— Попридержи-ка, — Аки поймал налету старую коробку и чихнул от скопившейся на ней пыли.
Они с Юги вот уже второй час кряду пытались разобрать захламление на чердаке — преимущественно, вещами младшего — однако, сколько бы они не пытались разгрести и определить как можно больше предметов на мусорку, работы все никак не убавлялось.
— Та-ак, ну это точно на мусор, — парень с удивительной точностью закинул какие-то помятые бумажные модельки в почти заполненный мешок. — А вот это…
Аки с некой озабоченностью вытащил старый дуэльный диск. Его накрыли воспоминания. Эту штуку еще на руку надевали, и голограммы там сборили, иногда даже система лагала — но это ближе к концу эры таких моделей.
Было еще одна важная деталь, почему этот старый развалившийся кусок металла не хотелось определять на помойку — дуэльный диск перешел к нему от Юги.
Аки посмотрел на брата. Тот, стоя на лестнице, рылся в оставшихся коробках, поэтому были видны только его худощавые ноги и оголенный живот из-под задравшейся футболки. Старший что-то усиленно пытался достать, но ему наверняка не хватало роста, из-за чего он был вынужден вставать на носочки. Аки сглотнул. В голову пришла просто безумная идея подсадить его к себе на плечи, но проворачивать такое на лестнице крайне опасно. Но он об этом не думал. Аккуратно поднявшись к брату, Аки схватил его за талию и попытался поднырнуть под него. Юги вздрогнул и, потеряв равновесие, практически повалился на него.
— Ты чего? — недоуменно спросил он, упираясь младшему в плечи.
— Подсобить хотел, — невозмутимо отозвался тот и, бесцеремонно наклонившись и взяв Юги под бедра, усадил его к себе на правое плечо. — А ты еще легче, чем кажешься.
— Пусти! — под Юги угрожающе разверзлась высота, с которой ему пришлось бы упасть в случае неудачной шутки. — Аки, это не смешно!
— Ха-а, ты вообще не изменился, все такой же мелкий. Я помню, как смотрел на тебя снизу вверх, — не обращая внимания на ярый протест, Аки поднял голову, поймав его взгляд. — Прямо как сейчас.
Прошло несколько секунд, прежде чем замерший Юги, явно смутившись, поспешил отвести взгляд и все-таки продолжить копаться в коробках. Аки вновь почувствовал себя идиотом. Когда последние старые вещи были рассортированы, младший предпочел выносить мусорные мешки, которых накопилось довольно много.
Помогать дедушке он уже не вышел. Потому что предпочел закрыться у себя в комнате под предлогом плохого самочувствия, которое отчасти таковым и являлось. Он упал на кровать, повертелся с одной бока на другой, скинул подушку на пол, чуть не ударился затылком о стену, угол рядом стоявшего стола, изголовья кровати. В конце концов, парень сполз на пол и закрыл голову руками.
Он не мог так больше. Не. Мог. Отец повлиял на него слишком сильно — его воспитание просто отвратительно, хорошо, что он предпочел семье археологические исследования, потому что терпеть его на протяжение всей жизни не хватило бы духу. Слишком тяжело, слишком ненавязчиво и панически спокойно. Почему теперь Аки должен транслировать все на Юги?
Дневник призывно светился чистой страницей, которую парень забыл закрыть с утра. В этот раз Аки не хотел в нем писать — прежде замена лучшим друзьям, теперь этот бумажный монстр казался ему самой опасной вещью, а главное — вещественным доказательством того, что с ним делали.
Разорвать его нет сил. Уничтожить другим способом — тоже. Малейшее повреждение — надломленный корешок или слегка порванная страница — доставляли невыносимую боль и панику. Он — все его мысли, чувства и переживания. Он — отражение его самого, его вторая душа, его вторая личность, отличавшаяся от оригинала тем, что носила в себе самое черное и самое тяжелое, что происходило с ним. Так просто отказаться от нее Аки не мог, а потому все, о чем он по-настоящему думал, останется при нем, на листах бумаги.
Послышался стук в дверь.
— Аки…
Парень дернулся и нерешительно поднялся на трясущиеся ноги.
— Аки, все хорошо?.. — как всегда взволнованный голос, такой мягкий и тихий.
— Нет, — пробормотал Аки, зажав себе рот и пытаясь дойти до двери. Он опирался на стену, чтобы хоть как-то дотащить ослабевшего от трясучки себя.
За дверью терпеливо ждали.
Тяжело дыша, Аки навалился на ручку и прислонился лбом к холодному дереву.
— Аки?..
— Да… — выдохнул он, стараясь придать своему голосу уверенности. — Я тут…
— Аки, ты так? Все в порядке? Тебе плохо?
— Всего лишь акклиматизация… — парень зажмурился и согнулся. — Я в норме…
— Я принесу тебе…
— Нет!.. Не надо, — глаза начали слезиться. — Все в порядке, правда. Я… Прости, что не помог.
— Тогда я просто войду.
— Дверь закрыта, — для большей уверенности Аки даже посмотрел на ключ, вставленный в замочную скважину. — Не войдешь.
— Но…
— Не надо, пожалуйста, все хорошо.
— Аки, это не смешно, — видимо, Юги тоже начинает надоедать эта глупость. — Послушай, если тебе плохо, ты можешь рассказать об этом мне. Я понимаю, что тебя здесь не было довольно долго, и, наверняка, тебе стоило бы сначала немного освоиться, а потом уже брать на себя работу, но… Да, прости, это я виноват.
«Чего?..»
— Знаю, мне стоило бы закончить все к твоему приезду, но без тебя, поверь, выбрасывать все было бы совестно.
«Нет, ты все не так понял. Я больше не тот капризный мальчишка.»
— Уже почти вечер, так что совсем скоро мы пойдем и встретимся с друзьями. Правда, моими… Да. Прости и за это… Я пытался найти Сору и Нагису, но не смог — они разъехались. Я был бы счастлив, встреться ты с ними, ведь такие друзья — настоящий подарок.
«Никто не заменит мне тебя.»
— Но и мои друзья тоже будут рады тебе! Джоночи недавно спрашивал где ты, вы с ним неплохо ладили, как мне казалось… Я пойду пока что. Пожалуйста, не расстраивайся. Может, ты давно уже отвык от нас, и с папой было гораздо интереснее… Но мы очень ждали и надеялись на твой приезд.
«Это не то, о чем ты думаешь.»
— Я всегда рядом с тобой.
— Д-да, — это было все, что смог сказать Аки.
Старший брат почти никогда не распалялся перед ним — такое было вовсе не обязательно, потому что Аки ни за что бы не стал винить Юги в чем бы то и было. Просто он слишком идеален, чтобы придираться. Ему часто говорили, как сильно ему повезло с братом, на что Аки либо непонимающе качал головой и пожимал плечами, думая, что все вокруг окружены похожей заботой, либо просто делал вид, что не услышал, потому что казалось, будто бы сам факт ставят ему в укор.
Парень оглянулся на стол. Из-за поднявшегося ветра занавеска наполовину закрывала его поверхность, однако страницы дневника все равно трепыхались на видном месте, точно крылья перепуганной птицы. Аки медленно подошел к нему и взял в руки. Осмотрел.
Раньше это был простой узорчатый ежедневник, который продавался в одной из многочисленных сувенирных лавок турецкого города — какого именно Аки уже не вспомнит — и который отец приобрел уже в самый последний момент, буквально перед отъездом: светло-коричневый цвет, натуральная кожа, красивая плетеная закладка, слегка желтоватые гладкие страницы, которые можно было подшивать по мере «исписывания». Личный дневник — так сказал называть его личный психолог Аки, к которому отец приводил мальчика при каждом удобном моменте. Аки и называл. Потому что больше ему ничего не оставалось делать.
Отец забрал его к себе в небольшую квартиру в Токио, где жил в перерывах между своими экспедициями. Аки была отведена свободная комната, не такая просторная, какой была в Домино, но вполне пригодная для уютной жизни. Мальчик сильно тосковал по дому и по семье. Отец сначала никак с ним не разговаривал, и лучше бы он этого и не делал.
«Юги сделал из тебя девчонку. Такую же, как и он сам, но я выбью из тебя это дерьмо», — после этих слов подаренный старшим за прощание плюшевый зайка был выброшен в печку в первый же день. За каждое яростное слово, выкрикиваемое в сторону отца, Аки получал по лицу. Так продолжалось в течение месяца.
«Запомни, ты — мужик. Ты не должен показывать слабость или то, что тебе больно. Ты должен скрывать свои чувства. Они — то, что не нужно. Они делают тебя слабее».
С тех про он не должен был говорить о том, что его беспокоило. Даже, если это что-то — нечто хорошее. Аки стал замыкаться в себе и в итоге не нашел в новых школах — даже временных — друзей. Ему не было одиноко, не было обидно — тот груз, что копился внутри него, в конце концов стал настолько привычным, что юноша по итогу стал его игнорировать.
Если опустить эту негативную сторону, отец был вполне неплохим человеком. Он умел вкусно готовить и тому же научил Аки. По выходным, где бы они ни находились, они всегда играли в шахматы или смотрели фильм — в кино или дома — а когда выкупили у соседа поддержанную PC, то почти всю ночь напролет играли в игры. Обычно в будние дни Аки уходил в школу, а его отец — на работу, где предоставлял отчеты об экспедициях, согласовывал график следующих и все такое прочее. Во время путешествий Аки всегда его сопровождал, а потому учиться было в несколько раз сложнее. Но он справлялся.
Психолог появился тогда, когда у Аки начались приступы истерики, чередовавшиеся в депрессивными периодами. Он не мог спокойно контролировать свои чувства, не мог понять, что с ним происходит и что его окружает — хорошо это или плохо. Психолог — женщина средних лет со светлыми волосами и очками-половинками — долго пыталась вывести его на разговор. Он не шел на контакт довольно долго, и отец хотел было сдаться в попытках вернуть в его прежнее состояние. Но однажды Аки все же начал говорить, затянуто, неповоротливо, будто имел задержки в развитии речевого аппарата.
Юноша говорил о брате. О том, что ему казалось, будто бы все, что с ним происходит, неправильно. Да, он слушается отца, да, он для него единственный авторитет и источник правил и советов о том, как надо жить. Но Аки все еще помнит о теплых руках, о нежной улыбке и вселяющем уверенность голосе. И этот диссонанс мешает ему жить — каждый день он чувствует, что не может сдержать ураган в своей душе, что он взорвется, если не выплеснет его хоть куда-нибудь.
На очередном сеансе женщина протянула ему тетрадь и сказала, что отныне это его личный дневник, и ему можно рассказывать все, даже самое глупое и неинтересное. Тогда Аки выжил. Молчать о чувствах стало еще легче. Отец вырастил своего идеального сына.