Темари стояла с теневой стороны скал, окружавших Суну, подпирая плечом прохладный камень, и размышляла о несчастливых совпадениях.
Как она ждала и жаждала возможности вырваться из опостылевших стен больницы! И вот он, момент счастья. Но вместо того, чтобы привычно и ласково обнять её, солнечный жар улицы лёг на плечи тяжёлой ношей, вызывая лишь слабость и желание прилечь.
«Вот ты какой, груз разочарования и несбывшихся надежд», — сказала себе Темари с горькой усмешкой.
Надо же было обстоятельствам так сложиться, что именно в тот день, когда её выписали, Шикамару пришла пора возвращаться в проклятую Коноху.
Ладно! Может и не проклятую… Но почему именно сейчас его время здесь истекло? Это несправедливо!
Она в сердцах стукнула кулаком по каменному выступу и заворчала, содрав кожу на костяшках.
А он почти круглые сутки проводил в её палате, фактически заменив медсестру. Помогал, развлекал разговорами, смешил. Иногда, конечно, и до бешенства доводил — не без этого. И совсем как будто не замечал, какая она слабая и некрасивая в дурацкой больничной ночнушке, не находившая порой сил даже причесаться. Не замечал и череды бесконечных процедур, пахучих мазей, смены бинтов и капельниц. Окружил заботой и безропотно был рядом, подставляя плечо в нужный момент. Всё как на миссиях.
Темари сунула руку за пазуху кимоно, быстро ощупала бинты и прислушалась. Опять оно… На мгновение почудилось, что яд продолжает шипеть на коже. Фантомное чувство из сновидений просочилось в реальность и почти неделю преследовало среди бела дня. Очередное осложнение, задержавшее её на больничной койке.
Хисотэ-сенсей сказал, что таков нейротоксический эффект отравы, попавшей в кровь. Канкуро сказал, что непременно испробует этот яд на той твари, что его создала, как только поймает, и с удовольствием посвятит кровожадным экспериментам пару месяцев. Гаара долго молчал, что-то просчитывая, а затем предложил увеличить дозы антидота, добавив, что они могут себе это позволить — ведь уже почти готово сырьё для изготовления нового.
Шикамару не сказал ничего. Он во время всех подобных братских консиллиумов в её палате смотрел на облака и молчал. Но именно он обнимал Темари в момент приступов, когда она стремилась содрать бинты и сцарапать с себя воображаемые капли яда вместе с кожей. Он же шептал успокаивающие слова, одновременно ловко включая систему ингаляции с эфирами растения-противоядия. И благодаря одному только его присутствию и голосу становилось легче.
Теперь, когда приступы прошли и остались только слабые отголоски, когда — Ками, наконец-то! — закончились казавшиеся бесконечными недели в больнице, Темари хотела пригласить Шикамару к себе. Провести с ним наедине хоть пару дней. Показать любимые места Суны, которые не показывала раньше, приготовить для него ужин. Позволить себе коротенькую иллюзию простого счастья. Только иллюзию, разумеется. Две деревни, шаткий союз, не раз преданный в прошлом, а теперь опирающийся лишь на честность Каге — что и говорить, их будущее было смутным и слишком сложным, чтобы вглядываться в него с надеждой на лучшее. Но судьба решила, что и иллюзия для них слишком большая роскошь. Время истекло.
Шикамару неизменно отмалчивался на вопросы о реакции семьи и Хокаге на его желание идти в Суну. Но даже в молчании одно не подвергалось сомнениям: он обязан выполнить все поставленные условия и вернуться в Коноху вовремя. Без вариантов.
Так что ещё немного, и он покажется в конце Ю: хи-чо:, подойдёт неторопливо, кивнёт, обнимет на прощание, шагнёт в тенистое ущелье и исчезнет в плывущем над песками мареве. Уйдёт в свои зелёные леса.
— Темари-сан.
— Шикамару… сан.
Что-то долгое пребывание в больнице плохо повлияло на её бдительность — Шикамару удалось подойти незаметно, да ещё и в сопровождении троих джонинов. Поймав взгляд Темари на компанию за его спиной, Шикамару выразительно изогнул бровь и цыкнул:
— Казекаге дал мне провожатых.
— Это очень хорошо, — твёрдо сказала Темари. — Они знают как обойти заражённые территории и не потерять слишком много времени. Я так не хочу…
Она оборвала себя, не желая, чтобы её чрезмерно эмоциональные излияния слушали развесившие уши провожатые. Физиономии у них были каменные и учтивые, и именно по этому напускному равнодушию Темари могла с уверенностью сказать, что они ловят каждое слово, и потом непременно обсудят на посту, как и с кем крутит шашни песчаная Химе, отказавшая всем поголовно. Да разбежались!
— Мне бы не хотелось, чтобы у представителя Конохи были неприятности, — закончила она мысль убедительно официальным тоном.
Шикамару понимающе улыбнулся в ответ, но бархатные тёмные глаза подёрнулись грустью. Наверное, он тоже иначе представлял себе прощание.
Нет, нельзя так. Все эти совещания, потом её процедуры, перевязки — у них совсем не осталось времени. Даже просто перекинуться парой слов.
— Ребята, — благожелательно обратилась Темари к троице провожатых. Те почему-то сильно напряглись от её нежного тона. — Казекаге-сама забыл выдать Нара-сан важный документ для Хокаге-сама. Пожалуйста, идите и напомните ему. Все трое, да. Быстренько. Спасибо. Очень вам обязана.
Спасибо репутации второй грозы селения — дважды просить ей не пришлось. Шиноби послушно метнулись к Резиденции, а Темари дёрнула Шикамару за рукав, отводя в небольшое углубление в скале, часто служившее укрытием от солнца для дежурных.
— Извини.
— Извини.
Они замолчали, опустив глаза.
— Совсем что-то времени не было, — торопливо начала Темари, затылком ощущая, как убегает время, и вот-вот вернутся провожатые. — Я в общем… Хотела сказать тебе спасибо. Большое.
— Да ты уж сказала, шумная женщина, — неловко отмахнулся Шикамару.
— Ты заставляешь меня жалеть о том, что я не взяла с собой веер, умник.
Хоть бы ответил нормально.
Неужели непонятно, как трудно прощаться и произносить речи?
— Да ты меня и так лампой пыталась убить, — напомнил он с улыбкой. Да, очевидно, ему ничерта непонятно. Гений, но такой идиот.
— Я извинилась! Десять раз! За тебя же, между прочим, испугалась. И я же потом тебя и лечила.
— А с этого можно было сразу начать. Кстати, забыл сказать, у тебя талант, — Шикамару улыбнулся, голос его потеплел и стал ниже. Темари почувствовала, как начинают гореть щёки.
— У меня много талантов, гений.
— Даже больше, чем ты думаешь, Химэ.
Шикамару вдруг сложил печати, и вход в каменный закуток заволокло глубокими тенями. А он быстро наклонился и поцеловал её. Как всегда мягко, вдумчиво и совсем не лениво. Темари обвила руками сильную шею, прижимаясь теснее.
— У меня вопрос, Темари, — хрипловато проговорил Шикамару, отстраняясь, но не выпуская её из объятий. — А что если… Что если, скажем, для тебя появится возможность жить в Конохе? Подожди, не перебивай. Я понимаю, что у меня не вышло вам помочь и найти шпиона. И сейчас очень непростой период. Но в перспективе… В общем… Ты хотела бы этого?
— Что? — опешила она. — Коноха? Нет, Шикамару… Я… Я не покину Суну. Я не могу. Сейчас действительно сложное время. И когда оно закончится… Да кто знает, когда? Я не…
«Возьми себя в руки, джонин Темари. Что ты лепечешь как дитя малое?»
— Шикамару, что бы ты ни имел в виду, в мои планы не входит покидать Суну, — отчеканила она недрогнувшим голосом, избегая смотреть в глаза и теребя застёжки жилета у него на груди. — Я снова стану связным между Ветром и Огнём, как только позволят врачи. Но жить в Конохе… нет.
— Хорошо, Темари. Ксо, провожатые возвращаются.
Снова поцелуй. Теперь уже отчаянный, прощальный. За все месяцы невстреч, которые ждут впереди. Жалкие секунды пронзительной нежности, и вот они уже как ни в чём не бывало стояли, прислонившись к скале и скучающе глядя на шиноби, которые сбегали до Резиденции и добыли у Гаары какой-то документ — чёрт знает, что за бумажку он сообразил им дать.
— Ну что в путь? — спросил один из троицы. Разочарование от того, что они пропустили всё интересное, было написано у него на лбу.
— В путь, ага, — протянул Шикамару, вытаскивая из кармана сигареты. — Ну и морока же с этой пустыней.
Темари не любила долго смотреть вслед уходящим. Когда Шикамару исчез в густой тени прохода между скалами, она отвернулась и направилась к Резиденции. В груди болело так, как будто её насквозь проткнули острые когти хищного зверя. Это не ранение и не яд, нет. Темари нахмурилась, выпрямила спину и вздёрнула подбородок, отгоняя наваждение. Жизнь продолжается. На сегодня есть важное дело, и отвлекаться некогда.
***
Когда Шикамару с сопровождающими вышел за стены Суны, рука сама собой потянулась к нагрудному карману. Там, рядом с зажигалкой Асумы-сенсея лежало маленькое тонкое колечко. Сегодня оно не пришлось к месту. Но это ведь только кажется, что небо и пустыня не меняются. Облака бегут вперёд, а песок непрерывно совершает своё невидимое глазу странствие. Так что, всё ещё может измениться. Обязательно изменится.
***
«Рад, что ты не постеснялась процитировать меня в вашей милой беседе, мусмэ. Не зря наука пропадает, — хвалил Ооками. — Всё благородство и человеколюбие маленького Казекаге как рукой сняло после твоих слов. Люди не лучше демонов, когда их заденешь. Сгораю, вернее, таю от желания узнать, что тебя теперь ждёт…»
На этом моменте Нами пожелала волку засунуть все восемь хвостов в свою грязную пасть, и он обиженно замолчал.
Зато вступили два других голоса.
Голос Истинного Шиноби цедил с презрением и укором: «Ты импульсивная идиотка. С Каге так не разговаривают. Он имел право на любые проверки. Ты чужая здесь. Чужая везде. Нечего было обольщаться».
А обычный человек в ней съёживался от тоски, болел и робко возражал: «Всё так, всё верно… Но… Неужели я совсем ничего не значила для него? Как друг? Не заслужила ни капли доверия? Только опасное оружие, джинчуурики и всё? Почему казалось, что это не так? Я настолько слепа?»
В одном два голоса сходились: она перегнула палку, и за эту выходку придётся заплатить.
Почти всю ночь длился выматывающий диалог в голове, а утром Нами собралась и пришла в Резиденцию к началу рабочего дня.
Только войдя в свой кабинет она задумалась: возможно, это никому не нужно? Теперь её здесь никто не ждёт и не хочет видеть. Но ведь ночью она пошла в теплицу, когда шиноби из АНБУ передал просьбу о помощи от Киры и Кано.
Она помедлила у стола, разглядывая дверь в кабинет Каге, а потом решительно скинула плащ и села. Да, несдержанность обойдётся дорого, но пока цена не названа, прежние обязательства остаются в силе. Руки тем временем в обход мыслей уже привычно порхали над столом, быстро перебирая документы, раскладывая, оставляя пометки.
Бумаги, бумаги, бумаги. Вот и вся компания на сегодня. Заходить в кабинет Казекаге она сознательно избегала — боялась снова увидеть застывшую маску вместо лица и мёртвый пустой взгляд, который пугал куда сильнее вспышки гнева.
Повезло, что после приёмного дня наступило затишье, и даже не о ком было доложить. Разве что с утра ввалились трое шиноби с просьбой дать им некий свиток для Хокаге, да Мацури зашла отчитаться о миссии и, к радости Нами, согласилась передать Казекаге разобранные документы.
Канкуро не приходил, зато пришла Темари. Поблагодарила за поздравления с выпиской и помощь в теплице и, зайдя в кабинет, два часа оттуда не выходила. А выйдя, бросила на Нами странный взгляд — не злой и не осуждающий, а скорее озадаченный — и молча ушла.
Угнетающее душное безмолвие, в котором прошёл остаток рабочего дня, принесло много новых осознаний.
Одиннадцать утра. Нами искренне убеждена, что по-настоящему для неё имеет смысл только работа — та, о которой она мечтала годами, позволяющая платить добром спасшим её людям. А всё остальное? Да просто обычная симпатия и благодарность.
Но почему так пусто внутри?
Два часа дня. В одинокой тишине, где на месте привычных разговоров с Гаарой осталась зияющая дыра, она вынуждена признаться себе, что дорожила далеко не одной только работой, и не только Суна ей нравилась.
Хорошо, хорошо. Как минимум половина этих чувств относится к Гааре.
Четыре часа дня. Солнце заглядывает прямо в окно. Очень жарко и всё так же невыносимо тихо. Нами выстукивает неровный ритм пальцами по столешнице и в третий раз заполняет список поставщиков продуктов. Первые два, полные глупейших ошибок, валяются в мусорной корзине.
Она уже признала: да, она давно не питала ни к кому похожей теплоты и доверия. И теперь скучает. Соскучилась по нему всего за полдня… А дальше что будет?
Шесть вечера. Нами бессильно уронила голову на руки. Ну так что же? Выходит, все эти гнусные слова, которые она ему бросила… О чём они были? О том, что отчаянно хотелось верить, что у неё есть кто-то близкий? О наивной слепой вере в то, что он — её друг? О вере в то, что он видит в ней человека и поэтому будет честен? О том, что он не оправдал её ожиданий? Разве он должен был поступить иначе? Нет. Они шиноби. Он — вообще Казекаге.
Это она, она видела только то, что хотела видеть, свои иллюзии. И зашла в них слишком далеко.
Горькое сожаление угнездилось под рёбрами, окончательно потушив гнев и поставив точку во внутреннем диалоге. Но массивная дверь кабинета Казекаге по-прежнему казалась непреодолимым барьером.
Укатился за горизонт день, наступил вечер. Вернувшись домой Нами что-то мыла, стирала, развешивала, раскладывала, смахивала пыль. Дел, которые она себе придумала, хватило бы на большую семью. Только с готовкой не складывалось — упорно выходила какая-то гадость.
Наконец, с досадой сунув сгоревшую сковородку в раковину, Нами решила, что пора спать. Когда она уже готова была выключить свет, кто-то постучал в дверь. Сердце предательски дрогнуло в ответ и заныло от затеплившейся и тут же угасшей надежды: вдруг вчерашний вечер ей приснился, и за дверью Гаара? Но стук был совсем другой, не его.
За дверью стояла Темари.
Две девушки долго смотрели друг на друга в молчании, не замечая холода улицы, превращавшего дыхание в белые облачка пара.
— Можно? — выдохнула облачко побольше Темари.
— Да, — так же односложно ответила Нами, пропуская её внутрь. — Будешь чай?
— Не откажусь.
Темари села на краешек дивана с абсолютно прямой спиной, чинно сложив руки на коленях. Сколько напряжения крылось в этой позе. Она всё знала. И гордость Песчаной Химэ явно противилась приходу сюда, в дом куноити, осмелившейся оскорбить её брата.
Неприятно заверещал в натянутой тишине чайник. Нами приготовила чай и, бесшумно поставив кружку перед Темари, села на другой край дивана.
— Темари-сан?
— Я пришла поговорить. Выслушаешь?
— Конечно.
— Я знаю о твоём конфликте с Гаарой, — произнесла Темари, чересчур пристально рассматривая свою кружку. — Какое-то… сплошное недоразумение. Я должна рассказать тебе о проверке. Гаара не рассказал всего, или рассказал не с того конца, а ты сделала поспешные выводы.
Темари этот разговор давался с видимым трудом. Почему бы не упростить ей задачу?
— Темари-сан, если вы переживаете, что из-за конфликта я сделаю что-то во вред Суне или откажусь работать в теплице, то клянусь, ничего подобного не будет.
— О… — Темари усмехнулась, метнув в неё колкий взгляд. — Вот так ты воспринимаешь мой визит? Как попытку прикрыть тылы? Хотя… логично. Но нет, дело не в работе. На этот счёт никто в тебе не сомневается, даже я.
Нами склонила голову к плечу: если не это, то что?
— Я пришла поговорить не как с шиноби, а как просто с человеком. У нас была веская причина проверять тебя. Думаю, отчасти ты это понимаешь, правда?
— Конечно. Я понимаю. Я случайно уничтожила свидетеля. Использовала на тебе сомнительную технику. Я из Кири. Я джинчуурики. Опасна по определению, — монотонно перечислила свои грехи Нами, глядя прямо перед собой. — Всё понимаю. Да.
— Но? Какое но?
— Но почему именно такая проверка? Если вы хотели выяснить, как я обращаюсь с порученной информацией, и есть ли у меня задание от Кири, я бы согласилась и на прямой допрос, и на полное очное сканирование. Но без… Без этой… Иллюзии доверия.
Она потерянно замолчала. Темари потянула паузу, отпивая чай и раздумывая над услышанным.
— Думаю, я понимаю, что ты хочешь сказать. Этого и опасалась. Я как знала, что Гаара и Канкуро ошибутся, забыв о дистанции. Дадут тебе надежду на наше полное доверие раньше времени. И на этом фоне проверка будет выглядеть слишком цинично. Не думала только, что ты примешь всё так близко к сердцу…
«И я не думала…»
— …поэтому и хочу объяснить. Обычные сенсоры выхватывают лишь куски информации, опираясь на заданные ключевые образы. Максимум, что можно узнать через них — есть ли у проверяемого враждебные намерения. На нечто большее способен лишь клан Яманака из Конохи. У нас же имелась веская причина проводить проверку именно таким путём. Полную и тайную. И на этом настояла я. Поэтому именно я и пришла сегодня. Тем более, что Гаара и Канкуро изначально были против этой затеи…
Нами отрицательно покачала головой, перебивая:
— Темари-сан, я понимаю, что ты как старшая сестра…
— Нет. Опять не о том речь. Да, я старшая сестра. И я чуть не потеряла однажды сразу обоих братьев. И склонна оберегать. Наверное, это даже местами нелепо и смешно. Но ещё я старший советник и почти наравне с Казекаге несу ответственность за всё, что происходит в Суне. И если вижу, что мои братья слишком доверяют кому-то, мой долг проследить, чтобы они не совершили ошибку. Можешь называть меня подозрительной стервой, а именно такая я и есть, но всё это тут ни при чём. Я не пытаюсь снять ответственность и обелить их. То, что изначально только я настаивала на этой проверке — просто факт. И причина даже не в тебе. Причина в одной истории. Однажды, ещё во времена Кровавого Тумана, шиноби Кири похитили куноити из Конохи. Они заточили в неё хвостатого, Санби, и наложили печать управления разумом. Вернувшись в Коноху, она должна была выпустить демона, чтобы он разрушил селение. Под печатью она сделала бы это даже против своей воли. Зная о том, что ей суждено, эта куноити решила принять смерть от руки друга раньше, чем сработает печать управления… Но это уже другая история. Видишь, на что похож план?
— Вижу, — тихо потвердила Нами.
— Мы боялись повторения. Эти факты мало кому известны. А ведь план был хорош, согласись. Достоен того, чтобы воспроизвести его ещё раз. Одним махом — и пол деревни нет…
«Очень в духе Кири, кто бы сомневался…»
— Есть и ещё один фактор. Желание Гаары защитить людей. А уж джинчуурики, тех, кто так похож на него… Он не мог не помочь тебе. Мне и представить сложно подобную ситуацию. Этим тоже могли воспользоваться, — Темари перевела дух и сделала большой глоток. — Знаю, мы выбрали самый грубый вид ментальной проверки, какой только есть. Я до сих пор помню, как Гаара едва не поубивал старейшин за то же самое несколько лет назад… Но это был единственный шанс убедиться на сто процентов, что ты не опасна. Прости, но я совсем не жалею о том, что настояла на своём.
— Не о чем жалеть, ты права.
Темари окинула её внимательным взглядом и медленно кивнула.
— Однако теперь, зная, что ты чиста, я хочу извиниться. Тем более, что я обязана тебе жизнью и даже здоровьем. Я прошу прощения, Нами-сан. Искренне. Мои подозрения не были основаны на личной неприязни. Только на долге и желании защитить деревню. И Гаара выполнил свой долг, отдав приказ. Да, полный доступ к документам мы дали тебе именно в качестве провокации, я признаю. Но то, как Гаара и Канкуро общались с тобой, не было попыткой усыпить бдительность. Это не расчёт и не коварство. Они по-настоящему хорошо относятся к тебе. Мы не такая уж мерзкая кучка лицемеров, как может показаться.
Нами в ответ тяжело вздохнула, откидываясь на спинку дивана. Чувство, что в этом разговоре что-то не так, усиливалось с каждым произнесённым словом. Не может быть всё так гладко.
— Темари-сан. Теперь я правда понимаю вас. Я очень признательна за то, что ты пришла и всё объяснила. Но, думаю, уже поздно. Сомневаюсь, что Гаара сможет простить то, что я ему сказала.
Темари недоверчиво вздёрнула бровь:
— Думаешь? Чего такого ты ему сказала?
«А, вот, что не так. Она не знает?»
Поймав озадаченный взгляд Нами, Темари истолковала его по-своему и рассмеялась:
— Что, правда думаешь, он бежит ко мне жаловаться и пересказывать всё, что выслушал на своём пути? Я знаю только, что разговор зашёл не туда. Чего же такого страшного ты наговорила, что невозможно простить?
Пара секунд раздумий, и Нами пересказала всё слово в слово. Если здесь их беседа и закончится — на то воля Темари.
Слова, не скрытые за одуряющей пеленой гнева, звучали даже хуже, чем накануне в кабинете. Что же на неё нашло, что она позволила себе так говорить с Каге… Да нет, не в титуле дело, совсем не в нём. Она говорила так с Гаарой, с человеком, которому желала только добра.
— …ещё я угрожала ему, — на последних словах мышцы инстинктивно напряглись — то, как менялась в лице Темари, и то, как её пальцы всё сильнее сжимали кружку, наводило на мысль, что вероятность меткого броска чашки с чаем исключать нельзя. Напряжение, скопившееся в комнате, должно было вылиться во что-то.
Темари, однако, держала себя в руках. Выслушав всё, она шумно выдохнула через нос. Отставила в сторону чай. Встала. Походила по комнате, дёргая себя за хвостик. И наконец, остановилась перед Нами, скрестив руки на груди и глядя сверху вниз.
— М-да.
Нами подняла голову и прямо заглянула в тёмно-зелёные глаза, с искорками злости, горящими в глубине.
— А ты могла бы не рассказывать мне этого. И я бы не узнала.
— Не люблю всё, что построено на лжи и недосказанности. Особенно, когда это что-то хорошее с виду. И не хочу в подобном участвовать.
— Да ну? Трудновато тебе среди шиноби, а? — едко заметила Темари, искривив губы в усмешке.
— Что есть, то есть.
— Буду честна, Нами-сан. Знай я обо всём заранее — отказалась бы от идеи прийти к тебе. Даже учитывая все обстоятельства. Но то я.
Темари мотнула головой и резко опустилась на диван.
— То я… А Гаара есть Гаара. За что я горжусь своим младшим братом, так это не за его силу или ум, а за огромное сердце. Не стоит недооценивать его умение прощать… других. Но я хочу знать: откуда ты узнала про Яшамару?
— Я спросила Хисотэ-сенсея про портреты в его кабинете, и он обмолвился, что это человек, о котором лучше не упоминать при Гааре. Но…
— Что? Подожди-ка, хочешь сказать, ты не знаешь, кто это? Ты… Ты вот серьёзно сейчас?
— Нет, я не знаю. Но вижу, что… это имя означает нечто худшее, чем я думала.
— Нами… Ох, песчаные черти, помогите мне…
Темари нервно рассмеялась и опять вскочила с дивана, прохаживаясь по комнате, как рассерженная кошка.
Разраставшийся в воздухе пузырь напряжения не лопнул… он просто сдулся. Исчез.
— Ну ты даёшь! Вот это, скорпион меня куси, смелое обращение с информацией! Кто тебя вообще научил так манипулировать сведениями?
— Жизнь, — коротко обронила Нами.
Темари остановилась у окна, на секунду зажмурилась и откинула чёлку, с силой проводя по лбу обеими руками.
— Яшамару, Нами, был нашим дядей, братом матери, — глухо заговорила она, глядя куда-то в угол комнаты. — Этот человек растил Гаару вместо родителей, в то время, как мы с Канкуро находились под опекой отца. Как две разные семьи. Яшамару единственный не боялся Гаару и не питал к нему ненависти. А в то время жители Суны открыто кидали Гааре вслед не только проклятия, но и камни, проверяя возможности его защиты. Зато от одного взгляда разбегались по углам. Пугали им своих детей.
— Из-за демона.
— Да, из-за демона, — подтвердила Темари. — Гаара не мог толком контролировать песок. Возраст, бессонница… Да он просто был не готов и напуган, как я теперь понимаю. Иногда он травмировал людей. А порой убивал. Случайно, неосознанно, но от того не менее ужасно. Так вот Яшамару его любил несмотря на всё это и предотвратил много несчастных случаев. Гаара в свою очередь обожал дядю, даже мы с Канкуро это знали. А когда Гааре было шесть, и он только-только начал брать песок под контроль, Яшамару попытался убить его. Он был одним из АНБУ Песка и получил задание либо расширить границы контроля над демоном путём провокации, либо устранить джинчуурики. А приказ, не поверишь, исходил от нашего отца, Казекаге. Но никто в Суне, даже АНБУ, не мог преодолеть защиту Шукаку. И Яшамару не стал исключением. Песок смертельно ранил его. Тогда в последней попытке выполнить задание и уничтожить джинчуурики он взорвал себя печатями. Щит демона закрыл Гаару от взрывов, но не от… всего остального. В ту ночь мы впервые увидели своими глазами однохвостого биджу, которого Гаара сдерживал в себе ценой бессонницы. А дальше… мы не жили, мы существовали в постоянном страхе. Потому что Гаара больше не был напуганным одиноким ребёнком. Ты, полагаю, совсем не имеешь представления о том, кем, вернее, чем он был.
Нами не стала говорить, что наслышана обо всех миссиях и прочих делах Песчаного Демона, просто покачала головой, не прерывая рассказа.
— Он стал безумной машиной, убийцей без жалости, без тормозов, настолько, что даже в мире шиноби это за гранью, — продолжила Темари очень тихо и будто через силу. — От человека в нём не осталось ничего. Так мы думали семь лет. Так что это Яшамару, которого ты так походя упомянула, стоит за семью годами безумия Гаары. И он же — причина появления шрама. Я не знаю, что дядя сказал тогда, перед смертью, что заставило Гаару обратить песок против себя и вырезать на лбу иероглиф… Тем более иероглиф «любовь»… Да я и не хочу знать, если честно. Мы никогда об этом не говорим. Но потом вдруг оказалось, что мы упорно не замечали в нём человеческого, а оно было. И последние шесть лет, которые прошли после встречи с Наруто, прошли не даром. Гаара доказал, что человек может измениться полностью. Переступить через своё прошлое. Практически повернуть время вспять. Он отдал жизнь, чтобы спасти сотни жителей Суны. В том числе и тех, кто ненавидел его с первого и до последнего вздоха. Так что назвать его монстром сейчас, после всего… — она обратила на Нами тяжёлый взгляд и замолчала.
От слов Темари пробирал холод, тихий мертвенный ужас. Нами неосознанно обхватила себя за плечи, пытаясь согреться. Дышать стало тяжело, словно она пыталась вдохнуть воду, в которой растворили в равных пропорциях густую концентрированную боль и обжигающее горькое чувство вины.
Знать правду — вот худшее наказание. Темари этого эффекта и добивалась.
Теперь Нами отчётливо видела, что на самом деле сказала Гааре. Она не просто пересекла опасную черту, она шагнула за точку невозврата. Другого выхода, кроме выхода из Суны, для неё не осталось теперь.
— Та-а-к, Нами-сан, ну-ка смотри на меня, — послышался голос Темари совсем близко. Она снова села и властным движением повернула Нами за плечи лицом к себе. Глаза у неё были покрасневшие. — Не вздумай творить ерунды, хватит. Я вижу, о чём ты думаешь. Если бы ты специально, целенаправленно воспользовалась этой информацией, зная обо всём… Я бы… Но ты… Ты же просто глупая девчонка, с этими своими принципами. Да и Гаара порой теряет способность нормально говорить с людьми и объяснять сложные вещи. Послушай, он уже простил тебя. Раз простил он, то и я тоже. Как ты понимаешь, нас жизнь научила не смотреть назад и не искать виноватых, даже если очень хочется. Так что вот моё предложение: оставим и проверку, и конфликт позади. Вспомним лучше о том, что Гаара спас тебе жизнь и дал дом, несмотря на все риски. И о том, что ты спасла мне жизнь — тоже на свой страх и риск. И готова работать на благо Суны. Мы в расчёте. Что бы там ни было до нашего разговора, прямо сейчас мы не враги. Я права?
— Да, Темари-сан…
— Хорошо. Я сегодня пришла не только чтобы всё объяснить, но и чтобы предложить тебе кое-что в знак примирения и того, что теперь мы можем полностью доверять друг другу, — Темари усмехнулась. — И знаешь, смешно, но твоя патологическая честность только подтверждает, что это правильное решение. Так вот. Приглашение. От нас троих. Приходи завтра ко мне в гости, на наш семейный вечер. Мы распотрошили твоё сознание, но взамен готовы открыть двери своего дома. И… это не просто приглашение в гости. Оно многое для нас означает. Мы очень закрытая семья в силу своей истории. Очень. Всегда были, и, наверное, останемся. В мой дом вхожи всего два человека извне.
Нами недоуменно заморгала, пытаясь понять, правильно ли она расслышала, или просто начинает грезить наяву.
— Ты хочешь, чтобы я…
— Чтобы ты пришла ко мне в гости, Нами-сан, — отчётливо повторила Темари. — Завтра, семь вечера. А, и ещё завтра у тебя выходной, как раз сможешь отдохнуть. Ну, я пойду. Спасибо за чай.
***
Стоя перед дверью Темари, Нами нервничала чуть ли не до икоты. Даже сейчас казалось, что это какая-то злая шутка, призванная указать ей на её место, или игра, правил которой она опять не знает. Ко всему прочему она понятия не имела, что за зверь, этот «семейный ужин», хоть само словосочетание и звучало как музыка для ушей. Но что там происходит, и как себя вести?
Ну и дурацкая, наверное, картина со стороны: шиноби, джонин, топчется на пороге, не решаясь постучать. Это соображение заставило Нами разозлиться на себя, и она решительно занесла руку, но дверь в тот же момент распахнулась.
— Привет, — улыбнулась ей Темари. — Это я удачно выглянула. Проходи.
— Спасибо. Прошу прощения за беспокойствоЭто просто стандартная японская вежливость, извиняться за вторжение и неудобства, — скороговоркой сказала Нами. И протянула Темари контейнер. — Вот, я приготовила. Не знаю, как положено в таких случаях, но…
— Отлично, это будет очень кстати. Спасибо.
— Нами-чан, привет! — Канкуро возник из-за спины Темари, подпрыгивая на манер надувного мячика, потянул воздух носом и выхватил у сестры контейнер. — Запах знакомый, неужели, мой любимый рис с яйцом? Спасибо, сестрёнка. Проходи, не пожалеешь, я тебе отвечаю. Мы тоже кое-что вкусное готовим… — И умчался куда-то в соседнюю комнату.
— А ещё, Темари-сан, вот. Это тебе. С выздоровлением и возвращением домой. — Теперь в руках у Нами был маленький керамический горшок с хрупким цветком. Нежный белый анемон раскрыл только один из трёх своих бутонов; остальные два кокетливо покачивали на длинных тонких стеблях закрытыми головками.
Темари приняла подарок не сразу. Довольно долго она рассматривала анемон, а затем, уловив послание Под посланием имеется в виду ханакотоба — «язык цветов». В нём белый анемон означает искренность., кивнула с широкой улыбкой.
— Спасибо, Нами-сан. Взаимно. Я очень люблю цветы. — От лёгкой прохладцы, которая только что сквозила в её голосе, не осталось и следа.
Цветок нашёл своё место на полочке, а Темари вошла в роль гостеприимной хозяйки:
— Не стесняйся, давай плащ, я повешу. Проходи. Вон туда, прямо и направо.
Спустя пару минут Нами стояла посреди небольшой гостинной, совмещённой с кухней, осматриваясь и машинально разглаживая подол сиренево-синего кимоноНе, это, конечно, ни разу не то кимоно, которое мы все знаем. Но, в принципе, слово кимоно достаточно универсальное («вещь, которую носят») и подходит для обозначения любой альтернативной одежды. . Этот наряд, очень похожий на платье Темари, одолженное ей Канкуро в первый день, она надела после долгих раздумий, рассудив, что рабочая форма шиноби для похода в гости не годится. И в выборе, как оказалось, не ошиблась: кимоно было мягким, удобным, не стесняющим движений. Красивым, но не чересчур строгим. А, главное, оно сочеталось с царившей здесь непринуждённой домашней атмосферой.
Квартира Темари планировкой не отличалась от жилища Нами, разве что была немного просторнее. Скромная обстановка, оформленная в традиционной для Песка бежево-золотистой гамме, дышала теплом. Женская рука заботливо добавила в бежевое однообразие зелёные и голубые тона — плотные шторы, подушки на диване, мягкий плед, цветы. Особый уют придавало комнате приглушённое свечение, исходящее от фонариков всех форм и разновидностей, которые стояли на полках, столиках, в шкафах и висели на стенах. Часть из них была выполнена из дерева и стекла, а часть из тонкой рисовой бумаги. Последние слегка покачивались от сквозняка, мельтеша отражениями в вечерней тьме за окнами и усиливая ощущение сказочности и иллюзорности пространства.
На столе уже были расставлены красивые тарелки с затейливым орнаментом из множества точек, запятых и геометрических фигур — несомненно местного производства. Вкусно пахло свежеприготовленной едой и благовониями.
Милая гостинная и женственные вещи никогда не ассоциировались у Нами с Темари. Но сейчас, без своего грозного оружия, в домашнем серо-голубом кимоно, которое очень её красило, и с распущенными по плечам светлыми волосами, песчаная Химэ смотрелась здесь удивительно гармонично.
— У тебя очень уютно и красиво, Темари-сан, — сказала Нами, разглядев все детали.
— Да, тут изредка бывает так, когда я успеваю навести порядок между миссиями, — отмахнулась та с улыбкой. — Нами-сан, мы пока заканчиваем с готовкой, а ты чувствуй себя как дома. Вот кресло, устраивайся, бери любые книги. А если хочешь, вон в углу справа шкаф с музыкальным центром и дисками. Можешь выбрать, что будем слушать.
— Я бы лучше помогла готовить.
— Не вздумай, — подал голос Канкуро откуда-то из глубины кухни. Оказалось, он всё это время суетился возле плиты, и именно оттуда доносились самые аппетитные ароматы. — Ты гость, вот и давай, гости́, отдыхай. Можешь даже не шевелиться, просто сиди красиво. Тем более уже со своей едой пришла. — И он принялся что-то помешивать дальше, напевая себе под нос.
— Дело говорит, — одобрила Темари и присоединилась к брату.
Нами осталось только развести руками и принять своё положение гостя. Она направилась к шкафчику с проигрывателем и дисками.
Проигрыватель призывно поблескивал благородно-серым глянцевым боком и стоил, очевидно, как пара-тройка миссий ранга А. Такие, кажется, делали в стране Железа. Далеко отсюда. Наверняка это подарок. Скорее всего на двадцатилетие Темари.
Внушительная музыкальная коллекция занимала три полки. Нами опустилась на колени и начала изучение с нижней. Вскоре процесс перебирания дисков захватил её, позволив укротить волнение, которое не отпускало ни на секунду, несмотря на приветливость Темари и Канкуро. Неразрешённый конфликт с Гаарой не давал покоя. А его самого здесь почему-то не было. Задерживается в Резиденции? Придёт ли вообще?
— Канкуро, затопчи тебя верблюд! — раздалось со стороны кухни. Дальше последовал грохот, звон и дружные чертыхания. Нами обернулась на звук, но тут же забыла про это, потому что увидела в дверном проёме маленького коридора Гаару. Он пришёл не из Резиденции, а, очевидно, из ванной, и стоял, прислонившись к косяку, в одних чёрных домашних штанах, босиком и с полотенцем в руках.
— Я рано? Вы ещё не поубивали друг друга? — поинтересовался он, медленными, какими-то полусонными движениями вытирая голову.
«А он вовсе не пренебрегает тренировками по тайдзюцу», — пришла к совершенно неожиданному выводу Нами, разглядывая его из своего укромного угла. Гаара определённо был худощавым. И, пожалуй, почти хрупким — в сравнении со своим необъятным сосудом для песка. Однако достаточно было взглянуть на хорошо развитые мышцы на сухом торсе и руках и голубоватый ветвистый рисунок жил, проступающий на предплечьях — свидетельство большой, если не чрезмерной физической нагрузки — чтобы иллюзии о его физической слабости развеялись. Гаара, конечно, не обладал мощью, способной сворачивать горы, но выносливости ему явно было не занимать. Да и железная хватка, способная запросто сломать лучевую кость, запомнилась Нами надолго. Даже сейчас, несмотря на расслабленную позу, он сохранял выученно ровную и гордую осанку и выглядел… опасно.
Как оружие.
Почти безупречное оружие — шрамы, украшавшие всех шиноби поголовно, у Гаары отсутствовали. Лишь одно исключение, тонкий и длинный шрам, шёл через весь живот, начинаясь от рёбер и чуть не доходя до косой мышцы с левой стороны — память о недавней миссии и о том, что он не неуязвим. И ещё шрам на лбу, память о… Нами болезненно поморщилась, вспомнив разговор с Темари, и опустила глаза в пол.
— Гаара, я всё понимаю, но ты мог бы и одеться. — Канкуро, с недовольным пыхтением собиравший осколки чего-то похожего на большое блюдо, обратил внимание на брата. — Полуголых парней Нами не одобряет, сообщаю по секрету. Вон, гляди, уже сердится.
— Откуда ты эту ерунду берёшь только? — сварливо поинтересовалась Темари, пихая его в бок.
— Ну, она вообще-то у меня дома ноче…
Гаара перевёл взгляд с препирающихся родственников на Нами, и окружающие звуки пропали, словно их выключили. Она замерла, внутренне сжавшись в ожидании… Но на его лице не было ни следа упрёка, ни намёка на злость. Да и вообще вечно строгий Казекаге выглядел сейчас так по-домашнему несобрано, что Нами обязательно улыбнулась бы, не будь она предельно напряжена: мокрая тёмно-алая чёлка закрывала иероглиф и лезла в глаз, а остальные волосы после вытирания хаотично топорщились, вызывая желание то ли немного пригладить их, то ли взъерошить посильнее.
— Привет, Нами-сан. —
Приветствие тоже прозвучало донельзя буднично и дружелюбно. — Извини за непарадный вид. Не думал, что ты уже пришла. — Отложив полотенце на стул, Гаара взял рубашку, висевшую там же и принялся неспешно её надевать.
— Привет, Гаара-сан, — чуть заторможенно ответила Нами, усилием воли справляясь с охватившим её замешательством. — С тобой… всё хорошо?
— Да, — кивнул он, закатывая рукава. — Просто уснул здесь случайно. Бывает.
Вот сейчас бы отложить диск, встать, подойти к нему и извиниться. Сказать, что… Что… Что сказать? А Гаара уже направился на кухню, привычно обходя осколки посуды, опрокинутые стулья и попутно поднимая их песком.
— Иди отдыхай, Темари. Мы с Канкуро всё доделаем.
Он взял кухонный нож и пару раз крутанул его в руке жестом заправского повара, одновременно отстраняя сестру от стола.
— Гаара, ты бы лучше в себя пришёл! — предсказуемо воспротивилась Темари.
— Я пришёл.
— Пальцы себе отрежешь!
— Ты серьёзно? Это будет означать, что пора искать нового Казекаге. Темари, сядь. Пожалуйста. Тебя только выписали.
— В кои-то веки Гаара разумные и понятные вещи говорит. Давай-ка ты и правда посидишь, с нашей гостьей побеседуешь. — Канкуро без церемоний обнял сестру за плечи и подтолкнул в сторону дивана. Темари ещё немного пошипела и повредничала, но больше для вида. В итоге она присоединилась к Нами у полки с дисками, а братья продолжили готовку.
Нами украдкой наблюдала: непривычно было видеть, как эти двое орудовали ножами и деревянными лопатками. При том не в глухом лесу у костра, а в домашней обстановке. И ведь они явно делали это не впервые — движения у обоих были ловкие и проворные. Правда оставалось ощущение, что нож Гаара держит как кунай, и того гляди в кого-то метнёт. А Канкуро не гнушался использовать нити чакры, чтобы подтягивать к себе нужные продукты. Невероятно милое зрелище.
Итак, все сделали вид, что ничего не было. Ни конфликта, ни проверок. Наверное, так оно и правильно? Нами тряхнула головой и вернулась к дискам, как раз заприметив один, заинтересовавший её.
— А что это, Темари-сан?
— Это? Пустынная флейта. Хочешь, поставлю?
— Ну, если никто не против. Я не представляю, как она звучит.
— Конечно, давай мне, — Темари, забрала у Нами диск и вставила его в проигрыватель.
— Она похожа на сякухатиБамбуковая флейта, только строй на два тона ниже, — пояснил вдруг Гаара. Он уже разделался с салатом, и теперь они с Канкуро демонстрировали высочайший уровень командной работы. Гаара тщательно строгал юдзуЦитрусовый, популярный в Японии. на тончайшие полупрозрачные лепестки, а Канкуро сгребал получившиеся ломтики, периодически поднося их к глазам и изображая очки, после чего бултыхал в кувшин с водой. Нами снова залюбовалась этой трогательной и забавной картиной. А от того, что Гаара выдал такие привычные энциклопедические пояснения таким привычным учительским тоном, как делал это сто раз на дню, на душе стало легче. Нервозность потихоньку улетучивалась.
— Готово, слушаем!
Темари нажала кнопку. Проигрыватель тихо щёлкнул, и, перекрывая голоса, комнату заполнила музыка. Песнь пустыни. Томные, с придыханием, звуки разрастались низкой бархатной вибрацией внутри тела, овладевали душой, заставляя её трепетать, как пламя свечи, а потом вдруг сменялись надрывными дрожащими нотами, напоминающими предрассветную дымку. Тонкое, неуловимое, как мираж, соединялось с первобытно-жестоким и хищным, как зыбучие пески. Голос флейты рвался вверх, паря птицей в безоблачном небе, чтобы через секунды рухнуть наземь с последним предсмертным вздохом. Нами закрыла глаза, и пустыня раскинулась перед внутренним взором, вокруг неё и внутри. Бескрайние шелковистые дюны
Слепящий диск горячего солнца, несущего и жизнь и погибель. Пустыня была вечно молодой и бесконечно уставшей от своей дряхлой старости. Флейта тихо звенела, как резвый ветер, переносящий пески, и плакала голосом сухой, умирающей без воды земли. Она звучала то так безмятежно, что хотелось слушать вечно, то так тревожно, что невозможно было вынести ни секунды дольше.
Нами потеряла счёт времени и была почти уверена, что под эти звуки мимо успели пронестись годы и столетия.
— Ты спишь? — голос, прозвучавший рядом, так естественно вплёлся в музыку, что она не уловила смысла слов. — Нами-сан?
Нами вздрогнула и открыла глаза. Гаара стоял у её кресла, протягивая стакан с лимонадом:
— Держи.
А потом присел сбоку, чтобы не смотреть сверху вниз.
— Не получилось отдохнуть сегодня?
— Получилось, — покривила душой Нами, которая провела день, не зная, куда себя деть, и тихо сходя с ума от волнения. — Спасибо за выходной и за… — Она указала взглядом на стакан, принимая его. — Это всё музыка. Слишком красивая, хочется закрыть глаза и ничего кроме неё не замечать.
Гаара понимающе кивнул. Вот теперь точно подходящий момент. Сейчас надо что-то сказать. Ну же. Нами открыла рот, но её опередила Темари.
— Всё готово, давайте к столу, ребята, — велела она, и все пошли рассаживаться по местам.
На столе их ждал только что приготовленный лимонад и аппетитно пахнущие блюда, не отличавшиеся особыми изысками, зато такие, каких Нами ещё не пробовала в Суне. Ужин получился изумительно вкусным, душевным и весёлым. Канкуро с Темари дурачились, перекидывались шутками, несерьёзными новостями на грани сплетен, то и дело переходя в режим лёгкой семейной перепалки. Гаара почти все время молчал и мягко щурился, наблюдая за родными, что в его случае можно было смело истолковать как широкую улыбку.
— Темари-сан…
Темари вдруг подняла ладонь в отрицающем жесте и сказала то, от чего у Нами перехватило дыхание:
— Просто Темари. Раз ты здесь, Нами, давай забудем о формальностях. Будем теперь обращаться друг к другу как друзья. У меня в гостях бывают только родные и друзья.
— Выпьем же за это! — поддержал Канкуро и подмигнул, поднимая бокал с лимонадом. Гаара одобрил идею кивком, и комнату огласило дружное «кампай!»Стандартный тост. До дна) .
Ожидая, что что вечер закончится сразу после ужина, Нами жестоко ошиблась — после ужина всё только началось. Когда угощения были съедены, а порядок молниеносно наведён в четыре пары рук, Темари принесла четыре стакана уже наполненные кусочками льда, и принялась разливать золотистый напиток из тёмной бутыли.
— Это умэсю. Ликёр из абрикосов, из Конохи, — пояснила она для Нами.
— А как же подача в твоих любимых традиционных пиалах? — спросил Канкуро, пристально наблюдавший за процессом.
— А это надо спросить у того, кто в прошлый раз расколотил одну пиалу из набора! Вот удивляюсь, почему ты марионеток своих так не роняешь, как мою посуду? — грозно фыркнула в ответ Темари и со звоном приземлила перед ним стакан.
— Кхм!.. — сказал на это обвинение Канкуро и хитро зыркнул на Нами. — А что это за подозрительный взгляд на вино, Нами-чан? Ты алкоголь не пила, что ли?
Нами могла поклясться, что взгляд её был ничуть не подозрительнее обычного. Просто кому-то срочно понадобился объект для отвлекающего манёвра. А что до вина... Она вновь посмотрела на золотистую жидкость. Ни для кого не было секретом, что после миссий многие шиноби глушили тяжёлые впечатления алкоголем. Куда более крепким алкоголем. И надирались иной раз до несимпатичного состояния. Делали они это, как правило, коллективно — в идзакая, в компании сокомандников или просто знакомых. В Кири идзакая были невероятно популярны и вечно забиты под завязку джонинами навеселе. Всё накопленное выплескивалось там порой даже более зрелищно, чем на тренировочных полигонах — в разговорах и громком смехе, в драках на смерть и случайных связях. Проблема заключалась в том, что Нами к общению с людьми вне миссий не стремилась в принципе, а один единственный опыт «дружеских посиделок» в идзакая напрочь отбил у неё желание его повторять. Тогда она и признала этот метод разрешения душевных проблем неподходящим, а себя саму — безнадёжным человеком-одиночкой, неспособным и на секунду расслабиться в компании одноразовых приятелей. И, сделав такие выводы, вернулась к своим более уединённым и скучным способам развеяться.
— Боюсь, я слишком большая поклонница тишины и спокойствия, Канкуро-сан, — уклончиво сообщила она после раздумий.
Одна бровь Канкуро артистично изогнулась, вторая при этом сохранила статичное спокойствие. Какое замечательно подвижное лицо…
— Оно и видно. Я понимаю, что двадцати тебе нет. А восемнадцать-то… Стоп, а сколько тебе лет вообще? — Тёмные глаза уставились на Нами с подозрительным прищуром.
— Канкуро, зараза, это невеж...
— Восемнадцать. Предположительно.
— «Предположительно» — это как? — Темари перестала разливать вино и тоже уставилась на Нами.
— День моего рождения точно неизвестен. Потому и возраст плюс-минус несколько месяцев.
— Подожди-ка, но хоть какая-то дата рождения у тебя есть?
— Есть. В Кири в качестве дня рождения назначили дату запечатывания демона.
— У-у... Неприятное у кого-то чувство юмора, — скривился Канкуро.
— И не говори… Да есть мне восемнадцать, есть.
— Ой… — протянул он. — Вот почему у меня теперь ощущение, что я развращаю малолетних? Ну да ладно. Всё равно эти ограничения не для шиноби, что уж. Гааре вон тоже двадцати не исполнилось, зато его ментальный возраст давно перевалил за пятьдесят. В любом случае мы с Темари за вами присмотрим, если начнёте шалить…
— Канкуро, аккуратнее со словами, — сдержанно посоветовал Гаара, не поворачивая головы. До этого момента казалось, что он вообще не вникал в разговор.
— Да расслабься, это же даже не сакэ! — похлопал Канкуро Нами по плечу, игнорируя замечание брата, и тихо буркнул в сторону: — Вам тут всем не помешало бы расслабиться. — А затем снова продолжил в полный голос: — Вино совсем не крепкое, клянусь, мы тут не напиваться собрались. Это так… чтобы веселей было петь в караоке.
— Веселее в ка… Ч-что?
— Караоке! — Темари помахала наушниками с микрофоном.
У Нами глаза полезли на лоб. Вероятно, даже в буквальном смысле. Воображением она не была обделена, но и в самых извращённых фантазиях не смогла бы заподозрить песчаную троицу в распевании караоке.
— Ты чего? Никогда не пила, бедная, и не пела тоже? Ну так сейчас всё сразу попробуешь. Оптом.
— Ками-сама, нет! Даже не… Нет, никогда! — Нами поплотнее прижалась к спинке стула и на всякий случай вцепилась в стол. — Я отказываюсь в этом участвовать.
— Ещё одна. Эх, хорошее трио могло бы выйти. А то Гаару ни за что не заставить, — удручённо вздохнул Канкуро, бросая осуждающий взгляд на брата.
— Нет, Канкуро, ты не понимаешь. У меня нет слуха. И голоса. Совсем-совсем. Клянусь! Если вы никогда не услышите, как я пою, считайте, что вам в жизни повезло! — Нами упрямо уставилась на свой стакан.
— Ладно, ладно, напугала, прям до смерти. Но вино пробовать начинай прямо сейчас. Потому что придётся слушать наше пение. А там, глядишь, и сама решишься.
— Он серьёзно, — подтвердил Гаара, устроившийся почему-то на подоконнике. Что самое интересное, он сам уже последовал совету брата. — Сейчас они разойдутся, и придётся либо пить, либо бежать отсюда.
— Раз уж даже ты так говоришь… — Нами неловко рассмеялась и сделала глоток медово-сладкой прохладной жидкости, с лёгкой кислинкой и совсем без привкуса алкоголя.
Канкуро тем временем завладел наушниками и микрофоном и многообещающе подмигнул «публике». Во второй раз щёлкнула кнопка на проигрывателе, шоу началось. Как несложно было догадаться, зная Канкуро, он обладал всеми задатками прирождённого артиста. Сам себе певец и сам себе подтанцовка.
Картинно раскланявшись во все стороны под вступление, он запел. И ведь не зря же его мурлыканье на кухне звучало так мелодично. Низкий насыщенный голос обладал приятной хрипотцой и по точности интонаций едва ли уступал настоящим певцам. Канкуро чувствовал себя непринуждённо и расслабленно, он артистично улыбался, двигался в такт музыке, явно получая удовольствие, жестикулировал и сопровождал всю незамысловатую песню о любви такими живописными вздохами и взглядами — причём почему-то в сторону Гаары — что не смеяться не получалось.
Танцуя по всей комнате, он незаметно выудил откуда-то ярко-красный цветок.
— Моя роза! — ахнула Темари и принялась прожигать брата злобным взглядом.
Но Канкуро полностью отдался процессу. Музыка набирала силу, а он в ней жил, творил, и ему было не до таких мелочей, как разъярённая сестра. Исполняя самые романтичные строки, он прижал руки к груди и послал очередной воздушный поцелуй Гааре. Гаара, который всё это время невозмутимо цедил вино, слегка улыбнулся в ответ и — уж чего Нами никак не ожидала — подыграл брату, распахнув ему навстречу объятия. Канкуро устремился туда на последних аккордах, держа розу в зубах, но Гаара в последний момент передумал и спрыгнул с подоконника, уворачиваясь от неудержимого актёрского порыва и проявлений любви. Раздался грохот. Это Канкуро свалился на пол, хватаясь за разбитое сердце, но сразу же был великодушно поставлен на ноги песком.
— Ну всё! — заявил он с оскорблённым видом и стряхнул невидимые песчинки с одежды.
Нами, с трудом перестав смеяться, утёрла выступившие слёзы. Темари, вся красная от хохота, встала, всё ещё держась за живот. Она давно забыла про сломанный цветок, иначе Канкуро бы сейчас не поздоровилось.
— Темари, твоя очередь, — позвал он.
— Подожди, мне диск найти нужно. Не помнишь, куда я его положила? Ну тот, красненький…
В неожиданно тихой паузе Нами внимательно пригляделась. Смутное чувство снова точило её изнутри — тоненько зудящее сомнение, что всё это не по-настоящему. Декорация. Подделка.
Слишком задорно отыгрывал роль главного шута Канкуро. Слишком сентиментально улыбалась и громко смеялась Темари.
Да, пока играла музыка, жизнь шиноби словно отпустила их, но в тишине она навалилась с новой силой, как тяжёлое одеяло, в котором, бывает, запутаешься во сне и не можешь выбраться. И вот уже Канкуро говорит что-то Гааре, а меж бровей у него прорезалась беспокойная морщинка, выдающая далеко не легкомысленную натуру. У Темари, перебирающей диски, уголки губ грустно опущены. А Гаара старается, прилежно смягчает острые грани своей универсальной маски спокойствия, но мыслями он явно увяз в работе — этот его сосредоточенный взгляд Нами знала слишком хорошо.
Где же они настоящие? К чему попытки быть домашними, весёлыми и беззаботными напоказ? Они зачем-то играют в милую семью для неё или самих себя обманывают?
«Хватит уже…»
Нами поёжилась от собственных мыслей и поспешно отпила ещё вина.
Темари не нашла диска на полке и забралась на стул, собираясь продолжить поиски на шкафу. Канкуро поспешил снять сестру со стула и полез сам. Наконец, добытая коробка приземлилась на стол.
— Ну, я готова! — Темари снова бодро улыбалась, надевая и регулируя по размеру наушники.
— Темари, скажи, только честно, Хисотэ-сенсей разрешил тебе так напрягаться? — строго уточнил Гаара.
— Разрешил, конечно. Более того, одобрил! Сказал, для лёгких полезно, — легкомысленно махнула рукой Темари, вытащила из добытой коробки нужный диск и вставила его в дисковод.
— Щёлк! — тихо сообщил проигрыватель и снова отрезал комнату от реальности.
Вот из динамиков тягуче льётся мелодичный проигрыш, а Темари начинает петь. Голос у неё красивый, бархатистый. С той же лёгкой хрипотцой, что и у Канкуро — видимо, это семейное. Смутно знакомая песня в её исполнении звучит чувственно, хоть и наполнена ранящей сердце грустью. А сама Темари становится неожиданно настоящей и хрупкой, когда поёт, устремив невидящий взгляд в пространство перед собой.
С дивана вдруг встает Канкуро, подходит к сестре. Она кладёт ему на плечи руки, и они танцуют. Темари слегка прислоняется лбом к плечу брата, и поток музыки прерывает едва слышный вздох. Канкуро ведёт её мягко, бережно, чуть приобнимая. Каждое движение пропитано теплотой и заботой. Глядя на них, невозможно угадать в этих людях убийц-профессионалов. Просто дружная семья, просто брат и сестра.
Они расходятся и сближаются. Стройная девичья фигура и статная мужская прекрасно дополняют друг друга. Золотистые волосы ловят свет от фонариков, чёрные — поглощают. Темари кружится под рукой брата, не переставая петь, и делает это завораживающе легко. Иногда слышно, как Канкуро подпевает.
«Не фальшь», — ясно понимает Нами. Нет. Они просто учатся быть семьёй. Учатся давно, и вот — стало получаться. Перед глазами вдруг живо встаёт картинка: впервые собравшись в одной комнате, эти трое сидят по углам, косясь друг на друга, не зная, о чём поговорить, и мучительно боятся лишний раз пошевелиться. Наверняка так и было. Когда-то. А сейчас они научились вот так. И Нами чувствует огромный прилив уважения.
Как же много смелости и времени потребовалось, чтобы отбросить прошлое, закопать страх, не замкнуться в одиночестве, столь родном и естественном для шиноби. Создать доверие между тем, кто внушал животный ужас, и теми, кто от ужаса дрожал. И в итоге, в конце трудного пути, делить друг с другом время, трапезу, радость и печаль. Пусть и в такой несвойственной им форме.
Теперь перед Нами простой выбор: продолжать искать подвохи или довериться. Она его делает и на выдохе смело окунается в зыбкое безвременье. Присоединяется к троим шиноби песка в их тёплом хрупком мираже обычной человеческой жизни.
Ещё глоток вина. До опьянения далеко, сознание кристально ясное, но мир окрашивается сладким привкусом сливы и теряет прежнюю резкость.
Всё сильнее раскачиваются от движения воздуха бумажные фонарики, щедро расплёскивая по стенам игривые блики. Позвякивают в такт невидимые прозрачные фурины. От этого мерцания и перезвона немножко кружится голова. Тени отступают, прячутся по углам мутными кляксами, а приглушённый свет обнимает пушистыми лапами четверых шиноби, прощая им всё, что было, и всё, что ещё будет.
У них руки по локоть в крови, но на один вечер они притворяются просто людьми. Притворяются, что они не шиноби. Притворяются, что они добрее и счастливее, чем на самом деле.
Все смерти, трагедии, ссоры и боль остаются снаружи. Там, где начинается песчаная буря. Песок когтисто скребётся в окна, царапается в дверь; ветер срывается на сиплый вой. А здесь, дома, вкрадчивые звуки музыки и женский голос заглушают и скрежет, и резкие порывы.
Темари, оставив Канкуро, приближается к Гааре, берёт его за руку и стаскивает с уютного места на подоконнике. К удивлению Нами, он не сопротивляется, а включается в танец с сестрой легко и невозмутимо, как будто подписывает бумаги. Темари довольна — сияет искренней, счастливой улыбкой и взъерошивает красно-рыжие волосы брата.
Тем временем Канкур подает руку Нами, чем полностью уничтожает медитативное спокойствие момента.
— Я не умею, не получится! — отнекивается она. — Вы отлично танцуете, а я отлично наблюдаю отсюда.
— Да пф-ф! — Канкуро неумолим. — Мы обязаны были учиться, просто потому что мы дети Казекаге, и на какие приёмы к знати нас только не таскали. Не бойся. — Он настойчивее тянет её за руку. — Пять минут и я научу. У тебя же опыт и реакции шиноби, ну! Так, — голос делается строже, — не отлынивай, сестрёнка! Этой части программы тебе точно не избежать и в сторонке не отсидеться.
Он всё-таки её уговаривает. Вернее сказать, силой вытаскивает в центр комнаты.
Оказывается, это и правда не так уж сложно. И определённо весело. И координация шиноби не подводит. Ну, почти. Ценой нескольких минут недопонимания, смеха, слегка оттоптанных ног и ироничных комментариев Канкуро они добиваются слаженности и танцуют наравне с Темари и Гаарой.
— Я же говорил! — радуется Канкуро.
Песня заканчивается, начинается новая, а Темари продолжает своё сольное выступление.
С Канкуро Нами просто всегда, и в танце тоже. Он двигается уверенно, а ведёт себя очень корректно — ровно так же, как с сестрой. Правда вблизи ещё отчётливее заметно выражение неясного беспокойства в тёмных глазах. Как будто он уже сполна выгулял своё чувство юмора и устал поддерживать образ весельчака.
— Что-то случилось, Канкуро?
— Нет, почему спрашиваешь? Ай, в другую сторону, Нами! Моя нога!
— Прости! Ты немного… Сам не свой.
— Да так, задумался. Нравится вечер?
— Очень.
— Я рад, что всё это закончилось. Ну, знаешь, проверки и так далее, — говорит он с чуть извиняющейся улыбкой. Искренне.
— Спасибо, Канкуро. Я тоже рада.
— Слушай, а ты веришь в любовь с первого взгляда? — внезапно спрашивает он после паузы. Нами мысленно присваивает ему звание мастера резкой смены тем, но отвечает серьёзно, в тон:
— Это самый неожиданный вопрос от тебя. Не знаю. На себе испытывать не приходилось. С другими, говорят, бывает. Почему бы ей не существовать, такой любви?
— Действительно, почему бы и нет…
— Так ты поэтому такой смурной? Дело в девушке? — Она начинает строить догадки, но Канкуро уже ушёл в себя. А вместо ответа заявляет:
— Меняемся! — И, не дожидаясь, пока до Нами дойдёт, что означает эта фраза, берёт за руку Темари, притягивая её к себе, а Нами подталкивает к Гааре.
Мысли и движения сразу же спутываются в бессвязное нечто. Танцевать с Канкуро — это одно, а вот с Гаарой — она же с ним так и не поговорила к тому же! — совсем другое.
Однако Гаара без тени смущения обхватывает её пальцы, кладёт руку на спину и вовлекает в неспешный поток музыки. Нами происходящее кажется странным, неимоверно странным, и она тормозит, спотыкаясь.
— Просто не сопротивляйся. Я веду, ты следуешь, — напоминает Гаара. Таким тоном, как будто они каждый день танцуют утром и вечером по расписанию.
Суховатая инструкция, тем не менее, действует на удивление успокаивающе. Нами расслабляется и действительно следует, подстраивается под его движения. Гаара поднимает руку, заставляя развернуться к нему спиной — так, что на секунду Нами оказывается в кольце объятий, — а потом обратно, лицом к лицу. Эти повороты удаются естественно и так непринуждённо, словно она всегда умела танцевать. От ощущения лёгкости захватывает дух, и Нами с удовольствием кружится, смеётся, чувствуя себя живой, как никогда. И ловит почти улыбающийся взгляд Гаары, обращённый к ней.
Песня сменяется на более медленную. Теперь они просто слегка покачиваются, переступая на месте и вслушиваясь в ритм. Становится заметно, что Гаара, как, впрочем, и всегда, избегает лишних прикосновений. Его объятия невесомы, и Нами, уважая его стремление к дистанции, в ответ тоже еле-еле касается горячего плеча и почти не сжимает пальцы на его ладони.
Смотреть в лицо невозможно — они почти одного роста и находятся слишком близко. Взгляд блуждает, в поисках того, за что можно зацепиться, и наконец фокусируется на одной точке, там, где проходит край расстёгнутого воротника рубашки. Каждый вдох и выдох Гаары Нами остро и отчётливо ощущает возле своего уха. А сознание мечется в плену двух противоположных желаний — молчать и не портить атмосферу или заговорить.
Нами принимает решение в пользу второго, потому что кажется, что молчать неправильно и нечестно.
— Гаара-сан… то есть Гаара, — поправляет она себя, продолжая изучать его шею. Под идеально белой кожей видно, как мерно бьётся жилка, иногда попадая в ритм музыки, и как напрягаются мышцы при малейшем повороте головы и движении рук. Это ужасно отвлекает. — Больше не говори так, пожалуйста…
— Как? — тихо отзывается он. — Чтобы ты помнила своё место?
— Нет. Что Суне без тебя будет лучше. Потому что это самая большая неправда, какую я только слышала. — Нами говорит совсем не о том, о чём собиралась. Но эти слова не менее важны и необходимы.
— Хорошо, — просто соглашается Гаара. — Я не скажу ни того, ни другого. Я прошу прощения за грубые слова, Нами. И за Фукаи-сан тоже. Я не мог поступить по-другому. Но мне стоило объяснить всё иначе.
От этих слов пальцы сами сжимаются на его плече. Сожаление впивается в сердце тонкими иглами.
— Нет же, нет! Это ты меня прости, пожалуйста. Это я должна извиняться. Я не имела права так разговаривать с тобой. Бросаться такими словами. Ты же не поверил им, правда? Я так не считаю. Никогда не считала. Не знаю, почему… После всего, что…
Нами осекается, потому что Гаара вдруг, убирает руку с её спины, быстрым движением ловит выбившуюся прядь и заправляет ей за ухо, шершаво задевая кончиками пальцев висок. В изумлении она всё-таки поднимает голову и встречается с ним взглядом.
— Оставь, Нами. Не нужно. Всё просто. Я не держу зла, и ты не держи.
Голос Темари и музыка растворяются, уступая место тяжёлому сбивающемуся стуку сердца. От того, как Гаара смотрит — прямо, пристально — по затылку начинают ползти мурашки. Слишком гипнотически-бирюзовые глаза. Слишком близко. Слишком много в них понимания и заботы. Всё слишком.
— Мне не хватало тебя эти два дня, — продолжает Гаара медленно и задумчиво, как будто делится только что открывшейся ему истиной, которой и сам ещё удивлён.
В море разных «слишком» эта капля последняя.
Нами поспешно опускает голову и возвращается к безобидному созерцанию его шеи. И тут встревает демон.
«Надо же. Я, признаться, впечатлён», — шепчет он вдруг, и в его голосе впервые звучит что-то похожее на уважение. К человеку.
— Не зря Темари гордится им, — забывшись, Нами отвечает вслух.
— Что? — переспрашивает Гаара непонимающе.
— Нет, это я так… Спасибо, Гаара. Правда, спасибо, — произносит она громче и отчётливей, вкладывая в слова всю признательность и тепло. И добавляет тише: — Мне тебя тоже. Не хватало. Очень…
Лёгкий кивок, и снова широкая ладонь невесомо — но всё-таки чуть плотнее — ложится между лопаток, прошивая насквозь своим жаром. Он так хорошо согревает, так мягко и вкрадчиво просачивается под кожу, растапливая лёд, растворяя тоску. Окутывает, оберегает.
Ками, до чего странное, смутно знакомое ощущение, похожее на забытый сон: словно она долго-долго шла домой и наконец пришла. Здесь не нужно скрывать и защищаться. Как же она, оказывается, устала от всего этого. Смертельно устала.
А у Гаары такие целительно горячие руки, и до дрожи хочется по-настоящему обнять его. Закрыть глаза, прижаться лбом к плечу, радуясь примирению…
Нами пресекает порыв на корню, заставив себя вспомнить о его нелюбви к физическому контакту. Он сделал исключение, согласившись на танец — ради особенного вечера, и только. Она сохраняет дистанцию, но продолжает тайком наслаждаться безымянным трепетным волнением и тихо надеяться, что этот момент будет длиться хотя бы вечно.
Темари допевает последнее слово аккуратно, почти шепотом, будто касается пёрышком. Мелодия угасает, сходит на нет перезвоном колокольчиков, и зыбкая реальность, похожая на сновидение, вновь обретает резкость и приземлённую конкретность. Чувство, так и не получившее имени, тает в груди.
Нами первой делает шаг, отступая от Гаары, чтобы перевести сбившееся дыхание и стереть с виска память о прикосновении. Улыбается ему с расстояния: спасибо за танец. Волшебство рассыпается, оставив послевкусие недосказанности и радости напополам с сожалением.
— Всё, ребята, я устала, я не в форме, — Темари со вздохом стягивает наушники, кладёт их на стол и берёт стакан воды.
— Тогда мы расходимся, тебе и правда нужно отдохнуть.
Они прощаются, благодарят друг друга за вечер. Темари обнимает всех по очереди, провожает до двери. Канкуро и Гаара ведут Нами сквозь бурю до её дома и исчезают в тёмных вихрях песка, обменявшись напоследок коротким «до завтра, доброй ночи».
— Доброй… — выдыхает Нами, закрыв дверь, и прислоняется к ней спиной, не включая в квартире свет. Сердце продолжает беспокойно трепыхаться в груди, пока она пытается осмыслить впечатления лучшего вечера в своей жизни. А в голове крутится странная мысль: обязательно нужно понять, о чём ей напомнил их с Гаарой танец, и почему это неуловимое, на грани забвения, воспоминание вызывает острую тревогу, переходящую в страх?