалёку. Оттуда же ветер доносил тягучие, щемяще заунывные напевы служителей и мелодичный перезвон ритуальных колокольчиков, напоминающий звонкий смех.
Двери госпиталя выходили на одну из девяти главных улиц, которые лучами звезды разбегались в разные стороны от Резиденции и оканчивались сторожевыми постами прямо у подножия скал. Эта улица, Ю: хи-чо:, по праву заслужила своё название улицы вечернего солнца. Самая широкая из всех, она прямой стрелой вылетала из главных «ворот» Суны на просторы дикой пустыни. И сейчас солнце, уже почти скрывшееся за скалами, просочилось через ущелье и превратило Ю: хи-чо: в реку из золота и лавы. Даже спешившие по домам местные замедлили шаг, чтобы полюбоваться на эту картину, а кое-кто тоже присел на ступени в восхищённом молчании.
Нами протянула руки навстречу закату, представляя, что ловит остывающий красный шар. Ладони окрасились в розовое золото. Рукам стало тепло, внутри стало тепло. Сердце забилось чуть чаще, согретое красотой и осознанием, которое то и дело накрывало с головой: «Свободна!» Она привыкала в жизни к разному, но к этому пока не могла привыкнуть.
Момент длился недолго. Ещё миг, и тени от домов стали резкими, расчертили золотую реку чёрной тушью. Солнце вспыхнуло в последний раз и ушло за скалы. Над пустыней повисли прозрачные сумерки.
Нами вскочила, привычным уже движением отряхнула одежду от вездесущего песка и направилась домой ещё неисследованной окольной дорогой. Ей понравилось каждый день пробовать разные маршруты. Всякий раз, находя новую улочку или поворот, она радовалась открывшейся свободе выбора и возможности принимать решение. Повернуть сегодня сюда или вон туда? Или вообще выбрать тот дальний переулок? Всё зависело от желания и цели.
Сегодня нужно было обдумать разговор с врачом. А на ходу как раз думалось лучше всего, поэтому и путь был выбран соответствующий.
«Как экспериментатор до мозга костей, я очень хотел бы исследовать твою технику с кровью, — сказал Хисотэ-сенсей после полутора часов всевозможных тестов, — но как врач я должен строго настрого запретить тебе использовать её. Мой вывод, конечно, косвенный и основан он только на наблюдениях за вашей общей системой циркуляции чакры. Однако я почти уверен… С каждым разом техника будет отнимать у тебя сначала недели, потом месяцы, а потом и годы жизни. Это то, о чём я обязан отчитаться перед Казекаге».
Вторую часть выводов он, поднявшись со своего кресла и подойдя совсем близко, сообщил ей на ухо.
«Эта информация только для тебя. Я никому не буду передавать её. Думаю, ты просто должна знать…»
Нами в задумчивости дотронулась до приятной гладкости видоизменённого хенге кристалла на ухе. То, о чём Хисотэ-сенсей поведал шёпотом, было настолько далеко от её нынешней жизни, что даже воспринимать эту информацию всерьёз, и, тем более, огорчаться не выходило.
Сейчас, кажется, вообще ничто не могло испортить ей настроение. Ведь использовать самую отвратительную из всех техник, если повезёт, больше не придётся! И вечер до безумия красивый!
Она ещё бодрее зашагала, свернув на какую-то незнакомую извилистую улочку. Мысли тоже сменили курс и плавно свернули к воспоминаниям. Прошло всего-то две недели, а по ощущениям — целая жизнь. Сказывалось ли детство или просто навык быстро приспосабливаться, но Нами уже успела незаметно обрасти новыми маленькими привычками и традициями: после работы она спасалась от невыносимой сухости в ванной, выяснив, что лимита на воду, как ни странно, нет; продукты покупала в одной и той же лавке у хмурой, но на самом деле доброй пожилой лавочницы; на улицу старалась выходить только ранним утром или ближе к закату, чтобы не схватить тепловой удар… Она уже привыкла к особому ритму жизни селения, который диктовало солнце. Все эти мелочи цветными стёклышками складывались в яркий калейдоскоп. А самыми крупными среди стёклышек была новая работа и, конечно, странная наставница…
Наставница.
Фукаи-сан…
О, эта милая женщина была абсолютной загадкой. Во-первых, Нами поражала её доброта и заботливость. Выглядела Фукаи-сан очень моложаво, но вела себя так, точно вышла прямиком из детских сказок, где у героев непременно были добрые бабушки — ласковые и немного ворчливые старушки.
Сильнее доброго характера Фукаи-сан поражала только её невероятная, просто ошеломительная рассеянность. И с каждым днём всё больше. Сегодня, например, она в очередной раз что-то напутала, а Нами в результате прервала важное совещание. К тому же услышала то, чего не должна была.
Каждое утро за эти две недели Фукаи-сан катастрофически опаздывала. Однако заходила всегда не торопясь, со смущённой очаровательной улыбкой, а вместе с ней в комнате обязательно появлялись ароматы домашней еды, доносившиеся из корзинки с угощениями. Бедная добрая женщина, видимо, уже довольно долго не теряла надежды накормить Казекаге.
«Великий Ками, в чём душа-то держится! И бледный! Бледный, как смерть!» — возмущённым шёпотом причитала она всякий раз, когда Гаара проходил мимо.
Нами тоже досталось.
«Такая же худенькая, кошмар. Ладно хоть цвет лица не пугающий», — вынесла свой вердикт Фукаи-сан и уверенно вручила ей о-бенто. Нами вежливо принимала предложенные угощения. Это радовало Фукаи-сан, да и к тому же было ужасно вкусно.
Гаара же на все уговоры поесть отвечал мягкими отказами. Глубоко в душе́ Нами отчасти соглашалась с Фукаи-сан. Она тоже слабо понимала, как и на каком топливе Казекаге живёт и успешно функционирует. Ведь ел он, кажется, раз в неделю, спал хорошо если раз в месяц, а работал, без преувеличения, круглосуточно.
Когда в первый день Фукаи-сан показала его расписание, Нами тихо присвистнула: совсем не обязательно быть сосудом Шукаку, чтобы быстро и легко заработать круги чернее ночи вокруг глаз. Достаточно вот такого режима. Дойдя до середины списка ежедневных дел, она почувствовала лёгкую панику, а к последнему пункту уже совершенно уверилась, что проблемы с кадрами на должность ассистента Казекаге связаны исключительно с тем, что никто тут просто не выживает.
Воображение нарисовало маленькое уютное кладбище во внутреннем дворе Резиденции, где все надгробия подписаны в духе «умерла от переработки», «трагически погибла под обвалом бумаг» и так далее.
В этом случае оставался только один вопрос: как на этой должности держится быстро устающая и такая несобранная Фукаи-сан? Вот взять хотя бы отчёты о миссиях, которые требовалось рассортировать так, чтобы Гаара мог быстрее с ними ознакомиться. Так ведь Фукаи-сан путала и забывала абсолютно всё, что можно было перепутать и забыть! От рангов и до статусов. А письма? Такигакурэ она почему-то упорно путала с Ива… Так что Гааре, видимо, приходилось потом проделывать всю работу по сортировке заново.
К счастью, система ранжирования миссий была единой для всех стран. Поэтому, немного разобравшись в тонкостях, Нами поспешила взять эту часть работы на себя. Особого восторга от гор документов она не испытывала. До красноты тёрла устававшие с непривычки глаза, злилась на собственные ошибки, то и дело проклинала почерк отдельных умников, решивших, видимо, что ногой отчёты писать веселее, чем рукой, — а чем ещё объяснить такие закорючки? — снова тёрла глаза, снова злилась. Но продолжала разбирать стопку за стопкой.
Хотелось по-настоящему помогать, а не бездумно просиживать штаны в Резиденции. Из чувства благодарности и желания отплатить добром. И ещё немного из… восхищения? Да, пожалуй. Нами, как ни старалась, так и не смогла припомнить, чтобы Пятый или Шестой Мидзукаге отдавали столько времени и внимания своей работе. Хотя бы в течение одной недели. Гаара же делал это непрерывно.
Бумаги были всего лишь жалкой каплей в море дел. Он с абсолютно маньячной педантичностью контролировал или старался контролировать каждый крупный процесс в селении, будь то строительство госпиталя или ремонт водопровода, переезд главного архива или ремонт пылезаградительных сооружений. И не просто был в курсе, а детально разбирался во всех мелочах. И всё это на фоне угрозы диверсий, которая требовала постоянного внимания. Такое трудолюбие и беззаветная самоотдача просто не могли не вызывать уважения и стремления помочь.
Правда помочь ему было не так-то просто. Вопреки ожиданиям, от своих ассистентов Казекаге не требовал особой самоотверженности и по ночам работать не заставлял. А добровольную помощь он почему-то не принимал или принимал со скрипом. По крайней мере, до сих пор каждая попытка Нами завершалась провалом.
На прошлой неделе она решила разок задержаться, чтобы закончить учёт корреспонденции. Спустя всего полчаса за спиной послышались тихие шаги и, повернувшись на звук, Нами обнаружила стоящего позади Гаару.
— Что делаешь, Нами-сан?
— Работаю. Не успела немного.
Она раздражённо потрясла ручку и отбросила её в сторону: очередная перестала писать.
— Завтра успеешь. Иди домой. Твой рабочий день закончился… как и чернила.
— Да ну! — Нами вскинула голову. — Я лучше закончу. Это займёт не больше часа.
«А дома всё равно нечем заняться», — вспомнила она свою уютную и такую пустую квартиру. Воспоминания об одиночной камере в Кири порядком подзатёрлись, однако оставаться одной в замкнутом помещении Нами было не то чтобы страшно, но неуютно.
— Мне повторить приказ?
Нами со вздохом встала и стянула с вешалки шарф и плащ.
— Нет нужды. А ты…
Гаара, собиравшийся уйти в кабинет, обернулся:
— Да?
— Не дашь мне что-нибудь почитать?
— Что именно?
— Не знаю. Просто хочется узнать побольше про Суну и страну Ветра. Что ты читаешь?
Он неопределённо пожал плечами:
— Заходи, сама выберешь.
— Гаара-сан, а тебе не кажется, что можно организовать работу ассистента эффективнее, чем сейчас? — Нами, аккуратно вела пальцем по тёмным корешкам книг, выбирая, с чего начать знакомство с местной культурой. Гаара стоял позади и молча наблюдал.
— Зачем мне это?
— Ну как. Чтобы сделать твою жизнь немного… более комфортной?
— Зачем? — равнодушно повторил он. — Я шиноби, а не наследный лорд. Меня всё устраивает.
— Ох, да-а, — протянула Нами, зависнув над книгой с интригующим названием «Тушканчики и шиноби: призывное животное или мелкий вредитель?». — Точно, я совсем забыла, что ты упрямый как…
«Стоп. Что-то невежливо выходит».
— Как табун верблюдов.
Нами обернулась, заслышав нотку ехидства в низком голосе. Нет: как обычно, совершенно невозмутимое лицо. Однако она могла поспорить, что ещё секунду назад он улыбался.
— В Суне упрямых людей, с трудом меняющих свою точку зрения, принято сравнивать с табуном верблюдов, — тоном преподавателя из академии пояснил Гаара. — Я придумал, что тебе нужно почитать. Вот это. — Он потянулся через плечо Нами и, сняв с полки толстенький том, вручил ей.
Так у неё дома временно поселилась «Язык, диалекты и крылатые выражения страны Ветра». Вечера стали менее скучными, а наблюдения за людьми на улицах — более осмысленными.
В другой раз, уже на этой неделе, Нами просто принесла Гааре чай. Обычный чай. В обеденный перерыв, который он игнорировал.
— Что? — Гаара перевёл вопросительный взгляд с неё на кружку и обратно, как будто никогда такого не видел. — Зачем?
Нами слегка растерялась. Ей ещё не приходилось объяснять людям, зачем нужен чай.
— Ты работаешь без передышек. Я подумала, захочешь если уж не пообедать, то хотя бы выпить чаю.
— Спасибо, но не нужно. Это не входит в твои обязанности.
— Почему? Я же твой ассистент, — возразила Нами.
— Задача ассистента — служить деревне, а не личному комфорту Каге.
«О, Ками. У нас тут Святой Казекаге!»
— Ну хорошо. Можешь считать это просто знаком благодарности, вне рабочих обязанностей, — предложила она. — Мне не трудно.
— Спасибо. Но я сам могу.
— Точно, да? — Нами протянула руку и с явным усилием отодрала от его рабочего стола стакан. Там, вероятно, когда-то была вода или чай, но жидкость просто испарилась от жары. А сам стакан, похоже, вообще обосновался на этом месте в день назначения Гаары на пост и ни разу его с тех пор не покидал.
На лице Гаары мелькнула тень сомнения или смущения, но он ничего не ответил.
— Я всё ещё не пытаюсь тебя отравить, — сообразила вдруг Нами ещё одну возможную причину его отказов. — Ну, не знаю… Хочешь, сама его выпью в доказательство?
Гаара издал тихий смешок и покачал головой.
— Не надо, Нами-сан. Оставь здесь. Спасибо.
Больше Нами не пробовала. Нет, так нет, решила она. Благоразумнее соблюдать установленные порядки, а не ломать их. Тем более если речь идёт о порядках такого человека, как Гаара.
Несмотря на то, что находить с ним общий язык в мелочах бывало сложновато, в целом работалось рядом на редкость комфортно и даже увлекательно. Вот и поди пойми, что там с его предыдущими ассистентами стало…
Нами остановилась посреди улицы, поняв, что заплутала, пока была погружена в свои мысли. Оглянулась вокруг, соображая, в какую сторону пойти, и не пора ли уже залезть на крышу, чтобы определить направление.
И тут в свете зажёгшихся фонарей блеснуло что-то глянцевое, похожее на стену. Сделано явно из стекла, но непрозрачного. Или мерещится?
Она обогнула дом, который загораживал вид на таинственное сооружение, и упёрлась взглядом в купол, начинавшийся от самой земли.
«Теплица?»
Судя по виду, здание имело не только наземный этаж, но и несколько подземных.
«Зайти или нет? Можно ли мне туда?» — тут же вспыхнул внутри бойкий огонёк любопытства, а рука уже сама толкнула дверь. Дверь была не заперта, так что Нами беспрепятственно зашла внутрь и застыла на пороге, открыв рот.
Её глазам предстал настоящий лес. Десятки или даже сотни разнообразных деревьев, кустарников, трав и цветов. Тянущиеся ввысь, оплетающие друг друга, расползающиеся корнями во все стороны, свисающие с потолка и ветвей — здесь царствовали растения. Воздух, более тёплый и намного более влажный, чем снаружи, был пропитан густыми ароматами зелени и земли, которые хотелось вдыхать до бесконечности.
На первый взгляд, всё росло в хаотичном беспорядке, будто бы само по себе, но спустя несколько минут Нами уловила систему. Заметила и осветительные приборы, и шланги, и распылители для поливки, и прозрачные резервуары с водой — наверняка для увлажнения воздуха, и маленькие защитные полусферы над отдельными островками зелени. Потом рассмотрела аллеи и извилистые тропинки, разделяющие условные ряды посадок. И, наконец, разобрала, как где-то в глубине разговаривают люди — плотные заросли помешали услышать голоса сразу.
Вряд ли они обрадуются заблудившимся посетителям в такой час. Но, понимая это, Нами всё равно не двигалась с места, оглушённая обрушившимися на неё впечатлениями.
Это место было почти точной копией леса из её самого любимого сна. Этот воздух! Эти запахи, Ками!
Щёки заныли, и она поняла, что уже минут десять стоит с широкой улыбкой на всё лицо и не может прекратить улыбаться. Голова кружилась то ли от восторга, то ли от ароматов. Нами зажмурилась, ущипнула себя за руку, но «лес» никуда не делся.
И тут в сознании с громким торжествующим щелчком сложился пазл. Сложился и в одно мгновение наполнил жизнь долгожданным новым смыслом.
«Вот оно! Вот, что я должна сделать».
Нами бросила последний взгляд на свой зелёный «сон», вышла из теплицы и прямо по крышам рванула в сторону Резиденции.
Гаара, как она и ожидала, всё ещё не ушёл с работы. Свет в окнах кабинета горел.
Да выходил ли он отсюда хоть когда-нибудь?
Нами стремительно взбежала по лестнице на последний этаж, почти бегом пересекла свою рабочую зону и, резко остановилась перед тяжёлой дверью, чувствуя, как от неожиданно сильного волнения перехватило дыхание и сжалось горло.
Вот он, настоящий выбор.
Благоразумнее будет отложить это до утра.
Благоразумнее вообще не упоминать о том, что слышала тот разговор.
И о том, что зашла в теплицу без разрешения.
Благоразумнее…
Да когда она в последний раз делала что-то благоразумное?
Нами постучала.
— Входи.
В кабинете горела одна настольная лампа. Рассеянный свет не мог справиться с густым полумраком и очерчивал только стол, по-прежнему заваленный свитками, два кресла и самого Казекаге. Гаара стоял у окна, рассматривая что-то за тёмным горизонтом.
«Отсюда тоже видно закат на Ю:хичо:. Интересно, ему это зрелище нравится?»
— Нами-сан? Ты по какому вопросу? — Гаара обернулся, и бирюзовые глаза на мгновение сверкнули золотистыми бликами, притягивая взгляд. — Хисотэ-сенсей просил что-то передать?
Нами сделала глубокий вдох. Давно её не будоражило что-то настолько сильно.
— Нет. Нет, Хисотэ-сенсей сам всё скажет. Я по другому поводу.
— Ладно. Присядешь?
— Нет, спасибо.
Она медленно приблизилась к столу и тоже оказалась внутри круга тёплого света.
— Я слушаю, — чуть вопросительно произнёс Гаара, склоняя набок голову в ожидании.
Нами давно заметила за ним такую привычку — наклонять голову и тереть переносицу, когда задумается или внимательно слушает. И ещё она только что поняла, что имел в виду Канкуро, назвав её недавно тараторкой: Гаара, как и все жители Суны, едва заметно растягивал гласные и смещал ударение в словах. Именно из-за этого даже его рубленые короткие фразы казались плавными и замедленными. Почему-то именно сейчас Нами отчётливо уловила эту особенность.
«Нашла время для наблюдений!» — оборвала она себя и, собравшись с духом, заговорила:
— Гаара-сан, я хочу… Я сегодня видела… Точнее, сначала слышала…
Ну что за?.. Слова вместо того, чтобы собраться в связные предложения, разбежались в разные стороны, как тараканы. Нами замолкла и прикрыла глаза в попытке успокоиться.
— Я пока ничего не понял. Но ты продолжай, — в своей неподражаемой манере сказал Гаара, спокойно глядя на неё.
— Я случайно услышала часть вашего с Шикамару разговора.
Короткий кивок в ответ. И никаких комментариев.
— Если я правильно поняла, Суне нужно лекарственное растение, которое является противоядием.
Снова осторожный кивок. Взгляд Гаары сделался очень пристальным и тяжёлым — Нами почти физически ощутила его на своём лице.
— Это растение погибает в пустынном климате. Даже в теплице.
— Да.
— Я могу помочь. Даже не так. Я очень прошу тебя разрешить мне помочь с этим… с этой задачей.
Гаара прищурился. Ещё одна характерная привычка. А себя Нами поймала на том, что вертит кристалл на ухе, и отдёрнула руку.
— Как ты можешь помочь?
— Посмотри на свою пальму.
Гаара повернул голову туда, где стояла пальма. Потом обвёл глазами кабинет, пытаясь понять, куда делся его побуревший от засухи заморыш. И снова уставился на здоровое зелёное деревце.
— Ты её полила?
— Поливание уже не помогло бы, ты её качественно засушил, — хмыкнула Нами. — Это техника. Она похожа на ту, что я использовала с Темари, но вместо крови вода.
— Хочешь сказать, ты оживляешь растения?
— Не оживляю, всего лишь предотвращаю гибель. Ещё могу немного ускорить рост. Но, думаю, это плохо скажется на целебных свойствах. Поэтому лучше просто поддерживать жизнь в тех саженцах, что у вас есть, пока травники не подберут подходящие условия. Я сделаю так, что у них будет столько попыток, сколько нужно.
Рассказывая о своём предложении, Нами обращалась к пальме — та показала себя внимательным слушателем. Только договорив, она собралась с духом и подняла глаза на Гаару. Что он скажет?
Он молча смотрел в ответ. Он всегда так по-особенному смотрел на людей, и вне миссии это стало ещё заметнее — словно от остального мира его отделяла толстая стеклянная стена. Что бы Гаара ни думал, это почти никогда не отражалось во взгляде. Вот и сейчас там была лишь непостижимая, отчуждённая бирюзовая гладь.
И всё же Нами отчаянно надеялась. На что именно — сама не знала. Просто верила: тот, кто прячется за этой стеной, способен понять и её, и то, что она хочет сказать. В своей безрассудной надежде готова была обойти преграду, найти в ней брешь и разбить, если потребуется. Она уже видела глубокие трещины на этой его «абсолютной защите» той ночью. И неважно, что за ней может крыться не только понимание, но и опасность.
— Я сейчас зашла в вашу теплицу. Случайно. Ну, почти… Этот лес, который там… Он снился мне в течение десяти лет. Я всегда хотела увидеть его наяву. И теперь очень хочу работать там иногда. Если ты разрешишь. Мои техники могут принести пользу, клянусь. Я не так уж много в этом понимаю, но кое-что умею на практике. Знаю растения Мидзу, которые пригодились бы…
— Зачем тебе это? — прервал он.
Возникшая было иллюзия понимания развеялась.
Обойдя вокруг стола, Гаара встал прямо перед Нами, скрестив руки на груди. Загородил лампу и вдребезги разбил своей тенью круг света. Волосы его вспыхнули кроваво-красным ореолом, освещённые со спины, а в лице проступило что-то очень жёсткое, даже пугающее. Словно он считал её слова насмешкой, а то и вовсе злым замыслом.
Жутко. И невозможно отвести взгляд.
— Зачем? Это благодарность? Но я не прошу тебя возвращать мне долги.
— Зачем? — эхом переспросила Нами.
Желание сбежать отсюда подальше боролось в ней с совершенно необъяснимым желанием сделать последний шаг навстречу Гааре, преодолеть оставшееся между ними расстояние, и посмотреть, что будет.
Она не двинулась с места. Только вздёрнула подбородок, глядя прямо в равнодушные прозрачные глаза.
Что ж, если откровенность, то до конца.
— Нет. К чертям мою благодарность. Хотя я и не понимаю, почему ты так боишься её. Дело в другом. Я никогда не хотела становиться шиноби. Не понимала этого желания и никогда не считала заказные убийства и кражи чем-то захватывающим. Я стала тем, кем стала, только по глупости. Это и моя ошибка, и наказание за неё. Мне не повезло заниматься тем, что я действительно любила. Я хотела работать с растениями, а жизнь решила иначе. Но я не забывала… Пыталась найти техники, которые могут продлить угасающую жизнь или даже спасти, — она грустно усмехнулась. — Сначала я подолгу отрабатывала дзюцу, чтобы быстро и эффективно убивать. А потом искала, как преобразовать то, что разрушает жизнь, в то, что её сохраняет. Чтобы хоть как-то компенсировать все смерти… Отсюда мои безграмотные полумедицинские дзюцу. Такой вот замкнутый круг. Я просто хочу сказать… что не быть оружием, но быть полезной, работать в теплице… это моя мечта.
Вот теперь слова перестали убегать от неё и уже сами складывались в предложения. Мысли обрастали плотью, быстрее, чем удавалось их осознать. Нами почти не слышала себя, сосредоточившись на том, чтобы достучаться до Гаары. Не знала, что говорит очень быстро. Не замечала, как её спокойный обычно голос набирает громкость, звучит все более резко и хрипло. Слышала только своё тяжело ухающее в грудной клетке сердце.
В горле пересохло, голова снова кружилась. Так открываться, говорить с почти чужим человеком о самом сокровенном оказалось почти физически больно. И страшно, как будто она сейчас трясущимися руками сдирала одежду с собственной души, обнажая суть.
Гаара не сводил с неё пристального пустого взгляда. На бледном лице не дрогнул ни единый мускул, не наметилось ни единой морщинки.
— Что, нужны ещё причины? — Нами упрямо перевела дыхание. — Хорошо, сейчас. Я тебе все назову. Мне нравится Суна. Кири за десять лет так и не стала мне домом. Но Суну я… уже люблю. Всего за две недели. Не знаю, как так получилось. Можешь не верить. Но она же прекрасна… И она, и то, как вы любите её. Я просто хочу разделить это чувство. Хочу помочь. Хочу быть нужной, полезной.
Голос дрожал. Она сама дрожала и захлебывалась словами, пытаясь вложить в них всё, что испытала, увидев впервые Суну и лес из своих снов. И, произнося это вслух, уже не сомневалась: пустыня за такой короткий срок выжгла клеймо на её сердце, сделала своей частью, одной из своих песчинок.
— Я не могу, я не буду отсиживаться за вашими скалами и ждать, пока придёт война. Она всё равно придет рано или поздно. Но пока она только в пути, я могу помочь… Если эти причины устроят тебя больше, чем просто моя благодарность, то…
Воздух в лёгких закончился. Подчиняясь внезапному порыву, Нами опустилась на одно колено перед Гаарой, склоняя голову и почти касаясь пальцами края его длинного белого хаори. Блики света на полу заплясали перед глазами.
— Казекаге-сама, раз ты спас меня от смерти и рискнул привести в свой дом, позволь служить этому дому и тебе. Прими мою присягу как шиноби.
В кабинете наступила тишина. По шелесту ткани Нами поняла, что Гаара отступил на шаг и опустился в кресло для посетителей. Свет снова собрался из осколков в единый круг.
— Встань, Нами. Пожалуйста, — произнёс Гаара тихо и намного мягче, чем до этого.
Нами покорно поднялась. Вгляделась в лицо юного Каге. Ничего. Ничего невозможно разобрать. Удивлен он? Разозлен?
«До чего же невыносимо равнодушный человек! Ты хотя бы слышал меня? Но раз забыл про вежливость, значит что-то да почувствовал?»
— Спасибо, Нами-сан. Я подумаю. Завтра дам ответ. Пока ты можешь идти.
Такие правильные, вежливые, сводящие с ума своим спокойствием слова. Они не давали надежды, но всё, что можно было сделать — сделано.
— Спасибо, что выслушал, Гаара-сан, — вернула Нами учтивость. — Доброй ночи.
— Да.
Выйдя, она аккуратно прикрыла за собой дверь. И замерла, зажмурившись. Сердце продолжало судорожно колотиться.
«Ну и ну. Вы посмотрите… Ничему-то тебя жизнь не учит, человечек», — прогудел внутри демон.
Он твердил что-то подобное две недели. Ничего нового.
«Окончательно рехнулась? Забыла, что такое люди вообще и шиноби в частности? В этой большой песочнице они те же, что и в твоём болоте», — А вот эта явная злость в его голосе удивила.
«Ооками… Неужели ты… переживаешь за меня?»
Эта идея заставила Нами улыбнуться, а демона — грозно оскалиться и замолчать.
***
Гаара довольно долго неподвижно сидел в кресле, подперев голову рукой и глядя в густые тени, копошившиеся за пределами светлого пятна. Кажется, он впадал в какое-то забытье. Верный признак того, что пора выйти уже из Резиденции и развеяться. Но пока он был слишком растерян.
Он не ожидал от Нами ни таких откровений, ни этой странной просьбы. Ни такого шквала эмоций из-за обычной теплицы.
«Она, конечно, немного не в себе, — подумал и тут же усмехнулся. — Да уж. Кто бы говорил…»
И всё-таки Гаара соврал бы, сказав, что нисколько не тронут её словами и поступком. Или что сердце не билось чуть чаще обычного, пока она говорила. Или что он ни на секунду не залюбовался ею.
Перед внутренним взором так и стояли страстно сияющие глаза, лёгкий румянец, проступивший на смуглой коже, и пальцы, сжимающие ткань шарфа. Откуда-то всплыло свежее ещё воспоминание: эти же пальцы, прохладные и мягкие, не очень умело, но аккуратно стирали кровь с его лба, и каждое их движение было пронизано бережным состраданием. Как и взгляд.
«Может ли человек с такими честными глазами и открытым взглядом так вдохновенно лгать в лицо?» — спросил себя Гаара. И как наяву увидел другие глаза. Тоже серые, лучистые. Тоже добрые. Те, что глядели с портрета Яшамару в госпитале.
Эти глаза и шрам-иероглиф на лбу подсказали ответ: ещё как может.
В груди стало пусто, холодно до боли. Оказывается, до этого, пока Нами говорила, там было тепло. А теперь… Найденный ответ тому виной или что-то другое, но Гаара, впервые за последние годы, ощутил своё бескрайнее одиночество. У его одиночества был тяжёлый запах чужой крови, пропитавшей песок, и горький вкус предательства. Он порывисто встал, отгоняя мерзкое чувство.
Надо мыслить рационально. Нельзя ничему верить, пока не закончены проверки. Даже если хочется. Однако, при всех сомнениях, предложение Нами — не то, от чего можно просто отмахнуться.
— Фукаи-сан, — тихо позвал Гаара, глядя вглубь кабинета.
В дальнем углу что-то шевельнулось, тонкая тень отлипла от стены.
— Да, Гаара-сама?
— Вам есть, что мне сказать? В свете того, что вы сейчас слышали?
— Нет, Гаара-сама. Совсем нечего, — ответил мелодичный голос.
— Хорошо. Спасибо, Фукаи-сан. Тогда до завтра.
— Доброй ночи, Гаара-сама. Отдохните, пожалуйста. Вы очень устали.