Чимину нравится, когда Джун Йонг стесняется. Она вся сжимается, съёживается до маленького трогательного комочка, смотрит напряжённо, будто ожидает удара, и до колик под рёбрами умилительно кусает губы. В такие моменты её хочется прижимать к себе, заверять, что всё будет хорошо, и обещать решить любые её проблемы. И Чимин любит так делать, причём большей частью потому, что из-за этого Джун Йонг смущается ещё сильнее.

Чимину нравится, когда Джун Йонг раскрепощается. Она расправляет плечи, вздёргивает подбородок и смотрит открыто, с вызовом, заставляя нервничать всех, кто находится по ту или эту сторону экрана. В такие моменты она точно знает, как нужно себя вести, как держать спину и поворачивать голову, чтобы от этого захватывало дух.

Чимин считает Джун Йонг привлекательной, она нравится ему в любом виде и образе, поэтому сдержать рвущиеся наружу чувства становится сложнее с каждым новым клипом и выступлением Ведьм. Они ведь становятся популярными, их слушают, их любят, их замечают всё чаще. И Чимину хочется радоваться их успехам, но всепоглощающая ревность ко всем взглядам, что обращены на Джун Йонг во время выступлений, сводит любые положительные эмоции на нет. Он, конечно, старается не показывать, но настроение всё равно ощутимо портится — с этим он совладать не может.

Однако больше, чем фанаты, больше, чем вопли нетизенов об аппетитности фигур Ведьм, Чимина заставляет нервничать то, что кто-то — не он, не девочки и не другие бантаны, а кто-то посторонний, совсем чужой — может видеть Джун Йонг вне сцены. Кто-то может невзначай поймать её взгляд, ощутить тепло её улыбки и, быть может, обменяться с ней парой слов. Чимина это почти бесит, потому что её усталость, её смех, нежность, тяжёлое дыхание и неуверенное «Мы правда справились?» принадлежат только ему. Он за это право сражался слишком долго и упорно.

Джун Йонг выпархивает следом за Шин Мэй из гримёрки, на ходу поправляя наушник. У них выступление через пять минут, поэтому общая нервозность витает в воздухе и прилипает к коже.

Чимин передёргивает плечами.

— Оппа на горизонте, — громким шёпотом говорит Мин Тхай, заметив его, и отвешивает замешкавшейся Джун Йонг лёгкого пинка.

Та, споткнувшись от неожиданности, делает пару неуверенных шагов в сторону, почти натыкается на Чимина и тут же в ужасе оборачивается. К счастью, суетящийся стафф не обращает на них ровным счётом никакого внимания.

— Извини, — смущённо бормочет она, пытаясь отступить.

Чимин подхватывает её под локоть и, прежде чем с её губ слетают дежурные слова о занятости, нехватке времени и прочей чепухе, успевает втиснуть столь нужное ободряющее:

— Удачи.

Плечи Джун Йонг, вздрогнув последний раз, в тот же миг расслабляются. Она перехватывает его улыбку, улыбается в ответ и кивает. Затем отодвигается и, поспешно поклонившись, убегает следом за хихикающими близняшками.

Чимин же, кашлянув, снова поворачивается к монитору. Он знает, что через пять минут на сцену выйдет не спотыкающийся на каждом шагу дёрганный комок нервов, а уверенный в себе артист, умеющий подать себя и знающий себе цену. Поэтому он заранее готовится опять испытать гложущий нутро приступ ревности. Но в этом нет ничего плохого, ведь он знает, что когда всё закончится, именно он будет держать переволновавшуюся, сотрясающуюся от крупной дрожи Джун Йонг в объятиях, гладить её по влажным от пота волосам и говорить, что они молодцы, что они выступили на сто процентов. Эта мысль доставляет ему непередаваемое удовольствие.