Ни полупрозрачной голубизны бескрайнего небосклона и пышных облаков, расстилающихся по его куполу, ни сладкоголосых песен и шелеста перьев, что должны встречать благочестивцев, отживших своё; ни раскалённого воздуха, удушливого и смрадного, ни брызг кипящей лавы и чёрного камня обещанного ада, предназначенного для грешников. Всё обман, фальшивка и сказки для доверчивых простаков — Неро убедился в этом на собственном опыте. Он погиб, но не увидел ни то, ни другое.

Белый потолок.

Первым, что предстало перед его взором после того, как он открыл глаза, был самый обыкновенный потолок, замазанный побелённой штукатуркой. Тонкие трещины расходились по его поверхности разветвлённой сетью и соединялись в единый узор — из-за них побелка выглядела грязной, далеко не свежей; следовало бы обновить её в ближайшее время. Но несколько трещин оказались вполне узнаваемыми. Затёртыми многократными взглядами. Даже привычными. Неро сощурился и посмотрел чуть правее, боясь и одновременно надеясь подтвердить свои подозрения, и растерянно моргнул, заметив характерный след. Не ошибся, всё так и есть.

На белом фоне отчётливо определялся контур сердечка.

Маленькое, кривоватое и смешное сердце, которое он нарисовал около шести лет назад, пока раствор ещё был сырым, чтобы Кирие при пробуждении всегда могла видеть его. Как напоминание о его любви, запечатлённое в извести. Глупый романтичный порыв, но Кирие была тронута. Подобные мелочи для неё значили особенно много, и Неро, зная об этом, потому-то и решил её порадовать. И он наслаждался успехом. Перепачканный в штукатурке и припорошенный мелом, грязный, вспотевший, но воодушевлённый и довольный собой до неприличия, он привалился к дверному косяку и неловко посмеивался, с нежностью глядя на возлюбленную; на её утончённый профиль и плавную линию шеи, обнажившуюся, стоило ей запрокинуть голову; на тонкие брови, удивлённо взлетевшие вверх, и точёные губы, изогнувшиеся в тёплой улыбке, предназначенной и нелепому рисунку на потолке, и ему, Неро, и, казалось, целому миру. Открытой и искренней. Ласковой, донельзя очаровательной — так умела улыбаться только она одна.

И в ту минуту, любуясь прелестной Кирие, Неро ощущал себя самым счастливым человеком на свете и наивно полагал, что течение времени не властно над его чувствами; что так будет всегда.

Сейчас же сердечко немного пожелтело от времени, как и весь потолок, и было перечёркнуто трещиной. Глубокой, чёрной, с мелкими сколами на краях — из виду упустить невозможно. Перед глазами прямо поверх неё, поверх приятных воспоминаний о Кирие и их прошлом счастье, проступил образ Ви. Лёг зловещей тенью и расколол их, рассёк и отделил друг от друга на «до» и «после», подобно той трещине. Неро горько усмехнулся и покачал головой собственным мыслям. Символично.

Странно, раньше он не замечал этой трещины. Или же просто не обращал внимания и не придавал значения. А теперь уже поздно было спохватываться, пытаться исправить дефект и спешно замазывать его: свежий белый след на желтоватом фоне будет контрастировать и выглядеть чужеродным, неестественным; с живым сердцем такое и вовсе не сработает. Если бы можно было залить его известково-глиняной смесью и заделать все бреши, вернуть ему первозданный вид или топорно заштукатурить, как тот же потолок, Неро охотно вернулся бы к статусу самого счастливого человека на свете. На том или этом — всё одно.

Он поднял руку и коснулся груди в области своего незаштукатуренного сердца. Одежды не оказалось; кожа была целостной, здоровой, но непривычная неровность рельефа насторожила. Неро провёл подушечками пальцев по тонкой вдавленной линии и нашёл ещё одну. Приподнявшись на локте, он в замешательстве уставился на грудь. По всей её поверхности стлался красноватый узор, похожий на крону дерева или… контур молнии. Электрический ожог — такие же следы Неро видел прежде на телах демонов, поражённых Увертюрой. Кожа регенерировала, восстановилась почти полностью, но остроугольные ветвистые росчерки просматривались довольно отчётливо, не оставляя сомнений в том, что удар током он всё же получил. И, судя по их протяжённости и насыщенности цвета, удар неслабый.

«Как? Почему?» — В голове роились десятки вопросов.

Неро опустился на подушку и устремил рассеянный взгляд в потолок, лихорадочно соображая. Он не умер, он дома, в Фортуне. Лежит в своей постели нагим, накрыт лишь тонкой простынёй, испачканной пятнами чего-то зелёного. Даже принюхиваться не нужно, чтобы узнать этот резкий специфичный запах, пропитавший всю комнату, — высохшая суспензия из зелёных осколков крови демонов. Судя по общему состоянию, его раны затянулись во многом благодаря ей: местами ещё донимал зуд, но незначительно, уже едва ощутимо. Судя по тем же пятнам — не обошлось без помощи Ви: только охотнику на демонов было под силу раздобыть осколки.

И сразу же вспомнился пыльный торговый центр в Редгрейве, чуть было не ставший для Неро и полем брани, и эшафотом, и склепом разом, и полчища демонов, его населявшие; буйствующий алчный огонь, объявший меч и перекинувшийся на плащ, и жар, жар, жар, нескончаемый жар и жгучая боль во всём теле; сыплющиеся из-под потолка полупрозрачные трости, с влажным хрустом пронзающие хребты хаосов и хитиновый покров эмпуз. А ещё — Ви. Его спутанные волосы, его сорванный голос, дрожащие пальцы и непримиримая решимость во взгляде. Его губы, горящие от поцелуев Неро, и руки, залитые его кровью. Мягкая мгла и бездонный колодец, увитый гибкими стеблями дьявольских цветов, одиноко роняющих рубины лепестков в чёрную воду; колодец, из которого хотелось выбраться, но не выбраться — намного сильнее. Торопливые просьбы, мольбы и бессвязный шёпот. Крики гибнущих демонов, едкий смех Грифона и тряска ступеней под весом бегемота. Столько всего уместилось в ту ночь — в кошмарном сне не приснится.

Перекатившись на бок, Неро недовольно поджал губы: воспоминания обрывались, зияли слепыми отрезками беспамятства и постепенно гасли — никаких ясности и конкретики, — а под конец неожиданно вспыхнули разбавленным пурпуром, кружевным, воздушным, облачно-махровым, и истаяли, оставив его в неведении.

Выходит, Ви вытащил его. Выходит, всё-таки справился. Не бросил, несмотря на попытки Неро прогнать его. На душе потеплело, а излом губ смягчился, и в уголках их затаилась благодарная улыбка. Но исчезла тотчас, стоило Неро вспомнить о следах электротравмы на своём теле и зелёных осколках демонической крови, размазанных по коже и безнадёжно испортивших постельное бельё.

«Какого чёрта? И… — Насколько дорого обошлось Ви его спасение? Какую цену пришлось заплатить, чтобы вытащить отяжелевшее бесчувственное тело из разверзшегося ада и доставить живым прямиком в Фортуну? — И где он сам?»

Неро нахмурился, приподнялся повторно и завертел головой из стороны в сторону, цепляясь взглядом за предметы мебели, абстрактный орнамент светло-бежевых обоев и расходящуюся паутину трещин потолка. Как будто Ви мог затаиться где-то здесь. Как будто хотел поиграть в прятки и терпеливо ждал, когда же Неро наконец начнёт искать его. Как будто спас Неро, тем самым очистив собственную совесть, сдал его на руки Кирие и напомнил ему, кому тот в действительности принадлежит. И был таков.

Глубокая трещина в нарисованном на штукатурке сердечке притягивала к себе взгляд. А встрепенувшаяся тревога запустила изогнутые когти под кожу, микроразрядами электричества пробежалась по проторённым дорожкам-ответвлениям, раздразнивая нервные окончания. И мелкие волоски встали дыбом, точно и впрямь наэлектризованные. Слой известняка лопнул бы, не выдержав: сердце заколотилось отбойным молотком. Комната оказалась пуста. Ви не нашёлся.

Неро не нравилась эта игра.

— Ви?.. — не слишком уверенно позвал он, когда окончательно стало ясно, что в помещении больше никого нет.

— Неро, ты очнулся? — Бледная, заспанная, измученная, но тепло улыбающаяся Кирие поднялась из кресла, стоящего в углу у окна — увлечённый поиском фигуры в чёрном, Неро, к своему стыду, даже не заметил её. — Доброе утро. Как ты, милый?

— Кирие… — Он растерялся. Замер, застигнутый врасплох её присутствием. Машинально улыбнулся в ответ и понял вдруг, что совершенно не знает, что ей сказать.

Слишком многое произошло за время его отсутствия в Фортуне. Слишком многое изменилось в нём самом.

Но Кирие немедленного ответа и не требовала. Она расправила складки на юбке и, приблизившись, коснулась губами его лба, проверяя температуру, и села на край кровати. Её глаза полнились топлёным мёдом невысказанной любви и печалью, а под ними залегли серые тени: предательские следы бессонных ночей, проведённых подле него. Выбившиеся из некогда аккуратного пучка длинные локоны обрамляли овал лица потускневшей медью. Поверх закрытого белого платья была небрежно накинута шерстяная шаль, словно Кирие мёрзла, но постоянно забывала об этом в череде тревог, внезапно свалившихся на её хрупкие плечи.

Неро помрачнел, задевая взглядом ссутуленную спину и проступающий из-под одежды контур острых лопаток.

Причиной её измождённого вида был он сам. То, чего он боялся больше всего и что просил Ви не допустить ни под каким предлогом, всё-таки случилось. Кирие пришлось вкусить горечь его поражения и ощутить на себе страх потери.

— Сколько я был в отключке? — негромко поинтересовался он, нарушая тишину, и протянул руку, чтобы бережно поправить съехавшую с плеча шаль.

— Три дня.

«Проклятье!» — Пальцы соскользнули с шерстяной ткани и с силой сжались; костяшки хрустнули. Неро сцепил зубы и бросил короткий взгляд на дверь. За три дня с Ви могло произойти что угодно. Он мог уйти куда угодно и как угодно далеко. Скрыться, затаиться, затеряться в тенях гибнущего в агонии Редгрейва, так что Неро, опытный охотник, ищейка, не сумеет отыскать и следа.

— Я понимаю тебя, но не переживай, теперь всё позади, — по-своему истолковала его волнение Кирие. Мягкая ладонь опустилась ему на грудь и прошлась кверху, легко, едва дотрагиваясь, как будто одно прикосновение могло причинить Неро острую боль. Или же боль предназначалась ей, Кирие, и она знала о ней и боялась её; боялась пораниться о правду, что произрастала из его сердца. О чернильно-чёрный бархатный цветок, защищённый смертоносными шипами. — Тебе нужно отдыхать и набираться сил. Ви, ну, тот странный парень, сказал, что пока присмотрит за городом.

— Что, один?! — мгновенно ощетинился Неро и попробовал встать, но тут же мучительно скривился и завалился на подушку, испытав сильный приступ головокружения. Худшие его подозрения подтверждались. — Так и сказал? Где он сейчас, Кирие?!

— Пожалуйста, приляг, — ласково попросила Кирие и отняла ладонь. — Твоё здоровье важнее всего.

Остаточное ощущение её гладкой кожи и холод, сразу же занявший освободившееся место, были приятны и неприятны одновременно. И понемногу остужали пыл Неро.

Ви о многом умалчивал, но не врал ему. Может быть, он накручивал себя; может быть, переживать и впрямь не следовало, и Ви покидать его не планировал. Но ничто не мешало ему солгать, чтобы выиграть время. А Неро не успокоится, глаз не сомкнёт, пока не убедится собственнолично, что тревожиться не о чём. Что Ви не станет чёрно-белым воспоминанием, засвеченным фотослайдом, рассыпающимся образом, со временем теряющим чёткость очертаний. Что не исчезнет, прихватив с собой палитру красок жизни Неро.

— Да, конечно, как скажешь. — Неро оттаял и признательно улыбнулся Кирие, не желая волновать её понапрасну. — Прости.

Плавный изгиб губ и трепет ресниц послужили ему неозвученным ответом. И Неро не мог не отметить, как же Кирие была красива. Даже в этом простом домашнем платье и с неаккуратной причёской она смотрелась мило, очаровательно в своей непосредственности, и ей удивительным образом шла и старая ношеная шаль, и небрежно выбившиеся пряди волос, но сильнее всего — конечно же, улыбка. На её лице — ни грамма косметики, но лучистые глаза и коралловые губы не нуждались в ней; и без того притягивали взгляд и сводили Неро с ума. Когда-то. Раньше.

Но уже не сейчас.

Неро поддел пальцами свесившийся уголок шали и вернул его на плечо Кирие, заработав благодарное прикосновение к запястью и ещё одну улыбку этими самыми коралловыми губами. И беспокойство о Ви как будто бы немного отступило.

За годы их отношений Кирие стала ему самым близким человеком, родным, трепетно любимым, единственным и незаменимым: отличной хозяйкой, хранительницей домашнего очага, верным другом, заботливой девушкой и желанной любовницей. От этого так просто не избавиться и не отмахнуться, и никому, даже Ви, не под силу погасить ровное пламя, разгорающееся в груди Неро всякий раз, стоит Кирие оказаться рядом. Она дарила умиротворение и безмятежность. Ви же разбивал вдребезги и то, и другое.

«И снова Ви…» — Улыбка Неро поблёкла. Померкла, как меркла прежде при случайном упоминании о нём. Ви не оставлял его в покое, никогда не оставлял — вот она, его истинная власть над Неро.

Он забрал себе все искры, раскалённое вожделение, пылкость и всепоглощающую страсть; выкрал без спроса, без разрешения — судя по антикварному виду трости, вполне возможно, что грабёж был привычным делом для него, — отобрал у Неро то, что тот так прилежно хранил для Кирие. И теперь находился неизвестно где, умыкнув с собой самое ценное.

Неро без него — пустая выжженная оболочка. Тень прежнего себя. И ему нужно время, чтобы перестроить свою жизнь; чтобы научиться просыпаться по утрам без умильно сопящей под боком Кирие и перестать принимать её любовь как данность; чтобы приучить себя не вздрагивать от каждого случайного прикосновения Ви и не пытаться самому эти прикосновения скрадывать; чтобы вновь обрести целостность и независимость и не увиваться за Ви прикормленным бродячим псом. Но и Ви, кажется, тоже нужно время — но наоборот. Чем больше времени требуется одному, тем меньше его затратить хочет другой. Неро нуждается в Ви — боги, как же он в нём нуждается, — но Ви видит перед собой лишь Уризена, к которому так стремится. И если Неро не более, чем средство для достижения цели… Что ж.

Он станет лучшим средством из возможных, если это позволит завоевать благосклонность Ви.

Абсурд. Неро нахмурился и устало потёр переносицу. У них нет будущего — совместного будущего — до тех пор, пока они будут двигаться в противоположных направлениях. С этим необходимо было что-то делать, как-то менять положение вещей или меняться самому, но у Неро не имелось никаких идей. Он в тупике, и спросить совета не у кого.

Опустив руку, Неро улёгся поудобнее, больше не предпринимая попыток подняться. Хотел подробнее расспросить Кирие о Ви, но она заговорила сама, и он дал ей слово. Перебивать не решился, но почти тотчас пожалел об этом: речь её лилась невозмутимо, спокойно, слишком невозмутимо и ненормально спокойно. Ровно, монотонно, до страшного, до пугающего — что, что такого ты задумала, Кирие? — как поют механические сердцевины детских кукол. Мурашки пробежались по коже морозными уколами, и неприятно защипало губы, однажды уже предавшие её. Его. Их обоих.

— Я знаю, сейчас не самый подходящий момент. И ты прости меня, но… Понимаешь, мне нужно знать. — С этого она и начала. Этим и был положен конец всему. — Неро, скажи мне правду, пожалуйста…

Вот оно. «Пожалуйста» — невыразимо большее, чем простая вежливость и воспитанность. Кирие никогда не просила так, никогда не настаивала на искренности: она ведь доверяла Неро, право слово. Но, похоже, не теперь. Теперь она хотела предельной честности и не постеснялась попросить о ней, о снисхождении, о правде, какой бы она ни была. Её измученный вид — следствие не только недосыпа и усталости. Мысли-паразиты, прожорливые, ненасытные, жестокие и не такие уж далёкие от истины, глодали её изнутри, и каждый пропущенный звонок, каждое проигнорированное смс-сообщение добавляли им пищи и множили их численность. И они добрались до самого сокровенного, живого, чувствительного, так что терпеть, томясь в неведении, сил не осталось. Отсюда — криком о помощи вырвавшееся «пожалуйста». Отсюда — дрожащие плечи и шаль, вновь соскальзывающая с них.

Неро напрягся и смял в ладони простыню. Его вина. Целиком и полностью его. И искупить её нечем.

Сгореть заживо в разорённом, заполненном озверевшими от голода демонами месте — не самое худшее. Сдаться, потерять надежду и веру в самого себя, подвергнув риску Ви, и склонить голову к ногам бегемота на узкой шатающейся лестнице — не самое худшее. Предпринять сотни попыток расположить Ви к себе и получить такую же круглую сотню отказов — не самое худшее. Его «самое худшее» сидело с неестественно ровной спиной и слепо смотрело на свои руки, сцепленные в замок на коленях. Пальцы мелко тряслись, а вместе с ними под конец задрожал и голос, разливаясь прерывистым перезвоном в пустой комнате, где были только двое: он и она.

— У тебя кто-то появился, не так ли? Кто она?..

— Не она. — Отпираться смысла нет. Неро любит Кирие, всё ещё любит; их отношения выдержали и время, и мелкие бытовые ссоры, были полны и радости, и печали, и неловких смущающих моментов. Назвать их скучными было нельзя. Назвать их поверхностными и бессмысленными — тем более. Это было счастливое время, прекрасное и запоминающееся, но и оно подошло к своему завершению. Неро отыскал глазами трещину в сердечке на потолке. И выдохнул отрешённо, как есть, на духу; отсёк одним рубящим ударом, чтобы не терзать ни Кирие, ни самого себя: — Он.

— Он? — удивлённо ахнула Кирие. С таким же звуком, должно быть, раскалывался хрусталь. С таким же звуком раскалывалось её сердце. Неопрятных складок на юбке прибавилось: пальцы судорожно скомкали ткань. Неро подавил в себе желание накрыть их своей ладонью. Ободряющий жест не послужит утешением, но ранит Кирие ещё сильнее. — Это Ви, верно?

— Откуда ты?..

— Ты звал его, когда был без сознания, — болезненно улыбнулась Кирие. Неро перевёл взгляд на её напряжённую спину и криво усмехнулся. Разумеется. — Но я и подумать не могла… — покачала она головой, рассуждая вслух, — и сейчас первым ты произнёс его имя… Неро, ответь.

Он встрепенулся и затаил дыхание. Интонация её голоса, скачущая, непостоянная, шелестящая невыплаканными слезами и непривычно печальная, отдавалась в груди пульсирующей болью, резонировала с его сердцебиением. И Неро был готов сделать что угодно, всё — почти всё, — что бы она ни попросила, только бы вернуть её речи былые плавность и лиричность; только бы избавить её от той муки, что вынуждала протирать между пальцами льняную ткань и сминать её. Собственное бессилие угнетало: едва ли он мог чем-то помочь по-настоящему.

— Это… — Голос, и без того тонкий, сорвался, и Кирие поспешно перевела дыхание. — Это у вас серьёзно?

— Боюсь, что у меня — да. — Хотел бы он, чтобы этого разговора никогда не случилось; чтобы в нём не было необходимости.

 — А у него?

— Нет. Не знаю, не думаю. — Неро замялся. Признание давалось с трудом. Признаваться было и не в чём толком: один украденный поцелуй и миллион запретных мыслей. Ничтожно мало для него самого, но для Кирие — уже с избытком. — Нет никаких «нас», Кирие.

— Понятно. — Она ему не поверила. Расправила юбку, всё так же, не глядя на Неро, и ласково улыбнулась в пустоту. Утреннее солнце играло в её волосах золотыми нитями и оттеняло нездоровый румянец щёк. — Тогда, полагаю, тебе следует знать: он полтора километра тащил тебя на себе, прежде чем нашёл исправную телефонную будку. И когда Нико приехала, то… — Кирие прервалась и украдкой покосилась на Неро, и брызги солнечного золота заструились по её плечам книзу, вспыхнув на кончиках прядей мерцающими искрами. — То не могла решить, кому из вас двоих оказать помощь в первую очередь. Он был совсем плох.

— Дерь… Хм, прости, — вовремя прикусил язык Неро. Тревога спастически сдавила горло, зацепила гортань и её связки, и голос неожиданно дал слабину и осип; приобрёл надрывные просительные интонации: «Скажи, скажи, что с ним всё в порядке, пожалуйста!» Неро не простит себе, если Ви пострадал по его вине. — А… что потом?

— Я не знаю всего, но… Он… Когда тебя доставили на вертолёте, я не особенно смотрела на него, если честно, — аккуратно подбирая слова, продолжила Кирие. — Но тогда он и правда показался мне каким-то больным. От помощи отказался, но не отходил от тебя ни на шаг, а затем… — она зажмурилась и тяжело вздохнула, воскрешая в памяти кошмарные часы минувших ночей. Неро вторил её вздоху: цена его беспечности оказалась непомерно высока. — Когда мы убедились, что твоей жизни больше ничто не угрожает, он… Он просто упал в это кресло, — короткий взмах руки в сторону окна и кресла, в котором дремала сама Кирие несколько минут назад, — и мгновенно уснул. Мы с Нико даже не сразу сообразили, что произошло… Испугались. — Грусть тронула её губы чувственным изгибом, и мелкие морщинки лучиками собрались вокруг уголков глаз. — Нико после этого устроила ему настоящую головомойку, ну, ты же знаешь её. Но всё обошлось.

— Наверное, всё ужасно затекло, — невпопад буркнул Неро, стопорясь на информации о вертолёте. О Ви, по словам Кирие «не отходившем от него ни на шаг» и в изнеможении опустившемся на кресло не раньше, чем кризис миновал. Верилось с трудом, но Кирие не стала бы обманывать его и дарить ему ложных надежд.

— Так не поступают ради тех, кто безразличен, — подвела итог Кирие, прорвав блок его мыслей. — Я хочу сказать… Главное, чтобы ты был счастлив.

«Счастлив…» — Неро горько улыбнулся и протестующе мотнул головой, но вслух спорить не стал. Если она считала, что его чувства к Ви приносят ему счастье, то кем он был, чтобы опровергать сказанное и расстраивать её ещё сильнее?

— Спасибо, что поделилась.

Ему будет о чём крепко задуматься. Будет о чём расспросить Ви при личной встрече.

— Дети его немного побаиваются, но Джулио, этому непоседе, он очень понравился, — тихо, с плохо скрываемой печалью рассмеялась Кирие, — теперь постоянно ходит за ним хвостиком и просит почитать стихи вслух.

— Ну надо же, кто бы мог подумать, что из него получится образцовая нянька. — Неро ответил не раздумывая, не вслушиваясь в собственные слова. Он слышал Кирие, улавливал истинный подтекст её фраз и разделял её грусть. Он ведь знал её до последнего вздоха, до последнего жеста и взгляда, от и до, как самого себя. Как и она — его.

Ей было непросто, крайне непросто, но она крепилась, балансируя на грани собственных раздробленных, в труху, в пыль перемолотых эмоций. Сама того не ведая, Кирие приютила у себя в доме змею, ядовитую, лоснящуюся чёрной кожей и льющую сладкий яд мудрёных стихотворений, но, узнав правду, всё же нашла в себе силы отметить в этом человеке-змее что-то хорошее. И, самоотверженно переступив через себя, через свою боль и обескровленное, развёрстое сердце, пересказывала это хорошее Неро, чтобы порадовать его.

Воистину Кирие была удивительной девушкой.

И Неро, задыхаясь от вины и презрения — сколько, сколько же их много, до дурноты, до рвотного рефлекса; ни вдохнуть, ни выдохнуть — к самому себе, радовался и кивал головой, потому что должен был. Потому что этого от него ждала Кирие и надеялась увидеть на его лице не осеннюю пасмурность, а что-то солнечное, весеннее, лучащееся новой надеждой; что-то, чему не было места в его тёмном мирке, потерявшем свой живительный благодатный свет — Кирие. И Неро, стиснув зубы, радовался. Выцеживал остатки весёлости из себя до последней капли. И улыбался.

Ради неё.

Но выражение его лица — удручающая своей примитивной фальшью гримаса; разрисованная акварельными красками картонная маска, приклеенная к коже, — зиждилось не на привязанности Джулио к Ви и не на том, что Кирие восприняла известие о его, Неро, влюблённости в другого относительно спокойно, нет. Неро находил утешение в том, что Ви был здесь, почти рядом с ним, в уюте и безопасности, а не в залитом кровью и засыпанном пыльцой дьявольского дерева Редгрейве; он находил утешение в самом Ви.

Кирие заправила за ухо выбившуюся прядь и открыто посмотрела на Неро. Его подавленный вид был зеркальным отражением её собственного — едва ли Неро мог провести её своими неумелыми актёрскими потугами. Она, должно быть, поняла всё правильно. Тон голоса снизился; Кирие посерьёзнела, возвращаясь к болезненной теме:

 — Он ведь хороший человек?

— Я не знаю, — нехотя выдавил Неро, смазывая наигранную улыбку и избавляясь от гримасы-маски, и пожал плечами. Ответить иначе означало солгать.

— Но ты можешь доверять ему? — осторожно продолжила допытываться она; уточняла, надёжному ли человеку вверяет своего возлюбленного.

Неро не мог винить её за эту бдительность, но ему стало откровенно тошно. Он не заслуживал столь сердечной заботы, не заслуживал беззаветной и безоглядной любви этой необыкновенной девушки.

Он не заслуживал Кирие и навряд ли мог заслужить её хоть когда-нибудь.

— Я не знаю.

Мучительный стыд — вот и весь его удел; то единственное, что испытал Неро во время этих незамысловатых, навеянных волнением и искренним беспокойством, вопросов. Хотелось ответить уверенным «да, конечно!» хотя бы на один из них, чтобы доказать, что происходящее — не чудовищная ошибка. Что его пылкая влюблённость — не каприз сумасбродного заскучавшего юнца, которого потянуло на что-то более экзотичное. Что он не прокололся, не оступился, не сбился с пути; что уверен в Ви, но…

— Я не знаю, Кирие, я ничего о нём не знаю, — скривился Неро, признавая поражение. — Прости меня, я…

— Это ничего. — В уголках её глаз серебрилась влага, но голос был твёрд. Кирие стойко держалась ради них обоих. — Главное, чтобы он заботился о тебе и впредь. И ты тоже… береги его.

— Кирие…

— Не нужно, ты ни в чём не виноват. — Решительный взмах руки прервал его бессмысленные извинения. Какой был прок от них, в самом-то деле, когда всё то, что казалось вечным и нерушимым, уже пришло в негодность; рассыпалось; сложилось легко до обидного, как карточный домик в ветреную погоду. И ни одно «прости», самое искреннее и отчаянное, не превратит воздушные за́мки в каменные; у разрушенных же воздушных замков шансов не было и подавно. — Я… Я понимаю. Я постараюсь понять. И принять твой выбор.

Она встала, явственно давая понять, что разговор окончен; промокнула уголки глаз шалью, мельком, почти незаметно, но Неро всё равно увидел. И щемящая тоска слоем крошащейся ржавчины въелась в сердце, проросла его насквозь и кружевным контуром выделила каждую рану; украсила-изуродовала со всех сторон: ранений было не счесть.

Их счастье оказалось куда более хрупким, уязвимым, чем только мог предположить он, наивный, глупый, рисующий символы любви на сырой извести и беспечно считающий, что это будет значить хоть что-либо; что это сбережёт его чувства в час испытания.

Кирие своё испытание временем преодолела с блеском. Неро же позорно сошёл с дистанции. И расплачивался за это сполна: слёзы Кирие — выплаканные или нет, не так уж и важно — солью падали на буро-рыжие пятна ржавчины; окропляли каждое из них и жгли, мучительно жгли и наказывали его истерзанное сердце за ошибки. Но Неро не роптал: заслужил целиком и полностью; жалел лишь только, что пострадавших оказалось двое, не он один.

Он охотно забрал бы всю боль Кирие себе, если бы мог. Он бы ни за что не оставил её, если бы мог. Он бы никогда не влюбился в Ви, если бы мог.

Но он не мог ничего. Неро — не слабак, но перед самим собой, перед своими неуправляемыми чувствами, он бессилен.

— И… кстати, ты спрашивал… — чуть замявшись, поведала Кирие, остановившись у двери спиной к нему, и сжала ручку. Сильнее, чем требовалось — костяшки пальцев побелели. — Да, он до сих пор здесь. Сказал, хочет поговорить с тобой прежде, чем вернётся в Редгрейв.

Опущенные уголки губ дрогнули в вымученной улыбке, когда Кирие напоследок обернулась. Орехового цвета глаза были покрасневшими, но сухими; смотрели туманно, невыразительно, как-то безжизненно, с безразличием ко всему. Кирие ждала ответа. Это было единственным, что удерживало её в комнате, пропахшей демонической кровью, несвежим постельным бельём и болезненной разлукой.

Она же мечтала сбежать от него, сомнений — ни на секунду. И уже после — дать волю слезам.

— Вот как… — Неро нахмурился и малодушно опустил глаза, чтобы не видеть Кирие в настолько удручающем состоянии. Чтобы сохранить в памяти не печать скорби, а яркую жизнерадостную улыбку, ту, какой она цвела на её губах «до».

«До того, пока ты не сделал это с ней, придурок». — Копилка его прегрешений пополнилась ещё одним — непростительным. Неро жизни не хватит, чтобы замолить их все.

— Я скажу, что ты отдыхаешь, если ты не…

— Нет-нет, пусть войдёт, — покачал головой Неро. «Поговорить» звучало не слишком обнадёживающе. Звучало поганым прощанием, которого он всеми способами старался избегать. Но больше никакого бегства. Если не ради него самого, то ради Кирие, жертвенно устлавшей путь к его счастью осколками собственного; хрустальной пылью. — Спасибо.

Кирие кивнула и вышла, сухим щелчком двери отсекая его прежнюю жизнь от нынешней. И буквально через минуту в дверном проёме показался Ви. Спокойный, невозмутимый, в неизменном кожаном плаще, с тростью под мышкой и книгой, острым уголком торчащей из кармана. Такой привычный, будничный, что Неро даже усомнился на секунду, а был ли тот торговый центр в действительности, или же всё это какой-то затянувшийся неудачный розыгрыш; страшный сон, кошмар, перетёкший в реальность. И лишь уродливое жжёное пятно на воротнике не позволяло поверить в то, что произошедшее три дня назад Неро не привиделось.

А сам Неро подготовиться к встрече не успел: так и лежал, взъерошенный, подавленный, накрытый частично сползшей смятой простынёй. Совершенно непрезентабельный. Да и чёрт бы с этим всем: он же не на свидании; Ви не пригласит его, а его собственное предложение наверняка тактично отвергнет. Всё известно заранее, сценарий тривиален и прописан до эпилога — переживать о внешнем виде ни к чему.

Ви переступил порог, не глядя на Неро, но себе под ноги, притворил дверь и прижался к ней спиной.

— Что, в этот раз не через окно? — не удержался от шпильки Неро. — Знаешь, я даже немного разочарован.

— Я надеялся больше никогда не увидеть тебя таким, — невесело улыбнулся Ви уголком губ, проигнорировав колкость, и наконец вскинул на Неро глаза. Тёмные, монохромно-печальные, затянутые поволокой таинственности и запятнанные разводами прикипевшей к ним тоски. Неро задержал вдох, поперхнулся им и хрипло закашлялся: успел забыть об их гипнотической силе и был застигнут врасплох, неожиданно, как в первый раз. Щёки мгновенно вспыхнули. Взгляд Ви бегло скользнул по культе правой руки и вновь метнулся к лицу Неро, к предательски алеющим щекам; Неро кожей прочувствовал его, каждым приподнявшимся волоском. — Рад, что тебе стало лучше.

Если там что и было, на дне его глаз, то Ви надёжно спрятал это от него. Он умел хранить свои секреты как никто другой и был их редкостным единоличником. Неро разочарованно хмыкнул: напрасно он надеялся, что после слов Кирие что-то изменится, что Ви начнёт вести себя с ним как-то иначе и обнажит истинные чувства. Как бы не так.

Приходилось довольствоваться тем, что есть — привычным «ничем».

— Да брось, всё не так уж плохо, — отшутился Неро и подмигнул озорно, на пробу: — Тебе-то я точно в состоянии дать фору.

— Полагаю, так и есть. — Ви не улыбнулся шире, но голос его потеплел.

Он прислонил трость к стене и шагнул к Неро. Сел на кровать, на то место — нарочно ли? — где недавно находилась Кирие. Матрас протестующе скрипнул, но почти не прогнулся под его весом. А Неро, помедлив, незаметно передвинул руку ближе к кисти Ви. Сказанное Кирие не шло из головы и нуждалось в проверке, в подтверждении. Права на ошибку не было, но желание добраться до правды перевешивало осторожность.

Нетерпение, смешанное с волнением, жгло кончики пальцев.

Неро задержал дыхание, прикусил кончик языка и медленно двинулся вперёд. По припорошённой зелёными частицами простыне, по гладким ногтевым пластинам и валикам — Ви дёрнулся от его прикосновения, но руки́ не убрал, — по складкам кожи над суставами и просвечивающимся синим нитям вен, по само́й коже, прохладной и шероховатой, шелушащейся, будто бы от мороза.

Задеть край перчатки и почти не вздрогнуть — уже хорошо; и проследить грубые швы до запястья, провести ногтями по первым крупным завиткам грифельных узоров, словно приласкать демонов, таящихся под кожей.

Ладонь вспотела. Сердце отбивало сумасшедшую дробь, а за грохотом пульса в висках едва ли слышалось чужое дыхание.

Ви поджал губы и отвернулся; костяшки пальцев его толкнулись Неро в ладонь, ногти оцарапали простыню. Шорох ткани тихий, практически беззвучный, но Неро внимателен, чуток и аккуратен. Он не допустит прежних ошибок. Поэтому он остановился, выжидая и усмиряя сердцебиение. Поэтому пытливо всмотрелся в завесу тёмных волос, скрывшую лицо; в шею, где под полупрозрачной кожей частыми ударами бился пульс. А Ви накрыл второй рукой кисть Неро. Переплёл пальцы с его, подушечками бережно очертив застарелые мозоли. Неро помнил, какой была на вкус кожа Ви. И хотел бы вкусить её соль вновь. Совсем немного, на миг, на доли секунды, иначе — он попросту лишится рассудка.

Ви — его личное лекарство от всех недугов; смертельный яд в невыверенной дозировке.

Он потянул руку Ви на себя, медленно, с осторожностью, боясь спугнуть, боясь причинить боль. И выдохнул долго, протяжно, нарочито замедленно. Нагретым увлажнённым воздухом приласкал кожу Ви и следом, пока навеянное тепло не сменилось свежей прохладой, — губами.

Соли нет. Пыли, как раньше, нет. И горечи тоже нет. Но есть лёгкий запах цветочного мыла Кирие и почти безвкусная кожа — всё та же, в мелких трещинках и чешуйках. Губы Неро горят от каждого прикосновения, дрожат, требуют большего, и он открывает рот, идя на поводу у собственных чувств; кладёт указательный палец Ви себе на язык и следом — средний и безымянный. Ощущает приятную, незнакомую прежде тяжесть, сглатывает слюну и нежно прикусывает костяшки. Жар приливает к скулам, к шее, наполняет сердце жидким кровавым пламенем. Тугими кольцами в паху сворачивается вожделение. Язык скользит по подушечкам пальцев неторопливо, чувственно, многообещающе лаская каждый изгиб. В глазах Неро — мольба, искрящаяся и живая, но Ви не замечает, не смотрит в его сторону, отдавая предпочтение скучному орнаменту обоев. А Неро видит лишь его одного, его сгорбленную фигуру, и краем глаза, периферическим зрением — расколотое сердце на потолке, единственного свидетеля его падения.

— Ви, я… — горячий шёпот обдаёт влажную от слюны кожу. Он ведь так и не сказал ему, хотя собирался, собирался неоднократно. Затягивать смысла нет: Кирие добровольно уступила своё место другому. Сейчас самое время, удачнее момента не найти, не подобрать.

А Ви встрепенулся, точно сбрасывая морок, и высвободился. Решительно, быстро, чуть ли не брезгливо он отстранил руку Неро, запоздало потянувшуюся вслед. Словно гадюку, ядовитую змею, одно прикосновение к которой вызывало дрожь омерзения: не Ви здесь ползучий гад, но, похоже, сам Неро. На бледной коже проступили мурашки; голова качнулась, и вороные волосы всколыхнулись, на мгновение открыв взору плотно сжатые губы и напряжённые желваки. Свои пальцы Ви торопливо вытер о штанину.

Неро устало накрыл лицо ладонью, мечтая провалиться обратно в беспамятство.

Кирие ошиблась. Всё это бесполезно.

Плевать Ви на него хотел.