На спину второго молодого господина Вэнь посыпались удары. Он не перестал извиваться и пытаться вырваться. Юноша даже не думал сдерживать крики, что разносились на всю округу. Пока в них было больше злобы, нежели мольбы.

— Примите свое наказание достойно! — раздраженный его голосом, упрекнул его Лань Цижэнь. Краем глаза он заметил, как младший брат Бессмертного Владыки, тяжело прислонился к стене.

— Лекарь Вэнь, вы пьяны? — строго спросил он у него.

      Вне сомнения, Вэнь Чуньлэй был похож на своего старшего брата прежде всего тем, что считал себя выше всяких правил. Но Лань Цижэнь думал, что всë будет гораздо хуже. Оказалось, что Фаньхуэй Дицю имел мирный нрав и не разжигал конфликты на пустом месте, порой даже закрывая глаза на то, что многих привело бы в негодование. Более того он был обычным человеком, лишь тенью, что оставляет безжалостно палящее солнце в ясный полдень.

      Когда в Облачные Глубины пришло письмо с извещением, что Верховный заклинатель проявляет к ним свое доверие, отправляя на обучение своего младшего сына, но при этом с ним приедет посланник, чтобы проверить достоин ли орден Гусу Лань учить кого-то вообще, не говоря о наследниках других орденов, к Лань Цижэню пришла мигрень. И, чем больше он перечитывал это письмо, тем больше понимал, что она станет его верной спутницей и самой незначительной проблемой на протяжении всего последующего учебного года. В силу ряда причин, необходимости воспитания племянников и принятия правления орденом в довольно молодом возрасте, он не имел возможности заниматься самосовершенствованием в должной мере. Многие болезни обходили его стороной, но преждевременное, по меркам заклинателей, старение и головные боли стали ценой этого упущения. И если первое он смог удачно остановить, то от второго спасения не находилось. Не помогали ни благовония, ни травы, ни иглоукалывание. Лань Цижэнь на своем опыте знал, как на здоровье отражается низкий уровень самосовершенствования, и потому видеть человека без золотого ядра гораздо старше его, но при этом выглядящего ничуть не хуже, было раздражающе… и неестественно.

— С чего вы взяли? — хмыкнул Вэнь Чуньлэй, даже не взглянув на него. Даже не поморщился, пьяница.

— На территории Облачных Глубин запрещён алкоголь. — сухо декларировал Лань Цижэнь, поджав губы. Он не раз и не два замечал, как за едким флером трав, что постоянно курил лекарь, порой скрывался запах перегара.

       Имея дело с Верховным Заклинателем стоило понимать, что каждое его действие имело под собой двойное дно, которое, впрочем, было порой весьма неожиданным и мало объяснимым. Когда выяснилось, что проверяющим будет Крысиный господин, Лань Цижэнь чередой бессонных ночей размышлял какой же от этого будет прок Вэнь Жоханю и пришел только к одному выводу — он решает за счет их ордена свои семейные дела. Чудесным образом нашедшийся родственник просто на просто наскучил главе Вэнь и тот решил сослать его подальше, вместе со своим бестолковым младшим сыном. Это было вполне в духе Вэнь Жоханя, по крайней мере, так считал сам учитель Лань.

— А также ещё две тысячи девятьсот девяносто девять весьма притягательных вещей. Я умею читать, господин Лань. — также сухо отозвался лекарь, продолжая смотреть на то, как наказывают его племянника, как тот бессмысленно вырывается и воет. Ни мускул не дрогнул на его лице, которое выражало лишь скуку.

— Вы мне дерзите? — учитель Лань скосил на него острый взгляд.

— Что вы… — устало вздохнув, легкомысленно возмутился в ответ Вэнь Чуньлэй, после чего его губы изогнулись в кривую сытую ухмылку. — Этот скромный лекарь всего лишь не врет. Распутство, брань, излишества в еде и питье, леность, драки, ненависть ко всему живому, игры с огнем, музицирование по ночам на улице — звучит как руководство к весьма насыщенной жизни.

      Несмотря на всю браваду, уставший вид и поведение говорили о том, что играя с огнем, он обжёгся сильнее, чем мог предполагать. Вторые наследники великих орденов просто так не исчезают бесследно, не оставив о себе даже упоминания…

— Этот учитель сомневается в вашей способности читать. — заключил Лань Цижэнь, под хриплый смешок повернувшись к нему спиной, тем самым показывая, что разговор окончен.

      Сейчас он не был настроен на ведение словесной битвы, полем для которой стали правила его ордена, хотя не мог не признаться сам себе в том, что ничуть не устал от неë. Вэнь Чуньлэй был невозможным, раздражающим, праздным, отвратительным и распутным человеком, считающим, свое мнение единственным правильным, но несмотря на это, он действительно слушал, что же ответит Лань Цижэнь на его очередной ядовитый выпад или хитроумный обход. Он бросал ему вызов и Лань Цижэнь принимал его.

      Минуло за два десятка ударов. На раскрасневшемся лице Вэнь Чао заблестели первые слезы. Он продолжал вырываться, но в каждом его движении начало прослеживаться отчаяние. Наказание в более сотни ударов не было непомерным для юношей его возраста и потому Лань Цижэнь мог позволить себе не волноваться о его состоянии, но, тем не менее, крики боли даже такого несносного паршивца, как Вэнь Чао не приносили ему удовольствия. Ничьи крики боли не приносили ему удовольствия, если уж на то пошло. Это была вынужденная, но неотъемлемая часть воспитания.

      Лань Цижэнь неосознанно задумывался о том, чтобы он чувствовал, будь его племянники на месте Вэнь Чао. Конечно, они добропорядочные и благородные юноши, которые вне всякого сомнения никогда бы не совершили того, что совершил он. Но даже если бы случилось немыслимое и кто-то из них заслужил бы такого наказания, то Лань Цижэнь не смог бы стоять с таким безразличным видом, как это делал Вэнь Чуньлэй. Тот не получал наслаждения от наблюдения за избиением, какое, возможно получил бы его старший брат, но было видно, что страдания родного племянника нисколько не тревожили его.

      Небо тяжелой серостью лежало на низких крышах домов. Порыв холодного ветра разметал волосы, будто бы желая сорвать налобную ленту. Вэнь Чао продолжал кричать, захлебываясь слезами. На мгновение Лань Цижэню стало неуютно от мысли, что он один на один с фигурой, которую он видел краем глаза позади себя. Он неосознанно бросил взгляд на неменяющегося в лице Сжигающего Ядра. Кто бы мог подумать, что от его присутствия рядом ему будет спокойнее? Учитель тихо фыркнул про себя: ему нечего бояться ни Вэнь Жоханя, ни его тени.

      Послышался тихий стук закрывающейся шкатулки, от которого у Лань Цижэня дергался глаз. Происходящее не менялось от раза к разу, поэтому ему даже не надо было оборачиваться, чтобы знать, что произойдёт дальше.

— Господин Вэнь, будьте добры… — вежливое и безразличное.

      Сжигающий Ядра молча зажигает на своей ладони духовное пламя и лекарь поджигает одну из своих бумажных палочек для курения. Использовать для этого секретную клановую технику казалось… неуместным. Лань Цижэнь мог сказать точно, что это были самые отвратительные благовония, которые он вдыхал. Едкий, резкий запах, которым Вэнь Чуньлэй пропах с головы до ног. То, что они якобы очищали разум и придавали сил, не стоило этого ужасного дыма. К сожалению, правилами ордена Гусу Лань это не запрещалось, но Лань Цижэнь точно знал, что это только пока. И нет, это было не из-за мелочной мести, они явно нарушали фэн-шуй!

      Вэнь Чуньлэй неспеша подошëл к нему, облокотившись на перила, что ограждали внутренний дворик от павильона. Взгляд его прищуренных холодных глаз неотрывно был устремлен на Вэнь Чао. Он будто был заворожен его избиением. Может Лань Цижэнь ошибался, и отличие Вэнь Жоханя и его младшего брата лишь в том, что последний скрывал, что лицезрение чужих страданий приносит ему удовольствие? «Темный путь — путь отчаяния», кому ещё как не заклинателю, потерявшему золотое ядро, находится в отчаянии? Множество юношей врали Лань Цижэню, но Вэнь Чао, казалось, сам верил в том, что говорил. Мог ли его шуфу следовать темному пути? Лань Цижэнь не верил в это. Вэнь Чуньлэй давно сдался и опустил руки. Да, и Вэнь Жохань был кем угодно — палачëм, тираном, мерзавцем, но не последователем темного пути, чтобы не говорили завидующие его силе, поэтому обвинять в этом его брата было в высшей степени голословно.

— Дети… — задумчиво произнес Вэнь Чуньлэй, выдохнув дым. — Они ведь не собаки… Хотя, собаки порой понятливее людей.

— К чему вы это говорите, лекарь Вэнь? — слухи о безумии его собеседника сами собой всплыли в голове Лань Цижэня, несмотря на то, что сам он замечал за ним лишь эксцентричность, не более того.

— К тому, что физические наказания не так эффективны, как кажется.

— Я не смягчу его наказание. — сразу заявил Лань Цижэнь, сложив руки на груди.

— Я не об этом… — господин Вэнь лениво отмахнулся от его слов и наконец, посмотрел ему в глаза, повернувшись спиной к племяннику.

— Шуфу! Пожалуйста, прекрати это! — позабыв о остатках гордости, начал молить Вэнь Чао, отчаянно всматриваясь сквозь пелену слез в фигуру своего дяди. Половина наказания была позади. — Я больше не буду о тебе ничего говорить! Вообще ничего! И про Вэнь Цин тоже!

      Разве он не понимал, что обвиняя своего дядю в культивировании темного пути он бросал тень на весь свой орден?

      С другой же стороны: будучи старшим родственником Вэнь Чуньлэй разве не должен был всеми силами стараться освободить своего неразумного племянника от наказания, чтобы не вмешивать в семейные дела посторонних людей и самому разобраться с ним?

      Ох, уж эти сумасбродные Вэни. Им не ведомы правила приличий…

— Я к тому, что иногда словами можно достичь такого же, если не большего, результата. Одно дело, когда ребенок не делает чего-то, потому что знает, что его изобьют палками и совсем другое, когда он понимает, почему это запретили. — Выдохнув в сторону едкий дым, Вэнь Чуньлэй неторопливо стряхнул пепел. Лань Цижэнь поморщился. От резкого запаха у него начинала болеть голова. — Более того, обычно, чем больше детям запрещаешь, тем больше они уходят в разгул, почувствовав свободу.

— И многого вы достигли словами? Разве вы сегодня не получили плоды подобного воспитания сполна? — холодно сощурившись, поинтересовался Лань Цижэнь.

— Я? — испустив удивлённый смешок, переспросил Вэнь Чуньлэй. — Разы, когда я с ним разговаривал, можно пересчитать по пальцам моей правой руки.

      Будто бы в насмешку он показал свою ладонь с оставшимися тремя пальцами и двумя покрытыми белесым рубцом обрубками, и помахал ей. Лань Цижэнь поморщился.

— Никто кроме вас не виноват в вашем бездействии. — хмыкнув, заключил он и сложил руки на груди.

— Кто бы сомневался… — задумчиво ответил лекарь после долгой затяжки, вновь устремив свой взгляд на Вэнь Чао и окружающих его адептов Гусу Лань.

      Порывы ветра сдували едкий дым в противоположную сторону от учителя Ланя, что не могло его не радовать. Разговор можно было считать оконченным. Лань Цижэнь тоже перевел свой взгляд на внутренний двор, но мысли его уже были далеко отсюда. Много дней раз за разом он думал о поведении Лань Чэньчжуна.

      Не так он его воспитывал… Наверное, все началось с той первой в жизни мальчика злополучной ночной охоты. Да, приближение к грани между жизнью и смертью меняет людей, но он был ещё ребёнком и изменился ничуть не в лучшую сторону! Из послушного и тихого мальчика он превратился в трусливого неумеху, вечно лезущего нарушать правила. У него была некоторая потеря памяти, но, благо, он быстро восстановил, пусть и посредственные, навыки владения оружием и искажение ци обошло его стороной. Он старался учиться и по мере сил влиться в ряды своих товарищей, но всегда был не от мира сего. Даже увлечения у него были весьма престранные. Может быть он не отбился бы от рук, если бы Лань Цижэнь не потакал ему в таких мелочах, как сбор гербария и пение?

      Ветренный и непостоянный Лань Чэньчжун не должен был возвращаться в Облачные Глубины. Лань Цижэнь не ожидал увидеть этого юношу вновь, тем более спустя такой короткий срок. Ещё большим потрясением для него стал любовный интерес Лань Чэньчжуна. Может быть Бессмертная Баошань Саньжэнь права в том, что запрещает своим ученикам возвращаться назад? Учитель Лань был убежден, что если и суждено было А-Юну вернуться в альма-матер, то только преисполнившись в понимании, что жизнь по правилам ордена — это единственный истинно-верный путь. Но мальчишка, ещё не познав до конца всю горечь жизни за стенами Облачных Глубин, вернулся назад сеять смуту в юные головы учеников. К сожалению, юноша был слишком молод и слишком влюблен, чтобы понимать, что им бессовестно пользуются. Крысиный господин потворствовал его неподобающему поведению, ведь он был для него лишь хорошим развлечением. Лань Чэньчжун будет сам виноват в собственном разбитом сердце, но… Лань Цижэнь не хотел для него подобной участи.

      Наказание Вэнь Чао подошло к концу, но он не переставал всхлипывать. Тяжело вздохнув, лекарь Вэнь не торопясь подошел к своему племяннику, сидящему сломанной куклой на деревянном полу.

— Давай, поднимайся. — произнес он и протянул в его сторону руку… и Вэнь Чао рефлекторно отпрянул от него будто тот замахнулся на него палкой.

      Надо сказать Лань Сичэню, чтобы был осторожнее при общении с этим человеком…

***

      Да, шуфу десять раз подумает, прежде чем коснуться кого-то, но… С прикосновениями его рук были связаны только неприятные воспоминания и сильная боль.

      Это случилось, когда Вэнь Чао ещё наивно верил, что если стараться хорошо учиться и покладисто себя вести, то его отец обратит на него внимание. Забудет о том, что он сделал… Ну, там… проведет с ним чуть больше времени, может скажет: «Молодец, А-Чао» без одной из своих острых полуухмылок, что ранили словно тысяча ножей, а с нормальной улыбкой, теплой такой, или обнимет, но это уже совсем редкость. Не сказать, чтобы все это было в достатке у Вэнь Сюя, но он был старше и ему как будто бы хватало и этих крох. Возможно, Вэнь Чао хотел слишком многого. В конце концов, отец давал ему всë, что он пожелает, кроме родительской ласки.

      Шуфу тогда только недавно вернулся из своих странствий. Много что кто говорил, но Вэнь Чао не на мгновение не сомневался в их родстве. Вэнь Чуньлэй был не только внешне похож на его отца, но и во многом сходился с ним по образу мысли. Что говорить, если его кривые ухмылки до боли напоминали Вэнь Чао отцовские?

      Второй молодой господин Вэнь только учился летать на мече, но решил похвастаться своими умениями отцу. Испытывая невероятное волнение и желание порадовать родителя, он поднялся ввысь, чтобы с позором упасть прямо у него на глазах, и к тому-же, как будто этого было мало, вывихнуть бедро. Шустро подбежавшие слуги отнесли его в Лунные Палаты — можно сказать, обиталище лекарской ветви клана. Отец шёл рядом, но Вэнь Чао не смотрел на него, уткнувшись лицом в плечо слуги, и хотел сгореть от стыда.

      Таншуму* в тот момент только входила в должность Главного Лекаря, потому была страшно занята, да и отец тогда казалось целенаправленно игнорировал всех свободных лекарей, ища именно своего родного брата. Вэнь Чао так-то настороженно и откровенно боязливо относился ко всем лекарям, стараясь без причины к ним не попадать, потому что за шёлком их слов скрывалась сталь действий. Таншуму была милой и доброй женщиной, но не терпящей, когда что-то идет против еë воли, особенно, если это касалось её ремесла. Мало кто осмеливается ей перечить. Вэнь Цин нравом пошла в неë. Чего только стоил еë последующий после побег, а иначе это никак не назвать, в экспедицию вместе с Вэнь Чуньлэем, когда еë не устроил выбранный родителями жених?..

      После краткого осмотра, шуфу уложил Вэнь Чао на жесткую скамью лицом вниз, так что больная нога свисала вниз.

— Просто лежи и не дергайся. — сухо сказал тогда шуфу. В нос ударил едкий запах спирта.

      Вэнь Чао просто лежать, ожидая не пойми чего не хотел. Происходящее ему крайне не нравилось и то, что рядом находился его отец делало ситуацию в тысячу раз хуже. Ему было больно, плохо, неуютно и откровенно страшно, но нельзя было показывать этого. Нельзя. Но как не боятся, когда он даже не знал, что шуфу собирается делать? Когда он не видел его и мог лишь догадываться о его движениях на слух, оставаясь полностью уязвимым. Второго молодого господина Вэнь пробил озноб, когда он почувствовал голой кожей ледяные крепкие руки. Не дав ему толком прийти в себя, шуфу начал безжалостно и неотвратимо двигать и сгибать его больную ногу. Вскричав от боли, Вэнь Чао не выдержал и начал изворачиваться. Может не стоит оно того вообще? Он же заклинатель в конце концов, нога как-нибудь сама заживет. И вообще шуфу точно знает, что делает?

— Слушай, если не вправить сейчас, ходить ты уже не сможешь. — раздраженно заявил его дядя, после безразлично предложив: — Может тебе тогда еë отрезать по колено, раз ты мне еë вправить не даёшь?

— Бери выше. — лишь хмыкнул на это отец.

      Со щелчком бедро встало на место, как не бывало. Отец сухо поблагодарил лекаря. Вэнь Чао захлебывался слезами, уткнувшись лицом в скамью, чувствуя, как боль постепенно стихает и думая лишь о том, что он не хочет, чтобы шуфу когда-либо ещё лечил его.

      Но вот, он опять лежит лицом вниз, безуспешно пытаясь подавить рвущиеся наружу всхлипы и находясь в полной власти этого безумного старика. Гадство.