А на следующий день за завтраком кое-что произошло.
Завтракали молча: так у нас было заведено. Вернее, так завелось с появлением в доме Альберта Антоновича. Его любимое выражение было "когда я ем, я глух и нем". И ещё: "Когда я играю, я глух и нем. Когда я гуляю, я глух и нем. Когда я учу уроки, я глух и нем…" Ну, вы поняли. Альберт Антонович вообще не любил, когда дети разговаривают. Он любил, когда они наоборот, молчат.
- Дети должны побольше слушать и поменьше болтать,- часто повторял Альберт Антонович, закуривая сигарету «Мальборо».
Однако на сей раз мне молчать не пришлось. Потому что когда я ковырялась в остывшей рисовой каше с кусочками сельдерея, мама намазывала тост вареньем, а Альберт Антонович курил свои сигареты, на кухне появился…
…Бертольд Шварц!
Да, именно так – с красной строки, многоточием спереди и восклицательным знаком сзади. Берти вообще любил эффектные появления, как Вы поняли. На этот раз на нем не было пижамы и толстовки. Зато была чёрная шелковая рубашка с карманом на груди и закатанными рукавами, чёрные спортивные штаны с красными лампасами и ярко-зелёные кроссовки от фирмы «PUMA». Причём я могла поклясться что это мамины кроссовки, в которых она ходит на пробежку! А штаны- мои собственные! Только они каким-то волшебным образом налезли на него и даже не разошлись по швам.
При виде Берти Альберт Антонович поперхнулся сигаретой и выплюнул ее на стол. Честно говоря, он очень обрадовался, когда не увидел вчерашнего ночного гостя за столом. И даже решил, что тот ему приснился в кошмаре.
Я же, наоборот, заметно повеселела, когда увидела Бертольда. Но на всякий случай, я решила скрыть это от окружающих. Как ни в чем не бывало, я продолжала ковыряться в остывшей каше. Но самая странная реакция на появление этого мужчины была у мамы. И даже не потому что она видела его впервые, а совсем даже наоборот. Ведь именно мама, прекрасная Елизавета Александровна Шварц, знала его лучше, всех остальных членов семьи. Мама знала его лучше,чем кто ни было в этом сумасшедшей вселенной. Мама знала его, можно сказать, вдоль и поперёк, как облупленного, как свои пять пальцев! Поэтому при появлении Берти не Альберт Антонович и не я полезли под стол, а именно мама! Прямо с бутербродом в зубах!
- Мам, ты чего?- я заглянула к ней под стол. - Тсс!- мама выплюнула бутерброд, приложила палец к губам и сделала страшные глаза. - Меня тут нет. Совсем. Ты меня поняла?
- Лиза! Лиза, вылезай сейчас же!- прогрохотал Бертольд, мощно всаживаясь во главу стола (на бывшее мамино место) - Я всё вижу, между прочим! Я не глухой!
Я удивленно вытаращила глаза. ЛИЗА?!! Откуда он знает мою маму?!
Но мама сидела под столом, как мышь. На что она, интересно, надеялась? Что Бертольд Александрович улетит отсюда птицей через форточку?
Как ни в чем не бывало, Берти продолжал накладывать на тарелку еду. Причём это была какая-то странная еда. Это была еда совсем не из нашего скромного рациона, который ограничивался скучными тостами, надоевшим салатом и опостылевшей рисовой кашей с комками, больше похожей на клейстер (ибо готовку взял на себя Альберт Антонович). О нет! Это была еда из моего любимого кафе! Еда, которую я могла поглощать в любое время дня (если конечно, моя мама могла бы себе это позволить). В тарелке Германа одно за другим, как из воздуха появлялись золотистые луковые кольца, баварские колбаски, румяные блинчики, настоящая шаверма по-питерски, восхитительно пахнущая картошечка фри, куриные фрикадельки, поджаристые вафли - словом, всё то, от чего изо рта у нас с вами текут слюнки и что так замечательно есть на завтрак, запивая чаем или в крайнем случае кофе.
- Что ты на меня уставилась?- удивленно спросил Берти у меня. - Вкусняшек таких никогда не видела?!- и с этими словами он отправил в рот целых десять фрикаделек с сырным соусом! Я не дам соврать: я посчитала!
Я сглотнула слюну и с отвращением посмотрела на остывшую кашу.
- У тебя может, рук нет?- спросил Берти. - Или рот не работает?
- Работает! Ещё как!- подтвердила я и в доказательство клацнула зубами.
- Ах вот оно что!- изумился он.- Другими словами, свежайшим бельгийским вафлям ты предпочитаешь мерзкую холодную кашу, сваренную Василиском на воде, без добавления даже кусочка масла и ложечки сахара?
- Меня зовут Альберт Антонович! Я Вас попрошу!- прошипел Альберт Антонович, моментально краснея. Но Герман Генрихович опять сказал ему «цыц» и больше ничего.
- Нет, не предпочитаю! Совсем даже не предпочитаю!- стала оправдываться я.
- В таком случае остаётся два варианта: или у тебя жутко болят зубы или ты попросту стесняешься- заключил Берти.
- Зубы у меня в порядке- сказала я. - Просто каша полезная, а весь этот фастфуд…
- Это быстрый яд! - заключил за меня Альберт Антонович и с силой погладил меня по голове (брезгливо, двумя пальцами) в знак всемирного одобрения.
- Правда?- изумился Берти. - Впервые об этом слышу. Он вдруг побледнел, потом побагровел, потом пошёл мелким зелёным горошком, схватился за горло и закашлялся так, что в буфете задрожали стёкла.
- Что с Вами?!- ужаснулась я.
- Меня отравили! - простонал господин Шварц, закатывая глаза.
- Вот он!- Толстый палец упёрся прямо в неприятное, крысиное лицо Альберта Антоновича. - Этот Василиск поганый подсыпал мне в блинчики яду! Кажется, крысиного!- почмокав губами, добавил этот таинственный незнакомец . - Я сейчас умру, прямо у вас на глазах, а вы потом сразу вызывайте полицию с этими, как их там, собаками!
- Что Вы несёте?!- поразился Альберт Антонович. - Послушайте, я Вам ничего не подсыпал! - Да?!- Берти тут же пришёл в себя, прочистил горло и с удвоенным аппетитом принялся за бургер с говяжьей котлетой.
- Вот видишь, детёныш, Альберт Антонович тебе наврал. Так что ешь спокойно. А кашу выбрось, а то меня сейчас от одного ее вида стошнит.
- Куда?- восхищенно спросила я. - Прямо из форточки – на улицу. Её потом птицы склюют. Под гробовое молчание Василиска я сделала так как велел мне герр Шварц, и с урчанием набросилась на хот-доги.
У меня было странное чувство. С одной стороны, я жутко боялась Бертольда Александровича, а с другой стороны- ни капельки не боялась, а совсем даже наоборот. Он вдруг показался мне каким-то верхом совершенства, особенно по сравнению с сидящим рядом Альбертом Антоновичем. Тот восседал на стуле, белый как сметана, и донельзя униженный и раздавленный авторитетом Берти Шварца.
- Лиза, ты ещё долго будешь там сидеть? - спросил тот, заглядывая под стол.
- А Вы что, знакомы с моей мамой?- поинтересовалась я. Если честно, этот вопрос не мучил уже целых полчаса.
- Немного,- сказал Берти, допивая чай из чашки, больше похожей на маленькую миску.- Она моя непутёвая сестра.
- ЧТО?!- дружно вскричали я и Альберт Антонович.
- Да- призналась мама, выглядывая из-под стола- Бертольд Александрович Шварц - мой родной брат. К огромному моему сожалению.
- Вот это да!- прошептала я, переведя дух. Не каждый день выясняется, что у тебя такой дядя.