То, что у судьбы скотское чувство юмора, Эдди знал всегда. Но в этот раз её игры заходят слишком далеко. Настолько, что следующие друг за другом стечения обстоятельств и совпадения становятся похожими на чей-то злодейский план.

С момента встречи со странными близнецами Эдди начинает сталкиваться с ними буквально везде: в коридорах колледжа, в облюбованной кофейне неподалёку от библиотеки, в общежитии, просто на улице, в конце концов. Эдди кажется, будто у него жучок в сумке или что-то в этом роде, иначе как ещё объяснить, что куда бы он ни пошёл, там обязательно оказывается кто-то из них. Либо оба сразу.

— У меня так паранойя скоро разовьётся, — жалуется он Стэну, когда они забираются вечером на его кровать, чтобы посмотреть нетфликс и закусить чипсами (маму бы удар хватил от количества потребляемого Эдди холестерина).

— А она ещё не? — насмешливо уточняет тот и, получив шлепок по спине, заливается тихим смехом.

— Блин, я тебе о серьёзных вещах, а ты! — надувается Эдди, глядя на цветастую заставку какого-то сериала. Он хоть убей не помнит, что именно выбрал Стэн. — И не кроши, как в прошлый раз, я заколебался всё перетряхивать.

Стэн закатывает глаза.

— Принцесса на горошине, — фыркает он, но ладонь под подбородок всё-таки подставляет. Эдди хочется умилённо улыбнуться. — А насчёт твоих сталкеров — ты не пробовал с ними, ну, поговорить?

Флёр нежности слетает, сменившись неподдельным ужасом.

— Ты прикалываешься?! — ахает Эдди. Он прижимает руку к основанию шеи, ощутив прилив тошноты. — Я же рассказывал, что они сделали в библиотеке!

— Пошутили — ну и что теперь? До конца обучения будешь от них по углам прятаться? — Стэн одаривает его серьёзным взглядом, стряхивает крошки с рук обратно в миску с чипсами.

Эдди давится возмущением напополам с ругательствами. Салфетки же, ну! Салфетки на что?!

— Я и не прячусь, — невнятно буркает он.

— Ну да, ну да, — Стэн опять закатывает глаза, — а в комнату ты сегодня на цыпочках крался, потому что вспомнил, что пол — это лава.

Эдди вспыхивает. Он что, виноват, что эти ненормальные вечно ошиваются где-то поблизости, и если в любых других местах он держится настороже, коридоры общежития ещё ни разу его не подводили. Он трижды проявлял беспечность, трижды удостаивался кривых усмешек и ехидного «Какие люди, ну привет, человек-паника». Больше он так ошибаться не намерен. И если для этого придётся ползать по стенам и потолку, он лично перекусает всех пауков в кампусе, чтобы обзавестись такой возможностью.

— Эдди, — Стэн вздыхает и, пересев ближе, заглядывает Эдди в лицо, — я уже говорил, но повторюсь ещё раз — Генри Бауэрс остался в прошлом.

Эдди устало прикрывает глаза.

— Стэн… — начинает он, намереваясь сказать, что дело вообще не в этом, но не успевает — Стэн сжимает его плечо ладонью и ободряюще улыбается.

— Я понятия не имею, кто эти парни, но, сам подумай, если бы они были хоть отчасти похожи на Бауэрса, ты бы в первый же день обзавёлся синяками.

Свет от монитора отражается в его глазах, мягко ложится на лицо, высвечивая кончики ресниц и вьющихся волос. Эдди ловит себя на мысли, что он со своим убеждающим тихим тоном и понимающей улыбкой выглядит сейчас как святой. Да и в словах его определённо есть резон — Эдди понимает это и без подсказок, но…

Но он слишком Эдди Каспбрак, сын своей нервной мамаши — яблочко, которое сгнило ещё до падения на землю.

— Поговори с ними, — повторяет Стэн, не дождавшись реакции, — выясни, зачем они ходят за тобой по пятам, ну и объясни, что тебе такое внимание неприятно. — Он вдруг прищуривается. — Неприятно же?

Щёки Эдди в секунду наливаются краснотой. Зарычав, он пихает Стэна так, что тот почти падает с кровати, и демонстративно утыкается в монитор. Однако навязчивая мысль, что Стэн прав и ему действительно нужно расставить точки над вопросительными знаками, преследует его, пока они не расходятся спать.

Ковать железо Эдди решает сразу — на следующий же день. Он воинственно накручивает себя на протяжении занятий, воинственно строит планы, воинственно топает по коридорам при переходах из аудитории в аудиторию. Но стоит преподавателю на последней паре сказать, что их группа может быть свободна, напускная бравада исчезает с пронзительным хлопком. Эдди лихорадочно смотрит на часы, шарит глазами по расписанию в поисках ещё хоть чего-нибудь, что можно будет использовать как предлог. Но предательская бумажка остаётся пустой, как бы отчаянно Эдди в неё ни вглядывался. Оттягивать дальше некуда, пора действовать.

Вот дерьмо.

Эдди выходит в кишащий студентами коридор на волнистых ногах. Колени ходят ходуном, нескончаемые потоки носят его от стены к стене; чужие плечи, ступни, руки задевают его, пихают, трогают. Но Эдди не обращает на это внимания. Прижав сумку к груди, он воровато оглядывается, шарахается от каждого мало-мальски похожего на близнецов парня. Поэтому когда он наконец-то видит их, стоящих у лаборантской и о чём-то беседующих, вместе с решимостью из Эдди пропадает и мужество. Он секунду-вторую разглядывает их, чувствуя, как время и творящаяся вокруг движуха растягиваются в слоу-мо. Затем вслепую нашаривает на стене ручку и, прыгнув на неё всем весом, спиной всасывается за порог.

Осторожно прикрыв дверь, Эдди медленно выдыхает и прислоняется к ней взмокшим лбом. Сердце колотится где-то у горла, лёгкие клочками выталкивают резко остывший воздух — удивительно, что его не скрутило приступом астмы прямо там, в коридоре.

— Су-ука… — обессиленно стонет Эдди и зажмуривается.

Он сам не понимает, почему так отчаянно паникует, не убьют же они его, в самом деле. Ему до смерти не хочется признавать, но Стэн не так уж неправ — он действительно боится, что эти парни окажутся такими же, как Бауэрс. Ведь, если подумать, страшное же дело — сразу два Генри Бауэрса. У Эдди точно не хватит ни храбрости, чтобы противостоять им, ни здоровья — чтобы спасаться. Видимо, ему и впрямь придётся искать радиоактивных пауков, иначе его жизнь рано или поздно превратится в сущий кошмар.

— Эй, — раздаётся вдруг за спиной, — ты что, заблудился?

Эдди холодеет. Разом вынырнув из невесёлых мыслей, он резко разворачивается, вжимается спиной в дверь и, столкнувшись взглядом со стоящей у раковины девушкой, чувствует, как к горлу подпрыгивает истеричный смешок. Острый запах моющих средств и мыла, бежевая плитка на стенах и полу, две широкие раковины, сушилка для рук между ними и штук пять одинаковых белых кабинок.

Женский туалет.

Из всех сраных мест, чтобы переждать пиздец, он выбрал самое сраное. Потрясающе. Даже интересно, что случится дальше.

— О, ты же тот парень, — говорит вдруг девушка, и её неправдоподобно алые губы вдруг растягиваются в улыбке. Эдди чуть прищуривается и едва не ахает, разглядев кровь. — Человек-паника. С ума сойти. Привет.

Эдди стискивает зубы почти до хруста. Ну вот и оно.

— Привет, — выдавливает он.

Его будто бросают в жерло вулкана, ну или пихают головой в унитаз — ощущения примерно одинаковые. Потому что на него в упор смотрит та самая рыжая девушка из библиотеки, и её нос, рот и подбородок густо перепачканы в крови.

Усилием воли загнав липкий страх поглубже, Эдди шагает ближе.

— Ты… эм, ты в порядке?

Девушка удивлённо моргает. Она бросает мимолётный взгляд в зеркало и моргает снова, а затем словно в себя приходит — наклоняется и выкручивает кран так, что вода брызгами оседает на краях раковины.

— Кто тебя так?

Девушка, громко фыркнув, распрямляется. Она смотрит на Эдди в отражении зеркала всё с той же удивительно мягкой солнечной улыбкой; в свете гудящей от напряжения дневной лампы становится видно, что глаза у неё зелёные, а нос и щёки усыпаны веснушками. И если не считать вновь хлынувшей по губам и подбородку крови, её внешность кажется Эдди граничащей с чем-то запретным. В Дерри таких ярких людей превращали в объекты травли и насмешек. Девушке с подобной, бросающейся в глаза красотой в их школе наверняка пришлось бы туго.

— Гормоны, — говорит она, небрежным движением вытирает рот и запрокидывает голову, громко шмыгнув носом.

Эдди мгновенно вскидывается, перед глазами длинной бегущей строкой проносятся всевозможные последствия такой халатности.

— Стой! Не делай так! — выпаливает он.

Быстро прикинув, куда можно усадить несчастную, он бьёт ладонью по дверце первой же кабинки, брезгливо тянется к крышке унитаза ногой, чтобы захлопнуть её, и хватает явно изумившуюся девушку за запястье.

— Присядь и наклонись немного, а я пока смочу платок и сделаю тампоны из ваты, — попутно командует он, втягивая её в кабинку. — Только, умоляю, не запрокидывай голову, ты можешь подавиться или захлебнуться, и если ты не задохнёшься, тебя точно стошнит, кровотечение может усилиться, и я вообще не представляю, что тогда начнётся, наверное, придётся вызывать скорую, поэтому просто делай как я говорю, договорились?

В глазах девушки шок мешается с любопытством, с губ не сходит растерянная улыбка, пока Эдди, не прекращая сыпать страшными подробностями, делает ей прохладный компресс. Он не может остановиться, трещит как ленточный пулемёт, холодея от мысли, что она наверняка уже считает его чудиком и если он сейчас же не заткнётся, их знакомство так и не состоится — она сбежит. Он напуган, рассержен и… снова напуган, вид крови вызывает у него подсознательное желание набрать 911 и отдаться в руки первой же бригады, которая приедет на его панические вопли. Однако девушка почему-то не протестует. Она не выглядит раздражённой или скучающей, напротив — в её глазах столько интереса, словно Эдди тайны вселенной ей открывает — не меньше. А когда он, закончив с тампонами, замолкает, чтобы перевести дух, она вдруг протягивает руку и улыбчиво произносит:

— Беверли Марш.

Сердце проваливается в пятки.

— Эдди, — Эдди вытирает взмокшие ладони о джинсы и осторожно сжимает её пальцы, — Эдди Каспбрак.

Улыбка Беверли становится шире, ярче.

— Приятно познакомиться, Эдди Каспбрак, — говорит она. Её голос звучит гнусаво из-за торчащих в ноздрях тампонов, но Эдди это кажется милым. — И спасибо, хоть ты и ворвался в женский туалет, напугав меня до усрачки.

Эдди захлёбывается нервным смешком.

— Знала бы ты, как я испугался, когда понял, куда попал…

Беверли мягко смеётся, прикрыв рот ладонью; Эдди снова бьёт под рёбра воспоминанием о библиотеке. Пальцы на ногах поджимаются от волнения, он чувствует себя так, будто его заочно одобрили, пустили дальше формального «как-нибудь», потому что Беверли не выглядит отстранённой, хотя они познакомились буквально только что. В кабинке женского, мать его, туалета.

— Боюсь представить, что могло попасться тебе на пути, если ты ломанулся в первую же дверь, не глянув на табличку, — со смешком говорит Беверли. Её глаза лукаво сужаются, сияя так, будто в каждом из них спрятано по солнцу.

— Скорее, кто… — не подумав ляпает Эдди и тут же прикусывает язык.

Беверли общается с близнецами, так что конкретизировать точно не стоит, вдруг её это оскорбит. В смысле, он, конечно, не собирается крыть их матом и желать смерти, но паранойя уже в Эдди, а Эдди — в паранойе. Искать пути отступления поздно.

Однако Беверли не развивает тему. Хмыкнув, она поднимается, обходит Эдди, чтобы снова глянуть в зеркало, и удовлетворённо вздыхает. Торчащая из её ноздрей вата лишь едва покрыта кровью, поэтому когда она со всей осторожностью вынимает её, нового кровотечения не случается. Они победили.

Швырнув тампоны в мусорное ведро, Беверли поворачивается.

— Не знаю в курсе ли ты, но у нас вроде как своя музыкальная группа. Мы иногда играем на всяких фестивалях, ты мог слышать.

Эдди, подумав, качает головой. Из всех фестивалей за последние полгода он был только на одном — в честь поступления. Остальные так или иначе попадали на завалы в учёбе, приходилось их пропускать. Социальная жизнь Эдди Каспбрака в глубокой заднице.

— Не уверен, — дёрнув уголками губ, нехотя бормочет Эдди. — Прости.

— Брось. — Беверли беззаботно взмахивает рукой. — В любом случае, если вдруг захочешь послушать, как мы репетируем, приходи.

Эдди чувствует, как за спиной расправляются крылья. Чёрт подери, его приглашают! В самом деле приглашают потусоваться в компании!

— Я… — Эдди запинается, прокашливается и с натугой выдавливает: — Я с удовольствием. А куда?

Беверли заливается смехом. Вытащив из стоящего на раковине рюкзака ручку, она зажимает колпачок зубами и кивает:

— Давай сюда руку.

Эдди неуверенно протягивает ей ладонь. Ему щекотно, когда шарик катается по коже, оставляя за собой синий след чернил. И хоть Эдди не нравится это ощущение, тянет запротестовать, дать Беверли одну из многочисленных тетрадей и попросить оставить адрес на более подходящей поверхности, с губ не срывается ни звука. Простой дурацкий ритуал вдруг кажется ему почти священным.

— Вот, — закончив, Беверли отстраняется, — здесь находится дом Билла. Билла Денбро, если тебе это о чём-то скажет. Он типа с предками живёт, их гараж в нашем распоряжении в любое время.

Имя не говорит Эдди ровным счётом ничего.

— И родители не против? — тупо уставившись на выведенные на ладони кривоватые буквы и цифры, спрашивает он.

Беверли пожимает плечами.

— Пока нет. Мы не так давно стали этим заниматься. К тому же гараж у них, можно сказать, под землёй, звукоизоляция отличная. Не думаю, что им вообще есть до этого дело.

Эдди неожиданно становится грустно. Он вспоминает маму и то, что та носилась с ним как с писаной торбой. Ей бы никогда не пришло в голову хоть в чём-то ослабить давящий контроль. А уж о том, чтобы отдать подросткам даже малую часть дома для самореализации, и речи быть не могло. Попытайся Эдди сделать что-то, граничащее с её пониманием безопасности, она примотала бы его бинтами к кровати.

— А когда вы планируете собраться в следующий раз? — глухо интересуется Эдди. Ему противно от того, как жалко, надтреснуто звучит его голос — воспоминания о Дерри и школьных годах всегда действуют на него как укол психолептиков.

Беверли едва заметно хмурится, но ей хватает такта не заострять на этом внимания.

— Мы тусим там каждый вечер, даже если не репетируем. И, кстати, — она вдруг протягивает ему ручку и свою ладонь, — дашь свой номер? Скину время, когда мы подтянемся к Биллу.

Эдди неуверенно кивает. Он берёт ручку, подхватывает руку Беверли — её тёплая кожа ярко контрастирует с его заледеневшими от волнения пальцами — и тщательно выводит цифры, стараясь не сильно давить. Беверли всё это время не сводит с него глаз — он чувствует её взгляд и едва справляется с нервной дрожью.

— А остальные, — спохватывается он, закончив, — они не будут против, если я вдруг появлюсь? Я же вроде как, ну… чужой.

Беверли тут же сжимает кулак, будто прячет от Эдди его же номер, и выдёргивает из его ладони ручку.

— Не волнуйся, они будут в восторге. Верь мне.

Она подмигивает, дарит Эдди очередную сногсшибательную улыбку, после чего подхватывает рюкзак и, махнув на прощание, исчезает за дверью. Эдди так и остаётся стоять в женском туалете, глупо моргая ей вслед.

***

Сообщение от Беверли прилетает на следующий день. Эдди сперва смотрит на неизвестный номер, недоумевает, кто это может быть, затем открывает конверт и чувствует, как дыхание перехватывает.

«Приходи сегодня к четырём, будет весело ;) Ну или когда ты там освободишься.

Бев».

И следом ещё одно:

«Кстати, если скинешь своё расписание, в следующий раз можем состыковаться».

Эдди не может поверить своим глазам.

Следующий раз. Она уже говорит про следующий раз, господи, это что, сон?

Он громко сглатывает, крепче стискивает телефон, боясь, что тот выскользнет из вспотевших ладоней. Мандраж наполняет его, будто вода бутылку — доверху, почти с горкой. Следом приходит страх — а вдруг он зря нюни распустил? Вдруг это пранк и он сам охотно идёт в ловушку?

«Бред!» — коротко отвечает Стэн, когда Эдди пишет ему о своих подозрениях, и Эдди с ним, в принципе, согласен. Но подспудные опасения никак не рассеиваются. Он слишком не верит в свою удачу, чтобы всё вдруг получилось с первого раза. Хотя попытаться всё же стоит.

Приехав в указанный Беверли район, Эдди на мгновение замирает. За полгода обитания в Портленде он составил мнение об этом городе — он кажется ему влажным, разбухшим, серым, как поплывшая на холсте акварель. Однако стоит ему спрыгнуть со ступеньки автобуса, он будто попадает в другой мир, полный аккуратных домов пастельных расцветок, укрытых снегом ровных лужаек и кукольных заборчиков. Он попадает в Дерри — в то его отражение, где он не становится с годами помойкой.

К нужному адресу Эдди подходит спустя несколько минут отчаянных плутаний. Район явно строился под определённую прослойку, дома кажутся слепленными из одной формочки для песка. Но у дома Денбро, к счастью, оказывается существенное преимущество — хозяин позаботился о том, чтобы расширить жилую территорию и вырыл под заранее предусмотренным гаражом ещё один гараж. Поэтому Эдди, заметив уходящий вниз спуск и сверившись с бумажкой, с облегчением понимает — он на месте.

На стук никто не отзывается. Эдди тщетно прислушивается, почти припадает ухом к гаражной двери, силясь распознать — есть ли там вообще хоть кто-нибудь. Но либо Беверли не соврала и там реально фантастическая звукоизоляция, либо Эдди таки становится жертвой пранка.

Вытащив телефон, Эдди поджимает губы. Самый простой вариант — позвонить Беверли и заявить о своём присутствии. Но пальцы дрожат то ли от холода, то ли от неуверенности, в голове виснет противный звон, дыхание становится медленным, глубоким, будто в преддверии астматического приступа. Эдди смотрит на экран, на строчку с именем Беверли Марш и думает: «Да пошло оно!», думает: «Обойдусь!». Но когда он почти отчаивается, его вдруг настигает незнакомый голос.

— Эй, чувак, ты к Биллу?

Эдди резко разворачивается. У самой вершины спуска обнаруживается парень — не сильно высокий, темнокожий, явно настороженный, судя по сведённым к переносице бровям.

— Эм… — выдавливает Эдди, — да. Меня Бев… Беверли Марш пригласила.

Лицо парня разглаживается. Он всё ещё смотрит на Эдди с плохо скрываемым подозрением, будто заранее готовится к любым неожиданностям, но больше не хмурится. Эдди чувствует болезненное родство с его эмоциями.

— Тогда иди за мной, вход в другом месте.

Он не дожидается реакции — поудобнее перехватывает лямки рюкзака и уверенно шагает в сторону, так что Эдди приходится соображать и действовать уже на ходу.

— Я Эдди, — говорит он, догнав парня. — Эдди Каспбрак.

От скоростного подъёма дыхание сбивается, вырывается из лёгких клочками пара; голос звучит сипло, почти жалко. Но парень на это почему-то улыбается — без издевки, тепло и приятно.

— Майк Хэнлон. Приятно познакомиться, — и протягивает руку.

Эдди жмёт его ладонь, улыбается в ответ, чувствуя, как неприятное напряжение наконец-то начинает отпускать. Затем сворачивает за угол дома и с лёгким недоумением оглядывается. Гараж с его удобными широкими воротами остаётся далеко позади.

— А мы точно идём куда надо? Беверли вроде говорила про гараж…

Майк на это усмехается, подходит к большому деревянному коробу с дверьми — такие обычно ведут в подвалы — и дёргает ручку.

— Сейчас сам всё увидишь, — говорит он и первым спускается по теряющейся во мраке лесенке.

Эдди на несколько секунд зависает, разглядывая явно неудобные узкие ступеньки, но затем набирает полную грудь воздуха и всё-таки ныряет следом.

Когда глаза немного привыкают к темноте, Эдди первым делом различает полки — настоящие километровые шеренги с коробками, инструментами, пропахшими машинным маслом тряпками и прочей сопутствующей ерундой. Тяжёлый спёртый воздух пропитан бензином и выхлопными газами, едва слышное потрескивание недавно заглушенных моторов перемежается в ушах с надрывным стуком сердца.

— Эдди? — зовёт Майк откуда-то со стороны.

— Я тут.

— Иди вдоль правой стены, чтобы на машины не напороться. Мистер Денбро, конечно, мировой мужик и с пониманием относится к отпечаткам чужих лиц на стёклах, но, поверь мне, ощущение это не из приятных.

— Что, уже напарывался? — с тихим нервным смешком спрашивает Эдди. Ему нужно, чтобы Майк продолжал говорить — так проще ориентироваться.

— Ох, лучше не спрашивай. Мистер и миссис Денбро нечасто появляются дома днём, никогда не угадаешь, когда им вдруг взбредёт вернуться пораньше. Последний раз я едва нос не сломал, когда поскользнулся на луже масла и ударился о крыло.

Эдди ёжится, представив, насколько это было больно.

— Не помял хоть?

— Что? Крыло?

— Лицо.

Майк разражается густым тихим смехом.

— Нет, лицо осталось целым, даже после того как мистер Денбро увидел оставшуюся на крыле царапину.

— Вау, — Эдди чувствует, как проникается уважением к совершенно постороннему человеку, — и он типа даже не возмущался?

— Возмущался. Большей частью тем, что мы всегда пользуемся именно этим входом, потому что чтобы зажечь свет и добраться до следующего помещения с комфортом, нужно преодолеть половину гаража и подняться по лестнице к дому.

— Вау, — повторяет Эдди, нахмурившись. Голос Майка звучит совсем близко, осталось пройти всего ничего. — И почему же вы пользуетесь именно этим входом, если с ним в комплекте идёт столько препятствий?

— Чтобы не создавать суету. — На плечо вдруг опускается ладонь, Эдди вздрагивает, моргает в темноту, пытаясь разглядеть Майка. — Гаражная дверь открывается с таким грохотом, что половина района будет в курсе, кто и где собирается, а ходить через дом — ну такое. Мы все, конечно, любим родителей Билла, уважаем их, но не настолько, чтобы сталкиваться с ними постоянно.

Майк шагает дальше, уверенно тянет спотыкающегося Эдди за собой, явно зная это место как свои пять пальцев.

— Ты же сказал, что они нечасто бывают днём дома.

Майк опять усмехается.

— Как и мы. Ну, типа, разные расписания, графики и планы учёбы, у кого-то подработка — всё такое. Чудо, если нам удаётся собраться хотя бы часам к десяти вечера. Сегодняшний случай практически беспрецедентен.

Эдди в шоке распахивает рот. Он этого не учёл, когда грелся мыслью, что в колледже обзаведётся толпой друзей. Оказывается, это не так просто — дружить, когда у тебя и у друзей разнятся ареалы обитания.

Приглушенный гул голосов Эдди различает не сразу. Сперва Майк останавливается, стучит во что-то тёмное, похожее на дверь, и лишь когда по ушам бьёт повисшей в воздухе тишиной, Эдди понимает — до этого было шумно. Странно, что он сразу не обратил на это внимание — наверное, слишком сосредоточился на Майке.

Дверь распахивается с тихим скрипом. Эдди шарахается в сторону, щурится от врезавшегося в глаза света, но сжимающая его плечо ладонь Майка никуда не девается, поэтому спрятаться в тени не выходит.

— Кто там, Билли? Майки номер один? — слышится откуда-то из глубины помещения мужской голос.

— Номер один? — встревает второй, тоже мужской, но звучащий гораздо тише и раздражённее.

— Молчи, номер два, ты младше и не заслуживаешь права голоса.

Слёзы выступают на глазах так обильно, что Эдди с трудом может различить поплывшую картинку. Появившийся в проёме силуэт кажется вытянутым, колыхающимся, как отражение в воде, и когда он поворачивается в сторону съёжившегося Эдди, становится почти жутко. Господи, он припёрся в чужой район, стоит в чужом подвале в окружении чужих людей только потому, что девчонка из туалета показалась ему дружелюбной. Охренеть! И, если подумать, спастись бегством у него не получится — сомкнувшаяся за спиной темнота стирает очертания помещения в ноль. Эдди не сможет понять, где тут выход, даже если его начнут резать живьём.

— Привет, Билл, — говорит между тем Майк, ненавязчиво подтягивая Эдди ближе. — Прости, что припозднился, администратор пытался оштрафовать меня за разбитую кружку, пришлось объяснять, что он не прав.

— Н-ничего, — отзывается силуэт, — мы ещё не н-начинали. А это?.. — Его голова плывущим движением поворачивается в сторону Эдди.

— Эдди Каспбрак, — подсказывает Майк, почти дёргает Эдди на себя, преодолев слабое сопротивление. — Говорит, Бев его знает.

Эдди чувствует себя тараканом, на которого замахнулись тапком. Ему неловко, страшно, а ещё — стыдно за то, что он возомнил о себе слишком много и притащился в место, где его, скорее всего, никто не ждал. Вежливость — это ведь не всегда сигнал к немедленным действиям.

Однако Билл-силуэт, вопреки ожиданиям, без малейшего замешательства произносит:

— А, Эдди. Бев п-п-предупреждала, что ты придёшь, — и отступает вглубь помещения. — Я Б-Билл, кстати. — В поле зрения вплывает рука с раскрытой ладонью, Эдди на автомате хватается за неё. — П-приятно познакомиться, Эдди. Бев сейчас нет, она т-тоже задерживается, но ты п-проходи, не стесняйся.

Он сжимает пальцы, тянет Эдди на себя, протаскивая дальше порога. С плеча наконец-то соскальзывает рука Майка. Эдди пытается проморгаться, трёт глаза костяшками пальцев, но после кромешной темноты даже не сильно яркий свет дневной лампы кажется сраным прожектором. Хотя с каждой секундой дрожащие расплывчатые текстуры обретают всё более чёткие очертания. Поэтому когда Билл разворачивается и указывает на сидящего в кресле пухлого парня, Эдди без особого труда узнаёт в нём участника библиотечной драмы.

— Это Б-Бен.

Бен, улыбнувшись, застенчиво машет рукой.

Эдди незаметно косится на Билла. Выходит, Бен, Билл и Беверли. Эдди не особенно интересуют чужие отношения, к сплетням и интригам он относится более чем равнодушно, но такая расстановка привязанностей кажется ему странной. В смысле, они ведь из одной компании, каждый день видятся, общаются, обмениваются мыслями, чувствами, эмоциями — неужели им комфортно?

Хотя, по большому счёту, это не его дело.

— А это, — продолжает Билл, кивнув в угол за спиной Эдди, — Р-Ричи и Майк…

— Майк номер два, Билли, господи, ну сколько можно повторять, — перебивает его насмешливый голос.

Эдди машинально оборачивается. Секунду-вторую он таращится на развалившихся на диване парней: один одет в какую-то порнографию, состоящую из яркой гавайской рубашки и укороченных штанов цвета хаки с миллиардом карманов, второй — в простые удобные джинсы с футболкой; один похож на выпавшего из гнезда воробья, второй — на модель со страниц подростковых журналов. А затем его прошибает холодом и жаром одновременно, потому что всё, что не касается выбора одежды и стиля, у них зеркально одинаковое.

— Здоров, Эдс, — салютует один из них — тот, что в очках. — Будем знакомы. Я Ричи.

Эдди кивает, чувствуя, как голова быстро наливается тяжестью. Он должен был догадаться, должен был подумать дважды, нет, трижды и отказаться от приглашения — вежливо и бескомпромиссно. Они бы точно ничего не потеряли от его отсутствия, ну а он… смирился бы. Не впервой.

Воздуха будто становится меньше, внутри зарождается гадкое трусливое желание выскочить наружу, чтобы вдохнуть полной грудью и уйти, не оглядываясь. Но едва Эдди дёргается, чтобы сделать шаг назад, в спину вдруг тыкается что-то мягкое, плечи обхватывают пахнущие сигаретами и лавандой руки.

— Эдди, — голос Беверли щекочет ухо, Эдди вспыхивает факелом, мигом поняв, во что именно упираются его лопатки, — рада, что ты всё-таки пришёл. Прости, что не встретила — опять кровь пошла. Пришлось повозиться, чтобы справиться с ней, и, знаешь, твои вчерашние советы оказались кстати. У меня ушло куда меньше времени.

Обвившие плечи руки сжимаются сильнее — Эдди кажется, что он сейчас задохнётся от неловкости и непонимания, как реагировать. Но затем Беверли отстраняется и шагает в сторону, чтобы поприветствовать остальных. Билла и Бена она обнимает, Майка звонко чмокает в щёку, Ричи и Майку номер два шлёт воздушные поцелуи, которые Ричи с карикатурными кривляниями ловит и прижимает к груди. Всё это Эдди отмечает на автомате, пытаясь встать так, чтобы иметь возможность видеть всю комнату.

Та оказывается не такой уж большой: два основательно потёртых дивана у стены, длинный, сплошь покрытый трещинами кофейный столик, небольшой книжный шкаф, в котором большая часть полок отсутствует, кресло с разодранным подлокотником и инструменты. Эдди далёк от мира музыки примерно как Стэн от своих ортодоксальных предков, поэтому мысленно отмечает несколько гитар разной длины, барабанную установку — явно современную, потому что в клипах, которые смотрела мама, играли на настоящих барабанных оргиях — иначе не назовёшь. И гладильную доску. Последнее вызывает у Эдди сразу несколько вопросов.

— Ну что, мы сегодня будем репетировать? — закончив раздавать знаки внимания, спрашивает Беверли. Она достаёт сигарету, двигает ближе пепельницу и, плюхнувшись на диван, с улыбкой кивает Эдди, чтобы тот последовал её примеру.

Эдди этого совсем не хочется, но одеревеневшие от долгого стояния ноги начинают неметь, поэтому он сдаётся — стискивает кулаки и, игнорируя взгляды, усаживается рядом с Беверли. Коленки отзываются надрывным хрустом — как раз в тот момент, когда в помещении виснет тишина. Щёки и шею Эдди обдаёт стыдливой краснотой. Ему хочется съёжиться, впитаться в покрытую разводами обивку дивана. Однако спасение приходит откуда не ждали.

— О, у тебя тоже проблемы с суставами? — участливо спрашивает Бен и хлопает себя по пухлым бёдрам. — Сочувствую. У меня из-за лишнего веса с раннего детства эта хрень, заколебала уже.

Стянувшее грудь напряжение рассеивается, сменившись душевной благодарностью. Эдди смотрит на Бена как на восьмое чудо света, улыбается и кивает.

— Не то слово. Иногда кажется, что однажды мои коленные чашечки пристрелят кого-нибудь. Хрен знает, как потом объяснять судье, что я всего лишь пытался присесть.

Он затыкается, увидев, как округляются глаза Бена. «Столичные детишки, — менторским тоном говорит Стэн в его голове, — у них своё чувство юмора, мы привыкнем». Жаль, что его слова так и не стали пророческими. Эдди до сих пор чувствует себя деревенщиной в тусовке золотой молодёжи, а из-за местного слэнга первые месяцы он и половины не понимал из того, о чём общались одногруппники. Однако если со специфическим подростковым языком он худо-бедно сладил, шутки так и остались за гранью доступности.

Эдди сглатывает, нервно облизывает пересохшие губы, думая, что надо бы извиниться, ведь объяснить свой всратый юмор он не сумеет, даже если ему начнут угрожать ножом. Но затем Ричи громко хрюкает, прикрыв рот ладонью, и остальные взрываются многоголосым хохотом.

— Бев, где ты, говоришь, поймала этого чувака? — сквозь всхлипы выдавливает Ричи.

— В туалете, — с улыбкой отвечает Беверли и опять подмигивает Эдди.

— Скажи, что в женском, не разочаровывай меня.

— В женском.

— О господи!

Смех становится громче, Ричи почти стекает с дивана, хлопая брата по руке ладонью. Эдди не знает, куда себя деть от смущения. С одной стороны, ему лестно, приятно и всё такое, но, с другой, он по-прежнему не может отделаться от ощущения, что это всё не взаправду. И что стоит ему выйти из этой комнаты, карета превратится в тыкву, а он — в мнительного, отпугивающего всех истерика. Стэн не раз и не два разговаривал с ним на эту тему, объяснял, что болячки Эдди — плод воображения излишне заботливой матушки, но он всё равно чувствует себя воздушным шариком в комнате с шипами.

Успокоившийся раньше остальных Билл усаживается рядом с Эдди и обхватывает его плечи рукой.

— М-мы тебя отмажем, если что, — уверенно говорит он, глядя на Эдди так, что сердце невольно замирает. — К тому же, — его глаза вдруг хитро сверкают, соскальзывают в сторону дивана, на котором валяются Ричи и Майк, — у нас есть Р-Ричи, всегда можно подставить его.

— Минуточку! — с успехом перекричав новую волну смеха, вскидывается тот. — С какого это хрена?!

— С такого, — передразнивая его интонацию, фыркает Майк, — что ты всё равно отпиздишься.

— Да в смысле?! — Ричи вскакивает с дивана, нависает над ехидно улыбающимся братом. — А кто будет играть на соло гитаре? Кто будет петь, создавать атмосферу в группе, писать вам фантастические оригинальные песни, в конце концов? Ваша честь, — он бросает взгляд на Билла, — я протестую!

— Ой, да про сиськи и я смогу написать, — закатывает глаза Майк Хэнлон.

— Вот именно, — подхватывает Билл, — п-протест отклонён.

Ричи, издав забавный звук, набирает воздуха в грудь.

— Эдс, — Эдди дёргается от неожиданности, — нас тут не ценят, давай уйдём.

— Кто это тебе сказал, что мы Эдди не ценим? — прищуривается Беверли. В её губах зажата дымящаяся сигарета, в глазах пляшут черти, когда она встряхивает чёлкой, с вызовом глядя на Ричи.

Ричи в ответ всплескивает руками.

— Очевидно, что его скоро постигнет та же участь! — эмоционально говорит он. — Только я смогу его защитить от вашей немотивированной жестокости. Эдс, идём, оставим этих абьюзеров травиться своим же ядом.

Он протягивает ладонь, и Эдди зачем-то хватается за неё. Он настолько заворожен атмосферой этого места, общением друзей, которые знают друг друга настолько хорошо, что не реагируют ни на тон, ни на шпильки, что не чувствует своего тела. Однако полыхнувшее после этого в глазах Ричи пламя заставляет его опомниться.

— Стоп-стоп-стоп! — Беверли спихивает руку Ричи, закрывает Эдди спиной. Пепел с её сигареты падает на джинсы, Эдди в ужасе вытягивает шею, пытаясь понять — остался ли след. — Эдди привела я, не вздумай украсть у меня парня!

Ричи, ахнув, прижимает ладонь к груди.

— Бевви, детка, у тебя их и так два штуки! — Он кидает многозначительный взгляд на Билла, затем оглядывается на Бена. Тот вспыхивает так ярко, что цвет его кожи почти сравнивается с мерцающим кончиком сигареты. — Ну куда тебе третьего?

Эдди цепенеет. Ему кажется, что это уже перегиб, за такие шутки можно и по лицу схлопотать. Но Беверли на провокацию не ведётся, как и Билл, который заталкивает Эдди подмышку.

— Завидуешь, Ричи Тозиер? — прищуривается она.

— Разумеется! — с готовностью кивает тот. — Я, может, тоже хочу своё «долго и счастливо» с домиком в горах, пенсией, одним ингалятором на двоих и витаминными уколами в жопу вместо «доброго утра» и «спокойной ночи». Эй, Эдс, Эдди, послушай, — он наваливается на Беверли, которая с визгом упускает из пальцев сигарету, они с Биллом буквально вдавливают крякнувшего Эдди в спинку дивана, — обещаю, мы заведём всего парочку собак, три канарейки и кошку — все они будут лысыми, если у тебя аллергия. Господи, да у нас даже дети будут лысыми, если понадобится, я позабочусь об этом. Ну же, ну! Соглашайся!

У Эдди кружится голова от недостатка воздуха, давления сразу трёх тел и желания расхохотаться. Он ведь думал, что это он с прибабахом, странный мальчик со странными тараканами, с которым никто не может найти общий язык. А тут целая толпа таких же. И каждый из них уникален в своей придури.

— Ну всё, хватит, вы Эдди там вообще нахрен раздавили, — просачивается сквозь возню ворчливый голос Майка номер один.

Спустя мгновение тройной вес исчезает. Эдди распрямляется, делает первый судорожный вдох и тут же закашливается. Он шарит в кармане куртки, молясь, чтобы ингалятор не пострадал, и облегчённо мычит, поняв, что тот цел. Эдди суёт его в рот, нажимает кнопку и, прикрыв глаза, выдыхает.

— Ну как? — заботливо спрашивает Бен, когда Эдди убирает ингалятор обратно в карман.

— Не передумал ещё дружить с нами? — подхватывает Ричи. — Мы ведь ебанутые — сам видишь. Угробим в тебе мамину детку, отучим мыть руки перед едой, заставим ругаться — всё такое. Страшные дела будут твориться, точно тебе говорю.

Губы Эдди против воли растягивает улыбка.

— Не передумал.

Билл хмыкает. Поднявшись на ноги, он протягивает Эдди руку, за которую тот с готовностью хватается, и улыбается.

— Тогда добро п-пожаловать к неудачникам, — говорит он.

Эдди думает, что он попал в рай. А ещё — что в следующий раз надо будет обязательно взять с собой Стэна.