Канкуро посмотрел на часы. Время близилось к шести вечера, а значит, в запасе была ещё пара часов до проверки дежурных на постах. И он продолжил прерванную мысль:
— Не понимаю я, какого демона происходит, сестрёнка. Просто представь, я ведь… Я ведь… — он сделал глоток воды из стоящего под рукой стакана и, чрезмерно громко стукнув им об стол, закончил севшим голосом: — Я же в любви ей признался…
Нами, сидевшая на табуретке напротив, склонила голову набок — «ну чисто как Гаара», — решил про себя Канкуро — и с самым серьёзным и озабоченным выражением лица произнесла:
— Ужас. Вся женская часть Суны будет рыдать и рвать на себе волосы.
Чёрт.
Насмешка уколола больно. Даже очень. Наверное, потому что от Нами Канкуро ожидал другой реакции. Он специально не стал поднимать эту тему с Темари и Гаарой. Первая могла жёстко пошутить. Второму… Канкуро на секундочку представил взгляд Гаары — смесь озадаченности с отчуждённостью — и отбросил эту мысль. Впервые в жизни он чувствовал себя настолько уязвимо и неуютно, что вынужден был искать немножко понимания у другого человека. А получив теперь вместо понимания колкость, обиженно нахохлился и огрызнулся:
— Не смешно. Я к тебе с такими откровениями, а ты… Э-э-э! Ты чего?!
Стоп. Как это вообще произошло? Вот они спокойно сидели, а вот он уже прижат спиной к стене. Под рёбра уткнулся сай, в плечо впились, будто когти ястреба, тонкие холодные пальцы, а Нами сверлит его злым взглядом.
«Херасе, поговорили по душам…»
Канкуро моргнул, убедился, что не спит, и попытался осознать ситуацию заново.
«Так. Ну, допустим».
— Сестрёнка. Ты чего делаешь? Я как-то не догоняю… — Он постарался, чтобы вопрос звучал максимально непринуждённо и невинно, хотя в данной ситуации расслабиться было сложновато.
— Быстро снял хенге и сказал, где настоящий Канкуро.
«Она не шутит? Судя по голосу — нет».
— Сестрёнка…
— Снимай хенге. Или наделаю в тебе дырок. Отсчёт пошёл. Раз.
— Да настоящий я, ну ты чего?
— Настоящий так себя не ведёт, — отрезала Нами, но на мгновение задумалась. — Давай, проверим. Как ты меня назвал в пустыне после нападения?
— Ох, женщина…
— Два. — Давление пальцев на болевую точку усилилось, руки ощутимо занемели.
— Да стой ты! Стой! Повелительница мумий? Идзанами? Что тебе больше понравилось?
Острие сая отодвинулось на миллиметр, Канкуро смог вздохнуть поглубже.
— Про что мы говорили перед тем, как встретили провожатых?
— Про Пятого, который одобрил эксперименты над детьми. И про нашего отца, который сделал из Гаары монстра.
Нами рассматривала его ещё несколько секунд, а потом разжала пальцы, отвела сай и практически упала обратно на свою табуретку.
— Это всё-таки ты? Канкуро?
— Я. И моя замечательная память. — Канкуро со смешком помассировал костяшками неприятно пульсирующую точку над ключицей, куда прицельно давила Нами, и пошевелил пальцами — почти парализовало. Хороший вариант ненадолго вывести марионеточника из строя. — А ты в курсе, что у тебя руки ледяные?
— Чего? — Она рассеянно уставилась на свои руки и потёрла ладонь об ладонь. — А. Ну да. Меня за это в детстве Каппой* называли.
— Это что такое?
— Каппа? Да что-то вроде лягушки.
— А-а. — Убедившись, что девушка пришла в себя и больше на него не бросается, Канкуро сел обратно за стол и примирительно улыбнулся. — А ты бдительности не теряешь, да, лягушонок?
Нами как-то надрывно вздохнула, убрала оружие в потайные ножны и обхватила слегка покрасневшее лицо ладонями.
— Прости, пожалуйста, Канкуро, я на автомате среагировала. Это что-то на уровне подсознания, привычка подозревать каждую пальму.
— Каждый кактус, — машинально поправил он.
— Точно. Всё время путаю… — согласилась Нами, явно думая о другом. — Понимаешь, шпионы-то не найдены, значит, они могут быть где угодно в селении. Но ничего не происходит. Буквально ни-че-го. И письмо это из Конохи… Ну, сам знаешь.
— О том, что джинчуурики пятихвостого поймали Акацуки?
Она только грустно скривила губы в ответ.
— Знаю, невесело. А в Суне словно затишье перед песчаной бурей, да? И чем дальше, тем больше напрягает, — продолжил он объяснять за неё. — Начинает казаться, что нечто силу непомерную набирает для удара.
— Именно. Вот и мерещится всякое… Ты ведь никогда не обижался и не говорил с таким серьёзным видом.
— Да знаю. Не обижаюсь я, сестрёнка, проехали. Сам на нервах.
— Значит, оно так важно для тебя, да? Я имею в виду то признание.
Серые глаза снова смотрели так внимательно и пристально, что захотелось поёрзать на стуле.
— Выходит, что да. Я никогда такого не говорил. Ну, что люблю. Никому. Ни через три недели. Ни через полгода. Ни через год. Вот так… — Он неловко потёр шею и отвернулся, уставившись в окно.
В рыжем свете заходящего солнца Суна за стеклом казалась ржавой, изъеденной ветрами до полупрозрачности. Дунь, и разлетится песчаной пылью во все стороны. Но жизнь и возня на остывающих улицах не сбавляла обороты. Какой-то малыш прямо под окном слёзно канючил у отца рыбку-тайяки**. Родитель был кремень и настаивал на полноценном ужине дома. На детской площадке неподалёку мальчишки и девчонки, и гражданские, и генины в одной команде, гоняли в пылище мяч, натянув на лица шарфы. Совсем малявки сидели на качелях и что-то обсуждали писклявыми звонкими голосками.
Всё так мирно. Ему ли не знать, какой ценой они поддерживают эту славную картинку… Мысль резко вильнула: «Ведь она из гражданских. А я подвергаю её опасности…»
— Канкуро, — позвала Нами, легонько дотронувшись до его плеча. — Можешь рассказать мне всё, если ещё хочешь, конечно. Обещаю больше не смеяться и не подозревать в шпионаже.
— Точно-точно? — ехидно уточнил он, и они оба рассмеялись.
— Да. Точно-точно. Правда, мой нулевой опыт или мнение вряд ли тебе пригодятся. Но выслушать могу.
И Канкуро рассказал. Потому что больше некому было. Потому что сам специально и напросился в гости на ужин с этой целью.
Вот так он жил-жил, обзаводился приятелями, много общался, а теперь вдруг оказалось, что сокровенное обсудить не с кем. Все привыкли, что Канкуро болтает о своих отношениях, приправляя рассказы шутками и, как он теперь понимал, приличной долей неуважения к девушкам. Раньше он искренне считал свой юмор совершенно безобидным. Но попробуй кто сейчас пошути так же над ним или чего доброго над ней… Сейчас всё было иначе, настолько иначе, что хоть марионеткам иди жалуйся. Ну или вот, Нами, которая ещё не до конца привыкла к его маске и могла хотя бы попытаться выслушать серьёзно.
Три недели, минувшие с вечера у Темари, пролетели для Канкуро как одно мгновение. А виной всему стала — вот уж сюрприз — девушка. Аои. Её образ за это время настолько прочно въелся в память, будто его вытравили там кислотой.
И это-то беспокоило больше всего.
Канкуро до мельчайших деталей запомнил их самую первую встречу, когда Мацури завела его в один из старейших и малонаселенных кварталов Суны, и он ступил на порог мрачноватой мастерской. Уже в тот момент он начал понемногу сходить с ума, но игнорировал сам себя, твёрдо решив, что это глюк. Не мог он так реагировать, просто не мог. Он слишком простой и приземлённый для таких эмоций — в это он свято верил.
Однако мысль о девушке-ювелире очень скоро превратилась в навязчивую идею. Дня через три Канкуро начал сам себя побаиваться. Он всё время витал в облаках, есть не хотел, спал плохо. И даже возня с марионетками стала казаться не такой занимательной, как раньше — а уж это был действительно тревожный звоночек.
В какой-то момент он даже начал вспоминать, существуют ли яды, вызывающие такого рода помешательства, и не пил ли он чего подозрительного перед той встречей. Выходило, что нет.
А между тем идея навестить Аои снова, отыскав на тихом переулке зачарованную обитель железок и ювелирных украшений, не давала никакого покоя и хитрым термитом глодала изнутри. Ноги в обход разума пару раз заносили его в старый северный квартал. Канкуро удавалось вовремя перехватывать контроль над телом и сворачивать обратно к центру, но со сворачивающими не туда мыслями справиться было сложнее.
Он успешно отгонял наваждение ровно до того момента, как пришлось забирать подарок для Темари. И тут всё покатилось по наклонной. Достаточно оказалось увидеть Аои, ещё только со спины, а пульс уже резко подскочил, и во рту пересохло.
— Канкуро-сан! Здравствуйте! — Девушка обернулась на скрип двери и шаги, приветливо заулыбалась, увидев его, и уверенно протянула руку для пожатия. Ровно так же, как и в первый раз.
Канкуро своим приходом оторвал её от работы над каким-то изделием и на минуту завис, увлечённо рассматривая тёмно-синий фартук с множеством карманов, надетый поверх бежевого комбинезона, и затемнённые очки, которые она подняла на лоб, смешно поставив дыбом чёлку. Узкую девичью ладонь на этот раз покрывала чёрная перчатка из эластичной ткани, и при рукопожатии внутри шевельнулось сожаление от того, что он не смог коснуться её кожи.
«Вот ксо… Канкуро, очнись».
— Канкуро-сан, вы же по поводу заказа?
— Да-да, Аои-сан. Что там с заказанным изделием? И с запчастями?
— Запчасти пришли, и ваш подарок тоже готов. — Деловито закивала она. — Сейчас я соберу заказ. Подождёте минутку? — И, не дожидаясь ответа, Аои направилась вглубь помещения к стеллажам с многочисленными ящичками.
«Да я вообще никуда уже не тороплюсь», — подумал он и уселся на краешек прилавка, приготовившись ждать.
В своей лавочке Аои была как в родной стихии. Канкуро от души наслаждался, наблюдая за лёгкими грациозными движениями девушки, пока она перебирала запчасти под лампой, любовно протирала их ветошью с полировочной пастой, крутя перед глазами и проверяя на наличие дефектов. Некоторые детали подтачивала, некоторые откладывала сторону. Проверив каждую шестерёнку и втулку, она что-то шептала себе под нос, а затем делала пометки в журнале. На миловидном лице при этом блуждала лёгкая мечтательная улыбка, словно Аои собирала букетик из полевых цветов, а не запчасти для марионеток.
«Красивая девушка — это, конечно, замечательно, — решил Канкуро, — но красивая девушка, занятая любимым делом — вот приятнейшее для глаза зрелище».
Одержимость своим мастерством — это было понятно, близко ему и к тому же завораживающе красиво. Резко захотелось в свою, такую же мрачноватую мастерскую и вытачивать, выпиливать, прикручивать. И чтобы Аои так же с восхищением наблюдала за ним, заглядывала через плечо, задавала вопросы…
— Вот, пожалуйста, Канкуро-сан. Извините за задержку.
Пока он нагло пялился, Аои закончила сбор заказа и теперь протягивала коробку, в которой были аккуратно разложены одна к другой все необходимые детали. Пожилой мастер-механик, с которым Канкуро сотрудничал раньше, отдавал запчасти одной кучей, в холщовом промасленном мешке, так что от такого оформления захватило дух.
— Ого… В смысле, великолепно, Аои-сан. Благодарю. Я готов заплатить вдвое… нет, втрое больше за высокое качество работы.
— Ой, что вы, не стоит, — запротестовала Аои с милой улыбкой. — Мне приятно, но назначенная цена обсуждению не подлежит. А вот украшение для вашей сестры. Надеюсь, получилось так, как вы хотели. Я старалась. — Она вытащила из нагрудного кармашка и положила перед ним бархатистый чёрный мешочек.
Веер из посеребрённой стали вышел невероятно искусный, что и говорить. На тоненьких пластинах были выгравированы луны, прямо как на настоящем веере Темари, а между гардой и серебряной цепочкой переливалась глубокой зеленью вставка из полудрагоценного камешка. Канкуро поднёс вещицу поближе к окну, так, что проникающие в лавочку лучи огладили острые грани, и оценил задумку по достоинству: не только украшение, но и крохотное оружие. Его можно было сложить, разложить, а остро заточенным краем — убить.
— Как вы до такого додумались, Аои-сан? — он очень аккуратно провёл пальцем по грани. Да, сонную артерию чиркнет запросто, если приложить небольшое усилие. Украшение, достойное Темари.
— Большинство моих заказчиков — шиноби, Канкуро-сан, — серьёзно отозвалась Аои. — Я выучила закон: куноити не нужны нефункциональные побрякушки. Думаю, Песчаной Химе это касается вдвойне.
— Всё верно. Потрясающе тонкая работа, — искренне похвалил Канкуро и снова предложил оплатить заказ в двойном размере, а она снова отказалась со всей возможной учтивостью и непоколебимой твёрдостью.
Позже, уже в своей мастерской, бережно раскладывая по отсекам купленные детали, он ловил себя на безумной мысли: вот к этим железкам прикасалась Аои. Значит, его марионетки станут лучше, сильнее, опаснее. Возможно, даже немножко симпатичнее.
На вечере у сестры все мысли были устремлены на окраину деревни, туда, где склонилась над горелкой с пинцетом в руках юная мастерица. Стараясь отвлечься, Канкуро пел и устраивал шоу как, наверное, ещё никогда в жизни. И всё равно думал о своём, даже с Нами чуть не разоткровенничался.
Но он был шиноби. Он привык встречаться с девушками-куноити и не особенно раздумывать над их безопасностью, заранее зная, что привязываться слишком уж сильно не стоит. Такова их жизнь. А Аои была гражданской.
Прошло несколько дней. Обычно за это время даже самая яркая вспышка симпатии и влечения в нём начинала угасать, если новых встреч не происходило. Канкуро умозрительно выискивал какой-нибудь изъян в девушке, что-то чересчур сложное или маленький физический недостаток, а хорошие впечатления наоборот блекли. Однако на сей раз воспоминания стали приходить в снах. Яркие такие, красивые. И даже не слишком чувствительная к переменам настроении брата Темари поинтересовалась, не болен ли он, и всё ли в порядке. Опасно-сильные чувства свалились на него как сеть-ловушка в густом лесу. Но кому нужно потерять остроту ума и сон из-за девушки? Правильно, ему не нужно.
Разозлившись и решив, что осведомленность — лучшее лекарство, Канкуро пошёл в архив Резиденции проверять отчёты. Досконально и въедливо. Надеялся найти что-то, что оттолкнёт и положит конец переживаниям. Не нашёл.
Её биография, по крайней мере в Суне, была чиста и прозрачна, как слеза. «Тэраниси Аои», — гласил первый лист личного дела. Канкуро до посинения вглядывался в мутноватую фотографию, приклеенную в верхнем левом углу. Даже на ней глаза у Аои казались особенными.
«Так, вот же оно! У неё непропорционально большие глаза. И нос слишком маленький. А губы тонкие. И грудь всего лишь второго размера», — сказал себе Канкуро в последней отчаянной попытке задушить мутящий разум интерес.
«Ага. Вот именно. Всё это и делает её такой милой и особенной», — нагло ответил внутренний голос при поддержке лихорадочного стука сердца.
— Да тьфу ж ты!
— Юноша, а ну-ка потише! Тут архив, и люди работают, — шикнула из-за шкафа пожилая сотрудница.
— Да-да. Простите-извините.
С трудом оторвавшись от созерцания фотографии, он стал читать отчёт о допросе. Её, как и всех ремесленников, проверили в недавний рейд в поисках автора поддельных протекторов. Никакого оборудования, кроме сугубо ювелирных инструментов не нашли. А из найденного ни один не был предназначен для гравировки защитного символа песочных часов или для его отливки. Запчасти для марионеток она вообще закупала у поставщиков вне Суны и только перепродавала.
Также он выяснил, что Аои семнадцать лет, и она не шиноби. Уровень чакры как у самого обычного человека. Выплески чакры не выявлены. Лицензия ювелира в порядке. Даже какие-то дальние родственники в Суне имелись, что и позволило получить здесь место.
А, стоп! Так это же имя его старого механика! Её родственник и учитель? Вот оно что…
Появилась Аои в Суне около года назад. На вопросы о причинах переезда отвечала, что двоюродный дед, он же её учитель, стал слаб глазами и закрыл свою лавку. Ей же хотелось поддержать и его, и свою небогатую семью — родителей и двух братишек — и она решила тоже работать в Суне. По отчёту выходило, что Аои действительно регулярно отправляла конвертик с деньгами на один и тот же адрес, в одну из мирных деревень на севере страны.
Канкуро поднапрягся, пытаясь вспомнить, что там было со зрением у его старого мастера… Ну-у да, он вроде носил очки с толстенными стёклами…
Когда Канкуро вышел из архива, стояла глубокая ночь. Внутри у него творилось что-то невообразимое: волна облегчения — «её биография чиста!» — сталкивалась с волной ужаса — «он влип!» Влип очень прочно. Всё, что он узнавал, не отталкивало, а напротив, делало Аои только более очаровательной.
Здравый смысл настаивал, что сейчас не время для отношений, тем более грозящих стать настолько серьёзными. Тем более с одной из гражданских, которые по определению слабое звено в деревне ниндзя. К тому же она была младше на четыре года. Семнадцать… Ксо, младше, чем все его бывшие девушки.
«Забыть. Забыть!» — решил Канкуро.
И тут новый нежданный удар по его решимости нанёс короткий разговор после ужина у Темари.
— Знаете что? Вы два невнимательных дурака, — сходу заявила им сестра, ворвавшись чуть ли не с ноги в кабинет Гаары во время обеда. Она явно вернулась к своему обычному боевому расположению духа, и Канкуро на секунду испытал от этого радость. А за радостью тут же последовало раздражение, потому что Темари, уперев руки в пояс, начала их отчитывать: — Не надо делать удивленные лица. Не пойму, почему до сих пор вы этим не озаботились. Нами. Серьга её! Ей надо либо снять эту штуковину либо надеть вторую такую же. Не замечаете, что из-за этой асимметричной побрякушки она выглядит как плохо маскирующаяся чужачка? Это я ещё молчу про то, как она странно разговаривает, но да ладно.
— Так она посол. Чужестранка. Какая разница? — возразил Канкуро.
— Посол, который живёт здесь не первый месяц, смеет строить ровными рядами авторитетных торговцев в приёмной Казекаге и вдобавок не уважает наши традиции. Вот так они это видят! — Поняв, что братья недоумевают, Темари пояснила: — Про стариков говорю наших, местных. Я клянусь, парочка уже готовы отгрызть ей голову, повод только дай. Так и старейшины, глядишь, заинтересуются. Нет, мне лично плевать, но вот наши блюстители традиций на такие вещи обращают внимание. А их сплетни разносят любую информацию дальше, чем посыльные ястребы. Я только шаг за порог больницы сделала и уже наслушалась. Ладно Гаара сидит, как сычик, в своём кабинете. А ты-то, Канкуро, чего локаторы свернул, когда не надо? — тихо возмущалась сестра, понизив голос.
— Не беспокойся, Темари. Решим. Ты права, я забыл про это.
И Гаара уже через день выдал не очень профессиональный, но старательно и вроде бы даже собственноручно нарисованный эскиз подвески. Канкуро он поручил найти исполнителя. Ювелира… Конечно, Канкуро нашёл. Ещё как нашёл. Приказ он бросился исполнять с такой прытью, что Гаара, кажется, остался в лёгком недоумении.
Маленькая мастерская-лавка встретила уже знакомыми запахами. И эта ядрёная химическая смесь казалась лучше аромата дорогих благовоний.
— Канкуро-сан? — Аои поднялась ему навстречу с приветливой улыбкой. — Ой, добрый вечер! Рада вас видеть. Неужели вы стали моим постоянным клиентом?
Увидев его обалдевшее лицо она осеклась и смутилась. И…
«О, Ками, она что, покраснела?»
— Ой, простите меня за такую дерзость. Ляпнула лишнего от радости, что увидела знакомое лицо. Тут довольно безлюдно и скучновато, когда Мацури-чан не заходит.
Канкуро хотел успокоить её и сказать что-нибудь очень изящное в своём стиле. Комплимент. Или как он рад её видеть. К несчастью чувство юмора дало сбой, и вместо задуманных красивых слов он издал невнятный звук наподобие икоты и кивнул. Спасение от неловкости пришло в виде эскиза в кармане.
— М-м, какая любопытная вещица, — проговорила Аои. Она очень внимательно рассматривала рисунок, мило сведя тонкие бровки к переносице и водя по линиям пальцем.
— Кривовато нарисовано, да? — снисходительно усмехнулся Канкуро, который уже взял себя в руки. — Это мой брат, он не самый великий художник.
— Нет-нет, Казекаге-сама прекрасно всё изобразил. Я понимаю, чего от меня хотят. Но сама вещь… несколько нехарактерная для Суны, насколько мне известно.
— Да-а. Оригинальное изделие из Конохи, — осторожно кивнул Канкуро, которого слегка напрягла такая придирчивость и осведомлённость. — Вторая была утеряна.
— Вот как…
— Вы отказываетесь, Аои-сан?
— Нет, что вы, что вы. Я с радостью возьмусь. Дайте мне пару недель.
— Так долго?
— Да, форма кристалла довольно редкая, придётся найти и арендовать оборудование, а также подходящий камень. Но вы можете спросить ювелиров вне Суны. Возможно…
— О, нет. Никому другому я такую работу не доверю, — быстро заверил её Канкуро. — Договорились. Только раз срок такой долгий, не откажетесь выполнить одно моё условие, Аои-сан?
— Какое же? — девушка подняла на него глубокий чистый взгляд, в котором читалось любопытство и самую чуточку… провокация? Словно она знала, о чём он собирается попросить.
— Сущая мелочь. Я хотел бы пригласить вас на небольшую прогулку.
— Ну что ж… Как вам будет угодно. Завтра?
Она так легко и смело согласилась, без тени кокетства, что сердце замерло в неверии. Но Канкуро всё ещё держал себя в руках, вознося в уме хвалы собственной выдержке.
— Конечно, завтра в обед.
Запланированная короткой, их встреча растянулась на пять часов и прошла на одном дыхании.
Сначала они застряли в мастерской, потому что Канкуро ужасно интересовало её обустройство, а Аои просто любила там находиться.
Для начала он исследовал шкафы, где хранились инструменты: несметное число щипчиков, все существующие в природе разновидности плоскогубцев и пинцетов, вальцы, ригеля, фрезы, горелки. Большая часть этого добра была неплохо ему знакома по собственной мастерской, но были и отличия. Испытывая ощущения, схожие с восторгом ребёнка, который нашёл в песочнице клад, Канкуро ходил от одного стеллажа к другому, беря в руки каждый инструмент, проверяя, как он ложится в ладонь, как заточен и из какого материала сделан.
В отдельной нише за плотной занавеской на стене висел шкафчик с материалами и заготовками. Там жалобно и тонко звенели от его тяжёлых шагов серебряные и стальные проволочные пружинки, подготовленные для нарезки на звенья, и с благородным шелестом переливались под пальцами крупинки полудрагоценных камней.
А в маленькой смежной комнатушке Аои обустроила натуральную химическую лабораторию. Там обосновались бесконечные тюбики и баночки: серные мази для чернения, кислоты для гравировки, кислоты для отбеливания серебра, пасты для шлифовки и ещё масса потрясающих вещей, позволяющих сотворить из ничего практически что угодно. Запах, конечно, стоял соответствующий, и чтобы не задохнуться, пришлось натянуть на лицо плотную тканевую маску.
— Это всё о-очень занятно, Аои-сан. Но знаешь, что, марионетки — вот ещё более тонкое искусство. И более благородное, вот! — рассуждал Канкуро между тем.
— Более тонкое? Правда? — Аои впервые отбросила идеальную вежливость и слегка надменно вздёрнула бровь. Эта дерзость тут же ужасно понравилась Канкуро. — Может, хочешь попробовать что-нибудь изготовить? Если у тебя получится легко, признаю твою правоту.
— Да с удовольствием!
За следующие два часа он успел измазаться чёрными реактивами и мазями и сжечь пальцы непривычно маленькой горелкой. Был по-доброму осмеян за неловкое обращение с крохотными звеньями будущего браслета, которые постоянно норовили закатиться в рукав, и успешно опробовал сборку изделия при помощи нитей чакры. В результате всех этих жертв на свет родился симпатичный браслет из серебряных колечек. На звание шедевра первое ювелирное творение не претендовало, но Аои великодушно похвалила и сказала, что выглядит очень оригинально и свежо. Канкуро в ответ попросил разрешения надеть браслет ей на руку. Прилипнув взглядом к нежному фарфорово-белому запястью с выступающей косточкой, он кое-как заставил себя дышать и согласился:
— Да. Действительно, смотрится великолепно. Я, конечно, гений, но готов поучиться ещё.
Надышавшись до головокружения ароматами мастерской, он опомнился и повёл девушку на улицу — дышать теперь уже свежим воздухом и угощаться купленными по пути сухофруктами. «А то от испарений и позеленеть можно, если не гулять и не есть витамины!»
Они бродили по улицам, заглядывая то в одно заведение, то в другое, и в конце концов вышли на площадку, устроенную на одной из высочайших точек скалистого кольца, обнимавшего Суну. Площадка предназначалась для дозорных, а гражданских сюда пускали только в исключительных случаях, но вид именно с этой точки был настолько хорош, что Канкуро воспользовался служебным положением и ни на секунду не пожалел.
Аои с неподдельным восторгом смотрела вниз на дома и тонкую паутину соединительных галерей и мостов между ними, а Канкуро с восхищением смотрел, как горячий ветер треплет прямые тёмные пряди волос и заставляет одежду повторять очертания и изгибы её ладной фигурки.
— Канкуро-сан, ты, наверное, очень любишь этот вид?
— Очень люблю, — ответил он задумчиво.
Аои тихо рассмеялась, не поворачивая головы.
— Я никогда не видела Суну с такой высоты, а ведь она невероятно красивая.
— Ты лучше.
Он потянулся, чтобы обнять тонкие плечики, но девушка лукаво сверкнула глазами и покачала головой, гибко выскальзывая из рук.
— Какой ты решительный, Канкуро-сан. А у меня ещё две недели на изготовление твоего заказа.
Он пожал плечами, но остался стоять рядом. Впрочем, новые поползновения отложил на потом.
— Я шиноби. Что означает смерть в любой момент. Мало ли, что случится за две недели, верно?
— Это так. Но я верю, что всё будет хорошо. Спасибо за прекрасный день, Канкуро-сан. А сейчас мне пора домой, заказы сами себя не соберут, как их ни упрашивай.
На следующий день у Канкуро намечалась миссия. Простенькая. Нужно было проверить состояние песчаного саркофага, который Гаара ценой немалых трат чакры поддерживал над поражённой ядом зоной. А ещё следовало быстренько обежать близлежащие мирные деревни и убедиться, что противоядие из салазарии им успешно доставили — на случай, если песчаная буря всё-таки притащит отраву. В самой Суне в противоядии почти никто не нуждался, поскольку скалы и спешно укреплённые пылевые щиты защищали жителей от тяжёлого отравленного песка. А вот мирных эта проблема тревожила.
Когда Канкуро вернулся через несколько дней, Аои в мастерской не было. Дверь была заперта, внутри не горел свет.
Он не находил себе места. Он буквально вытряс всю душу из Мацури — но та не знала ничего. Он спрашивал шиноби, дежурящих на воротах, но те, глупые заразы, не запоминали всех выходящих. Он метался из одного конца деревни в другой весь день, не зная, что и думать.
А на следующий вечер, обнаружив, что Аои снова в мастерской, подбежал, схватил её и закружил в объятиях. Девушка от неожиданности взвизгнула.
— Канкуро-сан! Что ты делаешь? Поставь меня на место! Ой. Голова моя…
Он послушно опустил её на пол, но схватил за плечи, заглядывая в глаза.
— Ты где была? Я думал, что-то случилось. Ками, да я ж всю Суну обежал!
— Ч-что? — Аои покраснела и посмотрела с неподдельным изумлением, но так тепло, что у него тоже закружилась голова. — Ты так сильно волновался? Из-за меня? Я… Я просто дошла до соседней деревни. Искала кристалл для твоего заказа. Вот нашла… вернулась. Прости. Мне не пришло в голову, что ты будешь переживать…
И тут Канкуро понял, что неизбежное свершилось, и теперь он обречён переживать за неё. Это было прекрасно. Мучительно прекрасно. Мучительно и прекрасно.
Аои не вырывалась из его хватки и только вопросительно смотрела в ответ, словно ожидая, что ещё он скажет и вытворит. А Канкуро, не выдержав опаляющей внутренности смеси из нежности, радости, облегчения и саднящей тревоги, склонился, прижался губами к её губам и начал жадно целовать.
Аои замерла. Ладонями он ощутил, как лёгкая дрожь пробежала по её телу. А потом девичьи руки тихонько опустились ему на плечи, нежно обвили шею, и поцелуй стал взаимным.
С того дня Канкуро начал каждый день выкраивать хотя бы полчаса, чтобы навестить свою девушку. Любимую девушку. Этот факт уже невозможно было отрицать.
Через неделю, придя чуть раньше оговоренного времени, он заметил, как спешно Аои начала натягивать свои эластичные перчатки. Намётанный острый взгляд успел заметить какие-то красные полосы. Канкуро быстро приблизился, перехватил её ладони и помрачнел.
— Оставь. Ожоги небольшие, — пробормотала она, отводя взгляд и пытаясь отнять руки. — Не проходят просто.
Ожоги, точнее язвы, и верно были небольшие по площади, но какие-то неправильные. Корочка на ранах образовывалась, но не подсыхала, словно что-то продолжало разъедать кожу и углублять уродливые рытвины, стремясь добраться до кости. Канкуро передёрнуло — это выглядело жутко и противоестественно на её красивых руках. А последствия… Внутри завозмущался и засуетился обученный медиками шиноби, знающий всю опасность нагноения, легко переходящего в ганрену на жаре.
— Что это такое, Аои? Ты почему не лечишь, а прячешь? Это от работы с кислотами? На ожог от горелки не тянет. Скажи мне как есть, пожалуйста.
— Нет. Это… Не совсем от работы. Это… Словом, я набирала руками песок, чтобы остужать в нём некоторые инструменты. Набирала за стенами Суны… А потом оно появилось.
«Ксо. Яд проклятый», — упало сердце.
— Сейчас же идём вместе в госпиталь, — строго сказал Канкуро, гладя изуродованные пальцы. Он бы никогда не подумал, что чья-то боль будет так остро отзываться внутри. — Будешь ходить туда на перевязки, пока не заживёт.
— Нет, мне нужно работать, — не менее твёрдо ответила она и всё-таки отняла руки. — Я не буду бегать на перевязки. Моя работа кормит не одну меня.
— Да ты без рук останешься, дурочка! Я помогу. Это не проблема…
— Нет! Никаких денег я от тебя не приму.
— Ну как знаешь. — разозлился Канкуро. Страшно раздосадованный, он выбежал из мастерской, чтобы вернуться в тот же день, уже с мазью.
— Я, кстати, мастер перевязок, — весело хвастался он, положив её руку себе на колено и усердно завязывая крошечные бантики на бинтах так, чтобы они не мешали при работе и позволяли беспрепятственно натягивать перчатки. Поскольку Аои спокойно принимала такое лечение, Канкуро быстро забыл, что сердился, и сидел довольный, как сытый кот. — Тебе со мной повезло.
Аои, наблюдала за его движениями и смеялась шуткам. А потом вдруг заговорила:
— Ты знаешь, это было очень больно… А сейчас так хорошо стало.
Канкуро поднял голову, потревоженный странной смесью благодарности и глубокой печали в её голосе.
— Аои? В чём дело?
— Нет, ни в чём, Канкуро. Просто этот яд, он везде за стенами, как оказалось…
— Да. Так и есть. Но мы делаем всё, что можем. Не бойся, ты в безопасности, я об этом позабочусь.
Пристально глядя огромными глазами, похожими из-за расширенных в полумгле зрачков на топкие озёра Конохи, она потянулась к нему и погладила забинтованными пальцами по шее. Бросила робкий взгляд на губы из-под дрожащих ресниц, покраснела, но придвинулась ещё ближе. Канкуро сократил оставшееся расстояние.
— Ты такой добрый… — прошептала Аои, когда они разорвали безумно нежный и долгий поцелуй.
— Да нет. Ерунда какая. Просто я… Я люблю тебя.
***
Канкуро рассказывал быстро, сжато и скомкано, а, закончив, практически сполз со стула от усталости, чувствуя себя морально выжатым.
— Я совсем ненормальный, да? Ощущение, что едет крыша… Вот! Слышишь шорох? Это она.
Нами протянула ему стакан воды и в задумчивости обняла колени. Во взгляде её сквозило любопытство и… сочувствие?
— Давай, скажи, что я псих.
— То, что ты изменился — это факт. На себя не похож местами, но и на ненормального тоже не похож… Выглядишь счастливым, хоть и обеспокоенным, — заговорила она после паузы и добродушно улыбнулась. — Навредить боишься, да?
— Конечно. Она гражданская. А тут сама знаешь… Не могу перестать беспокоиться. И потом, ей семнадцать.
Нами вскинула бровь.
— Семнадцать не так уж и мало, тебе самому-то чуть больше двадцати. Наверное, из-за разницы в возрасте ты просто видишь её ещё более беззащитной.
— Может, ты и права… Но вот что с этим делать…
— Да ничего ты не сделаешь. Опасность идёт рука об руку не только с шиноби, но и со всеми, кто выбрал жизнь в скрытых селениях. Это неизбежно, раз она уже тут. Если бы ты сюда её приглашал из мирной деревни, разговор был бы другой. Но главное, Канкуро, неважно, кто — шиноби или нет. Если тебе этот человек очень дорог, ты будешь за него бояться и точка.
— Так подсказывает твой нулевой опыт?
— Именно, — усмехнулась она. — Ещё он подсказывает, что убегая от переживаний и страхов за других, можешь сильно пожалеть.
Канкуро вопросительно посмотрел на неё, мол «поподробнее, пожалуйста». Нами пожала плечами и опустила глаза, перебирая прядь волос на плече.
— Когда мы с Хитоми попали в Кири, она довольно быстро завела друзей. А я не была изгоем, как другие джи… Ну, похожие на меня люди. Никто меня особо не боялся, разве что отдельные личности. Многие вообще были не прочь подружиться. Но я сама держалась от всех подальше. Причин была тысяча, разумных и не очень. Но главная из них — страх навредить и потерять. Я так и осталась бы совсем одна, если бы не Хитоми. Но потом не стало и её. А я до сих пор иногда думаю… Вдруг, если бы у меня было много друзей, и они разделяли мою точку зрения, мы вместе остановили бы Шестого и избежали бы многих бед? Но я боялась ужасов, которые придумала себе сама, и пряталась от людей. Молчала о причинах своей ненависти к Шестому. А тем временем в реальности всё худшее взяло и случилось. Даже хуже, чем то, чего я боялась.
— Какой же вывод?
— Да я сама пока не уверена. — Нами выглянула в окно и помолчала. — Наверное такой… Потерять и навредить очень страшно. Но заранее отказаться от тех, кто тебе близок или может стать близок — ещё хуже.
— Это ответственный подход…
— Я тоже так думала. А сейчас начинаю думать, что это особый сорт трусости и малодушия. Стоит придушить в себе благородного труса и, увидишь, что ты можешь не только навредить, но и защитить. Или сделать немного счастливее чью-то жизнь и свою заодно. Вдруг твоё отношение спасёт эту девушку?
— От чего?
— Ну, смотри, от яда уже спасло. А вдруг, ваши отношения повлияют на что-то более глобальное? — Она замолчала, а потом добавила со смешком: — Но ты не обязан верить моим словам. Скорее всего, я несу ерунду, потому что это я умею отлично.
— Я должен подумать. — Канкуро хмыкнул, с любопытством рассматривая Нами. — Сестрёнка, скажи-ка… А ты сама своим новым принципам следуешь?
— Это ты так пытаешься выяснить, как я отношусь к вам?
— Весьма проницательно.
— Вы первые люди, которых я могу назвать друзьями за много лет. И да, теперь я боюсь за вас, постоянно. Но надеюсь, что смогу помочь, а не навредить. Так и живём. — Она легко смахнула волосы со лба и вдруг вскочила с табуретки. — А я совсем забыла про ужин! Почему не напоминаешь?
Запутавшись в хитросплетениях собственных эмоций, Канкуро действительно забыл про чувство голода в принципе. И даже аппетитный запах, стоявший на кухне всё время их беседы, он не замечал, пока Нами не заговорила про ужин. Но когда прямо перед ним оказалась тарелка с дымящимся рисом, мясом и овощами, он понял, насколько зверски проголодался, и с громким «Итадакимас!» подцепив палочками хороший кусочек, засунул в рот. Прожевал и застыл.
Сначала стало жарковато. Потом зачесалось нёбо.
— Нами… А ты сколько специй туда… всы… кхе-хке… всыпала? Всю пачку, да? — жалобно просипел он спустя пару секунд.
По лицу тёк пот. Уши горели. И лоб тоже, вместе со щеками. Уже и с шеей. Он схватил с сушилки ближайшую пустую тарелку и замахал ею на себя как веером.
— Ой, — пробормотала Нами, наблюдая за постепенной сменой цвета Канкуро, и тоже покраснела. — Воды? Льда? Чёрт! Я сама ещё не успела попробовать. Темари сказала, что так еда будет дольше храниться. И что так вкуснее. О, Ками, они же в пакетике были совсем не острые… Что за подстава? Ты пей. На вот, кувшин. Что значит «закончилась»? На ещё бутылку.
— Вот… Темари… Шутница… Вашу матушку… — сердито булькал Канкуро, делая огромные глотки. Вода помогала плохо, по ощущениям, волосы на голове покраснели вслед за лицом и готовы были воспламениться. Тогда он вскочил и засунул голову в холодильник.
— Как тебе ещё помочь? — послышался голос Нами, приглушённый дверцей.
— Я в норме. Дай мне минуту.
— М-да. На выброс, — резюмировала Нами, с сожалением глядя на дымящееся блюдо. На вид оно по-прежнему было очень аппетитным. — А в упаковке-то такие слабенькие казались. Я решила, надо побольше добавить, — простодушно призналась она и достала из шкафа пакетик с почти бесцветными зеленоватыми крупинками.
— Выкидывать скорее всего не придётся, сестрёнка, — Канкуро, который наконец вернулся к нормальному цвету и перестал выдыхать пламя, забрал у неё пакетик. — Ага, так я и думал. Тут надо просто знать точные пропорции. Острота этих специй раскрывается только при термообработке. Ну ничего, зато какое оружие вышло! Возьми на заметку. В следующий раз шпиона им уничтожишь. Только кандидатуру тщательнее выбирай, ладно? А то сегодня всё мне достаётся.
Нами в ответ пробормотала что-то между извинением и проклятием и слегка пихнула его локтем в бок.
— Ладно тебе! Сейчас покажу, как нейтрализовать остроту, и станет съедобно. А ведь было вкусно… До того, как стало больно. Дай лимон и стакан воды, остальное сам найду. К слову, ты знала, что эти специи не только продлевают срок хранения пищи, но и предотвращают обезвоживание?
— Да уж, — протянула девушка. — Обезвоживание тебе теперь точно не грозит. А вода у нас осталась только из-под крана…
Через полчаса они вместе угощались всё тем же рисом. Благодаря паре хитростей и несложным манипуляциям блюдо стало раз в сто менее острым и намного приятнее на вкус.
— Канкуро, а можно вопрос?
— Валяй.
— А твоя девушка не против того, что ты сидишь у меня в гостях?
— А? — Даже не сразу понял он, а поняв заухмылялся. — Да ну, это же как ревновать меня к Темари. Ты же мне как родная сестрёнка.
«И мне чертовски любопытно, что у тебя с моим братишкой…»
Заметив, что Нами нехарактерно смутилась от его слов, Канкуро тут же поспешил сбавить градус трогательности: — Вон, даже дважды за вечер успела покуситься на мою жизнь. Темари, правда, двумя заходами обычно не ограничивается, но на то она и старшая сестра… А вообще… — Тут он стал серьёзен сам. — Вообще-то я не знаю, будет ли она ревновать в принципе.
— Почему?
— Я не знаю, как она ко мне относится. В смысле, она согласна встречаться и всё такое…
— Но на признание не ответила?
— Ага. Раньше я бывал только «по ту сторону» событий и не хочу думать о том, что это означает.
— Да… — Нами снова посмотрела с тенью сочувствия. — Я тебе вряд ли что-то подскажу…
— Сестрёнка, — Канкуро лукаво уставился на неё. — А давай откровенность на откровенность, м? Как тебе твоя работа?
— Я на такое не подписывалась, — вернула ему ироничную улыбку Нами. — Скажи прямо, что ты пытаешься выяснить теперь?
— Ну-у, ты не против продолжать работать в Резиденции? С Гаарой?
— Конечно, нет. А в чём дело?
— А где тебе больше нравится? В Резиденции или в теплице?
— А что, если одинаково?
«Проверка закончилась, а Нами осталась», — так подумал Канкуро после того, как все конфликты были разрешены. Никто даже не обсуждал этот вопрос. Нами просто осталась ассистентом Гаары, а они с Темари просто решили, что так и надо.
Правда, у него имелись особые соображения на этот счёт. Он наблюдал за Гаарой в гостях у сестры и пришёл к весьма интригующему выводу: «На подчинённых и друзей так не смотрят». Канкуро сказал бы это вслух. Обязательно сказал бы, если бы стремился умереть молодым. Теперь ему безумно хотелось узнать, о чём Нами с Гаарой говорили. Почему они застыли ни с того ни с сего посреди танца, глядя друг на друга, почему взгляды у обоих стали растерянные и одновременно прямо-таки лучащиеся теплом. В какой-то момент Канкуро даже ощутил, будто наблюдает за чем-то очень личным, и отвернулся. Если бы он не знал брата так хорошо, то решил бы, что вся эта сцена похожа на признание. Но, конечно, ничего подобного ожидать не приходилось.
— Ладно. — Он решил зайти с другого конца. — А как насчёт слухов, что ты встречаешься с кем-то из ребят, работающих в теплице?
Нами поперхнулась, до слёз закашлялась, а после уставилась на него так жалобно, что на секунду стало стыдно.
— О, Ками… Серьёзно?
— Ага. Ну поделись со старшим братом.
Девушка насупилась.
— Ерунда это всё и сплетни. И вообще случайность. Братишка, а тебе, по-моему, на проверку постов пора, нет?
Канкуро нехотя глянул на часы второй раз за вечер — уже восемь!
— Чёрт, и правда. Ладно, пойду. Спасибо, что выслушала. Мне стало намного легче, правда.
— Всегда пожалуйста. — махнула Нами рукой.
— И за ужин спасибо.
— А тебе за то, что его спас.
***
Гаара по привычке бросил взгляд на часы. Половина девятого и можно сделать короткий перерыв. Он собрался выйти на балкон и понаблюдать немного за вечерним селением, но в дверь раздался тихий стук.
— Гаара-сама? Можно? На минутку. — В открывшуюся дверь робко просунулась голова с растрёпанными каштановыми волосами.
— Заходи, Мацури. Добрый вечер.
— Добрый вечер, Гаара-сама.
Гаара вернулся на своё место и с долей любопытства наблюдал, как она плотно прикрыла за собой дверь и подошла к его столу чуть ли не на цыпочках. На румяном круглом личике почему-то играла загадочная полуулыбка.
Он не мог вспомнить, чтобы вызывал Мацури к себе или поручал миссию, требующую личного отчёта, тем более в это время. Поэтому просто вопросительно склонил голову, ожидая, когда она сама прояснит ситуацию.
— Гаара-сама, вы знаете, какой завтра день? — начала она весьма издалека.
Тут надо было подумать… Что за день? Четверг. Его ждёт утреннее совещание со старейшинами и — что самое противное — с Даймё. Неприятный денёк ожидается, если честно. Мысли о грядущих переговорах тут же захватили его, и, наверное, взгляд стал стеклянным, потому что Мацури вдруг хихикнула в кулак.
— Ладно. Не гадайте Гаара-сама, я скажу. Завтра ровно пять лет с тех пор, как я стала вашей ученицей. А вы — моим сенсеем!
Выпалив это на одном дыхании, девушка вся покраснела и зажмурилась.
— Да? И верно, — Гаара кивнул и тоже улыбнулся, слегка вымученно, но тепло.
Ему стоило вспомнить самому. Он был обязан Мацури многим. Не только тем, что она одной из первых признала в нём немонстра и выбрала в качестве учителя в те времена, когда другие боялись подойти ближе, чем на сто шагов.
— Прости, я не уследил за временем. В ближайшие дни нам, возможно, понадобятся все силы шиноби. Но на следующей неделе я могу дать тебе несколько выходных. Проведёшь с семьёй, — предложил он, не придумав иного способа порадовать её.
— Да нет, Гаара-сама. — Мацури замотала головой. — Не нужно мне выходных, я же не так устаю, как вы. Просто завтра у меня миссия вне деревни, поэтому решила зайти заранее. Хотела подарить вот это. — Двумя руками она протянула ему через стол маленькую коробочку.
— Подарок? — изумился Гаара.
У них не было традиции отмечать этот день или дарить подарки. Пять лет — это, конечно, дата, но… Озадачиваясь всё больше, он принял из её рук коробочку и заглянул внутрь. На фоне чёрной ткани уже знакомым серо-голубым переливом поблескивал строгий стальной медальон с выгравированным на нём знаком Суны — не официальным защитным, а стилизованным под старинную рукопись. Гаара вытряхнул медальон на ладонь и перевернул. Обратную сторону украшал иероглиф «ветер». По необычно интенсивному голубому отблеску сплава и стилю гравировки он без особого труда угадал автора изделия и отметил про себя, что мастер явно пользуется популярностью в последнее время.
— Наденете? Пожалуйста?
Причин отказывать не было. Гаара надел медальон через голову, и тот с холодным звяканьем ударился о край стола. Тяжёлый.
— Спасибо большое, Мацури. К сожалению, я не…
Он замолк, заметив, как она смотрит: с благоговением и трепетом, словно увидела божество. Повисла натянутая пауза, и Мацури под его непонимающим взглядом покраснела сильнее прежнего и опустила голову. В наступившей тишине Гаара слышал только её резко участившееся дыхание.
— Мне ничего не нужно, Гаара-сама, — полушёпотом заговорила девушка, глядя себе под ноги и бесцельно водя пальцами по столешнице. Вправо-влево, и снова вправо и влево. Гаара безучастно следил за маленькой рукой и надеялся, что кто-то войдёт и прервёт этот разговор. Но никто не стучал в дверь. — Вы уже многое мне дали. Вы и не представляете, как я вам благодарна. — Она вскинула голову. Тёмные карие глаза снова вглядывались в его лицо с непередаваемой смесью восхищения, обожания и… — И как я вас люблю. Я вас очень люблю! Вы, должно быть, давно знаете, но я хотела сказать вслух.
— М-м. — Только и нашёлся Гаара, опуская глаза с беззвучным вздохом.
Медальон теперь ещё отчётливее оттягивал шею своим весом.
Признание не стало полной неожиданностью. Более того, он надеялся избегать этого момента как можно дольше. Потому что, увы, кроме искренней благодарности и чего-то вроде симпатии, ответить было нечем.
Он помнил, всегда помнил, как благодаря общительности и дружелюбию Мацури у него появились первые сторонники. В самое тяжёлое время — в период восстаний, последовавших за назначением его, проклятого селением джинчуурики, на должность пятого Казекаге. Люди, которые близко знали Мацури, удивительно охотно поверили, что тот, кем она так восхищается, сможет стать хорошим лидером. Это уж потом, во вторую очередь, они поверили ему самому.
Нет, Гаара никогда не забывал о тех днях. Но ни крупицы нежности, ни намёка на влюблённость он для Мацури не находил, хотя и искал. Канкуро мог насмешничать сколько угодно, но Гаара совсем уж слепым камнем не был. Он прекрасно знал: один, самый простенький знак внимания, и у него давно появилась бы девушка и верный соратник в одном лице. Достаточно одного шага. Просто пойти на поводу у всех, кто видел в них пару.
Но он сам видел в Мацури милого наивного ребёнка. Чересчур романтичного, импульсивного, увлекающегося своими идеями и легковерного. И не он один. Гаара достоверно знал, что отдел распределения не выдаёт ей миссий, связанных с убийствами… и закрывал на это глаза. Мацури оберегали её родители, соратники и даже он сам невольно оберегал её от действительности шиноби. Может поэтому жизнь чуунина ещё не прогрызла в её душе дыру по общему для всех лекалу.
Зато его безразличие и подавленная тьма внутри могли запросто убить всё хорошее, обмани он её и дай ложную надежду. А она до смешного упрямо и слепо стремилась к нему, точно мотылёк на огонь. С самого первого дня.
— Мацури, ты мне дорога как друг, — тихо заговорил Гаара, аккуратно подбирая слова. Обидеть её он хотел меньше всего. — Как сестра.
— Вы не поняли меня, — девушка так быстро оказалась рядом, что он невольно оценил скорость с точки зрения учителя и чуть было не похвалил, но вовремя опомнился.
— Я люблю вас как мужчину, — прошептала она, склоняясь и упираясь руками в стол.
Гаара поднялся, заставив девушку отпрянуть на шаг. Теперь Мацури доходила ему ровно до плеча и смотрела снизу вверх глазами, полными слепого безрассудного обожания и веры. Это пугало.
— Я верно понял твои слова, Мацури. Но не могу ответить на твои чувства. Прости.
Он собирался сделать шаг назад, но тут она закрыла лицо руками и всхлипнула. Гаара на секунду дал слабину и замешкался, оставшись стоять на месте.
— Гаара-сама, — Мацури изо всех сил пыталась унять истерику, но голос дрожал, будто она пробежала половину пустыни и теперь задыхалась. — Я же знаю, как вам трудно. Позвольте мне… просто быть рядом. Я могу помогать вам, как… Да хоть как эта куноити из Конохи, Нами-сан. Я буду хорошим ассистентом… Даже ещё лучше. Любой человек может вас предать. Чужой тем более. Я — никогда. Клянусь! Я так давно этого хотела. Почему… Нет, неважно. Я готова учиться у вас дальше. Всему. Просто позволь…те. Позволь.
Она отняла руки от пылающего лица и с мольбой заглянула ему в лицо.
— Позвольте мне вас любить.
Гаара впервые так ясно читал в смотрящих на него глазах все до единой эмоции, как в книге: она готова была плакать, просить, убеждать, умолять, ползая на коленях. Лихорадочно горящие щёки, мелкая дрожь, колотящая её, сжимающие ткань накидки пальцы, безграничное отчаяние — все оттенки безумия как на ладони. Любовь смотрела на него из чужих глаз и выглядела, как тяжёлая болезнь.
Своим долгом он видел остановить это.
— Мацури, сядь и послушай. — Гаара положил руки ей на плечи и надавил, чтобы усадить в кресло. Мацури покорно села и тут же схватилась за его запястья, притягивая к себе. Он мягко отнимал одну руку — она, будто в бреду, безотчётно хваталась за другую, словно за последнюю надежду на спасение. Тогда Гааре пришлось опуститься напротив неё на колени и уговаривать, как расстроенного ребёнка, который не умеет ещё принять правду и отказ.
— Я плохой выбор для тебя, Мацури. Для кого угодно плохой.
Слёзы, текущие по бледным девчачьим щекам вызывали внутри невнятное жжение. Вина? Раздражение? Злость? Жалость. Немного жалости и ничего даже отдалённо похожего на то, чего она жаждет. Гаара прикрыл на секунду глаза, собираясь с мыслями, и продолжил:
— Ты должна забыть об этой идее. Ты достойна лучшего. А для меня нормально одиночество. Так было и будет всегда.
— Гаара-сама, — Мацури засмеялась сквозь слёзы и вскинула голову. — Разговариваете со мной, как с ребёнком, а сами-то… Никто не может быть один. Я не верю, что вы такого хотите. Но я готова любить так, что вы поймёте однажды, как это. Только позвольте? Быть рядом. Всё получится. Вы привыкнете. Обязательно. Обязательно…
И, держась за его руки, она клонилась ближе, сантиметр за сантиметром. Ну до чего же избалованный ребёнок.
Ощутив на лице тёплое прерывистое дыхание, Гаара поднялся и отошёл, так, что между ними теперь снова был стол.
— Нет, Мацури, не позволю. Это неправильно. Ты должна прекратить.
— Неправильно… Вы такой правильный, сенсей. Такой непогрешимый. Скажите тогда. Скажите, что не любите. Мне в лицо. Иначе я буду надеяться всю жизнь.
— Нет. Нельзя так, Мацури.
— Всю жизнь, Гаара-сама. Это уже не вам решать за меня.
Горечь и надежда в каждом слове. И детская упёртость. Ками, образумьте же её. А если нет, то что ж, и у него найдётся очень горькое лекарство, похоже, единственное эффективное.
«Мацури, ты не знаешь, кого любишь. Ничего почти не знаешь. И слишком хорошо обо мне думаешь».
— Хорошо. Как ты скажешь. — Гаара подался вперёд, опираясь на стол и неотрывно глядя девушке в глаза. — Я не люблю тебя, Мацури. И не полюблю. — Он хотел бы, чтобы это хотя бы звучало мягче. Но какое там. Ровный-ровный бесстрастный голос. Его. Всё-таки он точно машина. Механизм с винтиками и зубчатыми колёсиками, которые натягивают связки и заставляют их вибрировать, порождать настолько холодные бездушные звуки. — Я верю в твои чувства, но они мне не нужны. И никогда не будут нужны.
***
— Мацури-чан? Эй, Мацу…
Мацури пронеслась мимо, чуть не задев её плечом, и Темари удивлённо посмотрела куноити вслед.
«И что стряслось? Выглядит так, будто конец света наступил… Ой, к чёрту. Завтра разберёмся».