Видеть Ким Шин Мэй со стороны и знать, какая она на самом деле, — совершенно разные вещи. Она высокая, очень видная и невероятно красивая — это подтвердит любой, кто хотя бы издалека может на неё посмотреть. Она ответственная, рассудительная и хладнокровная — об этом наперебой говорят и стафф, и менеджеры, и сама Кобра, от которой добиться доброго слова сродни попытке скатиться голой задницей по ледяной горке.

Однако далеко не всем выпадает честь познакомиться с другими её качествами, которые Шин Мэй тщательно скрывает за семью печатями и тоннами отчуждения, стремясь оградиться от тесных связей с посторонними. И Хосок, которому в своё время посчастливилось перешагнуть определённую границу и из «постороннего» превратиться в «своего», не без гордости может утверждать, что знает достаточно и о слабостях Шин Мэй, и о её сильных сторонах.

Например, он знает, что она ненавидит, когда к ней прикасаются чужие люди. Она всегда старается держать себя в руках, не срываться и оставаться здравомыслящей, но Хосок прекрасно видит, как её глаза темнеют, а лицо становится полотняно-белым в определённые моменты. Шин Мэй не терпит вмешательства в личное пространство.

Ещё Хосок знает, что он является практически единственным мужчиной, которому разрешаются вольности в отношении тактильного контакта. Шин Мэй, конечно, всё равно на секунду напрягается всякий раз, когда он обвивает её руками или прижимается губами к чувствительному месту под ухом, но с течением времени эта реакция становится всё менее явной. Шин Мэй привыкает к нему и к тому, что ему необходимо прикасаться к ней. Так он чувствует себя ближе, несмотря на катастрофическую нехватку возможности находиться рядом чаще и больше.

Помимо этого, Хосок знает, что за стальной оболочкой Шин Мэй прячется очень чувствительная натура. Особенно остро это становится понятно, когда ей признаётся в чувствах один из членов стаффа. Она, разумеется, шокируется, но всё равно старается сформулировать свой отказ так, чтобы не обидеть впечатлительного юношу. Парень увольняется в тот же день, и никто, кроме Хосока, не знает, насколько горькими могут быть слёзы её искреннего сожаления. Ведь разбивать сердце порой оказывается больнее, чем собирать по осколкам своё.

Хосок вздыхает, поворачивается к экрану, на котором демонстрируется ярко освещённая сцена, и подмигивает тяжело сглотнувшему Чимину. Сейчас время выступления «Городских ведьм», поэтому зал ревёт, а члены группы BTS липнут к единственному в помещении монитору, чтобы как можно подробнее рассмотреть все нюансы их танца. Каждый из них знает движения наизусть — господь, да если Хосока разбудить ночью, он без запинки оттарабанит всю их хореографию, не открывая глаз! — однако волнение всё равно виснет над собравшимися парнями восторженным гулом. Все они в той или иной степени переживают за девчонок. Даже Чонгук, хотя по нему так сразу и не скажешь.

Камера прыгает с одной «ведьмы» на другую, построения меняются, то собираясь в сложные фигуры, то рассыпаясь в стороны, и каждый раз, когда фокус замирает на Шин Мэй, Хосок ощущает внутри протяжное ёканье. Она сосредоточена и красива как никогда: сочно блестящие губы растягивает лёгкая улыбка, выделенные умелыми руками визажистов глаза горят ведьминским огнём, а на щеках постепенно расцветает мягкий румянец. В неё очень легко влюбиться, особенно если обращать внимание не только на привлекательное лицо, но и на аппетитную фигуру: высокую пышную грудь обтягивает майка-топ, а на крепких бёдрах плотно сидят блестящие кожаные шорты, из-за которых ноги кажутся не просто длинными, а бесконечными.

Хосок чувствует, как во рту собирается густая вязкая слюна, но сглатывать не решается, чтобы не привлекать к себе внимания. Однако Чимин всё равно многозначительно косится на него.

— Хоби-хён, — говорит он, с подозрением прищурившись, — я, конечно, могу и ошибаться, но…

— …кажется, на Шин Мэй-а сейчас надета очень знакомая рубашка, — охотно подхватывает Тэхён.

Все как по команде оборачиваются на слегка порозовевшего Хосока.

— Ну… — тот кашляет в кулак, пожимает плечами и не может сдержать довольной улыбки, — видимо, у нас похожие вкусы.

Намджун преувеличенно громко фыркает, Сокджин сжимает губы, а Юнги закатывает глаза. Все, разумеется, понимают, что Хосок никогда в жизни не сознается. Он будет до последнего упираться и доказывать, что случайная покупка одинаковых вещей — нередкая практика, поэтому никто не давит.

Макнэ-лайн давится ехидным хихиканьем, но Хосок старается не обращать на это внимания. Он во все глаза смотрит на экран и не может не признать, что Шин Мэй его рубашка действительно подходит намного больше — он понял это ещё в тот момент, когда она впервые натянула её на голое тело в четыре утра, чтобы проскользнуть по тёмному коридору общежития к душу. И то, что она может позволить себе пренебречь недовольством онни-стилиста, которая категорически против настолько откровенных экспериментов с одеждой, наполняет его уверенностью, что ему ещё многое предстоит о ней узнать.

Однако Хосока это совсем не пугает. Он знает, что с каждой новой открывшейся чертой характера — будь то что-то приятное или же не очень — Шин Мэй становится к нему чуточку ближе. И ещё он знает, что ради этого действительно стоит стараться.